"Те же и Скунс" - читать интересную книгу автора (Милкова Елена, Семенова Мария Васильевна)Душевное удовольствиеДачный поселок с милым названием Лисий Нос потерял свою притягательность после постройки дамбы, вызывающей у петербуржцев нетривиальные чувства. Цветущая летом вода, в которую даже официально не рекомендуется окунаться… да и город расширился настолько, что наступает на пятки: грязь, копоть, выхлопные газы, всякая дрянь в почве… Строители престижных коттеджей тянутся подальше – за Сестрорецк. А куда деваться тем, кому нечего терять, кроме ветшающих дач?.. Однако и в Лисьем Носу растут кое-где кирпичные дворцы, окружённые заборами на зависть иным секретным объектам. Рядом с ними дом Ивана Борисовича Резникова даже и в подновлённом виде более чем скромен. Деревянный, одноэтажный… Ворота, правда, с дистанционным управлением изнутри, и на крыльцо ведут не ступеньки, а пологий бетонированный пандус. Но спросите кого угодно из местных, и вам объяснят: здесь живёт инвалид. У него кресло с колесиками. На котором, впрочем, он такое выделывает… Иван Борисович живёт в Лисьем Носу и лето и зиму, и в сумерках сквозь окно можно видеть, как светится компьютерный экран. Одни поговаривают, будто Резников стал главой общества борьбы за права инвалидов и аппаратура у него казённая, другие утверждают, что Иван Борисович всё заработал сам, – просто некая фирма по достоинству оценила талантливого инженера, ну и что, что без ног. Третьи слышали краем уха, будто он получил грант то ли от Сороса, то ли ещё от какого-то западного доброхота. А четвёртые – и их, естественно, большинство – твердо уверены: если жидо-масон сумел замаскироваться под исконно русским именем Иван, то везде пролезет не только без мыла, но даже без ног… Посетителей у Ивана Борисовича немного. Когда-то он был женат, но жена давно забыла дорогу на свою бывшую дачу. Зато иногда у неброского деревянного домика останаливаются столь же неброские, но очень добротные иномарки. На них приезжают и уезжают солидные люди, причём часто – с охранниками. Наведываются, впрочем, и другие, с виду – обычные скромные трудяги, добирающиеся на электричке. Кто знает, может, это старые товарищи по НИИ?.. В тот вечер, услышав звонок, Иван Борисович привычным движением развернул коляску и подъехал к двери. Перед домом стоял знакомый «Паджеро», а через опущенное стекло улыбался давнишний друг хозяина дачи. Иван обрадованно включил селектор: – Петр Фёдорович! Какими судьбами? – Bonjour, mon crier,[15] – раздался знакомый голос. – Извини, что под вечер да как снег на голову… – Пётр Фёдорович, какой разговор! Заезжайте скорей. Иван нажал кнопку, и створка ворот плавно отъехала в сторону. Джип, довольно урча, вкатился во двор, где и затих. Створка вернулась на место, а посетитель молодцевато выпрыгнул из машины и зашагал к дому по аккуратно выложенной дорожке: – Ну, Ваня, счастлив видеть тебя в добром здравии… По годам разница между друзьями была лет в тридцать, если не больше. – Стараемся, Пётр Фёдорович, – ответил Иван. – Видели последнее достижение? Турник! По моим чертежам соорудили. Спортивную форму держать… – Молодец, Ваня, – Пётр Фёдорович был явно доволен. – А то ты у нас последнее время вовсе к клавиатуре прирос, я уж беспокоиться начал… – Отужинаем? – спросил Иван и покатил в кухню. Скоро там негромко запел кухонный комбайн, затем пискнула микроволновка. И наконец Иван появился с блюдом, на котором дымилась обширная пицца. – Не магазинная! – похвастался он. – Сам готовлю из лаваша. Вот – с грибами, зелёным луком, спаржей и оливками, как вы любите. Сейчас ещё соус… – М-м-м… – Пётр Фёдорович втянул носом аппетитный запах. – Да, Ваня, талантливый человек, он во всём талантлив, c'est vrais…[16] А как насчет «Бурбона»? По рюмочке?.. – Так вы же знаете, Пётр Фёдорович… – Я сказал – по рюмочке. Чисто терапевтически. – Ну, если чисто терапевтически… За окном постепенно смеркалось. Волшебные это часы – тихий летний вечер в загородном доме: сквозь открытое окно веет холодком, шепчутся берёзы и липы, где-то по тёмным кустам уже перекликаются неведомые горожанину птицы, а высоко в небе, откуда ещё виден закат, разносятся голоса чаек, летящих в сторону моря… А внутри дома – мягкий свет торшера, аппетитный запах домашней пиццы, тонкое благоухание французского коньяка, разлитого в изящные хрустальные бокалы… – Я отчасти по делу, – наконец сказал посетитель. Иван поставил фужер: – Насчёт Скунса, наверное, беспокоитесь?.. – О нём, родимом, – вздохнул Пётр Фёдорович Сорокин. – Ведь так и не проявлялся? – Нет пока. Я бы сразу вам сообщил. – А должен был бы. Когда ещё должен был бы… Merde! Багаж-то прибыл хоть? – Прибыл. У Кемаля Губаевича лежит. В отдельной квартире, как договаривались. И в «Рекламу-шанс» объявления всё время даём… Пётр Фёдорович встал и прошёлся по комнате. – Куда ж он, ёлкин двор, подевался!.. Волнуясь, Сорокин утрачивал сходство с академиком Лихачёвым и становился тем, кем был в действительности – вором в законе по кличке «Француз». – Ты уверен, что он границу-то пересёк?.. Иван улыбнулся. – Пётр Фёдорович, в чём можно быть уверенным, когда имеешь дело со Скунсом?.. Только то, что он никого ещё не подвёл, если играли по его правилам. Ну и в сети с ним – душевное удовольствие… Ma'stre,[17] как вы изволите выражаться… Сорокин постоял у окна, потом вернулся и сел. При свете торшера было заметно, что он уже очень немолод и что половина его жизни прошла весьма далеко от курортов. – Ладно… – проговорил он и потёр рукой лоб, – Других не подводил – будем надеяться, и нас, грешных, тоже… И вот что ещё, Ваня. – Слушаю, Пётр Фёдорович… – Предчувствие у меня, Ваня. Появиться-то он, может, появится, да, боюсь, не совладать с ним Кемалю… Не тот уровень… Сорвётся на чём-нибудь наш мурза, как пить дать сорвётся… Иван опустил глаза и стал медленно поворачивать за ножку хрустальную рюмку. – Если дело пойдёт как надо, – продолжал Француз, – Скунс к тебе будет, видимо, обращаться за информацией… – Как договаривались, – кивнул Иван. – …которую ты ему и будешь выдавать как попу на исповеди, в полном объёме и на кого угодно, хоть на меня, хоть на Папу Римского. Он её всё равно проверит ещё по десяти каналам, о которых нам с тобой знать не положено, так что врать… – Знаем, Пётр Фёдорович. Наслышаны. – Но ежели Батый Чингисханович что-нибудь не того… Стану просить тебя, Ваня, познакомиться со Скунсом поближе. Тем более у вас с ним, сам говоришь, душевное удовольствие… Как, Ваня? Не страшно будет? По пробуешь, если что? Насиловать, сам понимаешь, не стану… Иван покатал в рюмке капельку коньяка, сохранившуюся на дне, не спеша вылил её в рот и честно ответил: – Страшно, Пётр Фёдорович. Даже очень. Но попробую. Ну, голову отвернёт… так без вас я всё равно давно бы не жил… Старый вор ласково посмотрел на него. – Ты, Ваня, только прежде смерти не помирай. Может, ничего и не понадобится ещё. |
||
|