"Абсолютная Энциклопедия. Том 2" - читать интересную книгу автора (Диксон Гордон)

Глава 59

Створки дверей закрылись, и они очутились в помещении, в котором после яркого дневного света царил полумрак.

Мягкий искусственный свет заливал шестиугольную комнату. И, хотя его было здесь более чем достаточно, он все же не мог соперничать с ярким светом пасмурного зимнего дня за свинцовыми оконными переплетами. Под куполообразным потолком за большим круглым столом сидели девять экзотов. Глубокие коричневые тона их одежды придавали своеобразную теплоту интерьеру помещения. Два кресла за столом были свободны. К ним и подвел его Амид.

Занимая предложенное ему место, Хэл оглядел собравшихся. Четверых из них он узнал. Древнего старца Падму, маленькую темнокожую Нонну, худого Алона и дружелюбного Чевиса — все они присутствовали при том разговоре, который происходил на балконе дома Амида во время последнего его визита на Мару. Другие были ему незнакомы.

— Наши два мира теперь в твоем распоряжении, Хэл Мэйн, — услышал он хриплый старческий голос Падмы. Хэл перевел взгляд на старца. — Или Амид уже рассказал тебе об этом?

— Да, — ответил Хэл. — Он сообщил мне об этом по пути сюда.

Нонна, видимо, хотела что-то сказать, но, взглянув на Падму, передумала.

— Я не забуду, — бросив на нее взгляд, продолжил Падма в ответ на ее молчаливый вопрос. — Хэл, мы хотим, чтобы ты понял одну вещь, касающуюся нашего будущего альянса с тобой. В отличие от дорсайцев, мы не подписываем никаких контрактов, но наша трехсотлетняя репутация людей, держащих свое слово, говорит сама за себя.

— Это верно, — кивнул Хэл. — Согласен.

— Следовательно, — Падма положил ладони на гладкую темную поверхность стола, — ты должен понимать, в этой борьбе мы принимаем твою сторону только потому, что не нашли другого пути.

По мере того как он говорил, хрипота в его голосе стала заметней. Он замолчал и постучал морщинистым пальцем по крышке стола перед собой. На глаза ему попался стакан с прозрачной жидкостью, он отпил из него и затем продолжал:

— Должен честно признаться, что многие из нас далеко не безоговорочно пришли к этому решению, я не говорю о себе лично, но таких было достаточно много, и их сомнение понятно. Но ты знаешь нас достаточно хорошо и, следовательно, понимаешь, что если сейчас мы проголосовали «за», то нам можно довериться.

— Я благодарен вам за доверие, хочу сказать без обиняков, — сказал Хэл, обращаясь сразу ко всем сидящим за столом, — как я уже говорил вам раньше, возможно, мне придется попросить у ваших обоих миров предоставить мне все — все, что у вас...

— Если не возражаешь, я хотел бы еще дополнить, — прервал его Падма.

Хэл замолчал и повернулся в его сторону.

— Кое-что из того, что ты собирался нам сообщить, мы знаем, — сказал Падма. — Но прежде позволь нам предоставить тебе информацию, которой мы сейчас готовы с тобой поделиться. Раньше, пока решение о совместном сотрудничестве не было принято, мы не могли этого сделать.

За столом воцарилась напряженная тишина.

— Хорошо, — кивнул Хэл. — Продолжайте. Я слушаю вас.

— Как я уже сказал, все, что у нас есть, с этого момента находится в твоем распоряжении, — проговорил Падма. — Сюда относится и то, о чем ты, быть может, и знаешь, но, скорее всего, даже не догадываешься, насколько оно эффективно.

Его старческий голос снова сорвался, как будто у него пересохло в горле. Он потянулся за стоящим перед ним наполненным стаканом и отпил еще один глоток. Поставив стакан, он продолжил свою речь, но уже более ровным голосом:

— Я говорю о нашей способности собирать информацию и нашей методике ее оценки. Я думаю, тебе сейчас будет небезынтересно узнать, к какому заключению мы пришли в отношении вас обоих, тебя и Блейза Аренса.

— Вы правы. — Хэл посмотрел прямо в глаза старцу.

— Результатом такого сбора и оценки информации, — продолжал Падма все тем же тоном, — явилась модель каждого из вас, которая могла бы быть для тебя полезной при оценке масштаба надвигающегося конфликта.

Он помолчал.

— Модель Блейза показывает его как человека, сознающего свою силу и решившего ее использовать на экономической ниве — иными словами, там, где он и Иные не могут проиграть, так как будут действовать, лишь утверждая уже имеющееся у них сегодня преимущество и продолжая, где только можно, его наращивать, пока они не достигнут полного господства. Это своего рода действие с позиции силы, которое, по всей видимости, особенно сродни духу и темпераменту Блейза. Как он считает, ему и его сподвижникам предопределено победить самой судьбой. Но в этой неизбежности он, возможно, находит совсем не радость победы, а грусть и почти невыносимую тоску, что отвечает его представлению о себе и действительности. Очевидно, он видит себя слишком одиноким в этой Вселенной, и что бы ни случилось, оно уже не может ни возвысить, ни принизить его.

— Да, — прошептал Хэл.

— Это чем-то удивительно напоминает твой собственный склад ума. — Падма пристально посмотрел на Хэла. — Он и на самом деле во многом удивительно похож на тебя.

Хэл промолчал.

— Если говорить откровенно, — продолжал Падма, — его ожидания в большинстве своем оправданы. Поведенческие факторы исторического развития — силы, которые переходят из поколения в поколение, иногда созидательные, иногда разрушительные, — похоже, сейчас полностью на стороне Иных. Наша собственная наука онтогенетика, которую мы создали для решения подобных проблем, вместо этого предлагает все больше и больше подтверждений того, что Блейз прав относительно того, во что он верит.

Хэл медленно кивнул головой. Падма на минуту замолк и снова отпил из своего стакана.

— Если Блейз воплощает в себе некую нацеленную на победу ортодоксальную идею и готов идти ради нее до самого конца, — продолжил Падма, — ты не можешь предоставить нам убедительных доказательств, почему именно ты способен дать отпор Блейзу и Иным. Но, несмотря на это, все, кто противостоит Блейзу, решили последовать за тобой — даже мы, жители двух наших миров, которые на протяжении трех столетий всегда старались мыслить взвешенно и разумно.

Он помолчал и глубоко вздохнул.

— Мы единственные из всех людей, кто не верит в наличие неразгаданных тайн. Поэтому мы были вынуждены прийти к заключению, что за тобой стоят некие космические силы, которых мы не видим и не понимаем. Единственное, на что мы можем надеяться, так это на то, что они так же невидимы и недоступны для понимания и Блейзу Аренсу.

— Я тоже хотел бы на это надеяться, — сказал Хэл.

— Наши выводы основаны на имеющейся у нас информации, и можно предположить, что кто-нибудь, вроде Блейза, мог прийти к аналогичному заключению, а именно к тому, что единственным оставшимся для тебя выходом является использование дорсайцев в качестве экспедиционного корпуса против армии, которую смогут собрать и вооружить Иные.

Он замолчал и посмотрел на Хэла.

— Продолжайте, — сказал Хэл бесстрастно. — Все, о чем вы до сих пор говорили, всего лишь очевидные выводы, сделанные в свете сложившейся в настоящее время ситуации. Для того чтобы увидеть это, не требуется доступа к особой информации или интеллекта, как у Блейза.

— Может, и не требуется, — ответил Падма. — Однако столь же очевидно и то, что любой другой путь, будь он использован тобой для достижения цели, может привести только к краху. С одной стороны, если ты промедлишь со своими дорсайцами и Иным удастся создать свою армию и двинуть ее на тебя, то тогда даже дорсайцы не смогут справиться с ними. Я прав?

— Возможно, — кивнул Хэл.

— С другой стороны, — продолжал Падма, — если ты растратишь этот невосполнимый фонд отлично подготовленных военных кадров на отдельные рейды по уничтожению сил Иных, пока их армия еще не сформирована и не вооружена должным образом, то, даже располагая такими опытными бойцами, как дорсайцы, ты постепенно до такой степени обескровишь их, что в конечном итоге они не смогут противостоять армии Иных. Разве это не столь же очевидно?

— Естественно, очевидно, — ответил Хэл.

— Как же тогда ты собираешься выиграть? — Падма пристально посмотрел на него.

Хэл улыбнулся — и только тут, впервые увидев эти едва заметные, но совершенно явные перемены в лицах людей, сидящих вокруг стола, он понял, как много значила для них эта его улыбка.

— Я надеюсь выиграть, — произнес он медленно и четко, — потому что я ни за что не должен проиграть. Я понимаю, что сейчас это утверждение для вас ничего не значит. Но если бы вы сумели понять, что я имею в виду под данными словами, то мы бы не стояли на пороге войны; и проблема угрозы, возникшая перед нами в виде Иных, была бы уже разрешена.

Падма нахмурился:

— Это не ответ.

— Тогда позвольте мне сказать вам следующее, — начал Хэл. — Исторические силы представляют собой лишь внутреннюю борьбу человеческой расы, которая направлена прежде всего на свое выживание. Все это вам должно быть и так прекрасно известно, судя по вашей работе по изучению человеческой сущности. Теперь посмотрите под этим углом на те многочисленные силы, которые работают во благо Иных, и на относительно небольшие силы, обеспечивающие выживание всех тех, кто противостоит ему, — и вы увидите, какие силы будут расти, а какие погибнут, если речь пойдет о выживании расы как таковой.

Он замолчал, и слова эхом отозвались в его собственных ушах. «Я говорю совсем, как экзот», — подумал он.

— Если то, о чем ты говоришь, правда, — Нонна явно не могла больше себя сдерживать, — тогда ситуация должна решиться сама собой. И ты нам не нужен.

Он повернулся к ней и улыбнулся:

— Но я наравне с Блейзом являюсь одной из этих исторических сил. Мы не причины, а результат исторической ситуации. Если вы решите избавиться от одного из нас, вы просто слегка измените аспект той же самой проблемы, где наше место займет кто-нибудь другой. Правда состоит в том, что вам не удастся избавиться от того, что стоит за каждым из нас, точно так же как вам не избавиться от любой другой задействованной силы. Все, что вы можете сделать, — это принять ту или иную сторону; и я думаю, я наглядно доказал вам, что свой выбор вы уже сделали.

— Хэл, — услышал он рядом тихий голос Амида, — это говорить было вовсе не обязательно, если даже совсем невежливо.

Оглянувшись на старика, Хэл словно пришел в себя.

— Конечно. Вы правы. Я забираю свои слова обратно и приношу свои извинения, — сказал он Нонне. Он посмотрел на Падму:

— Что еще вы можете сказать мне на основании той информационной подборки, которую вы собрали и изучили?

— У нас есть подробные данные из различных миров, со всех мест, где Иные собирают и обучают своих солдат, — сказал Падма, — и со всех площадок, где ведутся работы по строительству космических кораблей и производятся приборы, необходимые для их оснащения. Надеемся, они окажут тебе значительную помощь, хотя, конечно, есть информация, которую нам не удалось добыть...

— Это не так важно, — ответил Хэл, — потому что есть информация, которую я должен добыть сам.

— Я не понимаю, — сказал Падма.

На лицах сидящих за столом читалось явное недоумение.

— Боюсь, — медленно заговорил Хэл, — мне будет трудно доходчиво объяснить это вам. В основном потому, что я должен посетить эти места и поговорить с работающими там людьми лично. Я хочу найти то, чего ваш народ не в состоянии мне дать. Вы просто должны мне поверить на слово, что для меня крайне необходимо поехать и посмотреть на все самому.

Он говорил, а перед его мысленным взором, как нечто реальное, формировалась концепция Абсолютной Энциклопедии. Словно некое живое существо, перед ним предстала вся громада этой лишь слегка затронутой проблемы, над решением которой он бился эти последние годы. Объяснить же экзотам, что возникшее в его воображении поле битвы сейчас уже находится буквально в самих человеческих душах, не было никакой возможности.

— Вы должны просто верить мне, — повторил он, — если я говорю, что это необходимо.

— Хорошо, — тяжело вздохнул Падма, — если ты должен, у нас еще остались посыльные корабли, выполняющие рейсы между двумя нашими мирами и посольствами на других планетах. Мы можем выделить тебе один корабль.

Хэл с облегчением вздохнул и уставился взглядом в глубокую черноту полированной поверхности стола.

— Корабля не потребуется, — словно издалека, услышал он собственный голос. — Дорсайцы уже предоставили мне его вместе с пилотом.

Он чуть дольше задержал свой взгляд на крышке стола и медленно поднял глаза на Амида. Затем снова улыбнулся, но на этот раз его улыбка быстро погасла.

— Кроме того, похоже, что мое путешествие к Земле на какое-то время откладывается.

Хэл оказался прав. Прошло уже почти четыре месяца по стандартному времени, и не похоже было, что он скоро окажется на орбите Земли. Сейчас он бежал, спасая свою жизнь, задворками Ноувиноу, города на Фрайлянде.

За это время он посетил большую часть Молодых Миров, незаметно высаживаясь на них на своем дорсайском посыльном корабле, чтобы самому осмотреть заводы и лагеря, где Иные накапливали войска и ресурсы для предстоящей войны. Хэл очень похудел — сейчас он был почти таким же худым, как на Гармонии, когда его схватила милиция.

Но эта худоба была совсем иного качества. С тех пор как он в конце концов рассказал Аманде о своей идентичности с Доналом Гримом — идентичности, которая была умышленно сокрыта от него самим Доналом, пока не завершится процесс его обучения и возмужания как Хэла Мэйна, — он наконец почти обрел те физические способности и силу, которыми обладал Донал, хотя ему все же недоставало сил и навыков взрослого дорсайца. И все же то, чего он достиг, шло вразрез со всем накопленным дорсайцами физиологическим опытом. Чтобы человек двадцати с лишним лет, не получивший специальной физической подготовки, соответствующей дорсайским стандартам (даже несмотря на то что до шестнадцати лет его обучал Малахия Насуно), всего лишь за каких-то пару месяцев приобрел рефлексы и реакции почти такие же, как, к примеру, у Саймона Грима, — это было просто невероятно.

Саймон сам ему об этом сказал. В условиях постоянного совместного проживания втроем с Амидом на борту посыльного корабля скрыть от Саймона произошедшую с Хэлом перемену было невозможно. Старый экзот летал вместе с ними в качестве живого пропуска для Хэла в экзотские посольства, где они получали информацию и необходимую помощь.

Как намекнул Саймон, эта перемена была столь невероятна, сколь и очевидна, и Саймон сравнивал ее с достижениями легендарных мастеров боевых искусств, известных в далекие исторические времена. Сделав это замечание, сегодняшний официальный глава клана Гримов, похоже, оставил дальнейшие объяснения этого факта на потом. И Хэлу не оставалось ничего другого, как последовать его примеру; для него самого то, что произошло, было не менее удивительно и загадочно, хотя он не мог принять этого так просто, как Саймон.

Сам он пока решил, что, возможно, это результат некоей психической силы, пришедшей в действие после того, как он установил свою тождественность с Доналом; психической силы, способной, при необходимости, воздействовать даже на кости и мышцы. Клетусу, жившему почти двести лет назад, удалось подобным же образом восстановить свое поврежденное колено. В то же время что-то внутри Хэла настойчиво твердило ему, что за этим скрывается нечто большее, чем то, что определяется термином «психическая сила»; и эта неизвестность раздражала его.

Но времени размышлять сейчас об этом в данный момент не было. Он бежал легко и ровно, как голодный поджарый волк, петляя по темным и вонючим проулкам, которые едва ли заслуживали названия улиц и переулков в этом квартале трущоб. Хэл чувствовал возрождающуюся в нем интуицию Донала, которая подсказывала ему сейчас местонахождение и число преследователей, которые уже дышали прямо ему в спину.

Ему удалось проникнуть на верфь космических кораблей, из-за чего, собственно, он и прибыл на Фрайлянд, и он убедился, что там строят военные транспорты. Но за эти долгие месяцы скитаний по всем мирам, подвластным Иным, контролируемые ими войска были подняты на ноги и за ним была устроена настоящая охота; его опознал и преследовал так называемый «карательный» отряд полиции Ноувиноу.

По его оценке, их было человек тридцать-сорок — и, разумеется, они знали эту часть Ноувиноу лучше его.

Хэл бежал ровно, сберегая силы для нужного момента. Посыльный корабль ожидал его во дворе разрушенного склада. Последний отрезок пути пролегал мимо сильно поврежденных, но все еще высоких ограждений и через пустынные дворы, забитые брошенным, ржавеющем оборудованием. Когда он поднял руку, готовясь ухватившись за верхний край стены, на бегу перемахнуть через нее, то услышал впереди тихий шорох, производимый поджидавшими его в темноте заваленного мусором двора полицейскими, которых было не меньше двух человек.

Хэл припал к земле и тихо, словно привидение, двинулся вперед, намереваясь, если удастся, обойти сидевших в засаде полицейских; но один из них, по всей видимости утомленный долгим ожиданием, вдруг встал и направился прямо в сторону Хэла.

Хэл ощутил тепло приближающегося тела, почувствовал и услышал его дыхание. Времени, чтобы уклониться, уже не было, он вскочил и нанес противнику быстрый резкий удар.

Тот, захрипев, свалился на землю, и в ту же секунду тонкий, кинжальный луч света от фонаря, вроде тех, которые используют для наведения огня при ночной стрельбе из энергетического оружия, заплясал по двору, словно включили детский игрушечный прожектор. Хэл тут же выстрелил из бесшумного, но маломощного вакуумного пистолета, единственного имевшегося у него оружия, целясь в источник света, и луч погас. Но дело было сделано. Сейчас темнота оживет от воя электронных сирен и криков, указывающих преследователям его местонахождение. Он рванулся вперед и побежал так быстро, как только мог. Даже теперь, когда путь в предпоследний двор, где его ждал корабль, был свободен, Хэл чувствовал по сторонам дыхание и запах пятерых бегущих ему наперехват преследователей. Их было слишком много, чтобы можно было проскользнуть между ними. Стоит им включить свои инфракрасные уловители, как они тут же обнаружат его по тусклому мерцанию среди всего этого металлолома; светящийся размытый контур среди темных пятен разбитых кораблей и разбросанного по двору хлама укажет им его местонахождение.

Это был выбор без выбора. Если он хочет добраться до корабля, сделать это незамеченным ему не удастся. Остается только пробиваться силой. Хэл опустился на землю у основания стены, чтобы перевести дыхание.

Если и можно что-либо сделать, то он должен хорошенько все обдумать. Его положение мало чем отличалось от положения человека, упавшего в реку у водопада и призывающего своего оставшегося на берегу товарища броситься в воду и помочь ему. Но суровая действительность говорила ему, что, учитывая объем работы, который ему еще предстояло сделать, его жизнь имеет гораздо большее значение, чем жизнь Саймона Грима. Ни сам Саймон, и никто другой из дорсайцев не одобрили бы его, если бы в сложившейся ситуации он не попросил о помощи.

Кипя от злости, Хэл надавил кнопку устройства на своем запястье, которое передало на корабль сигнал, означающий, что ему требуется помощь Саймона.

Двигаться в любом направлении от разбитого трактора, за которым он притаился, было равносильно тому, чтобы подставить себя под прямой огонь. И теперь ему необходимо проделать проходы в образовавшемся вокруг него кольце.

Оружие, которое у него было, не требовало видимого луча наведения. Он мог стрелять, целясь по слуху; его бесшумный вакуумный пистолет не позволит обнаружить место, откуда был выпущен смертоносный импульс. Он убрал выстрелом одного из «карателей» и быстро переместился на освободившееся место лишь для того, чтобы обнаружить, что он снова зажат со всех сторон. Итак, началось...

Это была смертельно опасная схватка — в темноте, вслепую, когда новые силы противника прибывали значительно быстрее, чем он мог расчистить себе дорогу, поражая цель без промаха. В нем нарастала горечь, горечь человека, вынужденного столько лет бороться за свою жизнь, прошедшего столько испытаний и сейчас до предела измотанного непрекращающимися атаками. Скорчившись и постоянно двигаясь в темноте, Хэл впервые за все время своего эксперимента почувствовал тот груз ответственности, который он нес, — не физическую, а эмоциональную тяжесть всех трех своих жизней.

Сейчас ему почти наполовину удалось пробить себе дорогу до последней стены. Он был менее чем в пяти-шести метрах от нее; а число его противников в свою очередь возросло более чем до пятнадцати человек. Он замешкался, перебираясь через тело одного из них, только что выведенного им из строя, и подобрал энергетическое ружье, выпавшее из рук убитого. И в этот момент, перемахнув через стену, ему на помощь с корабля пришел Саймон.

Хэл слышал, что он пришел, и он знал, что это Саймон. «Каратели», ничего не слыша и ни о чем не подозревая, были неожиданно застигнуты врасплох огнем из вакуумного пистолета, который велся совсем под другим углом, и решили, что Хэл добрался до стены. Они изменили направление движения, перенеся огонь в сторону Саймона.

Хэл медленно досчитал до пяти. Затем, поднявшись в темноте во весь рост и засунув в кобуру свой почти истощившийся вакуумный пистолет, нажал на гашетку подобранного им энергетического ружья и стал поливать перед собой непрерывным смертоносным дождем, ориентируясь на звук шагов двигавшихся через двор «карателей».

Среди уцелевших полицейских возникло мгновенное замешательство, огонь стих. И в этот момент Хэл зашвырнул энергетическое ружье как можно дальше, с тем чтобы грохот его падения отвлек от Саймона и его самого возможный огонь противника, и, перескакивая через едва различимые препятствия, устремился к тому месту, где находился Саймон.

И вот они уже рядом, два черных пятна, с трудом различимых во мраке ночи.

— Пошли, — прохрипел Саймон.

Хэл подпрыгнул и с ходу перемахнул через стену, продолжая высоко держать свой вакуумный пистолет, чтобы прикрыть последовавшего за ним Саймона. Они побежали в сторону посыльного корабля. Дверь входного шлюза широко распахнулась перед ними — Амид проворно отскочил в сторону, пропуская их внутрь, — и снова закрылась. Посыльный корабль взмыл вверх, уносясь в ночное небо.

Едва поднявшись над крышами домов, Саймон вошел в фазовый сдвиг и они мгновенно оказались в тишине орбитального пространства. Хэл, который стоял, ухватившись за спинку кресла второго пилота, чтобы удержаться на ногах во время безумной перегрузки, облегченно вздохнул и обессиленно плюхнулся в одно из кресел пилотов-дублеров рубки управления.

Он почувствовал, как кто-то коснулся его локтя, и, повернув голову, увидел перед собой Амида.

— Ты должен поспать, — произнес экзот. Хэл взглянул на Саймона, но тот уже закончил наносить на карту данные по второму сдвигу.

— Пожалуй... — сказал он.

Он позволил Амиду проводить себя до своего помещения и растянулся на койке, не выражая протеста, когда тот стал стаскивать с него ботинки и толстую уличную куртку. Он лежал, уставившись в серый металлический потолок, который был всего лишь в полутора метрах над его койкой; в поле его зрения между потолком и им самим появилась голова Амида, смотрящего на него сверху вниз.

— Позволь мне помочь тебе заснуть, — сказал Амид; Хэлу показалось, что глаза старика принялись расти, пока не достигли огромных размеров.

— Нет, — слабо кивнул головой Хэл. Ему было неимоверно трудно даже говорить. — Вы не сможете. Я должен сделать это сам. И я сделаю это. Просто оставьте меня одного.

Амид вышел, выключив в помещении свет и прикрыв за собою дверь. Хэл пристально вглядывался во внезапно обступившую его темноту, чувствуя, как на него снова наваливается тяжесть его жизней, как это было с ним в темноте двора. Он отвел свой разум, словно руку, державшую камень сознания, позволив этому камню выпасть из нее в темноту... и падать... падать... и падать...

Им потребовалось пять дней по корабельному времени, чтобы достичь орбиты Земли. Большую часть этого времени Хэл спал и думал. Двое его спутников не тревожили его. Когда наконец их корабль пристыковался к станции на околоземной орбите, Хэл вызвал челнок, чтобы тот доставил его на поверхность планеты.

— А как насчет нас с Амидом? — поинтересовался Саймон. — Нам что, ждать тебя здесь?

— Нет. Отправляйтесь на Энциклопедию, — ответил Хэл. — Я пробуду здесь день — максимум два. Не больше.