"Ускользающие тени" - читать интересную книгу автора (Лампитт Дина)

Дорожный будильник затрещал в восемь утра по российскому времени, и Сидония перекатилась по постели, отчаянно желая прекратить этот треск По любым, даже московским меркам, у нее было зверское похмелье, и тошноту вызывала сама мысль о том, что придется вставать и куда-то идти. За окном простиралась залитая утренним светом Москва — Красная площадь, собор Василия Блаженного и Кремль. Чувствуя себя отвратительным старым пьяницей с Дикого Запада, Сидония сунула голову под холодную воду. Неожиданно варварский метод лечения подействовал, и час спустя, позавтракав чашкой кофе с какой-то удивительно странной едой, она смогла спуститься в холл, где предыдущей ночью назначила встречу с Василием Кузьмой.

На этот раз импресарио явился не один — приближаясь, Сидония заметила, что рядом с ним стоит, посвистывая, молодой русский. Пренебрегая правилами приветствия, она направилась прямо к ним.

— Привет, надеюсь, я не опоздала. Похоже, прошлым вечером водки было чересчур много.

— Ну, это вряд ли, — широко улыбнулся незнакомец.

— Помолчи, — прервал его Василий. — Сидония, позвольте представить вам Алексея Орлова. Вы не против, если сегодня он будет сопровождать вас в Кремль — у меня, к сожалению, срочные дела — и заодно поупражняется в английском?

— Вы скрипач? — обратилась Сидония к новому знакомому, будучи уверенной, что она уже слышала это имя.

— Да. Скоро я уезжаю на гастроли в Европу. Василий — мой менеджер. Рад с вами познакомиться, мисс Брукс. У меня есть кассета с записью вашего концерта — друг привез мне ее из Франции. — Алексей выпалил все это на одном дыхании, а потом добавил: — Я ваш страстный поклонник. Честное слово. — И он с поклоном поцеловал руку Сидонии.

— Надеюсь, что мне удастся услышать вашу игру и отплатить вам за комплимент. Я читала о вас в «Индепендент» — вас назвали совершенно особенным.

— Совершенно особенным? — Алексей удивленно поднял бровь.

— Это сленговое выражение, означающее что-то вроде «необыкновенный, выдающийся».

— А что такое «сленговое»? — тут же поинтересовался Алексей, эффектным движением пожав плечами.

В его внешности, как и у многих русских, было нечто татарское, причем поражало сочетание выразительных, как у фавна, черт лица и миндалевидных глаз. Сложением скрипач напоминал знаменитого балетного танцовщика Барышникова, ибо был таким же невысоким, крепким и гибким. Будучи не выше ростом, чем сама Сидония, Алексей с его несколькими лишними дюймами производил впечатление силы и подвижности.

— Потом я объясню вам, — ответила она и повернулась к Василию. — Когда же мы увидимся с вами?

— Вечером. Я отвезу вас в телецентр — о концерте из Кремля будут снимать передачу.

— Встретимся в шесть в баре?

— Лучше внизу, у лестницы. Там вы наверняка не столкнетесь с бульдогом.

— Вы привезли с собой собаку? — с недоумением спросил Алексей.

— Сейчас я вам все объясню, — пообещала Сидония, и они все вместе направились на Красную площадь.

Она никогда не могла понять, что же такое, собственно, Кремль. Сталинский режим и враждебная пропаганда оставили у Сидонии впечатление, что Кремль — это угрюмое серое здание, из которого служащие КГБ посылают шифровки и шпионят за остальным миром. Но вся необыкновенная красота этого места открылась ей, едва она в сопровождении скрипача вступила на одну из самых больших площадей, какие когда-либо видела. По одну ее сторону тянулась массивная зубчатая стена, за которой виднелось здание с зеленой крышей и золотые купола, по крайней мере, двух соборов. Прямо напротив возвышался восхитительный собор Василия Блаженного, а под стеной торчал, только портя все впечатление, по мнению Сидонии, красный гранитный мавзолей Ленина.

— Где же Кремль? — оглядываясь по сторонам, спросила она.

— Здесь, за стеной.

— Но там только дворец…

— Кремль — это целый город, — объяснил Алексей, по-видимому, поразившись ее невежеству. — Средневековый, укрепленный и очень красивый. Пойдемте, англичанка, я покажу вам.

Взяв Сидонию за руку, он провел ее по всей площади вниз, к Москве-реке, где стена продолжалась вдоль берега, доходя до места, где некогда был подъемный мост.

— Ну, теперь поняли? — нетерпеливо спросил он.

— Да. Жаль, я и понятия об этом не имела.

— Подождите, мы еще не были внутри! Посмотрим, что вы скажете тогда!

— Я думала, вы не знаете, что такое разговорная речь, — подозрительно заметила Сидония.

— Иногда я сам себя удивляю. — Алексей прищурил топазовый глаз.

— Так когда я услышу вашу игру?

— Позднее. А теперь пойдемте учиться.

Они поднялись по скату и прошли через ворота крепости. За стеной находилась группа таких сказочных строений, что Сидония не знала, в какую сторону смотреть сначала, а величественный Большой Кремлевский дворец, в котором, по словам Алексея, было свыше семисот комнат и залов, оказался всего-навсего малой частью этой группы. Позади дворца располагалась Соборная площадь, ее плотно окружали три собора и две церкви, все они казались белоснежными под ярким солнцем, золотые купола отражали каждый лучик, отбрасывая тонкие полосы света на бледные булыжники внизу.

Дальше возвышалась колокольня Ивана Великого — самое высокое здание крепости с таким же золоченым, как у остальных строений, куполом, тень от которого падала на тенистый парк позади колокольни. Но, несмотря на все это, воображением Сидонии завладела ошеломляющая атмосфера раннего русского искусства, пропитанная ароматом курений, усыпанные драгоценными камнями иконы — олицетворение былого могущества России.

В здании, которое некогда занимал Оружейный дворец, была устроена выставка — Сидония еще никогда не видела ничего подобного. Здесь, в огромных стеклянных витринах, были представлены личные вещи русских царей. Она увидела громадные ботфорты Петра I и двойной трон, который он занимал вместе со, своим помешанным братом. В окошко позади этого трона их сестра нашептывала наставления. Сидония видела трон Ивана Грозного из слоновой кости — «рыбьего зуба», как его называли в России, его отделанную мехом шапку, блестящие драгоценности и монаршьи знаки, одежду, которую носил последний из царей, мученик Николай II.

— А теперь платья, — сказал Алексей. — Это вам понравится.

В следующем зале оказались коронационные и брачные облачения императриц и цариц — такие маленькие, что Сидония долго размышляла, какими должны были быть их владелицы, — сшитые из роскошных тканей и надетые на манекены, отчего выглядели почти как живые.

— А это, — указал Алексей, — вещи Екатерины Великой. Вы знаете, что это была за женщина?

— Она и в самом деле имела сотни любовников?

— Тысячи. Хотел бы я жить в то время!

Сидония рассмеялась:

— Почему же? Вы надеялись бы оказаться одним из них?

— Я бы сделал все возможное — такова фамильная традиция.

— Что вы имеете в виду?

— Оба моих знаменитых предка, Григорий и Алексей, были ее фаворитами. Я назван в честь одного из них.

Сидония издала неопределенное восклицание, совершенно очарованная удивительным юношей.

— На старости лет — ей уже было шестьдесят — Екатерина влюбилась в двадцатидвухлетнего Платона Зубова, поручика кавалерии. Ему здорово повезло!

— Боже мой, в чем же тут везение? Должно быть, он стал ее игрушечным мальчиком.

— Игрушечным мальчиком? — изумленно переспросил Алексей.

— Так называют молодого любовника, которого обычно содержит пожилая женщина.

— А, понятно. — Скрипач задумчиво оглядел ее с ног до головы. — Сколько вам лет, мисс Брукс?

— Тридцать четыре, невоспитанный юноша. А сколько вам?

— На одиннадцать лет меньше. — Он пожал своими широкими плечами. — Впрочем, какая разница? Итак, будьте внимательны!

Платье из серебристого тончайшего шелка было самым великолепным экземпляром в коллекции императрицы, но еще сильнее поразили Сидонию маленькие вещицы милой распутницы Екатерины. Она долго разглядывала серьги и браслеты, броши и гребни, но больше всего ей понравились табакерка и туалетная шкатулка. В них чувствовалось нечто не царственное, а просто человеческое, так же как и в пенсне, лежащем на столе вместе с гусиными перьями и чернильницей Екатерины.

— А теперь посмотрим экипажи, — предложил Алексей. — Идемте!

Они покинули полные сокровищ витрины и прошли в, огромный зал, где располагались экипажи русских царей. Кареты, расписанные Буше, в которых ездили Петр I, Екатерина I и Елизавета Петровна, соперничали друг с другом в красоте. Но куда больше Сидонию привлекли два довольно странных экипажа: огромные сани на полозьях с тентом наверху, размером с садовую беседку и детский догкарт — высокий двухколесный экипаж с местом для собак под сиденьем.

— Чьи они? — спросила Сидония у Алексея, кивая в сторону длинных, саней.

— Они принадлежали Елизавете Петровне, внебрачной дочери Петра I. Он женился на ее матери позднее. Она доехала из Санкт-Петербурга в Москву за три дня, чтобы завладеть короной.

— Должно быть, она мчалась как ветер.

— На смену приготовили шестнадцать лошадей, чтобы она не останавливалась ни днем, ни ночью. Видите, какая жаровня внутри согревала ее?

— Да.

— Здесь она спала и ела. Надеюсь, что ночной горшок она опорожняла не в то время, когда проезжала мимо деревень.

— Что за грубость! Лучше расскажите об этом догкарте.

— В нем ездил Петр I, когда был еще мальчиком. Мне он нравится — так начинаешь понимать, что этот великий государь тоже был человеком.

— Да, и при виде его ботфортов тоже. А где клавикорды?

— Во дворце. Пойдемте.

Размышляя о том, не показным ли является хозяйское поведение Алексея, Сидония последовала за ним по белому коридору, ведущему ко дворцу.

— Клавикорды унесли в бальный зал перед концертом. Он на втором этаже.

Скрипач заспешил по широкой лестнице и свернул в коридор, на стенах которого висели канделябры. Он остановился перед великолепными двустворчатыми дверями с резным изображением российского двуглавого орла над ними.

— А нас пустят?

— Разумеется. Здесь вам придется репетировать. Зал оказался гигантским, с его балкона открывался вид на реку, колонны каррарского мрамора шли вдоль стен с малиновыми драпировками, расшитыми белыми и золотыми листьями. В дальнем конце зала, напротив балкона, располагалось возвышение, где некогда играл оркестр. Здесь, прямо посредине сцены, стояли прекрасные клавикорды, изготовленные, как узнала Сидония, подойдя ближе, Джейкобом Киркманом примерно в 1750 году.

— Какая прелесть! — воскликнула она. — Работы Киркмана, да еще в таком отличном состоянии!

— Их настроили заново сегодня утром.

Сбросив пальто, Сидония присела к инструменту, чувствуя, как подрагивают от ее прикосновения клавиши, и вдруг, под влиянием увиденного за сегодняшний день, заиграла искрометную сонату Скарлатги. Она не замечала, как пристально следит за ней Алексей, который до сих пор, несмотря на свою развязность, толком не успел ее рассмотреть.