Дилов ЛюбенБеседа в лунную ночь (К вопросу о дельфинах)

ЛЮБЕН ДИЛОВ

БЕСЕДА В ЛУННУЮ НОЧЬ

(К ВОПРОСУ О ДЕЛЬФИНАХ...)

В последнее время часто публикуются научные и научно-популярные статьи о жизни дельфинов, о попытках человека проникнуть в мир этих загадочных существ. В Советском Союзе даже запрещена охота на дельфинов. Теперь я уже не имею права скрывать то, что узнал несколько лет назад. Правда, и сейчас я не знаю, насколько все это достоверно, и поэтому не буду называть имена людей замешанных в этой истории.

Находился я тогда в западном полушарии. Закончив работу, ради которой меня туда послали, я стремился как можно скорее увидеть Тихий океан, искупаться в его волнах. Согласитесь: невозможно быть от него в какой-нибудь тысяче километров и так и не добраться до него. Ведь с детских лет в своих мечтах я бороздил его воды на фрегатах и бригантинах. Ни секунды не колеблясь, я выложил половину сэкономленных денег в кассе авиакомпании и через несколько часов оказался в городе, который справедливо называют жемчужиной океанского побережья.

Действительно, он оказался великолепным. Но три дня, которые я в нем провел, вряд ли запечатлелись бы в моей памяти с такой силой, если бы мои подкашивающиеся от беготни по музеям ноги не привели меня случайно в актовый зал местного университета. Там проходил конгресс тихоокеанских ихтиологов, и мое журналистское удостоверение позволило мне занять кресло в одном из уютных уголков бельэтажа. Тут я мог даже незаметно вздремнуть. Мне нужно было немного отдохнуть, но в то же время по своей профессиональной привычке я не хотел и упустить ничего интересного, что касалось подводного мира Тихого океана.

Я перелистал программу, которую швейцар дал мне у входа, и сразу выпрямился в кресле. Усталость как рукой сняло. Имя докладчика, как раз поднимавшегося в эту минуту на трибуну, было хорошо мне известно. Это был один из пионеров в области изучения дельфинов, директор крупнейшего в мире океанариума.

Три десятилетия назад он начал эти исследования, пожертвовав всеми своими средствами, и не встретил никакой поддержки. Он построил возле города два маленьких бассейна для своих питомцев, и долгие годы единственным средством существования были для него жалкие гроши посетителей, приходивших посмотреть на трюки нескольких дрессированных дельфинов. Наконец ему удалось пламенными статьями и убедительными научными аргументами вызвать интерес у некоторых научных учреждений к этим странным существам, которые проявляют любовь и интерес к человеку. Теперь профессор Дж. Н. стал признанным авторитетом, и научный мир напряженно ожидал, когда же он найдет способ проникнуть в загадочный мир дельфинов. Поиски проходили в трех направлениях: изучался мозг дельфинов методами сравнительной анатомии, биохимии, биофизики и нейрофизиологии, анализировались способы их общения между собой, делались попытки обучить животных элементам человеческой речи.

Профессор заявил, что не будет говорить о вещах, всем хорошо известных, а лишь сообщит последние результаты своих работ. И все-таки он позволил себе сделать нечто такое, что, видимо, было рецидивом времен, когда ему приходилось демонстрировать различные трюки своих питомцев. Почти жестом фокусника он подал знак своему ассистенту и объявил:

- Но сначала послушаем приветствие наших морских друзей, обращенное к уважаемому конгрессу ихтиологов!

Ассистент включил магнитофон, стоявший на столе рядом с кафедрой, и зал университета наполнился плеском каких-то двигавшихся в воде тел, криками, писком, бульканьем, тявканьем. Потом шум поутих, ясно и четко прозвучало:

- Ттобрый ттень, ттрузья, лютти. Шелаем сторофья и успех-хоф. Ттобрый ттень, ттрузья лютти, шелаем сторофья и успех-хоф... - дальше последовала длинная вереница звуков, тихих и ласковых, словно кто-то доброжелательно говорил на непонятном языке.

Это был не человеческий голос, и сотни достойнейших представителей науки, заполнявших громадный зал, окаменели. Профессор Дж. Н. с торжествующей улыбкой произнес в наступившей мертвой тишине:

- Это был дельфин Моро. Приглашаю вас завтра в океанариум, где он лично скажет вам...

И в этот миг в партере кто-то громко прокричал:

- Позор! Это издевательство над существами, которые стоят выше нас. Вы убийца! Прекратите свои преступления, убийца! Убийца, убийца!..

Я так перевесился через балконные перила, что чуть не упал вниз, где царила невероятная суматоха, но все-таки сумел рассмотреть возмутителя спокойствия, который, пытаясь вырваться из рук двух распорядителей, продолжал выкрикивать свое скандальное "убийца!". Но через несколько минут он так же внезапно умолк и покорно позволил вывести себя из зала.

Я бросился вслед за ним - при таких обстоятельствах ни один журналист не усидел бы на месте. Скандалист уже шел по улице, низко опустив голову.

- Извините... - остановил я его.

Он повернул ко мне продолговатое, измученное лицо, которое все еще подергивалось от пережитого волнения. И я увидел глаза, большие, глубокие, зеленоватые, как воды Тихого океана. Одет он был в сильно поношенную, но опрятную хлопчатобумажную одежду, его можно было бы причислить к раздавленным бедностью жителям большого капиталистического города, если бы вся его фигура отшельника не сохраняла горделивое достоинство. Я назвал себя.

- Не верю журналистам, - безапелляционно заявил он. - Я имел дело с ними. Некоторые из них все поняли, но не посмели написать об этом, боясь, как бы их не сочли сумасшедшими. Для этого нужны силы. Нужно много сил для такой правды и большая смелость.

Я осторожно объяснил ему, что я не из здешних журналистов, что правда для меня дороже всего и что всегда испытывал симпатию к этим морским существам и так далее. А он пытливо смотрел внутрь меня своими зеленоватыми глазами и после некоторого колебания произнес:

- Ну ладно! Спросите обо мне профессора, и он скажет вам, что я сумасшедший, но если вы хотите серьезно выслушать меня, я приду к вам вечером. В каком отеле вы остановились?

Он пришел вскоре после того, как город запылал радужным пламенем бесчисленнных рекламных огней, и сразу же иронически спросил:

- Ну, что вам сказал профессор Н.?

Он угадал. Не имело смысла скрывать, что у меня состоялся разговор с профессором. Это было довольно продолжительное интервью, в результате которого моя записная книжка заполнилась любопытными научными фактами, и любая газета напечатала бы интервью, сделав его гвоздем номера. Профессор был более чем любезен со мной.

- Он очень сожалеет, что потерял вас как ассистента. Вы были его лучшим сотрудником, - постарался я ответить как можно деликатнее, но, увидев его улыбку, добавил: - Еще он сказал, что внезапно вы заболели какой-то идеей-фикс и однажды ночью в состоянии сильного душевного смятения выпустили в океан всех его дельфинов. Но он не сердится на вас, хотя своим поступком вы серьезно помешали его исследованиям...

- Когда он поймет, что его наука ничего не дает, то совсем перестанет на меня сердиться.

- У меня нет оснований не верить ученому, признанному всем научным миром, - сказал я с легким раздражением.

- Вы сами захотели, чтобы я представил вам доказательства против него, произнес он с обезоруживающей логикой. - То, что сегодня произошло на конгрессе, произошло помимо моей воли... Я просто потерял самообладание, когда увидел это издевательство... Но... я хотел вам сказать... Впрочем, пойдемте со мной, и вы сами кое в чем убедитесь.

- Куда вы хотите меня отвести?

- К дельфинам. Чтобы вы убедились в их разуме.

Нет, этот человек действительно был не в своем уме!

- Пойдемте, - настаивал он. - Уверяю вас, вы не пожалеете.

Если бы он убеждал меня с фанатической страстью, если бы нападал на профессора, вряд ли я согласился бы пойти, но он говорил тихо, с грустной улыбкой. И я сдался на уговоры.

- Возьмем такси, - предложил он все таким же голосом. - Сегодня луна заходит рано, и у нас мало времени, ведь нам нужно уйти как можно дальше от людей.

"Ну да! - сказал я себе. - Разве можно обойтись без луны - необходимой декорации для любой таинственной и романтичной истории?" Я злился на себя все больше и больше. Если он действительно ненормальный, ждать можно чего угодно, даже нападения. Сейчас он тихий, но... когда мы останемся вдвоем... Однако вскоре я устыдился своих мыслей: весь вид моего спутника выражал кротость и доброту.

Он сидел молча.

- Почему вы молчите? - спросил я. - Говорите! Подготовьте меня к тому, что мы увидим!

Может быть, он спал? Или молился? А может, находился в каком-то трансе?

- Вы уверены, что профессор Н. не любит дельфинов? Ведь он всю жизнь и все средства свои потратил на них! И с какой страстью он их защищает! Долгие годы!

- Извините меня, - откликнулся мой спутник, будто проснувшись, понимаете, когда я отправляюсь к моим друзьям, мне необходимо подготовиться, освободить свой дух от вещей, которые нам мешают. Вы меня о чем-то спрашивали?

Я повторил свой вопрос.

- Ну что ж, его любовь выглядит примерно так. Скажем, я вас не знаю, но заявляю, что люблю вас, и чтобы узнать вас получше, прежде всего вспарываю вам живот - хочу увидеть, что у вас внутри, потом разбиваю вам череп и всовываю в мозг разные электроды, пропускаю через них электрический ток, колю вас иглами и другими приспособлениями, а потом с палкой в руке заставляю учить язык марсиан, если такой, разумеется, существует. Как бы вы отнеслись к такой любви?

Есть люди, фанатически преданные идее защиты животных, они не допускают и возможности никаких опытов с ними.

Поэтому я промолчал на этот раз.

- И представьте, - продолжал он, - я делаю все это, хотя есть совсем простой способ узнать многое о вас: спросить - и вы расскажете, что сами знаете о себе.

Нужно было, наконец, что-то сказать, и я вздохнул демонстративно громко:

- Да, конечно, но дельфины, к сожалению, ничего не могут рассказать!

- Могут! - горячо возразил он и подался вперед. - Могут! И мы в состоянии их понять! Знаете, когда меня объявили сумасшедшим? Когда я научился разговаривать с дельфинами так же, как это делали некоторые до меня, в основном рыбаки, но из тех, старых, для которых море - это жизнь, а не фабрика по добыче рыбы... Это было, когда я их насильно заставил уплыть в океан.

- Насильно?

- Да, они настолько добры и так самоотверженно нас любят, что не хотели покидать океанариум. Некоторые из них даже вернулись после того, как пожили немного среди своих. Они плавали около берега, пока не появились сотрудники профессора. Дельфины сами поплыли в сети.

- Значит, им было хорошо у профессора?

- Ну да, хорошо! Я же вам говорю, что они готовы выносить любые страдания, лишь бы мы поняли их и поверили в их добрую волю. Потому что они-то нас знают!

- Правда? - произнес я, стараясь не выдать своего недоверия. - А как вы научились с ними разговаривать?

- Я не совсем точно выразился, - ответил он живо. - Не научился, а вдруг понял, что разговариваю с ними. Была теплая ночь с большой и чистой луной одна из тех, когда трудно уснуть. Я был в полном отчаянии после очередной безуспешной попытки понять хоть какие-нибудь из тех пятидесяти звуков, которые издавали наши питомцы и которые я неутомимо записывал на магнитофонные ленты. Я решил пройтись, хотя падал от усталости после жаркого летнего дня. Присел возле одного из бассейнов и вздохнул: "Милые вы мои, хорошие, скажите, что же у вас за язык, на котором вы говорите, а то вот уже десять лет мы не можем разгадать смысла ваших пятидесяти слов!" Вода была совершенно неподвижной, потому что ветер стих, а две пары дельфинов, жившие в этом бассейне, видимо, спали. В бассейне и они научились спать ночью. Ведь днем мы не оставляли их в покое. Так я смотрел на воду и разговаривал вслух сам с собой. Вдруг у самых моих ног появилась морда Ники. Я узнал его, потому что было совсем светло, и сказал ему: "Я разбудил тебя, Ники? Прости, я сейчас уйду!" И вдруг он мне ответил: "Меня разбудила твоя печаль, дружище". Я не поверил своим ушам, хотя у меня было ощущение, что слышу его голос вовсе не ушами. Я повторил свои слова немного громче, и снова до меня дошел его ответ, но на этот раз слова располагались в другом порядке: "Твоя печаль разбудила меня, дружище" Теперь я уже понимал, что слышу не звуки, а голос внутри себя, и совершенно отчетливо. Я онемел, а в мозгу замелькали вполне естественные мысли: это невозможно, это обман, галлюцинация, лучше побыстрее уйти и выпить снотворное... и тому подобное. Но кто-то настойчиво мне говорил: "Ну что ты мучаешься, дружище? Перестань. Вот ты меня уже и понимаешь. Я тот, кого вы назвали Ники. Сначала мне это имя не нравилось, но потом я полюбил его, потому что понял, что вам приятно так меня называть. Ты давно пытаешься сказать мне все это, но твоя мысль ускользала от меня, а сейчас я тебя услышал. А ты слышишь меня?"

- Слышу, Ники, - сказал я ему, испытывая огромное волнение. А он продолжал: "Не давай мысли ускользать от меня и от себя, тогда мы сможем разговаривать. Мы столько должны рассказать друг другу, правда? Ты сам это знаешь". И всю ночь мы разговаривали с Ники. Он рассказал мне все, что знал о себе и о дельфинах, а я ему все, что знал о себе и о людях. Но оказалось, что о дельфинах я не знал ничего, хотя уже десять лет изучал их, а Ники знал о людях даже такие вещи, о которых я и не подозревал.

На следующую ночь я снова разговаривал с Ники и спросил его, могу ли я беседовать и с другими дельфинами. Он ответил утвердительно. Все дельфины точно таким же образом разговаривают между собой, а вовсе не с помощью тех пятидесяти звуков, оставшихся от их древнего средства общения. Ныне эти звуки представляют собой лишь инстинктивные восклицания типа междометий. Тогда я направился к другим бассейнам и несколько ночей беседовал с разными дельфинами. А потом меня охватило настоящее безумие от всего, что я услышал, и я выпустил дельфинов в океан. Я не мог больше видеть, как профессор Н. истязает их своими зверскими исследовательскими методами.

"Обычная история! - сказал я сам себе. - Шизофреническое раздвоение личности". И вдруг услышал тихий смех человека, сидящего рядом.

- Вы знаете, что и люди могут разговаривать друг с другом таким же образом? Нужно только захотеть и немного поупражняться. Хотите, я вам скажу, что вы только что подумали: "Обычная история. Шизофреническое раздвоение личности". - Он снова засмеялся, но тут же поспешил извиниться: - Не обижайтесь на мой смех, прошу вас! Впрочем, можно остановить такси.

Мы оказались под звездами и луной, которая проложила сверкающую дорогу на поверхности океана.

- Вы добрый человек, поэтому я вам и доверился. Вы знаете, у дельфинов я научился узнавать людей и редко ошибаюсь, так как могу слышать то, что они говорят иногда только самим себе...

Мы вышли из машины, свернули с шоссе, и я споткнулся о прибрежный камень, ослепленный блеском лунной дороги и оглушенный могучим шумом прибоя.

- Сядьте здесь! - сказал мой проводник, и я сел как загипнотизированный.

Передо мной расстилался Тихий океан. Но сейчас это был не тот океан, о котором я мечтал еще ребенком, и не тот, в котором я купался вчера. Это было нечто бесконечное, гипнотизировавшее меня мириадами серебряных глаз и звавшее меня голосами мириадов живых существ. Все это устремлялось ко мне, а я шел к нему с ощущением, что возвращаюсь туда, откуда когда-то в незапамятные времена вышел.

- Вы меня слышите? Очнитесь и слушайте меня!

Мой проводник, склонившись ко мне, тряс меня за плечи.

- Что? - спросил я. - Мы пришли?

- Да, - ответил он, и я удивился, потому что ожидал чего-то другого.

- Сейчас я их позову, - сказал он. - Но не делайте ничего такого, чем можно их оскорбить. Сидите неподвижно и слушайте! Слушайте меня и слушайте себя. Обдумаете все потом, сейчас самое важное - верить! - Он говорил громко и внушительно, но, может быть, просто пытался перекричать прибой? - Нужно верить, понимаете? Верьте тому, что услышите в самом себе. В этом нет ни мистики, ни самовнушения! Это как разговор с самим собой. Если захотите их спросить о чем-нибудь, спросите себя, если захотите им что-то сказать, скажите себе. Но это не так просто. Нужно быть абсолютно искренним, таким искренним, каким человек очень редко бывает даже с самим собой. И самое трудное для нас, людей, - освободиться от притворства и самообмана, лицемерия. И если вам это удастся, вы будете разговаривать с дельфинами. Потому что это язык жизни во Вселенной. Мы тоже его знаем, каждый человек держит его в клетках своего мозга, но он так редко в нас звучит, что мы перестали его понимать. Вот почему сейчас нужно просто поверить в него, по-ве-рить!

Последнее слово он произнес по слогам, и каждый слог прозвучал во мне с большой силой. Каждая клетка моего тела дрожала и гудела в такт вздохам океана. Мой спутник подошел к самой воде, устремив взгляд в пространство. И я видел, что он уже не безумец, каким казался мне вначале, а как бы часть того, что доносится из самых недр рассеченного лунной дорогой океана. Я сидел и внимал, уже не понимая, идет ли этот зов от моего спутника или ото всего вокруг.

- Я ждал тебя вчера, - услышал я внезапно.

- Прости! - раздалось в ответ. - Я сегодня не один.

- Вижу. Кто с тобой?

- Человек, который тоже вас любит.

- Он боится.

- Да, пока еще боится, но это добрый человек. Где другие?

- Сейчас появятся. Они уплыли наловить для тебя рыбы.

Я напряженно всматривался в неподвижную фигуру, склонившуюся к воде, и слышал два голоса, которые были абсолютно одинаковые, и все же они принадлежали разным существам. Внезапно мой проводник оглянулся, я вздрогнул...

- Первый приплыл, - сказал он мне.

- Я понял, - ответил я. - Я слышал ваш разговор.

- Слышали? Тогда все в порядке! А видели его? Вон там!

Я вытянул шею, не вставая с места: большое блестящее черное тело покачивалось на тихих волнах и медленно приближалось. Мне показалось, что я встретился с ним взглядом.

- Скажите ему, - попросил я, - что я не боюсь их и что я действительно их уважаю!

- Хорошо, - ответил нерешительно мой провожатый, и я напряг свой внутренний слух.

- Слышали ответ? - спросил он меня через некоторое время.

- Нет, - ответил я.

- Потому что себе вы говорите другое. Я же вас предупредил, что нужно быть искренним!

- Что он ответил?

- Вы боитесь. Боитесь океана, меня, того, что они несут в себе, и того, что в вас и что пытается соединиться с тем, что в них.

Я закрыл глаза и попробовал сосредоточиться, уйти в себя. Что-то новое росло и росло во мне, вытесняя суетные желания и мысли. И я услышал собственный голос.

- Разве я боюсь?

- Да, ты боишься, - ответил мне другой голос, но он был неотличим от моего. - Боишься, потому что не знаешь этих сил, потому что никогда не пытался найти их ни в себе, ни вне себя.

- Сейчас уже, кажется, не боюсь, - проговорил я.

- Да, уже боишься меньше. И мы можем стать друзьями. Ты перестаешь быть человеком, считающим себя венцом природы, и я для тебя перестану быть животным, и мы сможем понять друг друга. - Он засмеялся и весело перепрыгнул через волну, как это обычно делают дельфины. - Я тебе изложу наши истины, а ты мне свои. Так разговаривают друзья, а раз мы друзья - не будем обижать друг друга, ладно?

Я попытался вспомнить свои истины, чтобы рассказать о них, но не смог; словно все они уплыли в темноту и тишину. Поэтому я спросил:

- За что же вы нас любите?

- А разве можно не любить своего брата, если он даже в чем-то и заблуждается?

- Это ваша истина?

- Да, - ответил он.

- Два и два четыре, - сказал я внезапно.

- Что это значит?

- Это одна из наших истин.

- Я не понимаю, - произнес он смущенно.

- Привет, дружище! - раздался еще один голос. - Я понимаю! Это ваш счет, да? Самое большое ваше заблуждение!

- Почему заблуждение? До сих пор я разговаривал с одним дельфином, сейчас приплыл ты. Один дельфин и один - это два дельфина.

- Нет, есть только один дельфин и... дельфины. И так со всем.

- Ага! - сказал я торжествующе. - Для вас существует только единица и множество. Да ведь это самая примитивная ступень восприятия.

Оба дельфина перевернулись через голову в волнах, и я услышал смех, веселый и безобидный. Потом второй дельфин сказал:

- Ты можешь пересчитать волны в океане? Можешь пересчитать звезды во Вселенной или измерить бесконечность? Счет нужен для движения тела, но он мешает духу проникнуть в бесконечность.

А вы привыкли все считать, и тяжелее всего вам бывает, когда чего-нибудь слишком много.

Я хотел возразить, но вдруг осознал; что они правы, что понимают Вселенную лучше нас, может быть, потому, что живут в океане, а он дает более верное представление об изначальном космосе.

- Говорят, когда-то мы были очень близки, - грустно заговорил первый дельфин. - Но насколько подвижнее и совершеннее стали ваши конечности, настолько неподвижнее и примитивнее стал ваш дух. Вы убиваете друг друга. Тяжко нам видеть, как ваши плавающие и летающие дома тонут в океане, а вы становитесь пищей рыб. Когда-то вы хотя бы с нами не вели войны и считали нас своими друзьями, а теперь вы уничтожаете и нас. Почему?

- Это тоже идет от счета, - ответил другой дельфин, который был, очевидно, старше и опытнее. - Они считают, и им всегда всего мало. Они становятся ненасытными... - подсказал он невольно мне нашу вторую истину.

- Но мы не можем, как вы, только беззаботно кувыркаться в волнах!

- Ты видишь только наши тела, а телам нужно не так уж много пищи и тепла.

- Это утверждают и люди.

- Человеческий мозг открыл те же истины, что и наш. Но вы не знаете, какие из них сделать выводы. Потому что поклоняетесь числам, а числа умерщвляют дух.

- Нужно изменять мир! Человек призван изменять и создавать.

- И это вы неправильно поняли, - ответил он. - Вы, как и мы, можете изменять и создавать только самих себя. Так делают все разумные существа во Вселенной, поскольку и она сама непрерывно себя создает. А вы заняты тем, что приспосабливаете вещество к нуждам своего тела и, воображая, что это и есть изменение, не замечаете, что дух ваш остается все таким же, что в нем умирают те силы, благодаря которым вы могли бы проникнуть в глубины Вселенной.

- Не верю! - остановил я его, но вдруг почувствовал, что ничего во мне не противится его словам.

- Прекратим этот спор! - вмешался другой дельфин. - Неужели вам обоим не надоел он? Лучше прогуляемся, друзья! Посмотрите, какая чудесная ночь.

Я как бы пришел в себя и опять услышал шум прибоя и увидел лунную дорогу.

Мой спутник стоял на краю скалы, а бесконечная гладь океана лежала у его ног. Я приподнялся и увидел возле него двух дельфинов, длинные, черные тела которых были похожи на торпеды.

- Я скоро вернусь, - сказал он.

Через мгновение с царственным спокойствием он несся, как Посейдон, по лунной дороге, тянувшейся к самому горизонту. Его несли на себе два дельфина.

- Не ве-е-е-рю-ю! - закричал я и бросился бежать в обратном направлении, к полю, в темноту. - Не верю-ю-ю!

Я бежал и кричал, пока не выбрался на шоссе. Оно вело к неоновому сиянию, под которым лежал город...

На другой день, не успел я проснуться и - подумать о своем странном сне, как в мою комнату постучалась горничная.

- Это письмо оставил для вас какой-то господин еще утром, - сказала она довольно фамильярно. - А вы все спите и спите.

- Мы, туристы, очень устаем, - ответил я.

- Да, туристы очень устают, - засмеялась она.

Как только она вышла из номера, я прочитал письмо:

"Дорогой друг, почему вы меня не дождались? Я испугался за вас, но успокоился, узнав, что вы спите. Не может быть, чтобы вы меня неправильно поняли. Я хотел только дать вам наглядное доказательство того, во что вы уже поверили. Отдохните хорошенько, а завтра вечером мы снова пойдем к нашим общим друзьям. Ведь им нужно сказать вам еще столько важных вещей! Будьте здоровы! Ваш X."

Я вскочил с постели. "Ваш Икс!" "Ваш Икс!" - Черт побери, неужели все это действительно было? Придя в себя, я решил немедленно уезжать. Немедленно, пока я окончательно не сошел с ума. Так я и сделал. Может, мне надо было еще раз пойти в лунную ночь к океану с бывшим ассистентом профессора? А?