Олег Дивов У Билли есть штуковина

Понедельник. День.

Мы держались геройски, у нас с Билли сила воли ого-го, но на третий день я случайно увидел свое отражение в зеркале.

Выйдя из сортира, я кое-как отлепил напарника от барной стойки и потащил на улицу. Там Биллу малость полегчало, он меня опознал и спрашивает:

— Куда торопимся, Ванья? Бабло-то есть. До хрена бабла, хлоп твою железку!

— Зато психика не резиновая, — говорю. — Тебе на меня глядеть не больно?

Билли поморгал с минуту и отвечает:

— А я привык, хлоп твою железку.

Шутник. Сам Билли ростом почти семь футов и черный, как антрацит-металлик, аж блестит. Это к нему привыкать надо.

— Понятно, — говорю. — Короче, Билл, слушай мою команду — сейчас интенсивно трезвеем, отбиваемся в койку и завтра с утра идем сдаваться копам. Осознал?

— Соси бензин! — возражает Билли. — Быстро трезветь нельзя. У меня посталкогольные страхи знаешь какие? Удавиться впору, хлоп твою железку.

— Не страшнее моих страхи, — говорю. — Стандартный набор. Экзистенциальный ужас, горькая дума о неотвратимости смерти, глубокое осознание бессмысленности всего. Эй, Билли! Напарник! А что у нас насчет силы воли?

— Она у нас ого-го, хлоп твою железку! — Билли даже плечи расправил.

— Значит, мы сумеем вынести предстоящее унижение с гордо поднятыми головами. И вообще, лучший выход из запоя — через трудотерапию.

— Тебя бы на мое место, — только и сказал Билли.

Даже про «железку» свою любимую забыл.

А поздним утром понедельника мы, дыша перегаром, вваливаемся в полицейский участок и, раздвигая грудью всякую мелюзгу, топаем прямиком к лейтенанту.

Лейтенант нам широко улыбается.

— Неужто образумились? — спрашивает.

— Короче, — говорю, — мистер Гибсон, к черту лирику. Получаете нас в свое распоряжение сроком на одну неделю. По окончании срока вы снимаете арест с наших машин. Мы убираемся отсюда на полном газу и никогда, слышите, никогда больше не возвращаемся. Прошу запомнить, это целиком на вашей совести.

— Нервный вы какой-то, Айвен, — замечает лейтенант.

— Всем расскажу, что работаем из-под палки. Всем.

— Айвен, дорогой, — говорит лейтенант, — это и так ни для кого не секрет. Местные знают, что мне понадобилась ваша чудесная штуковина, но вы отказались, и тогда я вас прижал. Поверьте, народ на моей стороне. На стороне того, кто отстаивает интересы города и кто вообще… Прав.

— Это мы еще посмотрим, чья сторона правая, чья левая. Ну, по рукам?

— Ладно, я разговор записал, — говорит лейтенант.

— Я тоже. И?..

— Значит, вы признаете, что у вашего сотрудника мистера Вильяма Мбе… Мбу…

— Мбабете. Вильяма Мбабете. Да, я признаю, что у Билли есть эта, как вы ее назвали, штуковина. Хреновина! Сплошные неприятности от нее.

Лейтенант глядит на Билли, глядит на меня и вдруг спрашивает:

— А не врете, Айвен?

Я от изумления хватаю у него со стола бутылку содовой и выпиваю ее одним махом. Билли, который поутру вообще тормозной, а с похмелья окончательно утратил реакцию, выдергивает из моей руки уже пустую емкость и что-то укоризненно сипит.

— Вру, конечно, — говорю, отдышавшись. — Нету у Билли никаких уникальных артефактов. Это мы подурачились чуток, а местные неправильно поняли. Зря вы нас задержали, мистер Гибсон, только печень обоим подпортили. Ну, расстанемся друзьями? Разрешите нам уехать подобру-поздорову?

Тут Билли меня отодвигает, просовывается к столу, нависает над лейтенантом и хрипит угрожающе:

— Отпусти по-хорошему, страшный белый человек, пока не началось, хлоп твою железку!

— Так, — говорит лейтенант, — вопросов больше не имею. Садитесь, вам сейчас кофе сделают. Кларисса! Зайдите.

— Воды! — хрипит Билли. — Много холодной воды! И капельку виски.

Появляется Кларисса, этакий пупсик современного американского стандарта, глаза бы не смотрели. Мордашка сделанная, ножки подправленные, бюст того и гляди треснет. Страшна, наверное, была до коррекции, как смертный грех.

— Кларисса, будьте добры, принесите нашим гостям кофе. И еще холодной воды.

Билли протягивает длиннющую граблю и хватает пупсика за задницу.

— Пять тысяч каждое полужопие, хлоп твою железку! — заявляет он уверенно.

Пупсик разворачивается и дает хулигану в глаз. С руки, заметьте. Воспитанная, значит. А могла бы и каблуком.

— Все свое, кретин, — сообщает пупсик Биллу, выпадающему из кресла.

Удар у пупсика будь здоров.

— И спереди тоже? — интересуется Билли, сидя на ковре и держась за скулу. — Ты чего, андроид, что ли?

— Шеф, можно я ему добавлю? — холодно спрашивает пупсик.

— Не сейчас, Кларисса, он нам еще пригодится, — ухмыляется лейтенант, очень довольный. — Принесите все-таки кофе.

Пупсик задирает носик и выходит.

— У нее психоблок? — спрашиваю. — Тогда извините.

— Вы у себя в столицах вообще что ли сбрендили? — правдоподобно удивляется лейтенант.

— Просто мы с напарником жесткие натуралы и терпеть не можем деланных, вот и все.

— Ну, так вам тут раздолье. От нас последняя деланная в том году уехала. Соседи затравили. А Кларисса подрабатывала моделью, когда училась, ясно? Это деланные под нее косят. Эй, мистер Мбу… Вильям! Аптечка нужна?

Билли отнимает руку от физиономии и садится обратно в кресло.

— …хлоп твою железку… — бормочет лейтенант ошарашенно, разглядывая целую и невредимую скулу.

— Это не ваша реплика, — говорю.

Заходит пупсик с подносом, шваркает его на стол.

— Спасибо, Кларисса, — говорю, — и простите моего напарника. Он не со зла. Мы, понимаете ли, отвыкли от людей, которые выглядят на сто тысяч долларов без коррекции. Все же кругом деланные.

— Уроды столичные, — фыркает Кларисса и хлопает дверью.

— Мы не уроды, — говорю я ей вслед, — мы-то с Биллом как раз очень даже ничего, когда не такие опухшие.

— Она имела в виду, что вы моральные уроды, — объясняет лейтенант. — Слушайте, мистер Кузнетсофф, давайте-ка возьмем кофе и пойдем немного прогуляемся. Надо обсудить детали. А напарник ваш пусть тут пока… Отдохнет.

Лейтенант все приглядывается к Биллу, надеясь увидеть, как опухает угольно-черная морда. Да не на того напал.

— А можно я тоже на минуту выйду? — спрашивает Билли. — Совсем забыл, хлоп твою железку, мне в магазин надо.

Лейтенант выдвигает ящик стола и достает бутылку «Джека Дэниелса», в которой слабо плещется на донышке.

— И ни грамма больше, — говорит. — А то я вспомню, кто здесь главный по обеспечению законности!

— …И заодно главный по незаконному задержанию транспортных средств, — вворачиваю я.

— Дурака валять не надо, — говорит лейтенант. — Все было в рамках. А потом вы запили. Пока не протрезвеете, к управлению не допущу по-любому. Идемте, Айвен. Мистер Мбе… Вильям! Будьте как дома, ни в чем себе не отказывайте.

— Дома я обычно без штанов хожу… — начинает Билли.

— Заткнись, — командует лейтенант.

— Осознал, — соглашается Билли.

Мы с лейтенантом берем кофе и выходим. Я украдкой подмигиваю напарнику. Видок у него еще тот, конечно, но проблески разума уже заметны. Оживает Билли. Держись, Кларисса.

У подъезда лавочка деревянная, крашеная. Эх, деревня! Обожаю. Лейтенант садится, я падаю рядом.

— Он артефакт на шее носит? — спрашивает лейтенант, отхлебывая кофе. — Вот так, запросто?

— Угу, на цепочке.

А кофе-то неплохой.

— С ума сойти. И что это?

— Если не вдаваться в тонкости, метеорит. Они все, эти хреновины — метеориты.

— И где он ее взял?

— Из обшивки выковырял.

Лейтенант качает головой.

— Слушайте, Айвен, я с вами играю в открытую. Признаю, что мы на равных. Я не устроил вам серьезных неприятностей, вы вроде тоже не слишком лезете на рожон. Но… зачем вы пытаетесь меня надуть? Ваш напарник, он ведь, согласитесь, малость придурковат, а?

— Ничего себе, — говорю. — Хорошего вы мнения о человеке, который может без запинки произнести словосочетание «посталкогольные страхи»!

— Вы же хитрец, Айвен. У вас наверняка была тысяча возможностей забрать артефакт себе. Значит, вам почему-то выгодно, чтобы камень носил Вильям и все считали, что артефакт — его. Вот я и хочу понять, в чем тут подвох. Нам же вместе на серьезное дело идти.

Допиваю кофе и швыряю стаканчик в урну. Урна хрюкает.

— Я бы вам посоветовал, — говорю, — мистер Гибсон, зарезаться бритвой Оккама. На вас, наверное, работа наложила отпечаток. Не надо, черт побери, так огульно всех подозревать! У нас честный бизнес. И сами мы честные ребята. Да, у Билли есть хреновина, которую он использует не совсем по назначению. Но, во-первых, ее наличие делает нас чемпионами в своей профессии, а во-вторых, кто вообще знает, для чего эта хреновина… Да ни для чего, наверное. Она же камень. Летела, никого не трогала, потом ей подвернулся кораблик, она об него стукнулась. На базе ее отодрали от обшивки, и Билли взял ее себе. Она его притянула. Слышали, такие хреновины сами выбирают хозяев?

— Поверить не могу, что этот Мбе… и вдруг — астронавт.

— Билли был моей правой табуреткой.

— Это вроде «хлоп твою железку»?

— Это второй пилот. А я командир дальнего разведчика. Оба уволены по медицинским показаниям. Это можно легко проверить. Да вы уже проверили. Еще вопросы будут?

— Ничего я не проверял, — цедит лейтенант сварливо.

— Осознал, — говорю. — Простите, не подумал. Конечно, мы же легендированные. Дальняя разведка официально не существует. Ну… считайте, я вас в государственную тайну посвятил. От большой симпатии.

— «Хлоп твою железку», — передразнивает лейтенант. Крепко Билли у него в мозгах натоптал.

Тут у меня ком щелкает на максимальном приоритете.

— Эй, Ванья! — говорит ком голосом Билли. — Прости, что отвлекаю, но там какой-то, извини за выражение, индивидуум лезет ко мне в салон.

— На штрафной стоянке? — удивляется лейтенант. — Не может быть.

— А ты сходи и погляди, хлоп твою железку!

— На МОЕЙ штрафной стоянке?!

— Соси бензин! — советует Билли.

Лейтенант вскакивает и бежит вокруг здания участка, я за ним.

— Это невозможно! — шепотом кричит лейтенант. — А как он узнал? У вас сигнализация деактивирована на машинах.

— За камушек подержался. Ему же работать с ним, вот Билли и готовится помаленьку.

— А вы, собственно, куда со мной? — шипит лейтенант. — Назад! Я сам разберусь!

— Черта с два, — говорю. — Мы сигнализацию для вас отрубили, а не для воров. Этот дурак не ключом ведь замок ковыряет — отмычкой. Ключ-то в сейфе у вас, я надеюсь?

— Разумеется, в сейфе!

— Ну, значит, когда машине надоест, она взломщика прихватит. Так и так меня звать придется.

— Ох, свалилось наказание на мою голову…

— Отпутите нас, и нет проблем.

— Цыц!

Лейтенант переходит на крадущийся шаг, выглядывает из-за угла, пытается что-то рассмотреть сквозь плотный сетчатый забор штраф-стоянки. Бормочет: «Ах, чтоб тебя…». Легко снимает край сетки с углового столба и ныряет в образовавшуюся дыру.

В столице я бы от такой простоты обалдел. Здесь она меня умиляет. Ну, деревня.

Среди местных развалюх яркими пятнами выделяются наши с Биллом игрушечки, синенькая и красненькая. И какая-то, простите, горилла в полицейской форме пытается вскрыть у синенькой водительскую дверь. Лейтенант, даром что жирный, крадется к горилле бесшумно и хищно, словно оголодавший лев. Горилла потеет и ругается, взломать замок «тэ-пятой эво» само по себе утомительно, а у нас машинки не простые, спецзаказ.

Лейтенант останавливается у гориллы за спиной, думает-думает, а потом берет и этак по-свойски дает ей мощнейшего пинка под копчик.

Горилла с диким воплем размазывается по двери. Вероятно, она машинально втыкает отмычку в замок до упора, потому что срабатывает противоугонка.

Громкий треск электрошока. Горилла, издав то ли хрип, то ли стон, безвольно повисает на двери, окутанная легкой голубой дымкой силового поля. Проходит секунда, и горилла издает еще целый каскад звуков.

— Фу-у… — лейтенант зажимает нос.

У гориллы льется из штанин.

Лейтенант быстро обегает глазами окна участка, выходящие на задний двор. Народу в окнах полным-полно. Вон Кларисса хихикает. А вот и Билли зубы скалит. Нравится ему наша противоугонка, любит он ее публике демонстрировать.

— Ну, — говорю, — я вполне удовлетворен. Готов написать отказ от претензий. А можно вообще без протокола разойтись. Он ведь, сволочь, у местных не ворует?

— Еще как ворует, — вздыхает лейтенант. — Были жалобы, а я не верил.

— Сами тогда решайте. И зовите людей, я сейчас захват отключу.

Приходят трое здоровенных копов, прячут улыбки, стараются выглядеть деловито. Обнюхивают гориллу и сразу грустнеют. Поразмыслив, упаковывают гориллу в черный коронерский мешок, грузят на каталку и так увозят отмывать. Лейтенант, убитый горем, плетется к себе. Я проверяю замок, снова активирую систему и устремляюсь за лейтенантом. Немым укором.

— Ах, Марвин, Марвин, — лейтенант бормочет, — скотина ты бессовестная, надо же так меня подставить…

— Мы вам еще нужны? — спрашиваю елейно.

— Нет слов, как нужны, Айвен. Умоляю, останьтесь.

Надо же, коп, а интонации вполне человеческие. Может, и вправду беда у них тут. Тогда, если по-хорошему, надо помочь.

Опять ком щелкает высшим приоритетом. Джонсон, не иначе.

— Айвен, в чем дело? Я так понял, вы решили загулять в этой дыре на выходные, но сегодня понедельник, тебе не кажется?

Присаживаюсь на лавочку у подъезда, киваю лейтенанту, мол, сейчас подойду.

— Все живы, босс, техника в порядке, — докладываю. — Но есть загвоздка. Не посылайте нас больше в провинцию, а?

— Опять?! — орет Джонсон.

— Мы не нарочно, — говорю. — Мы в пятницу, как доставили груз, решили тут заночевать, И направились в бар…

— Пьянь несчастная!

— Босс, мы не дошли до бара. Ехал фермер на пикапе, у него из колеса болты посыпались. И все бы ничего, да у витрины магазина девчонки местные стояли. Билли их хвать в охапку и отпрыгнул. Девчонки визжат на весь город, а через секунду из-за угла фермер выруливает. И точно в эту витрину — бац! Катил бы он по улице прямо и вильнул, никто бы ничего не заподозрил. А то из-за угла. Дело ясное, что дело темное. Копы нам прямо в глотки вцепились. Мы, как обычно, в глухой отказ. А у них, видно, неприятности, и они слегка прижали нас. Я подумал и сдался им на неделю. Правда, тут возник шанс поторговаться, но денька на три мы все равно застряли.

— Не застряли! — уверяет Джонсон. — Вытащу. Сейчас Либермана найду, и сразу на старт. Либерман копов на гамбургеры порвет. Погоди, а как прижали вас?

— Да техосмотр. Несовпадение фактических характеристик машин с данными в паспортах.

— Понятно. Снова Билли трепался.

— При чем тут Билли?! Из машин это самое несовпадение во все стороны топорщится. А я вам говорил. Люди-то не слепые.

— Но Билли — трепался?

— Слушайте, босс, — говорю. — Не в этом дело. Разрешите нам задержаться. У них тут, кажется, серьезные проблемы. Копы сначала выпендривались, а теперь начали упрашивать. Может, мы поглядим, что да как? Вдруг человек в беде.

— Вляпаетесь в неприятности, — рычит Джонсон, — пеняйте на себя! Могу подключить Вейланда.

Он всегда так изъясняется, наш Джонсон. Без паузы между руганью и проявлением заботы. Время экономит.

— А Вейланд нам друг?

— Благодарный клиент.

— Осознал, — говорю. — Это пригодится, но не сейчас. Пока, на мой взгляд, все хорошо.

— Почему тогда сработала охранная система?

Тьфу ты, черт. Если правду скажу, что в замке коп местный ковырялся, Джонсон озвереет и точно прилетит нас спасать. С Либерманом наголо. Карающим мечом полицейской коррупции и произвола.

— Детишки баловались, — говорю. — Пострадавших нет, конфликт улажен.

— Ну-ну, — Джонсон раздраженно фыркает и дает отбой, не прощаясь.

Я сижу на лавочке и мечтаю. Представляю, как здорово было бы сейчас оказаться за штурвалом своей машинки, выйти на трассу, набрать крейсерскую и спокойно пилить над широкими полями, зелеными лесами, высокими горами… И домой. И в гараж. И зайти в бар, и выпить много-много холодного-холодного пива. И лечь спать. Проснуться свежим, отдохнувшим, принять новый груз, да ка-ак рвануть через полстраны! — хорошо бы туда, где снег, я соскучился по снегу.

Еще жениться хочу. Жениться-остепениться. Это, наверное, с похмелья.

Кларисса мне подошла бы вполне.

И подходит Кларисса.

— Мистер Кузнетсофф, лейтенант ждет вас.

Вообще, лейтенант мог бы и на ком стукнуть. Или ему по должности на мелочи размениваться не положено?

— А что, мистер Кузнетсофф, — спрашивает Кларисса как бы невзначай, — это правда у вашего коллеги Всевидящий Камень?

Хороша девка. Прямо не верю, что натуральная. И этот носик вздернутый… Носик-глазки. Мой типаж. Бюст великоват, но что поделаешь, здесь юг. Зато ноги гениальные. С почти неуловимой кривинкой в голени. Вроде нет ее, а она ведь есть. Такие ноги может «построить» только очень талантливый корректор. Обычно ноги делают прямые, как карданный вал. И сразу в имидже что-то важное срубается. Что-то природное, натуральное. Очарование уходит.

— А?.. — переспрашиваю глубокомысленно.

— Вам плохо, мистер Кузнетсофф?!

— Напротив, милая Кларисса. Я смотрю на вас, и мне хорошо. И никакой я не мистер, а просто Иван.

— Ивфа-ан… — выдает она с придыханием.

Какое счастье, что рядом нету Билли. Он бы сейчас начал истерически ржать и биться головой о стену. Знает, как я это американское «Ивфа-ан» ненавижу. И все надеюсь, что найдется девчонка, которая произнесет мое имя нормально.

— Лучше, наверное, Айвен. Кажется, меня ждет лейтенант?

— Да, мистер… Айвен.

У двери я на миг оборачиваюсь.

— Вы спрашивали, что за штуковина у Билли. Разумеется, Кларисса, это Всевидящий Камень. И он работает. Сами знаете, каким образом Билли выручил сестренок Харт. А что?

— Это удача для города, Айвен, — говорит Кларисса, глядя мне прямо в глаза. — Мы и не мечтали заполучить человека с таким артефактом. Но приготовьтесь, лейтенант сначала испытает вас.

— Черт побери, что у вас за проблема?!

— Если лейтенант поверит в артефакт, он скажет.

Вздыхаю. Деревня, она и есть деревня. Провинциалов считают легковерными только те, кто вырос в мегаполисах. А деревенский раз облажается — кличка обидная на всю жизнь.

Я сам из деревни, мне ли не знать.

Билли с лейтенантом сидят, в гляделки играют.

— Чего набычились, — спрашиваю, — братья по разуму?

— Вас дожидаемся, — говорит лейтенант. — Это вы с боссом общались?

— Босс дает карт-бланш. Но просит намекнуть одному лейтенанту, что в штате фирмы числится патентованный специалист по укрощению полицейских. Осознали? «Адвокат Либерман» вам ничего не напоминает?

— Слово «адвокат» мне, несомненно, знакомо, — кивает лейтенант. — А вот слово «либерман» слышу впервые. Хм-м, что бы оно значило?.. Ладно, к делу. Вильям, вы как? Готовы хлопнуть мою железку?

Билли скалится неприязненно. Огорчило моего коллегу то, что случилось на штрафстоянке. Билл только с виду раздолбай, на самом деле тот еще педант, непорядка не любит. И сейчас винит во всем лейтенанта. Отчасти справедливо, я думаю.

— Вильям готов, но сегодня, что называется, в полпедали, — оцениваю я. — А завтра, пожалуй, на все деньги.

— Я сегодня невозможного и не потребую, — обещает лейтенант. — Прогуляемся чуток, развеемся, и отдыхайте.

— «Развеемся», — цедит Билли. — Клоунов нашел.

— Нет уж, — усмехается лейтенант, вставая и поправляя на поясе кобуру, — нам клоунады в выходные хватило. Давно здесь такого не было, чтобы двое залетных целый бар выпили.

У меня сразу начинает чесаться нос.

— Доводить людей не надо, — говорю. — Мелочными придирками. Ну, пойдем. Билли, покажем, на что еще залетные способны.

— С места до ста миль за четыре секунды, — оживляется Билли. — Эй, лейтенант, забьемся на двадцатник, хлоп твою железку? Только главную улицу нам освободи для разгона.

— Соси бензин! — рявкает лейтенант.

— Ага, Ванья, он осознал!

Лейтенант, бормоча что-то про «кретинский столичный жаргон», распахивает перед нами дверь.

Идем по городу, раскланиваемся со знакомыми и незнакомыми. Местных три с половиной тысячи, считай, все всех знают. А если и забыл, кого как по батюшке, отчего бы просто не поздороваться.

У нас в селе такие же порядки были. Несмотря на отсутствие сливной канализации и магистрального водоснабжения.

Зато у нас дома стояли — хоть танком об них колотись. Не то что тутошние, рядом с которыми машину запарковать страшно, того и гляди сдует. Правда, здесь тепло. А все равно, как они в этой фанере живут, поражаюсь.

Но люди, в целом, очень славные. Особенно по контрасту с мегаполистами, у которых улыбки как приклеенные и фальшивые насквозь. Тут улыбаются тоже много, а видно — от души.

Я-то вижу.

Домик стоит беленький-беленький, типичное жилище немолодой и непьющей леди, я сразу понимаю: нам сюда. Лейтенант только к звонку, а дверь уже настежь.

— Здравствуйте, молодые люди! — радуется кругленькая дамочка лет пятидесяти, вся в розовом. — Здравствуйте, лейтенант!

— Мы по делу, миссис Палмер, — лейтенант снимает фуражку, приглаживает редкие волосы.

— Но сначала вы непременно выпьете холодного лимонада!

Одиноко тетке, и не просто одиноко. Дом как дом, внутри еще аккуратнее, чем снаружи, но весь пропитан ощущением потери. Кто-то ушел отсюда с намерением не возвращаться…

Черт побери, я-то чего себя накручиваю?! Это Билли у нас герой дня. Его артефакт востребован.

Лимонад натуральный и вкусный.

Мы располагаемся в гостиной, нас определяют по креслам. Дамочка присаживается на диван, складывает пухлые ручки на коленях, приготовилась теребить носовой платок.

Билли снимает с шеи цепочку.

— Ой, можно посмотреть?

— Конечно, мэм.

— Нет-нет, мистер, только глазами. Вот он какой… Спасибо.

Билли зажимает камень в кулаке. Маленький черный камушек. Есть в городе хоть один, кто не знает о нем? Сомневаюсь. В принципе, о волшебных небесных камнях что-то слышали все. Это была популярная тема лет десять назад. Сейчас заглохла. Пилотируемая астронавтика сдулась как мыльный пузырь, в космосе работают автоматы. Живых астронавтов мало, возможность столкнуться с носителем артефакта стремится к нулю, а значит, невелик шанс проверить его чудесные свойства. Если бы мы толпами по дворам слонялись, тогда да, не стихали бы пересуды. А так… сколько народу Билл осчастливил? Сотню? Две?

Не считая, конечно, тех, от столкновения с кем он почти ежедневно уклоняется на трассе.

— Расскажите, миссис Палмер, — просит лейтенант.

Ну, вот она уже теребит платок.

— Понимаете, мой Ронни… Мой сынок. Он брокер в Чикаго. Раньше он довольно часто говорил со мной… Врет. Не часто. Очень редко.

— …А последние два месяца я не могу с ним связаться. Его ком заблокирован. И мне сказали, что по тому адресу, который у меня был, Ронни не проживает. Я очень тревожусь… Показать вам его фотографию? Ох, как я не догадалась, сейчас принесу!

— Не надо, — сухо говорит Билли. Он, конечно, слегка похмелился, но ему этого мало, и телячьих нежностей от него сегодня не дождешься.

— Не надо? — переспрашивает дамочка удивленно.

Лишь бы Билли ее до слез не довел. Платочек уже скомкан.

— Будьте добры, мэм, вызовите в памяти образ Ронни. Это гораздо лучше фотографии. Подумайте о сыне. Можете закрыть глаза.

— Да, да…

Билли тоже закрывает глаза и плотнее сжимает кулак.

Лейтенант смотрит на Билли так, словно готов пристрелить его при первом же резком движении.

Свисающая из кулака цепочка легонько раскачивается. Туда-сюда. Туда-сюда. Как бы не загипнотизироваться. Я тоже недостаточно похмелён.

Билли делает мощный выдох и разжмуривается. Бросает короткий взгляд на подобравшегося лейтенанта.

— Вы-то, — говорит, — чего так напряглись, мистер Гибсон? Напрягаться — моя работа. А ваша — других напрягать.

Лейтенант открывает было рот, но тут вклиниваюсь я.

— Будь хорошим мальчиком, Билли, не тяни резину.

— Осознал, — кивает Билли. — Ну, что вам сказать, миссис Палмер. Ничего страшного. Но мое сообщение может несколько удивить вас.

— Мой мальчик… Он здоров?

— Здоровее нас всех, мэм. Будьте любезны, припомните, Ронни никогда не говорил вам, что его привлекает карьера военного?

Лейтенант уже не готов пристрелить Билли. Он пытается сопоставить два образа — тот, что «соси бензин», и вот этот, с грамотно построенными фразами.

У Билли даже осанка переменилась. Он сидит, как аристократ, черная дылда. Как царь небольшого, но опасного народа.

— Военный… — шепчет дамочка и бледнеет.

— Насколько я понял, мэм, ком вашего сына заблокирован неспроста. Ронни сейчас в каком-то закрытом лагере. Это очень похоже на вступительные тесты войск специального назначения. Так что наберитесь терпения — еще месяц он не отзовется. Если, конечно, раньше не даст слабину. Хотя у меня сложилось впечатление, что ваш сын полон решимости продержаться до конца. Он упорный парень.

— Спецназ… О, Боже! Но разве туда берут кого угодно?

— Простите, мэм, но ваш сын не «кто угодно». Он морпех.

Дамочку, кажется, сейчас хватит удар. В переносном смысле. Физического здоровья у нее на двоих.

— Ну, мы пойдем, миссис Палмер, — быстро говорит лейтенант. — Будем надеяться, что все так и есть, как сказал Вильям. Рад за Ронни, рад за вас, безусловно, проверю информацию по официальным каналам…

А сам меня за рукав дергает.

Билли встает и отвешивает миссис Палмер церемонный поклон.

Миссис Палмер терзает платок и бормочет: «Ронни, мой Ронни, как же ты мог так расстроить мамочку…».

Лейтенант чуть ли не волоком тащит нас на крыльцо.

— Уф-ф! Успели сбежать. А то сейчас начнется…

Из-за двери раздается тихий, но уверенный вой.

— Пошли, пошли! — командует лейтенант, толкая нас от дома.

Вой набирает обороты.

— Спасибо, Вильям, — говорит лейтенант, протягивая Билли руку. — И простите мне эту небольшую проверку. Я просто обязан был, понимаете? Ну, согласитесь… Все так и есть, Ронни никогда не работал брокером, он капрал морской пехоты и очень хорошо себя чувствует.

У Билли цепочка по-прежнему свисает из кулака. И этот кулак он подносит к физиономии лейтенанта. Без угрозы. Просто тычет кулаком ему в нос.

— А эта Палмер, дура набитая… — лейтенант обрывает фразу и застывает с открытым ртом.

Сейчас Билли ему влепит за «небольшую проверку».

— Вы, мистер Гибсон, — говорит Билли, растягивая слова и глядя сквозь лейтенанта, — всегда были влюбчивы. Но еще вы были неисправимым романтиком. Поэтому ни одной из своих женщин вы никогда не изменяли…

Повисает мучительная пауза.

А в беленьком домике все громче воют и уже вроде бы рычат. Сейчас кидаться начнут.

— И супруге вы не изменяете, даже когда очень хочется…

У лейтенанта из-под фуражки стекает обильный пот. Лейтенант страшно, до судорог, боится того, что Билли может сказать дальше. Ведь соврет, зараза — и не проверишь. А и не соврет — не докажешь. И мучайся потом до конца своих дней, до посинения и трупного окоченения.

Билли медленно-медленно расплывается в улыбке.

— Такие дела, лейтенант! — победоносно сообщает он, убирает кулак и вешает камень на шею.

Сует руки в брюки и уходит, держа курс на центр города.

Лейтенанта забирает нервный тик. Щека дергается.

— Облегчить вашу участь? — говорю.

Лейтенант хрипит, откашливается и наконец спрашивает, пряча глаза:

— Как — облегчить?

— Билли не может вычислить то, на что намекал. Он легко установит, где сейчас ваша жена или как себя чувствуют ваши прежние симпатии. Но прощупать их на предмет неверности — фигушки. Не его амплуа.

Лейтенант недоверчиво на меня косится.

— Это Всевидящий Камень, — объясняю. — Просто Всевидящий. Не путайте со Всезнающим.

— И такой есть?!

— Айвен! — орет Билли издалека. — Хлоп твою железку, ты идешь или что?

— Информация никуда не исчезает, мистер Гибсон. Все наши поступки оставляют следы. Но это вне компетенции Билли. Он видит то, что есть здесь и сейчас.

— Как же он так вскрыл мое прошлое?

— Легко. Ведь оно запечатлено в вас, мистер Гибсон.

Лейтенант размышляет.

— Осознали? Вот и чудесно. А нам с напарником полезно будет пропустить по кружечке холодного пива. Не бойтесь, запой окончен. Где мы обретаемся, знаете.

Возвращается Билли. Кладет руку мне на плечо. И говорит лейтенанту сверху вниз:

— Без паники, лейтенант. Все будет штатно. Я тебя уже простил. И даже Марвина твоего вонючего простил. Раз уж нам работать вместе, ссориться нельзя. Людям доброй воли надо держаться заодно. Командой надо быть, хлоп твою железку! Осознал? Но если кто еще прикоснется к машинам — бензина отсосет по полной. И ты мне не помешаешь. Идем, Ванья.

Билли меня уводит, а лейтенант остается на тротуаре, думая, не совершил ли он, случаем, ужасной ошибки, задержав нас в городе.

Я это затылком чувствую.

И то, что лейтенанту позарез нужна помощь в каком-то затянувшемся безнадежном расследовании — тоже чувствую.

— Сейчас по пиву и обедать, — мечтательно произносит Билли. — А здесь ничего. Славное местечко, и народец смешной.

— Жарковато только.

— А мне самое оно.

— Кто бы сомневался. Билл, давай все-таки сходим в Африку, если будет груз. Разок, а?

— Хрена, — Билли мотает головой. — Договорились ведь. У меня психика тонкая, ранимая. Не могу я смотреть на бардак, в котором живет народ моих предков.

— А я, значит, могу?

— Это у тебя дурацкий русский стереотип. Ах, несчастная Россия, как в ней все плохо! Любите вы прибедняться. Не заметил я, чтобы у вас там было плохо. Жратвы навалом, кругом блондинки и «мерседесы». Вот на моей исторической родине — точно задница.

— В Намибии, говорят, «мерседесов» еще больше, чем в России…

— Эй, мистер! Можно вас на минуточку?

Два шкета лет по десяти, оба в футболках с надписью «Уличный гонщик». Понятненько.

— Мистер, мы тут поспорили… У вас же «локхид альбатрос Т5»?

— Целых два, сынок, — Билли улыбается во всю физиономию.

— «Тэ-пятая» может выйти в космос?

— Что ты, дружище! У «тэшки» потолок двадцать миль. И, по правде говоря, она неустойчива уже на восемнадцати. Болтается, как мыло в ванне.

— Я же сказал! — торжествует один шкет. Другой опускает глаза.

— «Тэ-пятой» просто не надо ходить так высоко, — объясняет Билли. — Это машина для трассы. Отличная машина, очень быстрая.

— Спасибо, мистер.

Мы идем своей дорогой, мальчишки позади обмениваются тумаками. Начал, конечно, проигравший.

— Честный ты парень, Билли, — говорю. — Правдивый.

— Мальчика интересовал потолок «Т5». Я дал ему справку.

— А если бы он спросил — мистер, у вашей «Т5» какой потолок?

— Тогда бы я сказал — мальчик, у меня не стандартная «тэшка», а «Т5 эволюция»…

— А если он…

— Ванья, почему ты такой зануда?

— Просто болтаю, — говорю. — Хочу отвлечься. Понимаешь, там, в баре, под стойкой, бочонок охлажденного светлого пива. И он меня зовет. Он кричит: «Ваня, беги скорее, выпей меня!». Чтобы не сойти с ума от его воплей, я создаю помехи.

— А мне, — Билли вздыхает, — ужасно хочется за руль. И на трассу.

Да, за руль и на трассу… Я смотрю в небо и вдруг понимаю: уже несколько лет не видел Землю.

Когда долго не видишь Землю со стороны, начинаешь относиться к ней неправильно. Как к некоей твердыне, которую можно попирать ногами. А Земля-то живая. Одно время я мечтал всех идиотов, которые тут устраивают войны и прочие гадости, вытащить на сотню миль вверх и заставить их осознать, где они на самом деле живут. И как осторожно тут надо себя вести.

Только с годами я понял, что между «ними» и нами есть принципиальная разница. Им можно показывать все, что угодно.

Они просто не осознают.

Вспоминаю свое грустное открытие, и душу заполняет тоска, но я вовремя говорю себе — Иван, это всего лишь посталкогольные страхи.

А тут как раз и бар на дороге случается.

Из бара выходит, нетвердо ступая, местный забулдыга, видит нас и орет на всю улицу:

— Билли, старина, хлоп твою железку! Спроси у камушка, с каким счетом «Быки» на той неделе «Гигантов» порвут!

— Соси бензин! — рекомендует Билли.

Как многие высокие мужчины, Билли терпеть не может баскетбол.