"Дракон, эрл и тролль" - читать интересную книгу автора (Диксон Гордон Руперт)

Глава 16

Весь средневековый мир, в котором он жил, вся Вселенная — все вдруг рухнуло.

— Лет через восемнадцать-двадцать…— ошеломленно повторил Джим.

— Ну, может, только восемь… или шесть. Мы должны убедиться, что ты добьешься опекунства над Робертом и нам хватит времени вырастить его до возраста, когда он получит право управлять людьми в этом мире. Назовем это ближайшим будущим. Конечно, мы могли бы взять его с собой в двадцатое столетие…

Джим был совсем не уверен, что им это позволят. Скорее, наоборот, им это запретят. Но Энджи продолжала:

— …но нет. Конечно, мы не можем вернуться сейчас в двадцатое столетие. Об этом нечего и думать!

— Нечего и думать, — тупо повторил Джим.

Энджи поднялась с кресла, склонилась над мужем и, усевшись к нему на колени, обняла его.

— Ты не думал, что до этого дойдет, Джим? — спросила она, ласкаясь к нему. — Я не знала, что это так много для тебя значит. Я считала, что тебе здесь очень нравится и ты хотел вернуться домой только ради меня.

— Так и было, — промямлил Джим, чересчур оглушенный, чтобы сказать неправду.

— Ты такой добрый. Ты всегда поступаешь хорошо. И я должна была понять, что ты и остаешься таким. Разве ты не понимаешь, что надо подождать, по меньшей мере, до тех пор, пока мы не полним опекунство? Но даже после того, как мы его получим, следует помочь Роберту начать взрослую жизнь. Нечестно привезти его в двадцатое столетие, в семью двух полуголодных ученых. А здесь он будет богат.

— Полагаю, ты права, — неохотно согласился Джим.

Энджи продолжила:

— Ты же знаешь, сколько детей умирает в этом мире. Здесь слишком многое мешает им вырасти. А Роберт такой хрупкий. Если бы ты подержал его на руках, как держу я, ты бы понял, что мы не можем бросить его в этом жестоком мире. Ему придется расти или умереть одному, а тут еще люди вроде Агаты, которые желают, чтобы он поскорее исчез с лица земли. Да и обычные опасности, всякие детские болезни, об этом мы с тобой знаем больше, чем кто-либо здесь, и беспечность окружающих. Небрежность служанок, даже его кормилицы, которые считают, что заботятся о нем. Пусть даже кормилица любит его, как женщина, которая ухаживает за ним сейчас, но ее темнота может стать причиной гибели Роберта. Разве ты не понимаешь, Джим?

— Я понимаю.

— Не говори так, — начала уговаривать Энджи, — Для нас это будет тоже радостью. Как приятно иметь дома малыша, которого мы будем растить какое-то время. Ведь мы не можем его оставить, а если мы не можем его оставить, то должны быть рядом, пока он сам не сможет бороться за существование. Разве ты не согласен с этим?

— Наверно, согласен.

Справедливо было и остальное, о чем говорила Энджи. Положение Роберта было, мягко говоря, сомнительным. Во всяком случае, Джим вряд ли мог покинуть ребенка, пока король не назначит ему достойного доверия опекуна.

Джим подумал, не рассказать ли Энджи о том, что, если они останутся здесь, его могут лишить магической энергии, и все они, а не только Роберт, окажутся беззащитными. Он мог даже потерять способность превращаться в дракона, хотя об этом следовало поговорить с Каролинусом. Возможно, превращение в дракона было личной особенностью Джима. Он уже обратился драконом до того, как стал учеником Каролинуса, а потому могло случиться так, что эта его способность не пропадет. Но, скорее всего, это будет единственным достоянием, которое ему оставят.

Затем он подумал, что не стоит поднимать этот вопрос. Если рассматривать все без преувеличений, нужно просто найти способ остановить Сан Ван Фона и магов, которые с ним согласны. Должен же быть какой-то выход. И Джим мог найти его, а значит незачем тревожить Энджи вопросами, которые она не в силах разрешить. Сделать это он мог лишь сам. А раз он должен все делать сам, то правильнее держать это в тайне и не огорчать Энджи.

— Ты права, — сказал он. — Нам надо остаться, по крайней мере сейчас. Не знаю, что изменится в будущем, возможно, позже все станет яснее. Накопилось столько проблем…

— Дорогой! — Энджи крепко прижалась к мужу. — Я знала, что ты поймешь. Слушай! Я ведь говорила тебе, что подумаю о тролле из подземелья и о другом, который, как считает здешний, находится среди гостей графа?

— Что? Ах это! Да-да, ты говорила.

— Так вот, я кое-что придумала! — И Энджи с победным видом опустилась ему на колени. — Хочешь узнать, что?

— Конечно! — Джим постарался изобразить восторг.

— Тебе это понравится. — Глаза Энджи, как с удивлением отметил Джим, заблестели. — Ты знаешь о представлении морской битвы при Слуйсе, где отец принца сражался с французским флотом? Ты ушел до окончания обеда и поэтому не видел его. Но ты помнишь, что это должны были разыграть?

— Помню, — сказал Джим.

— Так вот, все было разыграно с большим усердием, актеры вопили, прыгали, делали трюки. Все происходило перед высоким столом, лицом к сидевшим за ним, но задом ко всем остальным, сидевшим в зале. И никто не обиделся. — Она замолчала, чтобы передохнуть. — Они поставили какие-то ящики для актера, который играл короля Эдуарда. Предполагалось, что все это навалено на верхней палубе, откуда король руководит другими английскими кораблями. И там были всякие лестницы, переносные подмостки, которые помогали изобразить другие палубы. Один из актеров был окружен легкой загородкой, это означало, что он английский лучник, который стреляет специальными стрелами по французским судам. И зритель должен был вообразить, что актеры, стоявшие наверху лестницы, над головой Эдуарда, находятся на нижней палубе. А еще надо было вообразить, что корабли сближаются и матросы перелезают на другое судно, хотя они стояли на голом полу, где и начали схватку, делая вид, будто переходят с борта на борт… На самом деле было весело. Я с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться.

Джим улыбнулся, хотя ему было совсем невесело:

— Представляю. Вся постановка держалась только на воображении зрителей. Действительно, публике требовалось сильное воображение, чтобы смотреть такой спектакль.

— Да уж, этого хватало, даже с избытком! — Энджи вскочила с места. — Видел бы ты реакцию гостей, хотя они смотрели представление с другой стороны. Впрочем, не совсем, ведь актеры постоянно вертелись. А когда изображали бой, вынуждены были не смотреть в сторону высокого стола. Но зрители все проглотили. Я и не подозревала, как много значит для этих людей любое развлечение, любой спектакль.

— Пожалуй, и я не подозревал, — задумчиво произнес Джим. Он вспомнил, как изобретательны исполнители баллад, — они придумывали всякие подробности о собственном участии в битве у Презренной Башни, когда пели об этом.

— Помнишь, как ведут себя дети, когда им что-то рассказывают? Они просто живут рассказом. Если говоришь об ужасном, они пугаются. Если говоришь о вкусном, они пробуют это. Если рассказываешь о замке, они видят замок, для них он реален. Так вот, гости за столом вели себя так же.

— Правда? — невольно заинтересовался Джим.

— Абсолютная, — подтвердила Энджи. — Я бы не поверила, если бы не видела сама. И я клянусь, большинство мужчин едва сдерживались, чтобы не броситься на сцену и не вступить в сражение. Женщины тоже были зачарованы. Более того, восхищены были все сидевшие за высоким столом. Граф, епископ, Чендос, — все! Они были так же захвачены представлением, как и гости за двумя длинными столами.

— Неудивительно, что Брайен не хотел его пропустить. Знаешь, я даже не догадывался, чего он мог лишиться. Я чувствовал себя виноватым из-за того, что заставил его разыграть обморок. А все произошедшее потом, в результате этого обморока? Я ведь не думал, что он придумает видение…

— Я знаю, что ты этого не хотел. Это все епископ, он подбросил ему и остальным эту мысль. Но граф, епископ, Чендос, — все увлеклись выдуманной битвой, как дети!

— Что ж, постараюсь не пропустить следующей постановки этого спектакля. Когда нам покажут еще один?

— По правде говоря, нам предстоит увидеть даже два, но, по сравнению с битвой при Слуйсе, это пустяки. Битву представляли только потому, что сегодня Рождество. Знаешь, Джим, это навело меня на блестящую мысль. А почему бы нам не разыграть для них спектакль?

— Спектакль? — С Джимом столько всего случилось за последние дни, что его мозг уже не мог переварить новое предложение. — Мы? Почему?

— Неужели ты не понимаешь? Весь замок будет там, даже прислуга. Во время представления битвы при Слуйсе слуги столпились у всех дверей Большого зала. Никто их не прогонял, даже старшие слуги на них не кричали, — все глазели на битву. Так вот, если все они соберутся в одном месте, ты можешь вывести тролля из подземелья, пусть себе вынюхивает по всем углам… Может, ты сделаешь его невидимым…

— Ты забыла, что епископ благословил…

— Ax да! Но я уверена, что-нибудь можно придумать. Главное, собрать всех вместе и тайком привести твоего тролля наверх, чтобы никто его не увидел. Подумай, Джим, разве это не чудесная мысль? — Энджи вопросительно посмотрела на Джима.

— Я думаю.

— Я считаю, что нам надо представить сцену в хлеву. Помнишь младенца Христа в колыбели?

— Полагаю, да. — Джим не верил в плодотворность идеи.

— Знаешь, можно построить что-то, похожее на хлев. Ручаюсь, мы найдем настоящих вола и осла… и, конечно, Марию с Иосифом. Можно принести настоящей соломы и привести пастухов и трех волхвов.

— Я не уверен, что волхвы и пастухи явились одновременно. Но это вполне можно сделать. Хотя здесь явно не хватает действия.

— Ну и что, разве мы не можем придумать действие?

Джим заметил облачко разочарования на лице Энджи.

— Я не отбрасываю всю идею целиком, — поспешно произнес он. — Идея действительно великолепная, но вот детали… Прежде всего, сегодня Рождество, и что-то подобное придуманному тобой, должно свершиться в день Рождества, ты так не считаешь? И еще подумай, ведь это религиозная сцена, и, вероятно, лучше поговорить сначала с епископом и выяснить, нет ли у церкви каких-либо возражений.

— Откуда возьмутся возражения?

— Не знаю, но не забудь, это средневековая церковь. Никто здесь никогда не упоминал о сцене в яслях. Если они обычно этого не представляют, значит, возможны какие-то сомнения. — Энджи выглядела огорченной. — Не знаю, я просто оцениваю ситуацию, — добавил Джим. — Конечно, я не считаю, что это нельзя сделать. Я не особенно понимаю, как можно незаметно для всех привести тролля, чтобы он всех обнюхал. И как он обнаружит запах другого тролля в полном народа зале? Мне кажется, для него это чересчур сложно. Но позволь, я подумаю и об этом. Спасибо, Энджи. Это поистине прекрасная мысль. Только дай мне время обдумать детали и понять, насколько это все выполнимо. Мы же не хотим все начать, а затем, когда будет уже поздно, выяснить, что просмотрели что-то важное. Прежде всего, надо помнить, что, если мы всех огорчим, это может помешать нам получить опекунство над Робертом.

— Я не подумала об этом. Ты прав Джим. Лучше уж разберись со всем, а я пока подумаю, как нам одеться.

— Конечно, послушай, — сказал он, — ведь Рождество еще продолжается, верно?

— Рождественский вечер, — ответила она, придерживая гобелен, прикрывавший вход в соседнюю комнату. Она явно собиралась оставить Джима. — А что?

— Не знаю, что-то у меня мысли путаются. Я думал Рождество праздновали вчера. Кажется, я просто устал. Сегодня слишком много всего произошло, хватило бы на целую неделю.

Энджи оставила гобелен и вернулась в комнату:

— Что случилось?

Джим широко зевнул.

— Думаю, я не готов рассказать тебе все сейчас. Я… За дверью послышались голоса. Разговаривали громче обычного.

— Прочь, черт тебя побери! — прорычал один голос. — По какому праву ты меня расспрашиваешь?

— Миледи приказала мне сначала спросить, затем осторожно заглянуть в комнату и узнать, можно ли кого-то впускать, — возразил другой голос.

— О? Тогда спрашивай! — вскричал первый голос уже несколько тише. — Ты знаешь меня. Спрашивай же!

— Да, сэр Брайен!

Дверь отворилась, и часовой просунул в комнату бледное лицо.

— Миледи… милорд? — Бледное лицо уставилось на Джима, который не проходил мимо часового и, тем не менее, оказался в комнате. Часовой сглотнул и взял себя в руки: — Милорд, миледи, сэр Брайен испрашивает разрешения…

— Пусть войдет, — разрешила Энджи.

Вошел Брайен. Он остановился, расставив ноги. Он не был пьян, но явно выпил.

— Джеймс! — закричал он так, что Джим услышал бы и в пятидесяти футах от него. — Рад тебя видеть. Ты уже вернулся…

— Тише! — прошипела Энджи, и голос Брайена тотчас упал почти до шепота:

— Меня попросили подняться наверх, Джеймс, и узнать, есть ли известия от тебя. Спустись вниз, мы все в комнате над Большим залом. Ты просто обязан спуститься. Сегодня Рождество, а ты сидишь здесь, вдали от остальных! Анджела, я знаю, тебя держит здесь твой долг по отношению к сироте, но и тебе следовало бы прийти.

— Я приду попозже.

— Надеюсь, ты извинишь меня, если я не приду? — устало произнес Джим. — Извини меня, Брайен. Я расскажу тебе обо всем, когда у меня будет чуть больше времени и я немного отдохну, Сегодня у меня выдался трудный день, мне пришлось покрыть большое расстояние, путешествуя с помощью магии, и я… мне нужно поспать.

— В Сочельник? — удивился Брайен. — Даже если бы времени не было совсем, нельзя тратить его на сон…— Он замолчал и посмотрел на Джима. — Ты выглядишь усталым, Джеймс, — сказал он, смягчаясь. — Не беспокойся, я объясню всем, что тебе пришлось отправиться искать Каролинуса и ты нашел его и теперь возвратился и спишь. Поговорим завтра. Ты не забыл? Завтра соколиная охота. Мы отправимся маленькими группами, иначе на одну добычу придется слишком много соколов, а так в христианском мире не положено. И ты должна обязательно быть, Анджела. Соколиная охота — большое удовольствие для женщин… Но я забыл, у вас нет птицы. Надеюсь, граф одолжит вам ее.

— Не обещаю, Брайен, — живо перебила его Энджи. — Но я постараюсь быть. Позволь мне поговорить с графом самой, если мне понадобится сокол. Я могу просто ехать в общей компании.

— Боже избави! — сказал Брайен. — Все равно стоит участвовать — ветер разогнал облака, и завтра будет ясно и морозно. Ну, я оставлю вас и возвращусь к гостям, чтобы передать ваши извинения. Спокойной ночи. — Он повернулся к двери.