"Симулакрон" - читать интересную книгу автора (Дик Филип Кайндред)Глава 4Главный звукотехник ЭМП в изумлении глядел на то, как Нат Флайджер волок к вертолету свой "Ампек Ф-A2". - И вот этим вы собираетесь его записывать? - простонал Джим Планк. Боже мой, модель "Ф-A2" вышла из употребления еще в прошлом году! - Если вы не умеете обращаться с нею… - начал было Нат. - Умею, умею, - проворчал Планк. - Я пользовался червячками раньше. Просто у меня такое ощущение, что вы вместе с ним пользуется еще и старинным угольным микрофоном. - Ну-ну, - произнес Нат и добродушно похлопал Планка по спине. Он знал его вот уже много лет и привык к нему. - Не беспокойтесь. Мы прекрасно управимся. - Послушайте, - озираясь по сторонам, спросил Планк, - в самом деле вместе с нами в этой поездке будет участвовать дочь Лео? - Да, в само деле. - А ведь присутствие в составе нашей группы этой Молли Дондольдо может означать кое-какие осложнения - вы понимаете, что я имею в виду? Нет, едва ли. Поймите меня, Нат, я не имею ни малейшего представления о том, в каких вы сейчас отношениях с Молли, но… - Лучше побеспокойтесь л том, чтобы хорошо записать Ричарда Конгросяна, - коротко отрезал ему Нат. - Разумеется, разумеется, - Планк пожал плечами. - Это ваша жизнь, ваша работа и ваш проект, Нат. Я что? Всего лишь раб, который делает то, что вы велите. Он нервно провел слегка трясущейся рукой по своим редеющим, с проблесками седины, волосам. - Мы готовы к отправлению? Молли уже забралась внутрь вертолета и теперь сидела, читая книгу и не обращая внимания на мужчин. На ней была цветастая ситцевая блузка и шорты, и Нат отметил про себя, насколько неподходящим был этот ее наряд для того прокисшего от дождей климата местности, куда они направлялись. Интересно, была ли вообще когда-нибудь Молли на севере? Орион и Северная Калифорния практически обезлюдели после катастрофы 1980 года. Они очень пострадали от управляемых ракет красных китайцев и, разумеется, от выпадения радиоактивных осадков в течении следующего десятилетия. По сути уровень радиации в этих местах до сих пор еще был весьма высоким, однако, как утверждали специалисты из НАСА, теперь он уже не представлял серьезной опасности. Пышная тропическая растительность, буйство разнообразных форм, обусловленное радиоактивными осадками… Заросли лесов, которые теперь приобрели едва ли не тропические качества… И почти никогда не прекращающиеся дожди; частыми и обильными они были и до 1990 года, теперь же превратились в непрерывные ливни. - Готовы, - сказал Джиму Планку Нат. Не выпуская торчавшую между зубами незажженную сигару "Альта Камина", Планк произнес: - Тогда поехали - мы и твой ручной глист. Записывать величайшего безрукого пианиста нашего столетия. Послушай, Нат, вот какая шутка пришла мне в голову. В один прекрасный день Ричард Конгросян попадает в аварию в общественном транспорте; он весь в переломах и ушибах в результате аварии, а когда через некоторое время с него снимают все бинты - его! А ведь у него отрасли руки! - Планк сдержанно рассмеялся. - И поэтому он уже больше не в состоянии играть. Опустив книгу, Молли спросила подчеркнуто холодным тоном: - Мы, что, подразвлечься собрались во время этого перелета? Планк зарделся, пригнулся и стал копошиться в своей записывающей аппаратуре, проверяя ее работоспособность. - Прошу прощения, мисс Дондольдо, - извинился он, хотя голос его звучал совсем не виновато; в нем сквозило едва сдерживаемое негодование. - Вот и поднимайте в воздух свой вертолет, - предложила Молли и вернулась к своей книге. Это была запрещенная книга социолога двадцатого столетия Райта Миллса. Молли Дондольдо, подумалось Нату, не в большей степени гест, чем он или Джим Планк, однако совершенно спокойно у них на глазах читает то, что запрещено читать лицам, принадлежавшим к их классу. Замечательная женщина, во многих отношениях, восхищенно отметил он про себя. - Не будьте такой строгой, Молли, - улыбнулся он. Не поднимая глаз, Молли заметила: - Терпеть не могу остроумия испов. Двигатель вертолета завелся с полуоборота; умело обращаясь с органами управления, Джим Планк быстро поднял его высоко в воздух, и они отправились к северу, пролетая над прибрежными шоссе и Имперской Долиной с ее густо переплетенной сетью каналов, простиравшихся до самого горизонта. - Судя по всему, полет будет прекрасным, - сказал, обращаясь к Молли, Нат. - Я это чувствую. Молли в ответ только пробурчала: - Вы лучше бы побрызгали водичкой своего червяка или как там его еще называют. Откровенно говоря, то я предпочитаю, чтобы меня оставили в покое, если вы не возражаете. - Что вам известно о трагедии в личной жизни Конгросяна? - продолжил однако беседу с ней Нат. Некоторое время она молчала, затем пояснила: - Она в какой-то мере связана с выпадением радиоактивных осадков в конце девяностых годов. Как мне кажется, речь идет об его сыне. Но никто не знает ничего определенного; я не располагаю какой-либо закрытой информацией, Нат. Хотя и ходят слухи, будто его сын - чудовище. Нат еще раз ощутил холодок страха, который уже пришлось ему испытывал раньше при мысли о необходимости посещения Конгросяна. - Пусть это вас не сильно расстраивает, - сказала Молли. - Ведь со времени осадков девяностых годов отмечено очень много особых случаев рождения. Неужели вы сами этого не замечаете? Я - так даже очень часто замечаю. Хотя, может быть, вы предпочитаете прятать глаза при виде таких детей. Она закрыла книгу, обозначив место, где она читала, загнутым углом страницы. - Это цена, которую мы платим за нашу во всех иных отношениях незапятнанную жизнь. Боже мой, - Нат, вдруг поморщилась она, неужели вам удалось свыкнуться с этой штуковиной, с этим рекордером "Ампек", от которого у меня холодок пробегает по коже, от всего этого мерцания и возбужденного состояния этого существа? - и затем продолжила. - Возможно, уродство сына обусловлено факторами, каким-то образом связанными с парапсихическими способностями его отца; может быть, сам Конгросян винит в этом себя, а не радиацию. Спросите у него, когда туда доберетесь. - Спросить у него? - эхом повторил Нат, ужаснувшись от одной мысли об этом. - Разумеется. А почему бы и нет? - Совершенно безумная идея, - сказал Нат. И, как это нередко у него бывало во взаимоотношениях с Молли, ему опять показалось что она была чересчур уж суровой и агрессивной: не женщина, а настоящий мужик, да и только. Была ей внутренне присуща какая-то душевная черствость, что не вызывало у него особого восторга. Молли была слишком уж интеллектуально ориентированной, ей не доставало мягкости, добросердечия ее отца. - Почему вам захотелось принять участие в этой поездке? - спросил он у нее. Определенно не для того, чтобы послушать, как играет Конгросян; это было очевидным, подумал он. Возможно, причиной был его сын, этот специфический ребенок, - Молли всегда влекло к чему-то необычному. Он же испытывал к таким вещам отвращение, хотя внешне ничем этого не показал. Ему даже удалось улыбнуться, глядя на нее. - Я просто обожаю Конгросяна, - спокойно объяснила Молли. - Для меня будет особым удовольствием повстречаться с ним лично и послушать его игру. - Но ведь я сам слышал, - сказал Нат, - как вы говорили, что сейчас плохо расходятся псионические версии Брамса и Шумана. - Ну почему вы, Нат, не способны отделить свою личную жизнь от дел фирмы? Мне очень по вкусу стиль Конгросяна, но это вовсе не означает, что его будут бойко раскупать. Видите ли, Нат, последние несколько лет у нас очень хорошо расходятся все разновидности народной музыки. Я бы даже осмелилась сказать, что такие исполнители, как Конгросян, какими бы популярными они ни были в Белом Доме, являются анахронизмами, и мы должны быть максимально бдительными, чтобы и нас самих вместе с ними не постиг экономический крах. Она слегка улыбнулась ему, лениво ожидая, какою будет его реакция. - И открою вам еще одну причину, по которой мне захотелось лететь. Вы и я сможем провести очень много времени вместе, досаждая друг другу. Только вы и я, в течении всей поездки… мы можем остановиться в мотеле в Дженнере. Вам это не приходило в голову? Нат затаил дыхание. Теперь ее лицо расплылось в улыбке. Как будто она в самом деле потешалась над ним, отметил он про себя. Молли может вертеть им, как ей вздумается, может заставить его сделать все, что только пожелает. Они оба знали это, и это доставляло ей удовольствие. - Ты хочешь на мне жениться? - переходя на доверительный тон, спросила у него Молли. - Являются ли благородными твои побуждения в старомодном смысле, характерном для двадцатого столетия? - А твои? - в тон ей спросил у нее Нат. Она только пожала плечами. - Может быть, мне нравятся чудовища. Ты мне нравишься, Нат, ты и твоя червеобразная записывающая аппаратура, которую ты лелеешь и балуешь, будто это жена или любимое домашнее животное. - Я бы точно так же относился и к тебе, - вырвалось у Ната. Но тут он вдруг почувствовал, что за ним наблюдает Джим Планк, и весь ушел в разглядывание местности под шасси вертолета. Их откровенный разговор с Молли - явно смутил Джима. Планк был инженером - простым испом, как выразилась Молли, но человеком очень неплохим, и ставить его в неловкое положение не стоило. И, отметил про себя Нат, меня тоже. Единственным из нас, кому в самом деле доставляли удовольствие разговоры подобного рода, была Молли. Но в этом не было ни малейшего жеманства с ее стороны. И эта последняя мысль полностью избавила его от поднявшегося было раздражения. Автомагистраль с ее централизованно управляемыми автомобилями и другими транспортными средствами, которые поначалу мало различимыми ручьями вливались в широкие потоки утомила Чика Страйкрока. Находясь в кабине своего индивидуального автомобиля он чувствовал себя участником какого-то ритуала черной магии, словно он, как и все остальные водители, доверили свою жизнь силе, о которой лучше и не рассуждать. На само же деле это был простой саморегулирующийся маяк, который корректировал положение его автомобиля, соотнося его с положением других экипажей и придорожных барьеров магистрали. Чик сидел в машине, читая утренний выпуск нью-йоркской "Таймс". Внимание его было всецело поглощено газетой, и вместо того, чтобы разглядывать проносящиеся мимо него индустриальные пейзажи, он размышлял над статьей, речь в которой шла о дальнейшей судьбе открытия на Ганимеде одноклеточных ископаемых организмов. Давно исчезнувшая цивилизация, отметил про себя Чик. Еще один, более глубокий слой вот-вот будет раскопан автоматическими эскалаторами, действующими в безвоздушной среде с почти нулевой силой притяжения, характерной для спутников планет-гигантов. Мы опустились до прямого грабежа, подумалось ему. Углубившись еще на один слой, мы бы могли обнаружить комиксы, противозачаточные средства и пустые бутылки из-под кока-колы. Но они - власти - ничего нам не скажут об этом. Кому охота обнаружить, что вся солнечная система была освоена производителями кока-колы еще два миллиона лет тому назад? Невозможно было, во всяком случае ему, даже вообразить цивилизацию, построенную любой формой жизни, которая не придумала бы кока-колу. В противном случае, имелись ли достаточные основания для того, чтобы назвать ее "цивилизацией"? Однако в этом месте своих невеселых рассуждений он сообразил, что слишком уж позволил разлиться своей желчи. Такое Маури не понравится. Не лучше ли взять себя в руки до того, как переступить порог конторы фирмы? Чтобы паршивое настроение не сказалось пагубно на делах. Ведь бизнес должен продолжаться как ни в чем ни бывало. В этом утверждении сконцентрирован суть наших дней, - если не всего нынешнего столетия. Вот в чем я расхожусь со своим младшим братом - в своей способности ясно различать то, что является по-настоящему существенным при каждом новом жизненном повороте, и не теряться в лабиринте чисто внешних ритуалов. Если бы Винсу это удавалось в такой же мере, как и мне, мы были бы абсолютно одинаковыми. Тогда и жена, скорее всего, не ушла бы от него. А Винса привлекали бы к участию в той программе, придуманной Маури Фрауэнциммером и лично им изложенной самому Зеппу фон Лессинджеру на конференции специалистов по изготовлению эрзац-продукции в Нью-Йорке в 2023 году. Программе в соответствии с которой предполагалось, воспользовавшись результатами экспериментов фон Лессинджера по перемещениям во времени, послать квалифицированного психиатра в 1925 год для того, чтобы вылечить Адольфа Гитлера от паранойи, которую он страдал. Очевидно сам фон Лессинджер предпринял определенную попытку в этом направлении, но приты оставили ее в тайне. Они воспользовались ее результатами для защиты своего привилегированного статуса, отметил про себя Чик. А самого фон Лессинджера теперь уже нет в живых. Что- то пропищало справа от него. Так называемая "рекламка", плотно прилипнув к кузову машины, начала ползти по нему, преодолевая упругий поток встречного воздуха, к щели между дверцей и кузовом. Еще немного -и она протиснется внутрь кабины и обрушится на него самым нахальным образом, столь характерным для всей рекламной фирмы Нитца. Он мог бы, если она протиснется через щель, убить ее. Она была существом смертным. Рекламные агентства однако, подобно самой природе, не скупились насылать целые орды таких существ. Реклама, величиной не больше мухи, начала жужжать свой текст, как только ей удалось пробиться внутрь. - Послушай! Разве ты сам временами не говорил самому себе: бьюсь об заклад, что другие посетители ресторана только и делают, что наблюдают за мною. И теперь ты никак не можешь выбраться из чисто психологического тупика, в который сам себя загнал, не зная, каким же все-таки образом избавиться от этой, такой серьезной, вызывающей у тебя тяжелое душевное расстройство, привычки становиться крайне подозрительным, особенно… Чик раздавил ее каблуком. Визитная карточка напомнила Никель о том, что премьер-министр Израиля уже прибыл в Белый Дом и теперь дожидается ее в приемной с камелиями. Эмиль Старк - стройный, худощавый, всегда имеющий в запасе еврейский анекдот ("Однажды Бог встретил Иисуса, а на Иисусе была…" - что дальше, она не помнила, слишком сонной она еще была). Сегодня у нее была заготовлена шутка для него, которую она позаимствует из доклада комиссии Вольфа. Позже, она в халате и шлепанцах пила кофе и читала утренний выпуск "Таймс", затем отшвырнула газету и взяла документ, который представила ей комиссия Вольфа. Кого они выбрали? Германа Геринга. Она пролистала доклад и очень пожалела, что не уволила генерала Вольфа давным-давно. Высшие армейские чины подцепили совсем не того человека из эры Варварства, чтобы иметь с ним дело. Она понимала это, а вот власти в Вашингтоне согласились с тем, чтобы следовать рекомендациям Вольфа, до них еще не дошло, насколько типичным болваном-солдафоном он был. Но это также показывало и силу армейского генштаба даже в чисто политических сферах в наши дни. Она позвонила Леоноре, своей секретарше. - Скажи Эмилю Старку, чтобы он вошел. Откладывать эту встречу дальше было бессмысленно; так или иначе, но Старк, по всей вероятности, будет доволен. Подобно многим другим, премьер-министр Израиля, несомненно, воображал, что Геринг был простым клоуном. Они так и не переварили материалы Нюрнбергского процесса, прошедшего по окончании Второй мировой войны, если они так считали. - Доброе утро, миссис Тибо, - произнес, улыбаясь, появившийся в гостиной Старк. - Это Геринг, - сказала Николь. - Разумеется, - Старк продолжал улыбаться. - Вы чертовски глупы, - сказала она. - Он слишком ловок - для любого из нас, вам разве это не ясно? Если мы попытаемся вести дела при его посредничестве… - Но к концу войны Геринг потерял расположение Фюрера, - вежливо заметил Старк, усаживаясь за столик напротив нее. - Он был замешан в проигрываемой военной кампании, тогда как гестапо и ближайшее окружение Гитлера только упрочило свою власть. Борман, Гиммлер, Эйхман, чернорубашечники. Геринг понимал, что означает для военной фракции партии поражение в войне. Николь молчала. В ней нарастало раздражение. - Неужели это вас так сильно беспокоит? - вкрадчиво произнес Старк. И мне очевидны связанные с этим трудности. Но ведь у нас достаточно простое предложение, которое мы хотим сделать рейхсмаршалу, разве не так? Его можно изложить в одной незамысловатой фразе, и он поймет его. - О да, - согласилась она. - Геринг поймет. Он также еще поймет, что если отвергнуть наше первое предложение, мы смиримся с меньшим, затем удовольствуемся еще меньшим, и в конце концов… - Она помолчала. - Да, это серьезно меня беспокоит. Как я полагаю, фон Лессинджер оказался прав в своих последних выводах - никому и близко не стоит соваться к Третьему Рейху. Когда имеешь дело с психопатами, трудно не заразиться от них. От общения с ними и сам становишься душевнобольным. - Подумайте еще, - тихо сказал Старк, - о тех шести миллионах евреев, чьи жизни нужно спасти, миссис Тибо. Николь тяжело вздохнула. - Ладно! Глаза ее сверкнули гневом, но израильский премьер спокойно выдержал ее взгляд; он не боялся ее. Не в его привычках было тушеваться перед кем бы то ни было; он прошел долгий путь к этой своей должности, и успех ему был бы заказан, если бы он вел себя иначе. Трусу нечего было делать в его положении. Израиль был - и сейчас, и всегда - небольшой страной, существовавшей между могущественными блоками, которые могли в любой момент, когда им заблагорассудится, стереть ее с лица земли. Старк даже слегка улыбнулся в ответ на ее гнев - или ей только показалось? И от этого еще большая ярость охватила ее. Ярость ощущения собственного бессилия. - От нас вовсе не требуется уладить это дело прямо сейчас, попытался успокоить ее Старк. - Я уверен, ваш ум занят еще и многими другими, не менее важными делами, миссис Тибо. Например, сегодняшним концертом в Белом Доме. Я получил на него приглашение, - тут он похлопал по карману пиджака, - о чем, я в этом не сомневаюсь, вас поставили в известность. Нас ждет прекрасный парад талантов, не так ли? Ведь так всегда бывает на концерте в Белом Доме. - Голос у него был вкрадчивый, мягкий, успокаивающий. - Не возражаете, если я закурю? Он достал из кармана небольшую плоскую золотую коробку, из которой извлек сигару. Вот эти я пробую впервые. Филиппинские сигары из листьев табака сорта "Изабелла". Кстати сказать, ручной работы. - Валяйте, - раздраженно бросила Николь. - Разве Гор Кальбфлейш не курит? - удивленно спросил Старк. - Нет, - ответила Николь. - Он также не удостаивает своим вниманием и ваши музыкальные вечера, верно? Это, по-моему, недобрый знак. Вспомните Шекспира, "Юлия Цезаря". Кажется, так: "Я не доверяю ему, потому что нет места музыке в душе его". Вспомнили? "Нет места музыке в душе его". Разве это не является абсолютно точной характеристикой нынешнего Дер Альте? Я никогда, к несчастью своему, с ним не встречался. А вот иметь дело с вами, миссис Тибо, одно удовольствие, поверьте мне. У Эмиля Старка были серые необычайно смышленые глаза. - Спасибо, - простонала Николь, в душе больше всего желая, чтобы он поскорее ушел. Она ощущала, что он овладел всеми нитями их беседы, и это вызывало у нее досаду и беспокойство. - Видите ли, - продолжил он, - для нас, израильтян, всегда затруднительно вести какие-либо дела с немцами, поэтому я не сомневаюсь в том, что испытывал бы определенную неловкость и во взаимоотношениях с герром Кальбфлейшем. Он выдохнул густое облако сигарного дыма; запах его был ей настолько отвратителен, что она, не стесняясь премьера, сморщила свой нос, а он спокойно продолжал: - Он очень напоминает самого первого Дер Альте, герра Аденауэра, кажется так его звали, насколько мне помнятся учебные исторические фильмы, которых я насмотрелся еще мальчиком в школе. Интересно отметить, что он правил куда более длительный промежуток времени, чем продолжался весь период существования Третьего Рейха… который, как полагали, должен был просуществовать тысячу лет. - Да, - рассеянно согласилась Николь. - А ведь это вполне осуществимо, если мы скажем ему необходимую для этого помощь, прибегнув к использованию аппаратуры фон Лессинджера. Он отвел глаза в сторону. - Вы так считаете? И тем не менее, вы все еще хотите… - Я думаю, - сказал Эмиль Старк, - что если Третьему Рейху предоставить в распоряжение те виды оружия, которых ему недоставало, он мог бы протянуть еще лет пять - хотя и это представляется весьма мало вероятным. Он обречен на гибель самой своей внутренней природой: в нацистской партии совершенно отсутствовал механизм наследования Фюреру. Поэтому Германия распадется на части, превратится в скопище крохотных, злобно враждующих друг с другом государств, как это уже было до Бисмарка. Мое правительство убеждено в этом, миссис Тибо. Помните, как Гесс представлял Гитлера на одном из грандиозных партийных митингов? "Гитлер ист Дойчланд" - "Гитлер есть Германия". Он был совершенно прав. Отсюда вытекал вопрос - что будет после Гитлера? Потоп. И Гитлер прекрасно это понимал. По сути, не исключена даже возможность того, что Гитлер преднамеренно вел свою страну к поражению. Но это весьма замысловатая гипотеза, основанная на психоанализе его характера. Я лично нахожу ее слишком уж фантастично, чтобы в нее поверить. - Если доставить сюда Германа Геринга из его эпохи, - задумчиво произнесла Никель, - сюда, к нам, вы захотите сесть с ним за один стол и принять участие в переговорах? - Да, - ответил Старк. - Я даже настаиваю на этом. - Вы?… - она высокомерно взглянула на него. - Настаиваете? Старк кивнул. - Впрочем, это не удивительно, - заявила Никель. - Наверное, вы считаете духовным воплощением всемирного еврейства или какой-либо подобной мистической организации. - Я являюсь официальным представителем государства Израиль, возразил Старк, - по сути, его наивысшим должностным лицом. - Это правда, - спросила Никель, - что ваша страна намерена в самом ближайшем будущем осуществить рекогносцировочный полет на Марс? - Вовсе не рекогносцировочный полет, - возразил Старк. - Транспортную операцию, целью которой является организация там первого нашего кибуца, разумеется, в его современном виде. Марс, так сказать, весь подобен огромной пустыне Нехеб. Когда-нибудь мы на нем будем выращивать апельсины. - Удачливый народец, - бросила сквозь зубы Никель. - Пардон? - Старк приложил ладонь к уху - он не расслышал ее слов. - Вам везет. У вас есть сила воображения. А чем мы располагаем у себя в США?… - овна призадумалась. - Это нормы. Стандарты. Нам свойственен очень приземленный образ мышления. Черт бы вас побрал, Старк - вы совсем меня расстроили, даже не знаю, почему. - Вам следовало бы посетить Израиль, - предложил Старк. - Вам там будет очень интересно. Например… - Например, я могла бы там перейти в иудейскую веру, - усмехнулась Никель. - И принять имя Ребенка. Послушайте-ка, Старк, что-то я совсем заговорилась с вами. Мне очень не нравится вся эта затея, изложенная в докладе Вольфа, - как я полагаю, такое широкомасштабное вмешательство в прошлое слишком рискованно, даже если это и может привести к спасению шести миллионов жизней ни в чем неповинных людей. Вспомните-ка, что случилось, когда мы делали попытки послать специального убийцу в прошлое, чтобы он уничтожил Адольфа Гитлера в самом начале его политической карьеры: кто-то или что-то мешало нам всякий раз, когда мы пытались это сделать, а попыток таких мы предприняли целых семь! Я знаю - в этом я даже уверена - что нам препятствовали агенты из будущего, из той эпохи, что последует за нашей. Если кто-то один способен порезвиться, используя систему фон Лессинджера, то на это способны и двое. Бомба в пивном зале, бомба в агитсамолете… - Не такая попытка, - сказал Старк, - будет с восторгом встречена неонацистскими элементами. Они будут рады оказывать вам всяческое содействие. - И этим вы хотите поднять мое настроение? - с горечью в голосе произнесла Никель. - Вы должны были бы лучше других понять, насколько это дурное предзнаменование. Какое- то время Старк ничего не говорил. Он только курил свою филиппинскую сигару ручной работы и угрюмо посматривал на собеседницу. - Мне, пожалуй, сейчас самое время откланяться, миссис Тибо, наконец сказал он. - Возможно, вы правы. Мне бы хотелось поразмыслить над этим, а также посовещаться с другими членами моего кабинета. Мы еще с вами встретимся сегодня вечером на концерте в Белом Доме. Там будут исполняться Бах или Гендель? Я очень люблю обоих этих композиторов. - Сегодня у нас будет программа специально для израильского премьера, - сообщила Никель. - Мендельсон, Малер, Блох, Копленд. Ну как? Она улыбнулась, и Старк улыбнулся ей в ответ. - У вас есть лишний экземпляр доклада генерала Вольфа, который я мог бы взять с собой? - Нет. - Она отрицательно покачала головой. - Это "Гехаймнис" совершенно секретно. Старк поднял бровь. Улыбка сошла с его лица. - Даже Кальбфлейшу не видать его, - подчеркнула Никель. А ведь в ее намерения не входило выпячивать свое положение, и Эмиль Старк, без сомнения, догадывался об этом. Профессиональная проницательность была одним из его неотъемлемых качеств. Николь прошла к своему письменному столу и расположилась за ним. Ожидая, пока он уйдет, она стала просматривать папку с различными краткими сообщениями, которые подготовила для нее секретарша Леонора. Среди ничего особенно интересного не было, внимание Никель привлекло только одна информация. В ней говорилось, что разведчице талантов для Белого Дома Джанет Раймер так и не удалось уговорить великого, но патологически неуравновешенного пианиста-телекинетика Ричарда Конгросяна принять участие в сегодняшнем концерте, так как он внезапно покинул свою летнюю резиденцию в Дженнере и добровольно отправился в один из санаториев для прохождения курса электрошоковой терапии. И об этом никто не должен был знать. Конгросян был известен не только своей мастерской интерпретацией Брамса и Шопена, но и своеобразным, быстрым и очень сильным умом. Пропади все пропадом, с горечью отметила про себя Никель. Что ж, это полностью перечеркивает все, что намечалось на сегодняшний вечер; я вполне могу заваливаться в постель сразу же после обеда. С любопытством взирая на нее, Эмиль Старк продолжал попыхивать сигарой. - Вам имя "Ричард Конгросян" что-нибудь говорит? - требовательным тоном, глядя на него в упор, спросила Никель. - Безусловно. Это некий романтичный композитор… - Он снова болен. Душевно. Уже, наверное, в сотый раз. Или вам ничего об этом неизвестно? Неужели до ваших ушей не дошли слухи об этом? Она в ярости отшвырнула от себя подшивку сообщений, и та соскользнула на пол. Временами мне очень хочется, чтобы он в конце концов покончил с жизнью самоубийства или умер от проведения толстой кишки или еще от чего-нибудь, чем он в действительности заболел, хоть на этой неделе. - Конгросян - великий артист, - кивнул Старк. - Я понимаю вашу озабоченность. Да еще в такое смутное время, когда по улицам маршируют сыны Иова и, похоже, готова воспрянуть и выплеснуться наружу вся пошлость и бездарность. - Этим тварям, - спокойно произнесла Никель, недолго осталось буянить. Поэтому лучше беспокоиться о чем-нибудь ином. - Вы уверены в том, что владеете положением? И держите его под своим жестким контролем? Старк позволил себе изобразить на лице сдержанную, совсем небольшую гримасу. - Бертольд Гольц - самый настоящий исп. Ходячий анекдот. Клоун. - Как, вполне возможно, и Геринг? Никель ничего не ответила - только вспыхнули ее глаза. Старк успел увидеть эту неожиданную и кратковременную искру сомнения. Он снова скорчил гримасу, на этот раз совершенно непроизвольно, не сумев скрыть глубокого беспокойства, охватившего его. Никель вздрогнула при виде этой гримасы. |
|
|