"Дракон и Джинн" - читать интересную книгу автора (Диксон Гордон)

Глава 3

— К следующему приключению! — воскликнул Джим, чувствуя, как у него похолодело внутри. — Конечно, нет. Я решил долго не пускаться в рискованные предприятия. Мы с Энджи хотим несколько лет пожить обычной жизнью. — Он подозрительно посмотрел на Каролинуса:

— Уж не припас ли ты для меня сюрприз в рукаве?

— Я? Что ты, Джеймс! — ответил Каролинус. — После недавнего дела у графа я и не собирался ничего поручать тебе, по крайней мере так скоро. У меня и в мыслях такого нет. Если ты и встрянешь во что-нибудь, то исключительно по своей воле.

— Прошу прощения, — сказал Джим. — Те двенадцать дней выбили меня из колеи. Ты не возражаешь, если я присяду?

— Присядешь? Ну разумеется! Если только найдешь стул. Где-то они у меня были. — Каролинус близоруко огляделся. — Да должны же они быть. Посмотри под теми книгами в углу.

— Еще раз прошу прощения, — сказал Джим, освободив стул и усевшись, — но Энджи считает, что я уделяю ей мало времени. Она, пожалуй, права.

— Безусловно, — согласился Каролинус. — Удобный стул?

— Как сказать... — начал Джим. — По правде говоря, нет.

— Ну так будет удобным! — вскричал Каролинус страшным голосом.

Джим сразу почувствовал разницу. Теперь это был, пожалуй, самый удобный стул, на котором Джиму доводилось сидеть, хотя ножки смотрели в разные стороны, спинка была отвесной и жесткой, а подлокотников и подушечки для головы не было и в помине.

— По правде говоря, Каролинус, я пришел сказать тебе, что был понапрасну подозрителен и несдержан в те двенадцать дней. Но я привык, что при необходимости ты всегда рядом, а случилось так, что ты не дал мне ни единой возможности посоветоваться с тобой.

— Боже мой! — воскликнул Каролинус.

— Ну да ладно, — продолжил Джим. — Теперь я понимаю, ты специально предоставил меня самому себе. Лучше и не придумаешь, чтобы обрести самостоятельность. Но мне бы хотелось, чтобы все осталось как прежде, когда при желании я мог найти тебя и посоветоваться в случае необходимости.

— Так уж и обязательно советоваться со мной, Джим, — проворчал Каролинус. — Пойми, к прошлому возврата нет. Ты уже опробовал свои силы и должен и дальше действовать самостоятельно.

— Самостоятельно? — воскликнул Джим. Еще пару лет назад слова Каролинуса прозвучали бы для него обескураживающе. Теперь же, когда у него за плечами был некоторый опыт и он приблизительно познал как возможности, так и предел возможностей магии, эти слова всего лишь встревожили его.

— Но на какую помощь я все-таки могу рассчитывать?

— Ты можешь задавать вопросы, — сказал Каролинус. — А я буду на них отвечать — в пределах допустимого. Абсолютно полного ответа на что-либо просто не существует. Ты поймешь это сам, Джим, когда станешь магом по крайней мере ранга А и будешь иметь дело с менее искусными магами или, может быть, даже со своими учениками.

— Я верю тебе, — сказал Джим, который так же желал иметь учеников, как по собственной воле взойти на костер.

— Всегда помни, — продолжал Каролинус, — не имеет смысла одаривать кого-то знаниями, пока он не готов воспринять их. Но если ты подождешь, когда тебе зададут вопрос, произойдут две вещи, которые и должны произойти в этом случае. Во-первых, спрашивающий окажется готовым услышать то, что ты ему скажешь. А во-вторых, он оценит значимость твоих слов. В противном случае с тобой начнут спорить, выказывая полное невежество, или даже станут противиться твоим наставлениям и советам, пока в них не возникнет настоятельная нужда.

— Я поступал так же? — спросил Джим.

— Честно говоря, нет, — сказал Каролинус. — Но ты не совсем обычный ученик. Твои трудности — в другом, и одной из них я не в силах помочь. Я имею в виду твое мышление. Я бы сказал, оно... механическое.

— Ты считаешь, что я нахожусь под влиянием двадцатого века?

— Да, — сказал Каролинус. — Именно так.

— Вот уж не знаю, что с этим поделать.

— Это твоя забота. Весь парадокс в том, что корни твоей необычайной способности отыскивать нужные решения находятся за пределами тех границ, в которых практикуют ученые маги. С моей стороны было бы неразумно ломать твои привычки и менять твой образ мыслей. Такая попытка только загубила бы твои дарования. И потому ты должен действовать куда более самостоятельно, чем рядовой ученик.

— Будет прекрасно, если я добьюсь чего-то самостоятельно, — сказал Джим. — Но если ты предоставляешь мне такую возможность, а мне вдруг понадобится помощь, могу ли я обратиться к тебе, чтобы получить ответ на какой-то вопрос или какие-то нужные мне сведения?

— Не обязательно все, чего ты попросишь, — сказал Каролинус. — У меня гораздо больше знаний, чем ты думаешь. Многие из них ты не сможешь использовать, даже если и разберешься в их сути. Но я всегда передам тебе те знания, которыми, как я сочту, ты сумеешь воспользоваться.

— Но если я, как пришелец из другого века, стану решать какую-то проблему путем, который ты не практикуешь и не можешь практиковать, ты не сможешь определить, какие знания я не смогу использовать или понять.

— Это возможно, хотя и маловероятно, — сказал Каролинус. — Но кто-то из нас двоих должен решать, какими знаниями тебе пользоваться. Это мои знания. И я один из всего лишь трех магов ранга ААА+ в мире, а ты пока только маг ранга С и мой ученик, так что решать буду я.

— Другими словами, — резюмировал Джим, — у меня нет выбора. Насколько я понял, ты твердо стоишь на том, чтобы делиться со мной лишь теми знаниями, которые сочтешь для меня нужными.

— Ты все схватываешь на лету, Джим, — сказал Каролинус. — Я обратил на это внимание еще при нашей первой встрече.

— Но в пределах тех границ, о которых ты говорил, ты не откажешь мне в помощи?

— Конечно, нет, — ответил Каролинус. — Запомни, Джим, я на тебя очень рассчитываю, иначе не стал бы выделять тебя среди своих учеников. Я буду радоваться твоим успехам и переживать за тебя в трудную минуту. Надеюсь, что и ты доверяешь мне.

— В полной мере. Я никогда не сомневался в твоем расположении ко мне, — заверил мага Джим. Он опасался, что Каролинус скоропалительно сделает неверный вывод исходя из реалий своего четырнадцатого века. Джим и сам грешил этим. Какое-то время на праздновании Рождества у графа он даже подумывал, не использует ли его Каролинус в собственных целях. Но оказалось, что это не так. — Конечно, я доверяю тебе, Каролинус. И Энджи тоже.

— Я ценю это, мой мальчик, — сказал Каролинус. — Никогда не забуду, как ты спас мне жизнь, когда те недоброй памяти знахарки чуть не залечили меня до смерти своими снадобьями и скверным уходом.

Действительно, однажды Каролинус оказался совершенно беспомощным. И не подоспей в последний момент Джим и Энджи со своими людьми да вовремя подвернувшийся Джон Чендос, дни мага могли быть сочтены. А так обессилевшего Каролинуса доставили в Маленконтри, где сумели выходить. Нахлынувшие воспоминания заставили Джима еще раз горько упрекнуть себя за былое недоверие к магу.

— Я доверяю тебе, Каролинус, — сказал Джим. — Ты можешь рассчитывать на меня.

— А ты — на меня, мой мальчик, — откликнулся Каролинус. — Ну что ж, раз мы скрепили наш союз, мне бы хотелось кое-что сказать тебе, прежде чем ты начнешь пробовать свои силы в, скажем так, новой области магии. Ты, конечно, знаешь, что имеешь неограниченный магический кредит благодаря своему необычному статусу, а это вызывает недовольство части других магов и их учеников, считающих, что ты находишься в привилегированном положении.

— Знаю, — угрюмо проговорил Джим.

— Их недовольство не распространяется на меня, — сказал Каролинус. — Им придется свыкнуться с мыслью, что ты сам являешься источником магической энергии. Но вспомни, как неразумно ты использовал ее на праздновании Рождества у графа. Что ты себе позволял. Ты был слишком расточителен в своих действиях.

— Ты так думаешь? — спросил Джим.

— Я в этом уверен. Мне все равно, что говорят о тебе другие маги, но меня беспокоит, что ты не видишь того, что не имеешь права не замечать, когда работаешь один.

— Даже так? — проговорил Джим. Он не помнил, чтобы Каролинус был когда-нибудь так серьезен. Джим помрачнел. Другие маги ропщут на него, и оказывается, ему и Энджи уже грозила опасность.

— Мне хотелось бы напомнить тебе кое о чем, — продолжал Каролинус. — Не имеет значения, как мало магической энергии ты можешь потратить, чтобы свершить действо. Не имеет значения, как велики твои запасы энергии. Важно другое — не расточать эти запасы понапрасну. Другими словами, не прибегай к магии, если существует обычный способ достичь желаемого. Ты, наверное, обратил внимание — я ведь иногда брал тебя с собой, — что я перемещаюсь в пространстве с помощью магии. Но я намного старше тебя, да тому бывают и другие причины, о которых ты узнаешь позже, когда обретешь большие знания. Правило же гласит: не пользуйся магией, пока в том нет необходимости. — Каролинус строго взглянул на Джима:

— Может наступить время, когда тебе неожиданно понадобится пустить в ход всю свою энергию, но ты не можешь предугадать, когда это время наступит. Поэтому не трать энергию зря, а наоборот, накапливай ее, насколько возможно. Это очень важно, Джеймс.

По спине Джима пробежал холодок. Каролинус был, как никогда, серьезен.

— А ты не назовешь ту опасность, которая может меня подстерегать и потребовать максимальных затрат энергии? — спросил Джим.

— Нет, — категорично отрезал Каролинус. — Я сформулировал тебе правило в общем виде. Но подчеркиваю, оно имеет первостепенное значение при любых обстоятельствах, особенно в тех случаях, когда ты будешь практиковать магию на свой страх и риск.

— Я непременно запомню это правило, — рассудительно ответил Джим.

— Хорошо, — сказал Каролинус. — Вспомни о своем столкновении с Темными Силами в Презренной Башне или о том, как мне пришлось совершить целое путешествие, чтобы достать магический жезл. Большая магия — это целая наука, и нет такой магии, которая выручала бы во всех случаях жизни. Прежде всего надо рассчитывать на самого себя, на свою волю и разум. — Каролинус внезапно замолчал и закашлялся. — Ну да ладно, — заговорил он снова, но уже в своей обычной манере. — Ты хочешь еще что-нибудь сказать?

— Пока нет, — ответил Джим, неожиданно почувствовав облегчение, когда разговор перешел в дружескую беседу после чуть ли не зловещего тона, в котором Каролинус изрекал свои назидания. — В замке все благополучно. Мы встретимся с тобой, как только улучшится погода.

— Рад это слышать, — сказал Каролинус. — Я думаю, ты не станешь прибегать к магии, чтобы перенестись в замок, а просто полетишь?

— Можно и так, — согласился Джим. — Я люблю летать. Но к слову говоря, разве мои превращения в дракона и обратно в человека не есть магия?

— По сути дела, в твоем необычном, относящемся только к тебе случае — нет, — ответил Каролинус. — Ты, как самородок, ни на кого не похож. Ты явился в этот мир драконом, и как только ты перестанешь им быть, вся заключенная в тебе энергия исчезнет.

— Хорошо, — сказал Джим. — Как только выйду из домика, превращусь в дракона.

— Так и сделай, — сказал Каролинус. — Так будет лучше.

Минут через двадцать Джим опустился на башню замка, на флагштоке которой развевался по ветру стяг с гербом барона Маленконтри. Караульный встретил своего господина ритуальным возгласом вроде того легкого крика, который издала, завидев его, вдова Теббитс. Джим кивнул караульному, обернулся человеком, спустился по лестнице, открыл дверь и вошел в комнату.

За столом с разложенными перед ней бумагами сидела Энджи и занималась делом, за которое не взялась бы ни одна находящаяся в здравом уме леди в четырнадцатом веке. Энджи подсчитывала хозяйственные расходы.

Конечно это было делом управляющего Джона. Но Энджи как-то обнаружила, что Джон всецело следует установившемуся обычаю и, распоряжаясь хозяйскими деньгами, изымает в свою пользу суммы, которые оказались бы не лишними и в хозяйстве. Возмущенная Энджи обратилась к Геронде, но та, просмотрев бухгалтерские книги, сочла, что Джон не так уж и злоупотребляет своим положением. Действительно, его аппетиты были вполне умеренными, и Геронда настоятельно посоветовала Энджи оставить все как есть.

И все-таки Энджи решила поставить дело по-новому, так, как оно велось бы в прагматичном двадцатом веке. Она взялась за бухгалтерские книги сама, а Джону вдвое увеличила годовое жалованье, что с лихвой окупило его неожиданные потери. Теперь Энджи не только держала хозяйство в своих руках, но и превосходила хваткой своего управляющего:

— Джим! — воскликнула она, отрывая взгляд от бумаг. — Где ты пропадал?

— Пришлось задержаться у вдовы Теббитс, у нее не было дров, — ответил Джим. — У сэра Губерта провалилась в яму корова. Ну а там уж было рукой подать до домика Каролинуса, и я не мог не зайти к нему. Надо налаживать отношения. Ты помнишь, я в нем усомнился, когда мы были у графа.

— И все это заняло столько времени? — спросила Энджи. — Уже за полдень.

— Пришлось пробыть у Каролинуса дольше, чем я рассчитывал, — сказал Джим. — Знаешь, с чего он начал разговор? Спросил, готов ли я к следующему приключению. Ну а я ответил: «Конечно, нет. Мы с Энджи хотим несколько лет пожить обычной жизнью».

— Ты так и сказал?

— Слово в слово. Так и сказал, без обиняков.

— Тогда ничто не разлучит нас в обозримом будущем.

— Конечно. Можешь быть уверена.

— Ну что ж, я верю тебе. Брайен ждет внизу.

— Брайен? Каким ветром его занесло?

— Он хочет что-то сообщить и непременно нам обоим сразу, поэтому и ждет тебя. — Энджи встала из-за стола. — Спустимся в зал. Брайен там наверху блаженства, разговаривает с твоим оруженосцем.

Оруженосцем Джима был Теолаф, начальник стражи, произведенный сэром Эккертом в новое достоинство за неимением другого выбора, но безусловно за долгие годы службы поднаторевший в ратном деле, которому решил посвятить свою жизнь Брайен. Оставайся Теолаф простым стражником или даже начальником стражи, в ранге которого он пребывал некоторое время, Брайен вряд ли снизошел бы до разговора с ним. Став же оруженосцем, Теолаф достиг положения человека, с которым не стыдно поговорить, хотя Джим готов был держать пари, что Брайен все еще сидит за высоким столом, а Теолаф ответствует ему стоя.

Сам Джим так и не сумел побороть приобретенную в двадцатом веке привычку предлагать собеседнику сесть. Зато в этом преуспела Энджи, которая спокойно взирала на низших по положению, которым приходилось стоя выслушивать ее или обращаться к ней. И теперь Энджи вместе с Брайеном и Герондой де Шане, его нареченной, взялась за Джима, пытаясь отвратить и его от дурной привычки.

Джим делал успехи, но и только. Его собственные слуги, проинструктированные по указанию Энджи управляющим Джоном, просто не обращали внимания на предложение Джима сесть при разговоре с ним. Теперь у них были развязаны руки, а до того, сидя в присутствии Джима, они чувствовали себя явно не в своей тарелке. Так спустя пятьсот лет можно было оказаться в неловком положении на великосветском приеме, не зная, какую вилку выбрать в нужный момент.

Когда Энджи и Джим, пройдя через буфетную, вошли в большой зал, Теолаф, как и предполагал Джим, стоял перед возвышавшимся на помосте столом, за которым в своей обычной позе — выпрямившись, словно в седле, — сидел Брайен, уперев локоть в стол и сверля воздух указательным пальцем. Брайен вдалбливал очередную мысль в голову своего собеседника:

— Ты должен постоянно втолковывать им, что поверженный наземь человек не есть человек убитый.

— Я так и поступаю, — вторил Брайену Теолаф. — Но одно дело втолковывать им эту мысль, чтобы ее приняли на веру, и совсем другое — после того, как они едва унесли ноги от человека, которого посчитали мертвым. В замке Уорик один из моих парней пытался обшарить, как ему казалось, труп одного молодца, только что сражавшегося, как дьявол. Ну и...

Теолаф прервал свой рассказ и поклонился, заметив вошедших в зал Джима и Энджи. Поклон его был вполне непринужденным и, как отметил Джим, ничем не напоминал то неловкое телодвижение, в котором Теолаф изогнулся, когда его, выделив из толпы, произвели в оруженосцы. Шляпу Теолафу снимать не пришлось, он держал ее в руке еще с начала разговора с сэром Брайеном.

— Теолаф, — обратилась к оруженосцу Энджи, как только они с Джимом заняли свои места за высоким столом, — побеспокойся о еде для своего господина. Что тебе принести, Джим?

— Сыра, хлеба, немного холодного мяса и немного светлого пива, — ответил Джим. Он уже почти привык к светлому пиву. Вино выглядело заманчивее, но Джим упорно боролся с укоренившейся в четырнадцатом веке привычкой пить вино по любому, даже малейшему поводу.

— Слушаюсь, миледи. — Теолаф, с извиняющейся улыбкой поклонившись сэру Брайену, отправился через буфетную на поиски слуг.

— Брайен, — сказал Джим, — рад тебя видеть. Не ожидал, что ты приедешь в такую погоду. Ты хорошо выглядишь. А как Геронда?

Брайен и его невеста Геронда де Шане держали домашних голубей, которые при необходимости или в плохую погоду, как сейчас, осуществляли связь между замками Смит и Малверн. В замке Малверн был священник, а у Брайена среди слуг нашелся бывший монах, который умел немного писать и читать по-латыни. На этом языке и велась переписка.

— Как нельзя лучше, — сказал Брайен. — Произошли удивительные события, но, прежде чем перейти к ним, я должен сказать тебе, Джим, пока не забыл, что сэр Жиль выразил крайнее сожаление, что не сумел встретиться с тобой после турнира.

— Мне и самому жаль, — проговорил Джим. — Чтобы добраться до графа, он проделал путь чуть ли не от шотландской границы, а нам так и не удалось поговорить. Я думал, он заглянет ненадолго к нам, но так и не сумел его найти. Мне сказали, что он уже уехал. Надеюсь, я не обидел его ни словом, ни поступком.

— Конечно, нет, — сказал сэр Брайен. — Ты, наверное, помнишь, сэр Жиль не смог участвовать в турнире, и он одолжил своего оруженосца другому нортумбрийскому рыцарю, сэру Реджинальду Бургу, который выступал в третьей паре против Мнрогара.

— Да, мне сказали об этом, — ответил Джим. — Поэтому я не искал Жиля до конца турнира. Но почему он так рано уехал?

— Из-за сэра Реджинальда, — сказал Брайен. — У того были какие-то дела на границе, требовавшие его немедленного возвращения. Но, сражаясь с Мнрогаром на копьях, он получил небольшие увечья — ничего страшного, несколько треснутых ребер и вывих плеча, которое ему тут же и вправили, — и все-таки сэр Реджинальд не смог бы драться в полную силу, наткнись он со своими людьми на разбойников вроде тех, с которыми столкнулся Жиль на пути к графу. И тогда Жиль, такой же нортумбриец, как и сэр Реджинальд, счел своим долгом сопровождать его. Жиль едва нашел время передать тебе через меня свои сожаления.

— Может быть, он еще найдет время побывать у нас, — предположил Джим.

— Возможно, на будущий год... — начал было Брайен.

Появившиеся слуги помешали ему. И хотя они быстро сделали свое дело — расстелили чистую скатерть, поставили тарелку, положили салфетку и расставили заказанные хозяином сыр, мясо и пиво и так же быстро удалились, нить разговора была потеряна.

— Будем надеяться, — сказал Джим, на минуту задумавшись, так ли уж ему трудно долететь в обличье дракона до фамильного гнезда Жиля, замка де Мер, ведь путешествие заняло бы всего несколько дней. — Но ты сказал, что случилось нечто удивительное?

— Как я сказал, так оно и есть, — ответил Брайен. — Вы не поверите, но произошли два события, совпавших самым счастливым для меня образом. Сначала случилось то, чего никто из нас не ожидал, — король Эдвард прислал с принцем полную шапку золота победителю турнира. Никто и не помышлял о такой награде.

Что верно, то верно, подумал Джим. Король Англии обычно жаловал лишь победителей королевских турниров.

— А как вы знаете, — продолжал Брайен, — турнир выиграл я. Я рассчитывал получить лишь коней и вооружение моих соперников, и надо сказать, оба животных и все вооружение оказались превосходными, особенно сэра Гаримора. Но он решил выкупить и то и другое. Его конь ему так же дорог, как Бланшар де Тур мне, а вооружение такой искусной работы, что он не надеялся приобрести взамен что-нибудь равноценное. Я не мог отказать ему и разрешил выплатить возмещение, что, конечно, не по-рыцарски. Но вы знаете, в каком состоянии находится мой замок.

Джим и Энджи знали. Замок Смит вот-вот превратится в руины, а все деньги, которые Брайен время от времени выигрывал на турнирах, шли слугам, не покидавшим его исключительно из-за крыши над головой и куска хлеба. Но даже эти скромные затраты поглощали почти все, что Брайен добывал с оружием в руках, и на хотя бы первоочередной ремонт его маленького замка — обнесенной крепостной стеной постройки чуть больше обыкновенной башни с примыкающими к ней сооружениями — обычно оставались лишь крохи.

— Рождество сложилось для меня так удачно, — продолжал Брайен, — что я всерьез намеревался залатать крышу большого зала, а на оставшиеся деньги дожить со своей челядью до первого урожая и приплода моего стада. — Насчитывавшего, как знал Джим, всего шесть голов. — И тут на меня пролился прямо-таки золотой дождь. Когда я дома пересчитал все, что получил, то не поверил своим глазам. — Брайен перевел дыхание, чтобы Джим с Энджи успели разделить его удивление по поводу случившегося. — Теперь денег уже хватало, чтобы поставить на ноги все поместье, — продолжил свой рассказ Брайен, — да еще осталось бы более чем на год жизни, а за год я выиграл бы не один турнир. Я собирался вложить деньги в хозяйство, и кто знает, какой доход я получил бы со своих земель. Выкорчевал бы кустарник на юго-западных землях поместья и превратил его в пастбище. Так или иначе, дар короля явился даром Господним. Я уже было собрался в Виндомский монастырь — испросить совета у благочестивых отцов церкви, как лучше возблагодарить Господа. Но мне пришло в голову, что с них станется посоветовать пожертвовать все или почти все, что я получил, на церковные нужды. А я достаточно грешен, чтобы оценить такой совет по достоинству. Думаю, будет лучше, если я сделаю им пристойное подношение, а уж какое, решу сам.

— Тем более что ты заработал все своими руками, — вставила Энджи.

— Да нет же, — покачал головой Брайен, — мне просто благоволила фортуна. Но как оказалось, мои намерения были напрасными, а свалившееся на меня богатство ждало другое, гораздо лучшее предназначение. — Брайен откинулся на спинку стула и засиял. — Гораздо лучшее! — воскликнул он. — Через несколько дней после моего возвращения голубиная почта доставила послание от Геронды. Она просила меня приехать, и я сразу же отправился в путь. Увидев меня, она бросилась мне на шею с лучшей из новостей. Эту новость привез из Святой Земли некий престарелый рыцарь, который сообщил ее королевскому судье, вершащему суд в Девоне, а тот передал ее другому достопочтенному рыцарю, сэру Мэтью Холмсу, который по пути в Глостершир любезно заехал в Малверн и преподнес это известие Геронде. Суть же в том, что ее отца видели в Пальмире, в Святой Земле, где он живет в добром здравии в свои почти пятьдесят лет. Но его только узнали, так что других сведений о нем у нас нет.

— Значит, вы не знаете, собирается ли он вернуться домой? — спросила Энджи.

— В том-то и дело. И тогда мы с Герондой сочли королевский приз знамением, — ответил Брайен. — С такими деньгами я могу, не откладывая, отправиться в Пальмиру, найти рыцаря и привезти сюда. Именно привезти, даже насильно, если понадобится. Он должен дать согласие на наш с Герондой брак. — Брайен закончил свой рассказ и повернулся к Джиму:

— Ты поедешь со мной, Джеймс? В Святой Земле есть на что посмотреть. Но, что более важно, я бы окончательно поверил в успех, если бы ты был рядом.

Джим уже в течение нескольких секунд ждал этого вопроса, и все-таки просьба Брайена застала его врасплох. Джим чувствовал, что Энджи смотрит на него.

— Брайен, — медленно начал он, — как бы мне ни хотелось поехать с тобой, я не могу сейчас покинуть замок. Сэр Джон Чендос любезно обещал узнать при дворе, нельзя ли ускорить официальное оформление опеки над молодым Робертом Фалоном. А поскольку разрешение дает король, я должен быть здесь, чтобы в любой момент выехать в Лондон, если понадобится. Ты понимаешь?

— Но, Джеймс, — возразил Брайен, — с помощью достопочтенного сэра Джона оформление опеки не займет много времени. Я планировал отправиться в путь как можно скорее, чтобы добраться до Пальмиры, застать отца Геронды и вернуться назад до наступления там изнуряющей жары. Но я могу и подождать несколько недель, ты только скажи...

— Нет, — сказал Джим, чувствуя, как Энджи сверлит его взглядом. — Все дело случая. Тебе же нужно поторапливаться. Кроме того, у меня есть и другие дела, Брайен. Думаю, тебе лучше отправиться одному.

Глаза Брайена, светившиеся ярким огнем с момента его появления в замке, потухли. Брайен сразу сник, но потом выпрямился, приняв обычную позу.

— Конечно, — сказал он, — ты, как всегда, совершенно прав, Джеймс. Тебе нельзя рисковать. Ты действительно должен быть наготове, чтобы решить дело об опеке Фалона. Не будем больше говорить о моем предложении.

— Может быть, я могу помочь тебе чем-нибудь другим, Брайен? — Джим старался смягчить отказ. — Правда, не знаю как. Ты имеешь представление о моих возможностях в магии. Быть может, придумаем вместе, что я могу для тебя сделать, пока я еще не уехал.

— Нет-нет. Никакой необходимости, — сказал Брайен. — Я же сказал, не будем больше говорить об этом. Кстати, мне давно следовало спросить, как вы и ваши люди перенесли снежную бурю. Я со своими слугами переждал непогоду в своих стенах, так что мы не бедствовали. А у вас есть крепостные и арендаторы, живущие за пределами замка, да к тому же, если я не ошибаюсь, и скот на выгоне. Есть какой-нибудь урон от снега, ветра и резкого похолодания?

— К моему удивлению, нет, — ответил Джим. — Я только что облетел свои земли и не обнаружил ничего страшного. Пришлось помочь кое-кому вроде вдовы Теббитс, у которой кончились дрова, но и только.

— Рад слышать это, — сказал Брайен, поднимаясь из-за стола. — Хочу еще засветло вернуться в замок. Ветер, правда, не стих, зато снег кончился. Я много раз путешествовал и не в такую погоду. Так что мне, пожалуй, пора. Мне еще многое нужно сделать, чтобы в замке ни в чем не нуждались в мое отсутствие, тем более что я, по-видимому, никого не возьму с собой, даже Джона Честера.

Джон Честер был оруженосцем Брайена, и если бы Брайену пришлось выбирать, кого оставить в свое отсутствие в замке. Честер оказался бы последним в списке. Непринужденность в разговоре пропала. Было ясно, что никакие уговоры остаться не возымеют действия на Брайена, а только усугубят положение. Джим с Энджи встали вслед за своим гостем.

— Удачи тебе, — сказал Джим.

— Береги себя, Брайен, — сказала Энджи. — Ради Геронды, себя самого, да и нас тоже.

— Благоразумный рыцарь не приемлет ненужного риска, — ответил Брайен. — То же можно сказать и о благоразумном путешественнике. А я буду и тем и другим. Прощайте. Если мне удастся послать весточку из Пальмиры, ее получит Геронда. А уж она поделится новостями с вами.

День угасал, а тепло, поначалу согревавшее беседу в большом зале, успело улетучиться. Джим с Энджи проводили Брайена до конца зала, где слуги помогли ему облачиться в доспехи и надеть плащ. Привели коня... Брайен пересек двор, выехал за ворота, а Джим с Энджи все еще стояли в дверях замка и смотрели ему вслед, пока он совсем не исчез из виду.