"Абсолютная Энциклопедия. Том 2" - читать интересную книгу автора (Диксон Гордон)

Глава 43

Хэл спал как убитый, глубоким сном человека, вымотанного почти до предела. Ночью он лишь раз проснулся и несколько мгновений лежал, вглядываясь в темноту и соображая, где находится. Вспомнив, он почти сразу же провалился в сон.

Когда он снова проснулся, в спальне было уже светло от яркого солнечного света, проникавшего сквозь легкие белые шторы. Он смутно помнил, как Аманда со свечой в руке перед тем, как спуститься вниз в гостиную, велела ему задернуть оба ряда штор — и тонких и плотных. Похоже, он так и забыл задернуть тяжелые внешние шторы.

Впрочем, какая разница? Он сел, спустив ноги с постели. Теперь он был готов к началу нового дня и чувствовал себя превосходно, лишь немного кружилась голова, отчего все окружающее воспринималось несколько отстраненно. В комнате не было ничего похожего на умывальник — Аманда по этому поводу ему тоже что-то говорила. Он надел брюки и спустился вниз, где нашел дверь, ведущую в туалетную комнату.

Пятнадцать минут спустя, умытый, побритый и полностью одетый, он вошел в кухню Фал Моргана. Аманда, сидя за столом, разговаривала по видеотелефону со своей сестрой. Хэл подсел к столу и стал дожидаться окончания разговора. Сестра, судя по изображению на экране, висевшем на стене кухни, имела несомненное сходство с Амандой, хотя у нее было более круглое лицо и волосы скорее желтого, чем белого оттенка. Эта еще одна представительница рода Морганов тоже отличалась красотой, но в ней отсутствовала энергия, которую он с первого раза подметил в Аманде... Хотя, возможно, видеотелефон просто не способен это передать, подумалось Хэлу.

Но его внутреннее чутье все же отвергало такое объяснение. Энергия Аманды была просто уникальна, Хэл впервые сталкивался с таким человеком. Вряд ли это семейная черта.

Аманда как раз сообщала сестре, что должна проводить Хэла в Гримхаус, прежде чем приедет к ней, как обещала. Закончив разговор, она отключила видеотелефон и посмотрела на Хэла.

— Я уже собиралась идти будить тебя, — сказала она. — Мы выезжаем после завтрака. Есть желание подкрепиться?

Хэл улыбнулся.

— Не меньше, чем вчера пообедать, — ответил он. Похоже, к нему снова вернулся аппетит.

— Хорошо. — Аманда поднялась. — Сиди смирно. Через минуту все будет готово.

Покончив с завтраком, они сели на лошадей и двинулись в путь в утреннем свете Фомальгаута, яркой точкой сияющего на восточной половине небосклона. В его лучах покрытые снегом горные равнины блестели, словно зеркальные. Воздух был еще по-утреннему прохладен и чист; на небе виднелись редкие облачка. Лошади кусали удила и пританцовывали на месте, пока им не позволили мчаться вскачь. Однако у самого края плато, на котором расположился Фал Морган, Аманда натянула повод и перевела свою серую на шаг; Хэл последовал ее примеру.

Они начали спускаться по крутому склону, заросшему разнообразными хвойными деревьями и местными видами кустарника. Земля на открытых участках между деревьями и кустами была усеяна камнями; лишь кое-где виднелась чахлая растительность. Так они ехали минут десять, пока не оказались среди высоких холмов, покрытых коричневой жухлой травой, типичной для поздней осени. На склоне горы, господствующей над всеми этими холмами, на узкой полоске земли, которую они смогли увидеть, только преодолев последний перевал, и располагалась усадьба Гримхаус.

Сам особняк был построен из темного дерева и, несмотря на два этажа, выглядел приземистым из-за своей несоразмерной длины — словно повторял изгиб уступа, где разместился со всеми хозяйственными постройками. Не более чем в десяти метрах позади дома горизонтальная площадка упиралась в уходящий дальше вверх голый крутой склон.

— А он не так хорошо укрыт, как Фал Морган, — глядя на дом, машинально заметил Хэл.

— Зато у него есть другие преимущества, — обернувшись к нему, сказала Аманда. — Посмотри сюда...

Она проехала немного вправо к самому краю уступа. Хэл приблизился к ней.

— Со смотровой площадки на крыше дома просматривается большая часть окрестностей. А эта крутая стена позади усадьбы надежно защищает ее от ветра, а зимой от снега. Клетус Грим знал, что делает, когда строил ее, — он ведь считал себя больше ученым, чем солдатом.

Они отъехали от края площадки, направили лошадей к дому и у главного подъезда спешились. Предоставленные сами себе лошади принялись щипать траву на центральном газоне.

Аманда подошла к дверям и приложила большой палец к сенсорному устройству замка. Тяжелые массивные двери из потемневшего от времени дерева распахнулись. Они прошли в квадратную прихожую, по стенам которой были развешаны куртки и свитера. Прямо перед собой за открытым арочным проходом располагалась гостиная.

По атмосфере дома чувствовалось, что он пустой, но отнюдь не безжизненный. Аманда повернулась к Хэлу.

— Сейчас я тебя покину. Жди меня около полудня или чуть позже. Если же я задержусь или если ты проголодаешься или захочешь пить, кухня и кладовые находятся в западном крыле здания с левой стороны. Еда и напитки специально оставлены в доме для тех, кому они могут понадобиться, — у нас это в порядке вещей. Думаю, тебе не надо напоминать, чтобы ты прибирал за собой.

— Само собой разумеется, — ответил Хэл. — Но думаю, я дождусь тебя и мы пообедаем вместе.

— Только не нужно церемоний, — улыбнулась Аманда. — Почти во всех комнатах ты найдешь телефоны, фамилия моей замужней сестры — Дебинье. Если возникнет необходимость — позвони мне.

— Еще раз спасибо. — Хэл вдруг почувствовал некоторую неловкость. — Я очень благодарен, что ты мне доверяешь, оставляя здесь одного.

— Думаю, с домом ничего не случится, — сказала она и вышла.

Хэл остался один в хрустальной тишине пустого дома. Постояв в нерешительности секунду или две, он прошел в гостиную.

Это была большая комната, гораздо больше аналогичного помещения в Фал Моргане, со стенами, обшитыми панелями темного дерева. Вытянутая конфигурация дома обусловила и форму гостиной — она была скорее прямоугольной, нежели квадратной, но в ней с удобствами могли разместиться не меньше тридцати человек, а при необходимости — и больше. Северная стена представляла собой одно сплошное окно со шторами от стены до стены, сейчас полностью раздвинутыми, через которое открывался вид на отвесную стену позади дома. «Видимо, — подумал он, — специальные датчики следят за тем, чтобы каждое утро шторы раздвигались; надо думать, в доме есть и другое автоматическое оборудование, чтобы в отсутствие хозяев переключать разнообразные устройства на дневной и ночной режимы работы, а также поддерживать постоянную температуру внутри дома в летнюю жару и в зимнюю стужу».

В стене справа от него был единственный проем, за которым тянулся длинный коридор. Облицовывавшие стену строгие деревянные панели украшал только один предмет — портрет стоящего в полный рост высокого, стройного мужчины средних лет в старомодной военной форме, которую могли носить только на Земле двести или даже больше стандартных лет назад. У него были седые усы с острыми нафабренными концами — это сразу же заставляло отбросить предположение, что на портрете изображен Клетус Грим. Наверняка Хэл видел перед собой портрет Ичан Хана, отца Мелиссы Хан, жены Клетуса, и, насколько он помнил историю этой семьи, Клетус сам и написал его. А старинную форму, в которой его запечатлела кисть художника, по всей видимости, он носил, когда служил офицером в афганских войсках до того, как вместе с Мелиссой эмигрировал с Земли.

В обшитой панелями южной стене за его спиной не было совершенно ничего примечательного, кроме расположенного в самом центре прохода, соединяющего гостиную с прихожей. Слева, в западной стене, имелось еще два прохода; за ближайшим к нему находилась лестница на второй этаж. Дальний, освещенный солнечным светом, вел, скорее всего, в столовую. Хэлу даже был виден уголок обеденного стола; именно о нем рассказывала Аманда, когда он отпустил замечание по поводу размеров обеденного стола в столовой фал Моргана.

Простенок между двумя проходами почти целиком занимал широкий глубокий камин, сложенный из черно-серого гранита. На широкой боковой грани каминной доски был изображен геральдический щит с тремя морскими раковинами. Прямо над доской висела сабля в украшенных серебром ножнах, такая же старинная, как и военная форма на портрете на стене напротив, принадлежавшая, надо полагать, тому же Ичан Хану.

Хэл сел в одно из больших глубоких кресел. Царившая в доме тишина давила на него. Он пришел сюда, объяснял он себе, потому что был не готов к разговору с дорсайцами. Не то чтоб не готов передать им послание экзотов, а не готов обратиться к дорсайцам от собственного имени, найти слова, которые они услышали бы и поняли.

Тогда, на Маре, Хэл не знал, было ли это связано с его потерей уверенности в себе. Он отправлялся на встречу с экзотами без тени сомнения в том, что будет понят ими. Но там, где дело касалось дорсайцев, он никогда ни в чем не был до конца уверен; и Форали заставил его свернуть с ранее намеченного маршрута, так же как магнитный полюс Земли вынуждает поворачиваться магнитную стрелку компаса. Решение приехать сюда впервые возникло у него, когда он увидел эту бело-голубую, покрытую безбрежным океаном планету на экране в каюте корабля.

И теперь, сидя в кресле в тишине гостиной, Хэл ощущал, что дом как будто разговаривает с ним. Здесь было нечто, что будоражило его, каким-то необъяснимым, почти мистическим образом воздействовало на его тело, разум и душу. Дом словно задевал какие-то древние струны, спрятанные глубоко в его душе. Повинуясь странному внутреннему зову, Хэл медленно встал с кресла и вошел в коридор, ведущий на кухню.

Ему потребовалось сделать шесть шагов, чтобы дойти до конца коридора, и у него было такое чувство, словно он заранее знал, что это будет ровно шесть шагов, ни больше и ни меньше. Кухня оказалась больше, чем в доме Аманды, а ее стены, в отличие от Фал Моргана, были обшиты, так же как и во всем доме, темными панелями. Стол — не круглый, а восьмиугольный — был больше того, за которым они с Амандой сегодня утром завтракали. На этом различия обеих кухонь заканчивались.

Минуту Хэл стоял не двигаясь. Смотреть особенно было не на что, да и слушать тоже, но ему казалось, что в комнате звучит гул голосов, впитавшихся, подобно времени, в деревянные панели. Хэл словно ощущал присутствие людей, давно ушедших или умерших, которые сидели когда-то за этим столом и рассказывали друг другу о своих делах и мыслях.

Наконец он стряхнул оцепенение и подошел к двери в северной стене кухни. Дверь открылась при первом же прикосновении, и он вышел на залитый утренним солнечным светом задний двор Гримхауса. Здесь находились хозяйственные постройки: конюшня, несколько складских построек, амбар и ближе других то, что, как ему было известно, на Дорсае обычно называется «манежем».

Он направился к нему по каменистой, освещенной солнцем земле. Манеж оказался незапертым, и Хэл вошел внутрь. Это было строение такой же ширины и почти такой же длины, как и Гримхаус, манеж выглядел даже выше хозяйского дома. Окон не было, но застекленные секции крыши беспрепятственно пропускали внутрь солнечный свет, в лучах которого танцевали пылинки. Это помещение предназначалось для зимних тренировок; несмотря на то что под утрамбованным земляным полом оно отапливалось, температура здесь поддерживалась не намного выше нуля.

Но пока сезон для искусственного отопления еще не наступил. Струящийся сквозь стеклянные панели крыши солнечный свет согревал воздух внутри до летней температуры, и Хэлу снова показалось, что он слышит призрачные голоса. Именно сюда, едва научившись держаться на слабых детских ножках, следуя за старшими, должен был прийти Донал Грим. Он неуверенно ковылял по проходам, соединяющим дом с хозяйственными постройками, сооружаемым в зимнее время для защиты от непогоды. Для ребенка это строение на первых порах должно было казаться просто гигантским, а занятия взрослых, для которых требовались сила, скорость и чувство равновесия, таинственными и непонятными.

Но он тем не менее наверняка старался подражать им, и к пяти годам его движения уже вполне напоминали движения взрослых, хотя все еще отличались некоторой замедленностью и неуклюжестью.

Воспоминания об этих прекрасных годах, когда он инстинктивно чувствовал себя частью всей семьи и даже в мыслях не отделял себя от них, должно быть, часто посещали Донала в зрелые годы... Хэл резко повернулся и поспешил через весь манеж к дальнему выходу.

Выйдя наружу, он несколько мгновений постоял в раздумьях, а потом двинулся дальше, чтобы осмотреть другие постройки, которые тоже оказались незапертыми. Везде царили чистота и порядок; в большинстве своем они содержались в нормальном рабочем состоянии, и в них хранилось именно то, что и должно было бы храниться, если бы дом был обитаем. И хотя в них тоже слышались голоса поколений обитателей усадьбы, они не оставляли такого сильного впечатления, как дом и манеж. Хэл уже собирался возвращаться в дом, когда его взгляд остановился на последней постройке — конюшне, за которой виднелась почти полностью скрытая ее стенами небольшая ивовая роща. Он приблизился, шагнул в полумрак помещения, и тут же прежние чувства вновь нахлынули на него.

Стойла по обе стороны центрального прохода были пустыми. Хэл перевел взгляд на кипы сена, аккуратно сложенные в дальнем углу конюшни; вот он и встретился лицом к лицу с тем, ради чего пришел сюда.

Он долго стоял, вдыхая пыльный, такой узнаваемый запах конюшни, потом вышел наружу. Свернув вправо, Хэл двинулся вдоль стены конюшни к ее дальнему концу, потом зашел за угол... Под низко свисающими ветвями ив белела деревянная ограда, окруженная могилами тех, кто некогда здесь жил.

Какое-то мгновение он остолбенело смотрел на нее, потом медленно шагнул вперед.

В ограде была небольшая калитка. Хэл открыл ее, прошел внутрь и осторожно закрыл за собой. На каждой могиле стояла каменная надгробная плита серого цвета. Трава на могильных холмиках и между ними была аккуратно подстрижена. Все надгробные плиты располагались ровными рядами по шесть в каждом и были повернуты в одну сторону. Хэл направился туда, где находились самые старые могилы.

Здесь он остановился и вгляделся в имена, вырезанные на надгробиях. Ичан Мурад Хан... Мелисса Грэй Хан Грим... Клетус Джеймс Грим... он медленно продвигался вдоль ряда... Кемаль Саймон Грим... Анна Аутбонд Грим. Справа Мэри Кенвик Грим и Ичан Хан Грим покоились под общим камнем.

Он на мгновение смешался. Потом перешел к следующему ряду и снова склонился над могилами. Справа от него были надгробия Яна Тена Грима, затем Лии Сэри Грим и Кейси Алана Грима. Самая дальняя от него могила Кейси находилась возле самой ограды так близко к ивам, что концы их ветвей, словно пальцы, нежно касались травяного покрова могильного холма, колыхаясь на легком ветру.

Хэл подошел поближе и всмотрелся. Прямо за могилой Кейси он увидел плиту с вырезанным на ней именем Донала Ивена Грима; ветви ивы низко склонились и над его могилой, но не касались ее, как могилы его дяди. Рядом находилось надгробие Мора Кемаля Грима, а у самых ног Хэла, так что он даже касался ее кончиками ботинок, была могила Джеймса Уильяма Грима...

Хэл не мог плакать. В тюремной камере, терзаемый лихорадкой, страдающий от истощения и измученный постоянной борьбой с болезнью, он плакал. Но здесь... У него лишь болезненно перехватило горло, да по телу начал разливаться холод, неумолимый, непреодолимый, шедший откуда-то изнутри и постепенно охватывающий все его тело. Где-то в самой глубине сознания он почувствовал, как его снова обнимают крепкие руки дяди, и услышал голос Кейси, просящий его вернуться, вернуться...

Он вернулся. Холод отпустил его, и Хэл пошел к калитке. Тихо закрыв ее за собой, он направился к дому.

Время пролетело незаметно. До полудня, когда обещала вернуться Аманда, оставалось меньше часа.

Теперь, когда Хэл оказался здесь во второй раз, он воспринимал дом уже немного иначе и больше не чувствовал себя чужаком; все в нем казалось давно знакомым.

Хэл решил осмотреть другую часть дома.

Покинув гостиную и пройдя по небольшому коридору, он оказался в библиотеке почти таких же размеров, как и гостиная. В дальнем углу комнаты возле окна стоял большой письменный стол из темного полированного дерева. Так же как и в гостиной, вся северная стена представляла собой практически одно сплошное окно, и дневной свет освещал стеллажи с информационными кубиками и старинными фолиантами. На низкой полке около окна стоял ряд книг в темно-коричневых кожаных переплетах. Хэл подошел поближе и увидел, что это переплетенные рукописные копии трудов Клетуса Грима по стратегии и тактике. Проведя пальцем по корешкам, он все же не решился нарушить их покой.

Хэл повернулся и вышел из библиотеки.

Как только он снова оказался в главном коридоре, чтобы продолжить свое обследование помещений первого этажа, включилось внутреннее освещение. Эта часть дома составляла примерно половину всего здания. Проходя по коридору, он заглядывал в попадающиеся на пути комнаты; сначала это были спальни по левую сторону и рабочие комнаты по правую, но потом рабочие комнаты кончились и по обе стороны пошли одни спальни. Всего до конца коридора он насчитал шесть спален и четыре рабочие комнаты. Коридор упирался в главную спальню, объединенную с рабочим кабинетом.

Возвращаясь назад, Хэл подошел к комнате, которая, по всей видимости, и была спальней Донала. В биографиях Донала, написанных после его смерти, эта комната указывалась как третья от главной спальни. Ближе всего к главной спальне обычно располагались комнаты больных, а также самых молодых членов семьи. По мере того как дети взрослели, они перебирались в большие по размеру двойные спальни, располагавшиеся ближе к гостиной, все дальше и дальше отодвигаясь от главной спальни. Когда Донал покинул этот дом, подписав свой первый контракт, он был самым младшим членом семьи. Домой он так и не вернулся.

Это была крохотная, больше похожая на каморку комнатка, рассчитанная на одного человека, особенно если сравнивать ее с другими спальнями. После отъезда Донала в ней жил, наверное, не один юный отпрыск семейства Гримов.

Хэл стоял как завороженный, оглядываясь по сторонам; уже знакомое ему легкое покалывание снова волной начало растекаться по спине и плечам. Он помнил эти стены и вид из окна на отвесную скалу, прикрывающую Гримхаус сзади.

Хэл протянул руку и коснулся деревянных стенных панелей, отполированных бесконечными чистками за многие годы до шелкового блеска. Невозможно было отвести взгляд от склона горы, который Донал видел перед своими глазами изо дня в день на протяжении всех своих детских и юношеских лет. Неизвестно, сколько времени он пребывал в этом состоянии, но вдруг совершенно неожиданно, ему вспомнились строки, написанные им еще на Абсолютной Энциклопедии:

Ему показалось, что существовавший только в его сознании вихрь пронесся по комнате, и в следующий же момент Хэл почувствовал себя неотделимой частью всего, что его окружает, — этих стен, склона горы за окном, — это был момент его бытия, слившийся с таким же моментом, неоднократно пережитым тем, с кем он себя отождествлял.

«Я здесь», — подумал Хэл.

Нервный озноб усиливался, охватывая теперь уже все тело. Ему показалось, что внутри и вокруг него завибрировало само время и его личность окончательно слилась с личностью человека, некогда жившего здесь.

Он — Донал — стоял в этой комнате, и он — Донал — смотрел на скалу за окном спальни.