"Те же и Скунс" - читать интересную книгу автора (Милкова Елена, Семенова Мария Васильевна)

Среди здесь завёлся садист!.

Тёте Фире нездоровилось. Посреди лета она подхватила какую-то инфекцию, смерила температуру, ужаснулась и, как многие пожилые люди в такой ситуации, на всём серьёзе задумалась, не конец ли ей настаёт. Утром, обнаружив, что хозяйка подозрительно долго не появляется, Снегирёв постучался к ней в комнату – и едва не на руках транспортировал умываться. Он оставил её в окружении фруктов («Витамины, тётя Фира, витамины!») и лекарств и дважды звонил в течение дня, узнавал, как дела. И вот теперь, возвращаясь из Пушкина, снова вытащил сотовый телефон.

– Тётя Фира, я минут через сорок… – сказал он, когда её дозвался снявший трубку Тарас. – Нет-нет, всё путём, не волнуйтесь, пожалуйста. Что-нибудь по дороге купить?

Она было начала насчёт булочки, но договорить не успела. В трубке громко щёлкнуло, кто-то влез в разговор. Алексей расслышал обрывок матерной фразы и вроде даже узнал голос Вали Новомосковских… Потом воцарилась тишина, скоро сменившаяся гудками отбоя. Сначала это удивило его. У тёти Фиры был в комнате свой аппарат; Снегирёв лично выкинул в мусорник старый, трещавший, дребезжавший и заклеенный изолентой, и водворил на его место интеллектуальное японское чудо. Неужели Васька и второй аппарат умудрился приговорить?.. Алексей опять набрал номер. Занято. Он немного подумал и заподозрил, в чём было дело.

Он купил в круглосуточном магазине белую буханку, нарезанную и упакованную в полиэтилен, и без дальнейших задержек прибыл на Кирочную.

…Задремать удалось только выпив снотворное и накрыв ухо думочкой. Тётя Фира начала было сползать в некрепкое забытьё, когда над ней пронеслось нечто напоминавшее взрывную волну. В первый момент старая женщина решила, что снова началась война, потом сообразила, что спит и ей снится линия фронта. Сейчас все кончится, сказала она себе. Однако артиллерийская канонада не прекращалась. Ещё через несколько минут, окончательно потеряв надежду на отдых, она поняла, что к чему. Никакой войны, жизнь идёт своим чередом.

Просто вернулся домой Валя Новомосковских. И ужинает, наслаждаясь видеомагнитофоном и отсутствием «киндера» и жены.

Нынче он приехал позже обычного и притом едва живой от усталости. Тяготы мелкого бизнеса ощутимо давили на плечи, но овчинка стоила выделки. То есть Валя заслуживал полновесный «оттяг» и собирался сполна его поиметь. Оттяг же для Вали Новомосковских подразумевал несколько бутылок «Балтики» номер три и хороший боевичок. С мордобоем и обильной стрельбой.

…Громкость он обожал с детства. Ещё со времени школьных дискотек, когда строгая завуч, демонстрируя единение с молодёжью, самолично приглушала свет в актовом зале, и мощный звук из колонок начинал вибрировать в лёгких. Воспоминания об этом детском кайфе оказались неподвластны годам, и поэтому, если у Вали с Витей работал телевизор, следить за программой можно было хоть с лестницы. И замечаний Вале не делали. Он весьма успешно создал себе в квартире репутацию очень крутого: круче был только Тарас Кораблёв, но его Валины децибелы не волновали. Что касается «чечена» Сагитова, то он не связывался никогда и ни с кем. Наверное, запуток не хотел, боялся, чтобы не выселили. Гриша Борисов… А что Гриша Борисов. Валя знал – его отчасти побаивались. Тоже кайф.

Было хорошо за полночь. Утих двор, где стояли машины, в том числе Валины зелёные «Жигули», в коридоре давно перестали топать и разговаривать. Самое время залечь на диван, откупорить «Балтику-Классическую» и смотреть, как хорошие парни мочат плохих.

– Ну ты, мудак, давай наконец! Врежь им!.. – кричал Валя, в избытке чувств брызгая пеной на пол. – Давай! Ну!.. Заджинсованный!!!

Заджинсованный на экране повернулся и ни дать ни взять услышал Валины пожелания. На его лице не дрогнул ни один мускул, лишь автомат затрясся в руках, изрыгая свинец. Бандиты, только что безмятежно лакомившиеся деликатесами и роскошными винами, пытались прятаться под столы, выпрыгивать в окна… Ничто не помогало. Очередь за очередью превращали собравшихся на «сходняк» в кровавую мертвечину. Банзай!

– Всех вали!.. – радостно подзадоривал Валя. Он провёл в своём ларьке без малого сутки, за это время почти ничего не ел и теперь пиво быстро бросилось в голову. – Чеши, Заджинсованный, твою мать!.. Он наслаждался.

Эсфирь Самуиловна встретила Снегирёва так, словно уже и не надеялась его больше увидеть.

– Нy? – выкладывая из сумки «колдрекс» и шипучий антигриппин, строго спросил Алексей. Он, конечно, слышал ужасающий грохот, доносившийся из коридора, но никаких комментариев по этому поводу не делал. – Температуру давно мерили?

– Только что… – чуть не плача отозвалась тётя фира. – Тридцать восемь и два…

– Тетрациклин принимали?

– Два раза… уже не помогает, наверное… Бывший медработник, сама она болеть и лечиться решительно не умела.

– Два раза! Сказано же в сопроводиловке, по две таблетки через каждые четыре часа… А кушали что?

– Да я… не хотелось мне…

– Ну и очень плохо, – авторитетно заявил Снегирёв. – Пустой живот с таблетками – самое распоследнее дело. Сейчас что-нибудь изобразим…

Он принёс воды и, невзирая на поздний час, запустил электрический чайник, потом вытащил недавно купленный тостер. Тётя Фира с пробудившимся интересом следила за приготовлениями. У Софочки в квартире тоже был тостер, так что всю прелесть поджаристых ломтиков она оценила уже давно.

– Тётя Фира, а что у вас с телефоном? – раскупоривая нарезку, спросил Снегирёв. – Я когда последний раз вам звонил, прервалось что-то…

– Да это ж всё Валя, сосед… – вздохнула болящая. – Аппарат себе ставил, мастера с телефонной станции привёл, тот и нахимичил там что-то… Теперь когда захочет, в любой разговор влезет, а то вовсе отключит… Гриша эту коробочку у двери как-то открыл, посмотрел, говорит – надо опять же мастера, самим тут не подступиться… А мастер, ему платить надо…

– Ясно, – кивнул Снегирёв.

Часа в два ночи Валя запихнул в видеомагнитофон очередную кассету, врубил пуск и даже не сразу расслышал стук в дверь. Однако стук настойчиво повторился, привлекая внимание. Ругнувшись, Валя остановил ленту (благо до дела там ещё не дошло, одни титры и полисмен, крадущийся среди ящиков) – и нехотя пошёл открывать.

– Ну, кто там ещё?

На пороге стоял Алексей Снегирёв, «жидовкин» жилец.

– Извини, Валя, – сказал он, – ты бы не привернул чуточку звук? У Эсфири Самуиловны температура высокая…

– Да иди ты на хрен!!! – совершенно чистосердечно возмутился Валя Новомосковских. Он был, блин, в конце концов на своей территории. И имел полное право у себя дома расслабиться и отдохнуть, причём так, как сам сочтёт нужным. В кои-то веки раз выпроводив киндера и Витю к её подруге на дачу… То есть выкусите и не звездите. Особенно некоторые старухи, которым давно уже прогулы ставят на кладбище. Пускай катится колбасой в свой Израиль! А нет, так сидит смирно и не возникает!! Свою жизнь прожила, теперь чужую надо заесть!!!

Дверь с треском захлопнулась у Снегирёва перед носом, а Валя вернулся к дивану, разыскал укатившийся дистанционник и снова нажал пуск. С экрана опять зазвучала тревожная музыка, продолжились титры, и красивый молодой полицейский отправился дальше по лабиринтам захламлённого склада, держа возле щеки пистолет…

Когда послышался резкий треск, Валя даже не сразу сообразил, что донёсся он не из динамиков телевизора, а со стороны двери. Но судьбе было угодно, чтобы накладная проушина замка вместе с вырванными шурупами отлетела прямо к его ногам, и Валя изумлённо поднял глаза.

Снегирёва он увидел уже посередине комнаты. Тот пересекал её каким-то странным, плывущим движением, которое Валин немного осоловелый взгляд никак не мог разделить на шаги.

– Э-э, ты куда… – начал было Валя, но Алексей уже стоял около телевизора. Короткий рывок – и шнур от видеомагнитофона вылетел из гнёзд. Картинка на экране вздрогнула и исчезла. Прекратился и звук.

Холодный ветерок происходившего частично повыдул у Вали из головы пивные пары…

– Да я тебя, в натуре!.. – заорал он, ища ногами домашние тапочки и собираясь подняться. – А ну положь, грох твою мать!..

Снегирёв обернулся – не как нормальные люди, а этак нехорошо, всем корпусом, – и молча ощерился, показывая ровные зубы. Тут до Вали дошло, что угрозы в адрес жильца были, мягко говоря, ошибочны, и вставать расхотелось. Алексей же перехватил шнур и ещё одним рывком сдёрнул с него две головки. Бросил их на пол… и вышел из комнаты, притворив за собой дверь.

Видюшник продолжал крутиться, но толку с этого было немного. Валя поднял оторванные штекеры, зачем-то подёргал уцелевшие и понял, что досматривать боевик придётся в другой раз. Паяльника у него не было, да и разбираться, что тут куда…

Когда он выглянул в коридор, там, как и следовало ожидать, никого не было. Потом открылась «жидовкина» дверь, и Снегирёв появился опять, на сей раз – с небольшой отвёрткой в руках. Он не обратил на Валю никакого внимания. Прямо проследовал ко входной двери квартиры, забрался на табуретку и полез в телефонную коробочку на стене.

Валя катал в потной ладони бесполезные «колокольчики» и ни к селу ни к городу вспоминал россказни о кожном зрении, слышанные когда-то. Он рассеянно попробовал определить, где красный, где белый. Никакой разницы не ощущалось.

Тонкая отвёртка поблёскивала и мелькала, отворачивая и заворачивая маленькие серебристые винтики, цветные проводки быстро менялись местами. Валя стал ждать, чтобы Снегирёв что-нибудь уронил, но скоро осознал: не дождётся.

– Какого, ё… Это что ты там делаешь? – с мрачной обречённостью спросил он наконец. – Ещё и телефон мне отключаешь?..

– Ну… уж так-то зачем… – не оборачиваясь, проворчал Алексей. – Я разве живоглот какой? Наоборот, все в порядок тут привожу…

Котик Васька, лежавший у хозяйки в ногах, со жгучим любопытством следил за приготовлениями к позднему ужину. Когда Алексей принёс две большие чашки и в каждую высыпал по пакетику «быстросупа», Васька легко вспрыгнул на столик и сунул усатую мордочку прямо ему под руки.

– Брысь! – рявкнул Снегирёв. Кот мгновенно перелетел назад на диван, но любопытство превозмогло – полминуты спустя он опять вторгся в запретную зону. Сдобный запах из тостера влёк его неудержимо.

Алексей сцапал кота (увернуться Васькиных хвалёных рефлексов непостижимым образом не хватало) и подкинул преступника к четырёхметровому потолку. Происходило это далеко не впервые. Котишка знал, что его непременно подхватят и падать на пол ни в коем случае не придётся, – однако заорать было дело святое, и Васька, переворачиваясь в воздухе, взвыл так, словно его вытряхивали из шкуры.

– Алёша, оставьте котёночка!.. – дрожащим голосом вступилась за питомца Эсфирь Самуиловна. Она не связывала тишину, неожиданно наступившую за стеной, с пятиминутным отсутствием Алексея. – Ему, бедному, и так сегодня досталось…

Снегирёв подхватил кота и устроил у себя на руках. Васька тут же прекратил изображать жертву произвола: блаженно заурчал и зажмурился, подставляя для чесания шейку.

– Не уследила я сегодня за ним… – трагически продолжала тётя Фира. – Выскочил в коридор… а там, видно, на кухню… Или, может, в комнату к кому забежал… Он же маленький, ему всё интересно… И его, вы только представьте, Алёша… его водой кто-то облил… Весь мокренький прибежал, еле отогрела… не заболел бы теперь… – Тётя Фира разыскала под подушкой платок и горестно высморкалась: – Я даже догадываюсь, кто именно мог сделать такую жестокость над несчастным животным… – И сбилась от волнения с правильного русского языка: – Алёша, среди здесь завёлся садист!..

– Не «среди здесь», тётя Фира, а «между тут»!.. – безо всякого пиетета к её несчастью захохотал Снегирёв. – Тётя Фира, дорогая моя, он же у вас норвежский лесной. Мы что с вами в книжке читали? Его предки в дождь и в снег по двору за крысами бегали. В непромокаемых шубах!..

Он спустил кота с рук, и тот как ни в чём не бывало опять запрыгнул на столик. В это время тостер звонко щёлкнул, выдавая два румяных сухарика. От неожиданного звука Васька взлетел на полметра в воздух и на всякий случай скрылся под шкафом.

– Да что вы мне говорите, Алёша… – заплакала убитая горем хозяйка. – Посмотрите, какой пугливый сделался… теперь всего будет бояться, людям доверять перестанет… Вы никогда не слышали, ветеринарные невропатологи у нас есть?..

Снегирёв разлил по чашкам кипяток, заваривая супчик, потом усадил тётю Фиру и поставил ей на колени поднос:

– Пейте, пока не остыло.