"Хищная любовь" - читать интересную книгу автора (Диденко Борис)

МЫ – НЕ ОНИ! ОНИ – НЕ МЫ!
Люди amp; нелюди

Почему же хищных гоминид меньше в численном выражении? Ведь они уже могут распрекрасно жить, питаться и размножаться сколько им будет угодно. Где же все эти «победители»? Почему они не заполнили Земной шар полностью? Ведь всё в их руках в этом мире, они же его князья. Что им мешает? Что за такие ещё социальные механизмы не дают установиться на Земле этакой хищной «поголовности»? Жили бы себе как хотели – убивали, грабили, ни перед кем оправдываться не надо, строить из себя честных людей незачем! Все вокруг – такие же как они! Чем для них не «благодать»?!

Первый фактор это – их постоянное взаимоуничтожение. Они же все – «крутые», все как на подбор – герои, бандиты, в «худшем» случае – трусливые, но зато страшно коварные, приспособившиеся наносить смертельные удары неожиданно, исподтишка, руками наёмников. Подобное перенасыщенное хищностью состояние долго не продержится. Как только им становится тесно, следует «передел зон влияния».

Понятно также, что им жизненно необходимы нехищные люди, «стадо» в качестве субстрата, на котором они паразитируют. Иначе им бы пришлось работать, вкалывать и, не приведи господь, – честно, что равносильно для них психической пытке. Самим возделывать землю, самим стоять у станка, самим «рубать уголёк» в шахтах, – такого ужаса им не пережить, – это как волка пытаться содержать в конуре на цепи. Если они где и работают, то только там, где можно украсть, как-то неправедно обогатиться, сделать быструю карьеру.

Их предельный эгоизм (опять же производная хищности) отвлекает их от задач продолжения рода, заботы о потомстве. Такие настроения передаются их детям, что и приводит к процессам вырождения, во всяком случае – к сокращению численности хищного поголовья. Даже тот факт, что они частенько оставляют своим детям значительное наследство, богатство (обычно неправедно нажитое или добытое откровенно преступным путём), не приводит к буйному росту генеалогических древ хищных гоминид. Наследственный эгоизм потомков, их свары между собой, привычка к роскоши и возможность сразу же удариться в разгул, окунуться в омут гедонистических утех, – всё это губит хищную поросль на корню..Это не обездоленный диффузный человек, у которого ничего нет, «кроме» галдящего выводка замурзанных детишек, в которых он души не чает. И пока хищные гоминиды всех подряд, в том числе, и друг друга насилуют, режут и «мочат», диффузные люди размножились до предела, планета уже стала тесной.

И ещё один фактор – сексуальная извращённость. Инцест, педофилия, бисексуальность (часто в латентных, скрытых формах, но не менее значимых для почти нулевого репродуктивного итога), – тоже, как следствие, приводят к вырождению, во всяком случае, весьма способствуют ограниченной рождаемости хищных гоминид. У нехищных людей нет влечения к сестрам, детям, матерям, они «не отвлекаются» на такие занятия. А у хищных гоминид оно есть и было всегда.

Учёные объясняют запрет на инцест у древних людей, якобы, пониманием теми опасности появления уродств у детей при близкородственных половых связях. Это явная чепуха. Древние не смогли бы проследить имеющуюся здесь причинно-следственную связь. Тем более, при существующем промискуитете, неразборчивости связей, не говоря уже о свойственном им пралогическом мышлении. Дело в том, что у нехищных людей попросту не было влечения к СВОИМ. Сексуальное влечение к детям (педофилия) у нехищньк людей надёжно блокировано этологическим комплексом защиты инфантильностью. Он присущ всем нормальным (не патологическим) особям любого вида высших животных – детёнышей обычно не трогают, даже свирепые хищники «не обижают детей», К детям не было влечения, ибо срабатывала именно эта «защита инфантильностью». У нехищных людей поэтому напрочь отсутствует сексуальное влечение к детям (лёгкая сексуальная окраска отношений отца и дочери, матери и сына в счёт не идёт – это просто некий непроизвольный «шлейф» отношений мужчины и женщины вообще). Точно так же у них нет подобных «позывов похоти» в отношении родственников, т.е. инцест им чужд как таковой. Нет влечения к сестрам. Пусть даже красавица-раскрасавица, а вот нет «страстного желания обладать ею». Нет, и всё тут! Она всегда была рядом, была своей, и незачем добиваться её – таков, видимо, этот интроспективный психологический механизм. Именно по этой причине, и ни по какой иной, в древности не было кровосмешения у людей. Наши предки ещё не смогли бы в те дремучие времена провести столь сложный, лонгитюдный (длительный) «селекционный» причинно-следственный анализ, выявить, что инцест тоже приводит к рождению уродов. Ведь уроды рождаются не только от инцеста, и не всегда от него именно, и даже при кровосмешении не обязательно появление дегенеративного потомства. Можно вспомнить браки фараонов со своими сестрами. Это – очевидно. Для подобного анализа нужно не только знать, кто с кем и когда имел связь, и выявить кто в результате именно оной родился, этого мало, ведь нужно было бы ещё и запретит ь подобные связи другим.

Это всё нереально, требует целого законотворческого процесса, да и ещё основанного на научном исследовании. Не тот был тогда уровень, ибо не только понимания процессов размножения не было, но и сам сексуальный быт представлял собой такое неопределённое «тасующееся» действо, что мать и та не всегда бы могла указать подлинного отца её ребенка.

Да и поныне в той же Африке или ещё где, можно наблюдать полную свободу взаимоотношений полов, иллюстрирующую сказанное. Женщину берут замуж лишь только после того, как она докажет свою полноценность, «стельность» – родит от кого-нибудь здорового ребенка. (Замечательный французский фильм «И стал свет», одна из сцен: трое молодых парней приходят к роженице с подарками, каждый из них просит – и не без оснований! – считать отцом её ребенка и, соответственно, мужем именно его. Она, правда, отказывает всем троим.)

А у хищных гоминид все эти психологические структуры нарушены исходно, априорно. Точнее, их мозг именно таким образом оформлен морфологически. Поэтому они и испытывают сексуальное влечение не только к НЕ СВОИМ (не родным женщинам), но ко всем подряд, они «малоразборчивы». Они способны изнасиловать и собственных детей – достаточно вспомнить многочисленные газетные публикации о подобных проявлениях чудовищного «отцовского чувства», и для хищных гоминид этакая «любовь» в порядке вещей. Когда-то их предки обратили свою агрессию на сородичей, что и закрепилось генетически, стало видовым признаком, определило их «стиль жизни» на многие-многие сотни лет вперёд.

Все указанные факторы отвлекают хищных гоминид от репродуктивного поведения уже тысячи лет, сотни поколений. «И чадолюбивый крестьянин оставлял обычно больше детей, чем ловеласы, донжуаны, мессалины и клеопатры всех социальных уровней, времён и народов» [31]. Как малочисленные народности в своё время не успели, не смогли размножиться, а сейчас – уже поздно: не дают соседи, тесно, некуда. В итоге, этот своеобразный «стиль» хищных гоминид пагубно (для человечества – благотворно!) сказывается на их численности. Т.е, всё обстоит так же, как в животном мире: совокупная численность хищных видов на порядок (в 10 раз) меньше в сравнении с нехищной фауной. Человечество в этом плане выглядит, как страшная карикатура на весь остальной животный мир. Отношения, подобные межчеловеческим: войны, предельно безжалостная эксплуатация, паразитизм – существуют лишь у существ, весьма далёких от высокого интеллекта – у рыб, пресмыкающихся, насекомых.

Таким образом, представители хищных видов, в обязательном порядке – потенциально или реально – всегда и бисексуальны, и педофильны, и инцестуозны! И само собой, «в идеале», – некрофильны! Хищность, им присущая, носит направленность на людей, на всех людей – они не различают! В том числе – и на детей, и на родственников. Вот и происходит сублимация гипертрофированной агрессивности в «любовь» к ним: воспламенение чудовищной похотливой страсти к детям (как собственным, так и чужим), к сестрам, братьям, матерям и отцам. Вспомним императоров эпохи эллинизма – с именами-прозвищами и звучными, и созвучными в нашем контексте: Филоматор (любящий мать), Филопатор (любящий отца), здесь «любовь» понимается именно в современном хищном смысле – «заниматься ею». Все те многочисленные случаи изнасилования родителями-отцами собственных детей (как и склонение к сожительству матерями собственных сыновей) – всё это «арии из той же оперы», яркие образчики проявления хищности.

Или же, наоборот, среди родственников, бывает, вспыхивает столь же яростная ненависть – спутница той же – и такой же страстной! – «любви». Сюда настоятельно просятся случаи подобной «контрастной, инверсной любви» – садистское обращение с собственными детьми и другими родственниками, вплоть до убийства. Тщательно скрывается, замалчивается пропагандой необычайно широко распространившаяся практика избиения детей в семьях (особенно это касается внешне столь благополучных стран «золотого миллиарда»). С детьми эксцессы садизма более распространены, те более беззащитны, нежели взрослые. Понятно, что вслед за детьми, согласно «шкале беззащитности», в очередь жертв насилия попадают женщины. Часть таких садистских и сексуальных эксцессов имеет место и среди нехищных людей, что является либо проявлением психопатологии, либо обусловлено уродливыми, травмирующими психику социальными факторами, – беспросветной нищетой, алкоголизмом, наркоманией и т.п.

Страшный пример нарушения «защиты инфантильностью» являют миру цыгане. Это – ярко выраженный суггесторный этнос. Жулики, перекупщики, артисты, воры – заставить их честно работать невозможно. Лишь доли процента таборных цыган переходят к оседлой жизни, честному труду. Как, например, «классические» кузнецы-цыгане в недавнем прошлом; это, по-видимому, диффузный, нехищный и достаточно немногочисленный компонент цыганского этноса. Правда, среди «рромале», вероятно, есть и суперанималы. Это – т.н. «цыганские бароны» и «начальники» таборов. По крайней мере, если не все, то часть из них, отличающихся необыкновенной жестокостью. По наблюдениям чешских педиатров [36]. цыганки-матери ни за что не хотят отдавать своих заболевших детей в государственные больницы. Голосят, скандалят, грозят покончить с собой, а если и отдают, то делают это с крайней неохотой, их стенания продолжаются чуть ли не по часу – для них это страшное горе, до того сильна у них эмоциональная связь с детьми. Но если всё же отдадут, то через пару недель, когда приходит время забирать вылеченных ребятишек из больницы, цыганки-матери совершенно охладевают к своим – ещё так недавно горячо любимым – чадам. И даже не узнают их. Часто приходится отдавать этих детей в приюты, «горячо любящие» матери отказываются от них совсем.

Вероятно, по точно такой же «психологической схеме» хищные мужчины легко и навсегда расстаются со своими, буквально накануне «горячо любимыми», пассиями. Да ещё и прихватывают что-нибудь из дорогих безделушек и мелких вещиц «на добрую память». Имеется даже такой критерий: мужчина проявляет себя не в том, как он покоряет женщин, а в том, как он расстаётся с ними.

В общем случае, можно утверждать, что среди достаточно развитых нехищных людей – в нормальных условиях, в здравом уме и в трезвом виде – неприемлемы и никак невозможны ни гомосексуализм (здесь, понятно, не учитываются упомянутые ранее «безобидные, простительные» формы гомосексуализма, напрямую связанные с патогенными гормональными факторами, равно как и с нарушениями психофизиологии), ни инцест, ни педофилия. Всё это множество проявлений перверсий связано с превышением нормального уровня человеческой агрессивности и с нарушением её характера и выраженности, при этом она и приобретает свой патологический (с точки зрения нормальных людей) характер. Агрессивность следует считать «нормальной и оправданной», если она имеет в своих общих чертах оборонительный характер, или же она направлена и проявляется в отношении к другим существам, как-либо отличающимся от людей, и к тому же, несущим явный вред. Поэтому такая же самооборонительная практика насилия совершенно оправдана и в отношении к нелюдям. Они – это не мы! Мы – не они!

Точно такое же «самоопределение» существует и в сексуальной сфере. Женщины для мужчины – не свои, они – не мы! Они разительно отличны от мужчин и необычайно притягательны. Но уже сестра – своя по семье. Как агрессивность оправдана лишь оборонительная, так и сексуальность имеет право «на жизнь» лишь в случаях естественной её направленности. У хищных же гоминид эти оба эти «чувства» направлены на всех, в том числе и на индивидов, никоим образом не желающих того: жертвы насилия, принуждения, издевательства, совращения и т.д.

По отношению к детям срабатывает отмеченный механизм «защиты инфантильностью», общий для всех высших животных. За печальным исключением, как это должно уже стать понятным, хищных гоминид, которые и начали-то некогда свою адельфофагическую практику именно с поедания приплода, детей суггерендного (диффузного) вида. Хотя есть и в животном мире такие же мерзкие, другого слова не подберёшь. «единомышленники» хищных гоминид. Например, львы – «цари зверей» (тоже «элита»!) – в голодное время способны пожирать львят собственного прайда. Но главным образом, столь жестокое поведение свойственно самым низшим представителям животного царства: рыбам, птицам, рептилиям, насекомым и вот ещё – в дополнение к пираньям и крокодилам – иным «человекам разумным».

На этом принципе дихотомического разделения «своих» и «чужих» зиждилось оправдание (исторически ошибочное, но психофизиологически – совершенно естественное) древними людьми тогдашних межплеменных войн: каждая популяция считала людьми исключительно только лишь себя, а окружающих – нелюдями; точно так же в свою очередь рассуждали и остальные. Знания и понимания того, кто и как начал всё это смертоубийство, у людей не было, они все были в угаре кровавого тумана «импринтинга человекоубийства», жуткого последствия «адельфофагии». Всё катилось по инерции аж до «осевого времени» (800-200 гг. до новой эры), когда разум одержал свою первую победу в истории, когда духовно передовая часть людей осознала себя в качестве разумных личностей, выделились «стадные» лидеры (Будда, Конфуций. Моисей) и в мире обрела своё существование доктрина гуманности [48]. Хотя, судя по дальнейшей истории и современности, нехищность лидеров остаётся под большим вопросом, во всяком случае это большая редкость, обычно осёдлывают народный гнев, недовольство простых людей именно хищные гоминиды. Они чувствуют тенденции («чуют носом, куда дует ветер») и быстро, хищно этим пользуются, из их-то среды и выходят «народные вожди и пастыри» (демагоги и шарлатаны, соответственно), сводящие обычно к нулю все позитивные результаты народных движений.

Так что несмотря на осознание людьми всей пагубности этой смертельной взаимной розни, движение страшного кровавого колеса «человекоубийства» не прекратилось и посейчас, а лишь стало сопровождаться «подпрыгиванием» – военными конфликтами глобального накала. Англосаксы уничтожали индейцев, тасманийцев и другие народы именно под этим «флагом»: якобы, присущей этим экзотическим – на взгляд европейцев – существам недочеловечности. Появление, самое-самое начало этого смертоубийства ещё можно как-то понять, хотя и не оправдать: ну, где-то в чём-то ошиблись люди, с кем не бывает! Но даже потом, когда уже стала всем ясна бесчеловечность геноцида, наука «выяснила». а «просвещённая, цивилизованная» – западноевропейская и североамериканская – часть человечества с неохотой, но признала, что и индейцы, и негры – тоже люди, тем не менее жуткая практика истребления народов продолжилась. Это нельзя объяснить ничем, как только охищненностью этих самых «цивилизаторских» народов.

И здесь – разница очевидна. Наиболее охищненные – англосаксонские нации – продолжали, как ни в чём ни бывало, своё чёрное, нелюдское дело истребления «мешавших» их бизнес-гешефту «отсталых, примитивных» народов. В то время как испанцы, и особенно португальцы начали более-менее мирно ассимилироваться с колонизируемыми нациями. Так, например, возникла этнически пёстрая, но лишённая расово-националистических конфликтов, Бразилия. Примечательно, что в Латинской Америке возник культ «настоящего мужчины», т.н. «мачадизм», частично впитавший в себя избыточную хищность. Он характеризуется, в частности, пренебрежительным отношением к женщине.

Проявили свою хищную красу и религиозные конфессии. Американские протестанты – «покорители дикого Запада» – уничтожали индейцев без малейшего колебания и самыми бесчеловечными способами: травили, охотились на них как на зверей, продавали им заражённые оспой одеяла. Именно они внедрили, во всяком случае, сделали обыденной жуткую практику снимания скальпов – для облегчения расчётов с «охотниками-промысловиками» («учёт трупов – азбука капитализма»). Первопроходцы же католики (в частности, в Канаде) к индейцам относились достаточно терпимо, сносно, во всяком случае не убивали их, как койотов, по обычаю злобных и корыстных протестантов. Неким «заповедником» этой протестантской охищненности является ныне Северная Ирландия (Ольстер) – с постоянными спектаклями бессмысленной агрессивности «оранжистов».