"Рыцарь-дракон" - читать интересную книгу автора (Диксон Гордон Руперт)

18

За обедом Сорпил и Майгра, хоть и несколько запоздало, разыгрывали из себя гостеприимных хозяев. Однако у них это не слишком получалось. Джим заметил, что, пока они ели, пили вино и беседовали, лица супружеской пары оставались одинаково кислыми, смотрели они друг на друга или куда-то еще. Исключение составлял лишь дорогой гость из Англии.

Все же краткие едкие реплики супругов в адрес друг друга проскальзывали в разговоре, несмотря на то что драконья чета изо всех сил старалась вести светскую беседу. Вдобавок ко всему, они явно пытались хитростью и обманом выведать у Джима цель его пребывания во Франции и планы на будущее.

Однако делали они это крайне неуклюже; видно, Сорпил и Майгра вели уединенный образ жизни и утратили все практические навыки в подобных делах. Джим подозревал, что они вообще ни с кем не общались, даже с остальными драконами.

Майгра говорила намного быстрее мужа и норовила все время встрять в середине фразы, медленно произносимой ее мужем. Иногда Сорпил был вынужден прерваться сам, чтобы высказать ей свое недовольство. В результате все попытки выведать у Джима его секреты провалились, потому что они не могли действовать слаженно, как одна команду. Они, скорее, постоянно путались друг у друга под ногами.

Зато Джиму удалось немного узнать о них.

— Этот замок? Раньше он, разумеется, принадлежал джорджам, — ответил Сорпил на один из вопросов Джима. — Я отбил его лет сто двадцать назад. Они мне надоели: вечно сидели без дела и высасывали из крестьян все до крохи, не оставляя паре драконов абсолютно ничего, кроме разве нескольких тощих коз. Так что…

— На самом деле, к тому времени, как Сорпил напал на этот замок, — вставила Майгра, — он уже сильно пострадал после битвы с отрядом ваших английских джорджей. Вот почему шато в таком плачевном состоянии.

— Я сам расскажу, Майгра, если ты не возражаешь, — грозно произнес Сорпил. — Как я уже говорил, когда те английские джорджи ушли, я подождал, пока в шато все заснут, и проник внутрь через брешь в стене. Я один…

— Я была с ним, — вставила Майгра, — но разумеется, я для него не в счет. Дело в том, что…

— Стояла ночь, — продолжал Сорпил, — и большинство из этих маленьких огоньков, как же они их называют?..

— Свечи, — выпалила Майгра.

— Их свечи были погашены, а в темноте они, разумеется, как слепые.

Джим обедал с супружеской парой драконов в зале, почти таком же большом, как тот, в который он вошел через парадную дверь. Помещение освещалось лишь светом луны, сочащимся через высокие окна, высеченные в одной из стен комнаты. Джима в его драконьем теле это, конечно, не беспокоило. Драконы чувствуют себя уютно и в полумраке, и даже в абсолютной темноте, хотя все же предпочитают передвигаться хотя бы при самом слабом освещении. Но сейчас, в общем, лучшего и желать не стоило.

— Итак, я переловил большинство из них поодиночке, одного за другим, в их комнатах и коридорах, и без хлопот убил всех. С одним или двумя пришлось, правда, повозиться, но они были пешими и даже без панцирей, так что…

— Так что это не стоило ему ни малейших усилий, — усмехнулась Майгра.

Сорпил резко повернулся и хмуро посмотрел на нее: наконец он опять развернулся к Джиму.

— Таким образом, мы заняли шато примерно сто лет назад, — продолжал он, — и с тех пор крестьяне платят подати нам, а не джорджам, благодаря чему мы можем предложить тебе сегодня прекрасные яства и вина.

Джим подумал, что высказывание насчет яств и вин — явное преувеличение. Правда, три только что забитых овцы, принесенных Майгрой к столу — кожа, кости и требуха, — с драконьей точки зрения вполне съедобны, а вино не так уж плохо. Джим счел бы его просто великолепным, если бы последние недели не был занят почти исключительно дегустацией тех вин, которые принято пить во Франции.

Сорпил торжественно проломил крышку объемистого бочонка одним ударом, и драконы запустили в него оставшиеся от людей кувшины, используя их вместо кубков; вино было чуть лучше самого худшего из тех, что довелось Джиму попробовать с тех пор, как он ступил на землю Бреста. До лучшего вина, питого им в ту пору, этому пойлу было далеко.

Джим подозревал, что это вино предназначалось для обычных обеденных трапез, видимо, хозяева рассчитывали, что английский дракон разницы не заметит. Будь вино чуть похуже, Джим воспринял бы его как оскорбление в свой адрес. Наличие паспорта означало, что Джим временно был владельцем сокровищ, находящихся в паспорте, и потому с ним полагалось обращаться с предельным уважением.

— Куда ты собираешься отправиться дальше? — внезапно вклинилась в разговор Майгра и тем самым положила конец, несомненно, изрядно приукрашенному рассказу Сорпила о его великом подвиге завоевания замка.

— На восток…

Джим умышленно не стал уточнять. Он свернулся поудобнее на полу у торца стола, оставшегося от джорджей. Обед подошел к концу, и Джим, выпив достаточно вина даже для дракона, почувствовал себя расслабленно и уютно. Судя по всему, они вылакали не менее половины откупоренного Сорпилом бочонка.

— Но я имею в виду, какой дорогой, по какому маршруту? — настаивала Майгра.

— Ох, — пожал плечами Джим, — думаю, что буду придерживаться в основном восточного направления. Я еще не размышлял о маршруте.

— Но тебе следовало бы задуматься, — возразила Майгра. — После того как уже больше сотни лет на несколько миль в округе местными крестьянами никто, кроме нас, не управляет, они страшно обнаглели. Мы с мужем никогда не приземляемся поблизости от замка, если путешествуем поодиночке. Двадцать или тридцать крестьян, нападающих на тебя, с вилами и серпами или чем-то вроде этого… К этому, если ты один, да к тому же еще и ростом не вышел, как я, стоит относиться серьезно.

— Хорошо, если вы мне скажете границы вашей территории, — согласился Джим, — я просто не буду садиться на землю, прежде чем не окажусь за ее пределами. Правда, я, пожалуй, справлюсь даже с двадцатью-тридцатью вооруженными крестьянами, если понадобится.

Вопреки его желанию, вино пробудило в Джиме инстинктивную гордость, присущую драконам его размера и силы. Джим и в самом деле сейчас, в сонном состоянии, опьяненный и согретый винными парами, нашел идею помериться силами с двадцатью-тридцатью вооруженными крестьянами довольно заманчивой. У него не было и тени сомнения, что многих из них он без труда убьет, а остальных утащит.

Он вспомнил, как прошлой осенью он налетел на отряд вооруженных всадников сэра Хьюго де Буа де Маленконтри, бывшего владельца его замка и злейшего его врага, и сбил их, как кегли. Разумеется, это было еще до того, как сэр Хьюго в доспехах на боевой лошади и с копьем наперевес дал ему урок, после которого Джим на всю оставшуюся жизнь запомнил, что в иных случаях дракону лучше не бросаться на одинокого джорджа, а подобру-поздорову уносить лапы.

Воспоминание о копье, пронзившем тогда его и чуть не унесшим сразу две жизни — его и Горбаша, владельца тела, в котором Джим в тот момент находился, — слегка отрезвило его.

— Что ты предлагаешь? — поинтересовался он у Майгры.

— Ну, во-первых, позволь мне подсказать тебе самый безопасный путь. Тебе следует путешествовать пешком, а то еще попадешься на глаза целой куче крестьян, они соберутся вместе, залягут где-нибудь и устроят засаду. Во-вторых, после того, как ты выйдешь из шато, иди лучше всего сквозь лес к северу, а затем поверни на запад и иди до тех пор, пока не придешь к большому озеру.

Она приостановилась, чтобы проверить, успевает ли он запоминать.

— Продолжай, — кивнул Джим.

— Иди все время по берегу озера, обогни его, следуя на восток, — продолжала она. — Местные крестьяне вряд ли нападут на тебя около озера. Они не умеют плавать, но никто из них, конечно, и не подозревает, что мы, драконы, тяжелее воды и тоже не можем плавать. Но даже если они нападут, прыгай в озеро; возле берега довольно мелко для таких, как мы, но для джорджей там слишком глубоко. Таким образом, ты будешь в безопасности, если только они не запустят чем-нибудь в тебя.

Джим в глубине души злорадно усмехнулся. Майгра не знала, что он был аномальным драконом и при необходимости мог плавать. Он обнаружил это, когда шел пешком через болота к Презренной Башне. Уж тогда-то он наплавался вволю — от островка к островку. В ту пору Джим еще не знал, что драконье тело тяжелее воды, так что бросался в воду не задумываясь. Оказавшись в воде, он было запаниковал, но быстро сообразил, что если будет поживее двигать лапами, да к тому же пустит в дело хвост, рассекая им воду слева направо, как это делает водяная змея, то не только не утонет, но даже поплывет вперед. Дело это было, правда, довольно утомительное, но зато все получилось лучше некуда. Однако ни один знакомый Джиму дракон никогда даже не пробовал плавать. Все они были твердо уверены, что камнем пойдут ко дну, если зайдут в воду на такую глубину, что, встав на задние лапы, не смогут высунуть голову на поверхность.

Тем не менее совет Майгры, по мнению Джима, был неплох. Мысленно он извинился перед ней за то, что думал, что ни она, ни Сорпил в действительности не заинтересованы в том, чтобы быть ему полезными. Предположение это вполне естественно. Такова уж драконья натура. Если бы с ним что-то случилось, им бы достался паспорт. С другой стороны, Майгра тоже выпила несколько кувшинов вина. Может быть, алкоголь смягчил и ее.

В ее характере должна быть и более привлекательная и мягкая сторона, по крайней мере, была в те времена, когда Майгра была моложе, подумал Джим. Иначе Сорпилу, который, несомненно, знал и лучшие времена и в молодости был, наверное, весьма силен, не было бы никакого резона брать ее в жены.

— Спасибо, Майгра, — Джим услышал, что его голос звучит уже довольно сонно. Когда он впервые переступил порог шато, еще не наступил полдень, но трапеза, как это обычно бывает у драконов, когда они садятся пообедать, оказалась делом долгим. Лунный свет должен был навести его на мысль, что они обедают уже восемь или девять часов. Время пролетело незаметно.

Как бы то ни было, ему несомненно хотелось спать.

— У вас есть для меня место? — спросил он. — Или мне спать здесь?

Он бы не возражал устроиться на ночлег прямо в трапезной зале. С другой стороны, драконий инстинкт велел ему найти для сна маленький укромный уголок. Сорпил и Майгра всего лишь проявили бы гостеприимство, выделив ему место, хотя бы одну из бывших спален замка, в каком бы состоянии она теперь ни находилась.

— Я провожу тебя, — Майгра проворно вскочила на лапы.

Сорпил не двинулся с места, прогрохотав нечто среднее между пожеланием спокойной ночи и отрыжкой, по силе соответствующей его размерам. Джим последовал за Майгрой. Она вела его по коридорам, вверх и вниз по лестницам в кромешной тьме. Но поскольку нос и уши говорили ему, где дракониха, Джим шел за ней не боясь оступиться или сбиться с пути.

Наконец она привела его, как и надеялся Джим, в спальню одного из бывших обитателей замка и ушла. Он свернулся клубком среди обломков довольно скудной мебели. Последней его мыслью перед тем, как он погрузился в сон, было то, что, похоже, во французском замке было куда больше спален, нежели в английских.

Он спал нормальным драконьим сном, крепким и лишенным сновидений. Когда Джим проснулся, в комнате было светло. Солнечный свет проникал сюда через узкое окно-бойницу, но солнце, казалось, светило прямо в проем, и поэтому спальня, наверное, была светла как никогда.

Резкий переход от вчерашней ночной темноты к яркому свету поначалу слегка озадачил Джима, которому часы, прошедшие с того момента, как он заснул, и до пробуждения, показались мгновением.

Он зевнул. Громадная пасть широко раскрылась, и в пыльном воздухе сверкнул длинный красный язык. Затем он выпрямился, потянулся. Он не мог расправить только крылья — не хватало места. Используя нюх и зрительную память, Джим двинулся обратно тем же путем, по которому его вели прошлой ночью.

Он отыскал комнату, где они ели, пили и беседовали. Ни Майгры, ни Сорпила поблизости видно не было. От овцы не осталось ничего, кроме нескольких раздробленных костей, из которых был высосан костный мозг. Бочонок, открытый Сорпилом накануне, был на четыре пятых пуст.

Джим взял кувшин, зачерпнул вина, вылил все содержимое разом себе в глотку и нашел, что вино утром бодрит. Второй кувшин он выпил просто из принципа.

Похоже, пришло время отправляться. Ждать от хозяев еще чего-нибудь доброго не приходилось. Майгра под смягчающим действием вина явно дала ему самый лучший совет из тех, что он мог вообще ожидать от этой пары.

Выйдя за порог замка, он обернулся и прокричал своим хозяевам, так как ни один из них не удосужился выйти попрощаться с ним:

— Это Джеймс! Я ухожу. Спасибо за гостеприимство. Я скоро вернусь и заберу паспорт. Прощайте!

Его голос разносился под сводами, отражаясь многократным эхом от стен замка. В ответ не прозвучало ни звука.

Он повернулся и вышел.

День был опять жарок и безоблачен. Джим отправился в путь пешком, следуя указаниям Майгры. Было уже поздновато. Благодаря выпитому за ужином вину он проспал до полудня.

Часа через два за деревьями мелькнуло что-то голубое, по-видимому, край озера, о котором говорила Майгра. Джим остановился и перевел дыхание.

Он дышал так тяжело, что его мог услышать кто угодно в радиусе пятидесяти футов. Звук был такой, как будто паровоз забирался в гору. Челюсти Джима были широко раскрыты, красный язык безвольно распластался между зубами, как спущенный флаг.

Он совсем не учел, что драконы не созданы для путешествий пешком, и уж если возникла необходимость отправиться в путь, то они предпочитали добираться по воздуху. Да и день был жарким.

Джиму раньше никогда не приходило в голову, что непроницаемая шкура драконов не имела пор, как у людей или некоторых животных. Поэтому от избыточного тепла они избавлялись через пасть, как собаки. К сожалению, драконы намного крупнее собак и, как следствие этого, намного тяжелее. Когда им приходилось путешествовать по земле на своих четырех, тело перегревалось слишком быстро, а хоть чуть-чуть охладиться в такой жаркий день было тяжеловато.

Джим раньше просто не думал об этом. Предыдущие пешие переходы, которые он совершал в драконьем обличье, протекали в более прохладном климате. И оба раза обстоятельства были таковы, что он был слишком возбужден, чтобы обращать внимание на усилия, прилагаемые при ходьбе.

Первый раз он с ума сходил, размышляя о том, что может случиться с Энджи, заточенной в Презренной Башне. Второй марш-бросок состоялся во время неудавшегося похода на замок Маленконтри, где, якобы, засел сэр Хьюго. В тот раз он был полон горечи и ненавидел самого себя. Но самым большим различием между теми прогулками и этой была температура воздуха. Марш-бросок в Маленконтри вообще кончился под проливным дождем, охлаждавшим Джима.

Сегодня, однако, тревожиться было почти не о чем, так что Джим остался один на один с жарой, одышкой и дискомфортом.

Остановившись и тяжело дыша, Джим решил, что он будет не он, если и дальше станет мириться с таким положением вещей.

Майгра, естественно, думала, что у него в запасе только два способа передвижения: лететь или идти пешком на задних лапах. Она, конечно, не догадалась, что перед ней клубком свернулся не кто иной, как маг, только временно влезший в драконью шкуру и потому обладающий еще одной возможностью: снова превратиться в человека.

Джим написал в голове магическую формулу и секунду спустя уже стоял обнаженный, блаженствуя, излучая тепло всем телом. Веревка, связывающая узлы, свободно лежала на его шее и плечах, значительно уменьшившихся за эту секунду.

Он снял с плеч узлы и оделся. Узелок с едой Джим повесил на веревке, как на перевязи, так чтобы он оказался как раз над рукояткой кинжала.

Теперь, возможно, ему будет тяжелее отразить натиск пяти или более вооруженных французских крестьян. Но, с другой стороны, ковыляющий вперевалку дракон выглядит куда подозрительнее…

Впрочем, если на него действительно нападут, он всегда может для самообороны снова превратиться в дракона. Если местные верят в магию так же, как и все остальные обитатели средневековья, попадавшиеся ему до сих пор, то одного того, что он превратится в дракона на глазах у нападающих, хватит, чтобы обратить в паническое бегство какую-то жалкую горстку крестьян с вилами и серпами. Теперь Джим чувствовал себя гораздо лучше; единственное, что еще мучило его, — это жажда. Причем виной были не столько жара и вчерашние возлияния, сколько парочка кувшинов вина, опрокинутых им «на посошок» сегодня утром. Джим стремился к озеру, надеясь наконец утолить эту жажду.

Чем ближе он подходил к озеру, тем более вожделенной, чистой и прекрасной грезилась ему вода. Он еле сдерживал себя, чтобы не пуститься бегом, но перетерпел, и не потому, что боялся, что ему снова станет жарко

— к тому времени Джим уже почти совсем остыл и чувствовал себя вполне уютно, — а потому, что чувство собственного достоинства не позволяло ему так поступить.

Разве помчался бы Брайен только для того, чтобы побыстрее преодолеть последние несколько ярдов до озера, если бы он и так добрался до него через секунду-другую? Нет, подумал Джим, рыцарь должен с презрением смотреть на подобные человеческие слабости. Если Джим и правда хочет соответствовать стандартам офицера четырнадцатого века, то ему следует научиться проявлять большую сдержанность. В конце концов, он же не умирает от жажды. У него просто пересохло во рту. Надо меньше пить.

Итак, Джиму удалось степенно подойти к кромке воды. Он лег на живот и начал пить прямо из озера. Вода была именно такой, как он себе ее и представлял. Первые несколько глотков были столь восхитительны, что он дал себе волю и стал лакать воду огромными глотками.

Наконец он приостановился, чтобы перевести дыхание, и вдруг заметил, что в потревоженной воде постепенно начало вырисовываться его отражение. Оно пристально смотрело на Джима, находясь как будто даже ниже поверхности воды.

Сначала Джим бездумно смотрел на него, но потом внезапно, как будто очнувшись, вытаращил глаза.

Лицо под водой не было его лицом. Это была прекрасная белокурая девушка с длинными волосами. Она улыбалась ему, глядя вверх, или, вернее, ее лицо улыбалось ему, казалось, всего в дюйме от поверхности воды. Образ был слишком отчетливым, чтобы быть галлюцинацией.

— Подожди минутку! — громко произнес Джим, выпрямляясь и вставая на четвереньки, но не отрывая взгляда от воды.

Лицо вынырнуло на поверхность воды, доказав тем самым, что оно отнюдь не лишено головы, и, по мере того как оно поднималось все выше и выше, выяснилось, что и все остальное прекрасное девичье тело на месте. Девушка улыбнулась Джиму, и у того перед глазами все поплыло.

— А вот и ты, любовь моя, — выдохнула она. — Наконец-то ты пришел. Пойдем со мной.

Ее голос переливчато звенел в ушах Джима. Она протянула изящную ручку и взяла Джима за руку. В следующий момент Джим осознал, но не понял, как именно это произошло, что его тянут вниз, в озеро, под воду.

У него было время заметить, что спуск в воду нигде не был пологим, как описывала Майгра. Берега круто обрывались на неведомую глубину. Дна под ними видно не было. Дракон, думающий, что он не умеет плавать, упавший или затянутый воду, мгновенно пошел бы ко дну и неминуемо утонул.

Но у Джима не было времени задерживаться мыслями на вероломстве Майгры с ее советами и на ужасном конце, которого он избежал только благодаря жаркой погоде, вынудившей его превратиться в человека. Он был слишком сосредоточен на том, что его тянут все глубже и глубже в озеро.

Будучи в человеческом теле, Джим плавал довольно неплохо. Он даже мог погружаться с маской на глубину пятнадцати-двадцати футов. Но сейчас у него не было ни маски, ни трубки, и, по какой-то странной причине, он абсолютно не мог сопротивляться девушке, которая волокла его вниз. У него было такое чувство, что, даже если бы он попытался сопротивляться, из этого ничего хорошего бы не вышло. Да и не было у него никакого желания бороться.

Он неизбежно утонет.

Но, однако, как только он об этом подумал, то осознал, что если бы он тонул, то наверняка почувствовал бы уже какие-нибудь соответствующие симптомы. Сначала Джиму казалось, что он сдерживает дыхание, но выяснилось, что на самом деле это не так. Он нормально дышал под водой.

Это казалось невозможным, бессмысленным. Или вода вокруг него стала пузырьками воздуха, что было невероятно, или он дышал водой так, как будто это был воздух, что было еще более невероятно.

— Просто чудесно, что ты наконец пришел, да еще при таких обстоятельствах, — златовласка шла впереди него, даже не оборачиваясь. — Меньше всего я ожидала увидеть тебя. Я следила за ужасным драконом, приближавшимся все ближе и ближе. И вдруг он внезапно исчез.

Она задумалась.

— Я не могу этого объяснить, — девушка скорее обращалась к себе, чем к Джиму. — Никогда прежде не видела, чтобы драконы так вели себя. Он, как и все остальные, направлялся прямо к озеру. Мне было бы так легко его утопить!

— Почему… почему ты хотела утопить дракона? — смутившись, спросил Джим.

— Как? Да потому, что они такие гадкие! Эти громадные, отвратительные крылья, как у летучей мыши, и чешуя! Фу! Вот бы знать способ избавиться сразу от всех драконов! Дело в том, что я могу утопить только тех, которые подходят близко к озеру. Но я делаю все, что могу. Подтягиваю их к краю воды, используя магию, и потом, конечно, раз уж я приобрела над ними власть, то им не спастись. Я затаскиваю их в воду и… — ее голос зазвенел по-детски счастливо, — они тонут сами.

Джим содрогнулся.

— Рыбы так мне благодарны, — продолжала девушка. — В одном драконе так много еды для них. Ты, наверное, удивишься, но отчасти именно за это они все меня любят так сильно. Конечно, естественно, что они меня любят. Я имею в виду, что они меня все равно любили бы, потому что они обязаны, они не могут иначе. Но они любят меня еще больше за то, что я все время даю им славных мертвых драконов на обед. — Она задумалась. — Ну, возможно, не каждый день. Но время от времени я дарю им дракона.

Они опустились на дно озера и направились к некоему подобию подводного замка, не слишком высокому, зато весьма широкому. Его стены, казалось, были сделаны из раковин и сверкающих драгоценных камней, панели

— из чистого перламутра, мерцающего и переливающегося под водой. Стайка маленьких голубых рыбок устремилась к ним сквозь воду или воздух, окружающий их, и начала сложный, тщательно продуманный танец вокруг златовласки.

— А, это вы, — игриво обратилась к ним девушка. — Вы ждали меня. Я привела с собой самого прекрасного юношу на свете. Он останется с нами на веки вечные. Разве это не замечательно?

Джиму пришло в голову, что с ее стороны было бы очень мило хотя бы спросить у него, хочет ли он остаться здесь «на веки вечные». У него было немало поводов считать, что это не самая «замечательная» перспектива.

Кроме всего прочего, у него еще были дела наверху, на земле. Конечно, девушка была сказочно красива. Аж дух захватывало! Джим как-то раз подумал, что самая красивая женщина, которую он видел в своей жизни, — Даниель. Но это миниатюрное создание излучало нечто большее, чем обычную красоту. Невозможно было не влюбиться в нее, так же как не было сил выдернуть руку из железных тисков ее ручки.

Девушка все еще болтала со своими маленькими рыбками:

— Вы же знаете, что я никогда не брошу вас. Бросить моих Дорогих крошек? Никогда! Вы видите, как я вас всех люблю, и озеро, и все, что в озере. Просто я не могла противостоять чарам этого восхитительного мужчины, найденного мной на берегу. Разве можно винить меня за это?

К тому времени они уже оказалось внутри похожего на дворец строения и вошли в комнату с перламутровыми стенами, задрапированными тонкой газовой материей всех оттенков голубого и зеленого. В подводном освещении все это как будто дрожало.

Кресла скоро напоминали большие мягкие разноцветные платформы, в которых можно было сидеть развалясь. Но главным предметом обстановки, если это можно было назвать обстановкой, была громадная, богато украшенная конструкция, вроде круглой кровати без изголовья и подножия, но с курганом пуховых подушек, наваленных с краю.

К ним-то девушка и тянула Джима. Он не мог сказать с уверенностью, шли они, плыли по течению или просто скользили сквозь эту странную, похожую цветом на воду атмосферу, в которой можно было дышать. По всей видимости, им предстояло отдохнуть на этих подушках. Златовласка отпустила Джима, и он утонул в подушках. Ничего мягче их Джим до сих пор не касался. Он наполовину скрылся из зоны видимости, распластавшись на них.

— А теперь… — Златовласка по-турецки уселась на кровать, а может быть, даже над кроватью, Джиму было трудно судить. Хотя водно-воздушная атмосфера, окружавшая их, казалась прозрачной, все вокруг как бы дрожало, что делало очертания предметов расплывчатыми. — Что моя любовь желает больше всего на свете в настоящий момент?

— Ну, э… если вы не возражаете, — начал Джим, — объяснений.

Она уставилась на него, и от удивления ее рот превратился в безупречную букву «О».

— Объяснений?

— Да, — подтвердил Джим. — Я имею в виду, что, конечно, очень мило с вашей стороны называть меня самым красивым мужчиной в мире, но все знают, что это не так. На самом деле, если я что-то из себя и представляю, так я… — он подыскивал слово, — один из самых некрасивых мужчин, которого только можно встретить.

— Ничего подобного. Ты не такой! Но если бы даже и так, я бы тебя все равно любила точно так же, с той же безграничной страстью. Ты видишь, я очень страстная женщина.

— Вижу.

— На самом деле, — откровенно призналась девушка, — все элементали note 17, а нас на всем белом свете всего несколько, очень страстные.

— О, я верю.

— Да, — она вздохнула с легкой грустью, — глупые люди называют нас русалками. Они просто не понимают разницы между обычной русалкой и элементалью. Элементаль намного чудеснее, чем просто русалка. Они тоже немного умеют колдовать, это правда. Они бессмертны, это тоже правда. Но у них не слишком большие способности. Они не могут испытывать такую страсть, как элементали. А из всех элементалей, если мне удобно говорить так о самой себе, я наделена самой большой страстью. Я всегда была такой и навсегда такой останусь.

Она взглянула на Джима с любопытством.

— Как тебя зовут, любимый мой?

— Гм… Джеймс.

— Джеймс, — она нараспев произнесла имя. — Чудное имя, но в нем есть свое очарование, Джеймс. Не слишком певуче, но все равно хорошее имя. Джеймс…

— Если ты не возражаешь, я бы тоже хотел узнать твое имя.

— Мое имя? — Она выглядела изумленной. — Я думала, что все знают, как меня зовут. Я — Мелюзина note 18. Как ты умудрился не знать этого? В конце концов, в этих местах я единственная в своем роде. Здесь больше нет Мелюзин.

— Видишь ли, я — англичанин.

— А… англичанин. Я слышала про Англию и англичан. Так ты один из них. Ты почти не отличаешься от здешних, разве что имя у тебя странное. Но достаточно об именах.

Темно-голубыми глазами она неотрывно смотрела в глаза Джиму, увеличивая мощность своей привлекательности, на взгляд Джима, с пятисот ватт до тысячи.

— Давай поговорим о более насущных вещах, — промурлыкала она. — О, мой дорогой, чего тебе сейчас хочется больше всего на свете?

И она прибавила еще добрых пятьсот ватт.

Джим в отчаянии закрыл глаза.

«Нет, — подумал он, — я не должен! Я не хочу остаться здесь навсегда и заниматься любовью с элементалью. Я хочу вернуться домой, в свой замок, к Энджи, время от времени убивать огров, спасать принцев, и так далее… Господи, о чем я думаю? В любом случае, мне нельзя. Если я уступлю один раз, то я уступлю снова. Мне может понравиться. Затем мне захочется остаться навсегда на дне озера. И что тогда? Что будет, если я ей надоем, как ей наверняка надоели те мужчины, в которых она влюблялась раньше? Возможно, она сделала с ними нечто такое, что и сказать-то неудобно. Я должен выбраться отсюда. Энджи, помоги мне!»

— У меня болит голова, — произнес Джим слабым голосом.