"Ускользающие тени" - читать интересную книгу автора (Лампитт Дина)

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Внимание к своеобразию и красоте присуще истинно французскому характеру, поэтому прибытие любого нового человека, наделенного этими качествами, всегда вызывало бурное любопытство, причем нигде это любопытство не достигало такой силы, как в столице. Бомонд сразу заметил новую и очаровательную особу, появившуюся в его кругах, и каждый желал повидаться с незнакомкой, тем более что ею на сей раз была леди Сара Банбери. При своем втором визите в Париж зимой 1766 года, через восемнадцать месяцев после первой поездки, она неожиданно обнаружила себя окруженной всеобщим вниманием.

Погружаясь в воспоминания, она предположила, что присутствие членов ее семьи во время первого визита помешало головокружительному успеху, который ока имела сейчас, несмотря на то что тогда она удостоилась поцелуя в обе щеки от, короля Людовика XV, громко провозгласившего о том, какое удовольствие ему доставила эта встреча.

Все семейство Фоксов, в том числе и оба мальчика, было во время прошлого визита приглашено в поместный дом принца Конти, Лиль д’Адам, прелестный дом на острове посреди реки Уазы. Сару окружали известные музыканты и ученые, артисты и философы, наводняющие поместье. Отъезд домой был весьма печальным событием, тем более что в Лондоне Сару ожидали крупные семейные неприятности.

Из-за политических интриг и обострившейся борьбы партий ее родственник лорд Холленд, бывший Генри Фокс, был отстранен с поста казначея. Но самое худшее — муж Сары, Чарльз, примкнул к группе противников Генри, возглавляемой герцогом Бедфордским. К своему собственному смущению, Сара, которая не обсуждала такие вопросы с мужем желая прежде всего любыми усилиями сохранить свой брак, так и не решилась высказать ему свое недовольство. Ссора назрела, когда лорд Килдер, другой родственник Сары, в доме которого она выросла, сказал, что он совсем не одобряет назначение Чарльза Банбери секретарем к новому лорду-губернатору Ирландии, ненавистному лорду Уэймуту.

Но сторонники Бедфорда не унимались, и сэр Чарльз, который унаследовал титул своего отца и его поместья в июне 1764 года, вскоре потерял свою должность секретаря. Несмотря на все облегчение, вызванное этой отставкой, она означала потерю дохода около четырех тысяч фунтов в год. Однако Саре было некогда задумываться об этом, ибо летом 1765 года мадам де Буффлер, любовница принца Конти, прибыла в Бартон на скачки. Вместе обе женщины посещали летние состязания и присутствовали при победе жеребца Джимкрэка в Ньюмаркете.

— Разве это не самый лучший жеребец, какой когда-либо появлялся на свет? — спросила Сара у француженки.

— Но его даже смешно сравнивать с вами, милочка. Все в Париже спрашивают о вас, особенно принц. Он желает знать, когда вы вновь присоединитесь к нашему обществу.

— Теперь, когда герцог Ричмондский, мой брат, назначен посланником, полагаю, я смогу найти предлог.

— Вам незачем искать предлоги. Просто приезжайте навестить нас. Даже король интересуется вами.

— Как поживает его величество? Мадам де Буффлер сделала гримаску:

— У него много хлопот. Дофин совсем недавно оправился от жестокой лихорадки и общего недомогания.

— У короля нет других сыновей?

— Нет. Но не будем говорить о грустном. Когда же вы приедете в Париж? Мне бы хотелось знать точную дату.

— Я должна обсудить этот вопрос с супругом.

— Он намерен сопровождать вас?

— Разумеется.

— О! Каким ударом это будет для всех ваших поклонников!

— В самом деле, дорогая? Заинтригованная, Сара переговорила с Чарльзом при первой возможности.

В сущности, после возвращения из Парижа весной 1765 года для Сары наступила черная полоса в жизни. Отставка лорда Холленда, повергшая его в дурное расположение духа в сочетании с приступом давней болезни, а также смерть любимого племянника, сына Эмили и лорда Килдера, у ложа которого Сара неусыпно бодрствовала три ужасные недели, стали тяжкими испытаниями для нее. Кроме того, посещение мощей в церкви Сент-Кир не дало результатов. У Сары по-прежнему не было детей, чтобы играть с ними, заполняя длинные одинокие дни.

«Но какой святой способен исцелить моего мужа?» — часто задавалась вопросом Сара.

В любви с ним ей ни разу не удалось почувствовать тот великолепный взрыв экстаза, какой она когда-то испытывала при соитиях с королем. В тех редких случаях, когда Чарльз удостаивал ее исполнения супружеского долга — иначе Сара не могла назвать это, — она оставалась холодна как рыба.

«Вероятно, это моя вина, — печально размышляла Сара. — Наверное, ребенка можно зачать только в безумии истинной страсти».

Единственным ярким воспоминанием в течение этих тоскливых месяцев была свадьба Сте, который погрузнел и стал еще более туг на ухо. Он женился на милой девушке, искренне любящей его. В апреле 1766 года леди Мэри Фицпатрик, дочь графа Оссори, стала его невестой, и после свадьбы молодая пара перебралась в дом к Уинтерслоу, в Солсбери. Здесь они жили счастливо, но, пожалуй, слишком на широкую ногу. Они устраивали охоты, выезды и любительские спектакли для великого множества гостей дома — для последней цели Сте специально выстроил небольшой театр. Он вновь начал играть, и его долги прибавлялись, хотя азартный юноша ничуть не беспокоился об этом.

Еще одним радостным событием этого периода жизни Сары было возобновление переписки со Сьюзен, ныне живущей в Нью-Йорке, где ее по-прежнему привлекательный супруг мистер О’Брайен пробовал себя в различных занятиях, не находя удовлетворительным ни одно из них. Чтобы немного скрасить жизнь подруги, Сьюзен начала посылать ей в подарок ткани, изящную конскую упряжь и другие маленькие знаки роскоши.

Но ничто не могло утешить женщину, которая была научена радостям любви королем в преддверии несчастного брака. Сара, которая всегда отличалась здоровьем, теперь испытывала недомогания по крайней мере дважды за полгода, что заставило ее отложить долгожданное путешествие в Париж. Она так и не поняла, что причиной ее болезней были переживания. В конце концов, ее муж был готов отправиться в путь — было решено, что она, сэр Чарльз и Фредерик Ховард, пятый граф Карлайл, отплывут в конце ноября 1766 года.

Карлайл появился в жизни супругов Банбери в 1764 году, когда ему было всего шестнадцать лет. Его как школьного приятеля Чарльза Джеймса Фокса Сара встречала еще мальчишкой в Холленд-Хаусе. С возрастом он превратился в высокого, стройного и поразительно красивого юношу. Будучи старше его на три года, к тому же будучи замужней женщиной, Сара флиртовала с Фредериком, и вскоре он был уже безнадежно влюблен в неё. Оба испытывали восхитительное, невыразимо приятное ощущение. Он жаждал ее тела, она постоянно отказывала ему, заявляя, что она верная жена и обладает преданным сердцем. Но недавно, хотя в этом Сара не решалась признаться никому, даже Сьюзен, скромные радости ее брачного ложа стали давать ее мыслям совсем иное, странное направление.

Удивительно, но ее прибытие в Париж в обществе двух мужчин, вопреки опасениям мадам де Буффлср, скорее привлекло к ней поклонников, нежели отвратило их. Уже через несколько дней после появления в столице Сара была уверена, что пользуется успехом. Щегольски одетые юноши кланялись ей на улицах, ее приветствовали в Пале-Рояль, куда она вместе с Чарльзом и Карлайлом явилась на игру. Увлеченная своим триумфом, Сара уже примирилась со свитой поклонников. По крайней мере, десяток юношей неотступно преследовал ее повсюду, куда бы она ни направилась. Никого из них ничуть не смущало присутствие ее мужа, которого обычно считали добрым малым, настолько увлеченного своими делами, что он предоставлял поклонникам жены сопровождать ее на балы и приемы, которые сам находил весьма скучными. Из этих поклонников герцог Шартрез первым сделал решительный шаг, открыто просив Сару стать его любовницей.

— Вы можете оставить при себе вашего молодого лорда, — небрежно добавил он.

Сара вспылила:

— Мой молодой лорд, как вы изволили назвать его, не приходится мне любовником. Я жена сэра Чарльза Банбери и прекрасно сознаю свой долг.

— Тем хуже для вас, — хладнокровно ответил Шартрез. — Будем надеяться, что Париж вскоре научит вас тому, как следует жить. Когда это случится, помните, что я жду.

Несмотря на свою ледяную реплику, Саре нравилось принимать ухаживания и флиртовать. Она называла себя английской крепостью, которую атакуют хитроумные французы, причем самым интригующим и радостным ей казалось то, что они и понятия не имеют, как долго она способна продержаться под их осадой. С удовлетворенным вздохом леди Сара принялась наносить румяна на лицо, которое, несмотря на то что похудело после недавней болезни, приобрело особую привлекательность.

Сегодняшний вечер обещал быть особенно запоминающимся, ибо бал и концерт были назначен в Тампле, парижском доме принца Конти. Некогда Тампль был обиталищем рыцарей — тамплиеров и состоял из длинной средневековой башни, первоначально построенной как главная башня замка, прекрасного дворца, принадлежащего настоятелю, и обширного сада. Все эти строения были окружены стеной, попасть в Тампль можно было только через древние ворота.

После распада ордена воинствующих монахов король Франции предназначил это место в качестве резиденции королевской фамилии, но оно отвечало вкусам одного принца Конти. Сейчас Тампль был ярко освещен, заново и элегантно отделан, позволяя устраивать пышные увеселения для благородных гостей. Придя в восторг от того, что их пригласили в это историческое место, Сара и ее муж вместе с их неизменным спутником, следующим по пятам, уселись в карету и покатили по сумрачным улицам Парижа.

Даже при первом взгляде на Тампль Сара внезапно почувствовала необъяснимый испуг. Хотя древний дворец был ярко освещен, ей показалось, что над ним нависает тень башни. Сару охватило ощущение, что это мрачное строение было — и действительно могло быть — местом множества страданий и отчаяния. Но разве могла она долго печалиться, слыша музыку, видя танцующих гостей и накрытый для ужина стол в огромной столовой, а также стол для карточной игры в соседней гостиной? Твердо решив развлекаться, Сара позволила герцогу Шартрезу повести ее в менуэте, пока Чарльз направился к игорным столам, а Карлайл с несчастным, видом наблюдал за обожаемой леди.

— У этого бедняги все мысли написаны на лице, — лаконично высказался. Шартрез. — Он ловит каждое ваше движение. Вы жестоки, миледи.

— Если это так, почему же вы преследуете меня? — моментально нашлась с ответом Сара.

— Потому что вы красивы, и я жажду вас. Я не успокоюсь, пока не буду обладать вами. — Сара приоткрыла губы, но Шартрез прервал ее: — Но если вы опять собираетесь поведать мне о своей добродетели, у меня готов ответ. Почему вы находите пристойной вашу отдельную от супруга жизнь?

— Мы не живем отдельно, — с достоинством возразила Сара. — Мы всегда вместе.

— Это явная ложь! Но хватит о вашем супруге, он мне надоел. Позвольте вместо этого рассказать вам, какие удивительные люди собрались здесь сегодня.

Видите женщину, вон там, с поблекшим, но еще красивым лицом, в лиловом платье?

— Да.

— Это герцогиня де Грамон — ее любовником был ее собственный брат. И такому кровосмешению они предавались годами! Ее брат — герцог де Шуазейль, вон тот обрюзгший мастиф в серебристой парче.

Сара не отвечала, настолько ужаснуло ее услышанное. Она уставилась на герцога круглыми от изумления глазами.

— Но совсем недавно герцогиня без памяти влюбилась в своего племянника, герцога де Лозана. Лозан не отвечает ей взаимностью, и она постоянно пребывает в бешенстве. Вас интригуют эти сплетни? — продолжал Шартрез.

— Я нахожу их неприличными и отвратительными.

Герцог пожал плечами:

— Разумеется, я не испытываю к ним отвращения. Кстати, должен предупредить вас: Лозан меняет женщин как перчатки и уже держал пари, что он первым окажется в вашей спальне.

— Но мы с ним даже не знакомы.

— Лозана это не остановит. Говоря серьезно, милочка, с этим человеком вам следует быть особенно осторожной. Он уверен, что вправе отведать всех новых красавиц, появляющихся в Тампле. Говорят, что ни одна женщина в Париже не бывает принята, пока Лозан не даст ей одобрение, а его поощряет к этому принц.

— Принц Конти? Но ведь он такой милый человек…

Герцог звонко рассмеялся:

— Да, великий человек, но не милый. Лозан — его любимец. Подождите, и вы убедитесь в этом сами.

С трепетом Сара присела, так как танец кончился, и огляделась исподтишка.

— Его здесь нет, — прошептал Шартрез. — Он представится только тогда, когда будет уверен в успехе.

С этими словами герцог покинул Сару, отправившись побеседовать с герцогиней-кровосмесительницей, чье прелестное лицо отмечала печать порока, как у цветка, чей корень изъеден червем. Спустя секунду после ухода герцога рядом с Сарой уже был Карлайл.

— За вами танец, миледи, — грубовато-шутливым тоном произнес он.

Краткое мгновение Сара пристально разглядывала его и немедленно наполнилась презрением к самой себе. Он был так красив, ярок и смугл, как опавшие осенние листья, что она почувствовала угрызения совести за то, что так долго держала его при себе, ни единым словом не подкрепляя его надежд. Будь она действительно добродетельной, она бы дала ему отставку, позволив ухаживать за свободными красавицами, чему так рьяно предастся его школьный приятель Чарльз Джеймс. Но ее опасение быть отвергнутой заставляло удерживать юношу подле себя. Она уже потеряла возлюбленного, и в том, что касалось страсти, успела потерять мужа, а натура Сары, правнучки самого чувственного из монархов Карла II и французской любовницы, настойчиво требовала любви.

— Вы его получите, сэр, — кокетливо ответила она, подавая руку учтивому молодому дворянину, пренебрегая тем, что ладонь бедняги Фредерика оказалась слегка влажной.