"Ведьмин Век" - читать интересную книгу автора (Дяченко Марина, Дяченко Сергей)ГЛАВА ПЕРВАЯ* * *…Впервые за много дней Ивга позволила себе расслабиться. Человек, все эти дни настороженно ее изучавший, наконец успокоил– ся и даже расцвел. Какая-то ее шутка заставила его хохотать до слез – и, отсмеявшись, он потребовал, чтобы невестка перестала величать его «профессором Митецем», а звала как подобает – папа-свекр; Ивга расцве– ла в ответ и отправилась разводить костер посреди лужайки для пикни– ков. – …Чтобы сердушко хотело, а все прочее могло! – профессор ока– зался прямо-таки прирожденным балагуром. – Где двое, там и вскоре и третий, а где трое, там и пятеро, выпьем же, ребятки, и пусть нас в мире будет больше!.. Красное закатное солнце дробилось в высоких окнах ее будущего до– ма. Дома под красной крышей, где на фасаде – балкон, увитый виноградом и оттого похожий на этикетку старого вина. Подрагивал в высоте медный флюгер, и Назар топал через двор, неся под мышкой корзинку со снедью и постоянно что-то роняя – то полотенце, то ворох салфеток, то верткую картофелину. Потом папа-свекр настроил мандолину; в репертуаре этого серьезно– го и уважаемого человека во множестве водились игривые, а подчас и фривольные песни. От хохота Ивга дважды уронила бутерброд в костер; папа-свекр поблескивал глазами и шпарил такое, отчего даже у Назара на щеках пробивался смущенный румянец. Потом папа-свекр вдруг прижал струны ладонью, секунду помигал, глядя в костер – и завел совсем другим голосом, что-то напевное и с длинным сюжетом, где морячка махала платочком с берега, а из моря ее окликала русалка с круглым зеркальцем в руке и гребнем в зеленых воло– сах, и обе они желали заполучить себе красавца-капитана. Назар улегся в траву, и голова его оказалась на Ивгиных коленях. Папа-свекр невозмутимо откупорил следующую бутылку, одним глотком отх– лебнул полбокала и запел студенческую лирическую; Ивге захотелось под– петь. Не зная ни слов, ни мелодии, она по-рыбьи открывала и закрывала рот, когда в нежную мелодию вмешался шум далекого мотора. – Кто-то едет, – сонно сообщил Назар. Ивга напряглась. Она не любила ни новостей, ни перемен, ни нез– ванных гостей, ни даже веселых сюрпризов. Тем более сейчас, когда она разомлела, расплавилась в своем счастье, будто шоколад в ладони, когда у нее нет сил, чтобы защищать свое хрупкое внутреннее равновесие. Но– вый визитер – агрессор, непрошенно вторгающийся в ее мир, где нако– нец-то, после стольких мытарств, наступили покой и порядок… Очень хрупкий покой. Вот – далекий шум мотора, и покоя как не бы– вало. Назар с сожалением убрал свою голову с ее колен. Поднялся; ра– достно ухмыльнулся профессору: – Па, а у Клавдия новая машина? Зелененький такой «граф» с ан– теннкой, да? Папа-свекр сразу же отставил мандолину: – Клав?! Елки-палки… Ну, дети мои, будем веселиться до утра… Ивга молчала. Нехорошо, если они заметят ее разочарование. По-ви– димому, приехал старый друг; по-видимому, его приезду следует радо– ваться. В конце концов, явление нехорошего, несимпатичного человека вряд ли привело бы папу-свекра в такой восторг. И Назар не стал бы ер– ничать у ворот, козырять сидящему за рулем наподобие дорожного гвар– дейца и кататься, как маленький, на железной отползающей створке… Папа-свекр взял мандолину наперевес: – А вот сейчас, Рыжая, я тебя с выдающейся личностью… Рыжая, что с тобой?! Зеленая машина неторопливо въехала во двор. Аккуратно и вежливо, будто живое и воспитанное существо – но фары, прикрытые щитками, пока– зались Ивге мутными глазами чудовища. Кусок бутерброда встал у нее в горле – ни проглотить, ни выплюнуть; из закоулков ее тела поднимались тошнота и муть. Она помнила это ощущение – но тогда, в первый раз, оно было неизмеримо слабее. Теперь же… – Ивга, что с тобой?! Назар уже тряс руку того, кто вышел из машины; Ивга видела только спину пришельца, обтянутую светлой рубашкой. Черноволосый ухоженный за– тылок, гладкий, волосок к волоску… – Ивга, да что ты?.. – Замутило, – выдавила она с трудом. – Папа-свекр, извините, мне бы в дом… Прилечь… Прямо перед ней оказались его встревоженные, подозрительные и одновременно радостные глаза: – Рыжая?! Ты, что ли?.. Дедом я буду, нет?.. Назар уже вел прибывшего к костру; теперь Ивга могла рассмотреть смеющееся лицо нежданного гостя. Совершенно незнакомое. Нет, не его она видела в тот раз, нет… Почуяв неладное, Назар перестал улыбаться и в два прыжка оказался рядом. От прикосновения его рук сделалось легче – впрочем, ненадолго. – Извините, – она вымучено растянула губы, стараясь смотреть мимо гостя. А гость все еще улыбался. Кажется, сочувственно. Назар взял ее на руки. Прижал к себе крепко, будто котенка; понес к дому, ошарашено заглядывая в лицо: – Ну, Рыжая… Или ты съела чего-нибудь, или… Ну, Рыжая… Слу– шай, а врача не надо?.. Она улыбнулась так успокаивающе, как только могла. Он внес ее на крыльцо. Не взирая на протесты, втащил на второй этаж – легко, только ступеньки жалобно скрипнули; коленом открыл дверь в ее комнату, уложил на кровать и уселся рядом, не выпуская ее руки. – Стыдно, неудобно… – она прикусила губу. Назар мотнул головой, стряхивая со лба жесткую челку. Ободряюще улыбнулся: – Не бери в голову… Клавдий – свой человек… Ивга вздохнула – глубоко, так, чтобы воздух дошел до самых пяток. Тошнота уходила, но лихорадочная дрожь оставалась. Бедный Назар; какая неожиданная получилась ложь. И как он искренне обрадовался… Она, вы– ходит, зря морочила себе голову, и все эти слезы в подушку были тоже напрасно. Назар… Она испытала прилив нежности, такой, что пришлось отвернуться и спрятать лицо в подушке. Нежность – и стыд. Потому что она невольно обманула, потому что причина ее сегодняшнего недомогания не имеет ни– чего общего с радостным ожиданием потомства… – Рыжая, а?.. Она провела пальцем по синей жилке на его твердой мускулистой ру– ке: – Неудобно. Пойди к ним, скажи… Я сейчас оклемаюсь. Он сглотнул. Снова спросить не решился; погладил ее по щеке. Встал, отошел к двери; вернулся снова. Поцеловал ее в макушку. Сорвал– ся с места, беззвучно подпрыгнул до потолка и качнул тяжелую люстру, так что звякнули гроздья подвесок. – Пацан… – Ивга через силу улыбнулась. – Послушай… А Клавдий – кто? Он поднял брови: – В смысле? Она молчала, не умея сформулировать свой вопрос. – Клавдий, – Назар почесал за ухом. – Замечательный мужик, папин старый друг… Ну, еще он Великий Инквизитор города Вижны. Вот и все. – Ага, – Ивга прикрыла глаза. – Иди… Деревянная лестница снова вскрикнула – потому что Назар прыгал через две ступеньки. Ивга лежала, глядя на тени на потолке, и прохлад– ная постель жгла, будто сковородка. Оба молчали, и достаточно долго. В словах не было нужды; оба без– молвно наслаждались летним вечером, дымом костра и обществом друг дру– га. Гость лениво щурился, и огонек возле его губ неспешно пожирал тон– кое тельце дорогой сигареты; хозяин вертел над огнем кусочек жирной ветчины, насаженный на острую палочку. Потом из дому вышел Назар. Виновато улыбнулся, подошел к костру: – Клавдий, вот так получилось… А я хотел вас познакомить. Тот, кого звали Клавдием, понимающе прикрыл глаза. – Что ж ты ее бросил? – сварливо спросил профессор социологии Юлиан Митец. – Оставил одну? Назар заволновался: – Я, собственно, только Клавдию хотел, ну, она прощения проси– ла… Гость нетерпеливо махнул рукой – понял, мол, не болтай чепухи. Назар еще раз виновато улыбнулся и поспешил обратно; двое мужчин у костра проводили его взглядом. – Ты помнишь? – негромко спросил профессор Митец. – Относительно Назара. Я опасался… Тот, кого звали Клавдием, кивнул: – Ага… Он у тебя все никак не взрослел. Профессор Митец торжествующе улыбнулся: – Что делают с нами женщины, Клав!.. Выпьешь? Гость загадочно улыбнулся и вытащил из внутреннего кармана не– большую бутылку, плоскую, как камбала: – А я вот вчера только из Эгре, столицы, понимаешь, виноделия… И там мне всучили такую вот взятку. Завидно?.. – Не может быть! – воскликнул профессор с театральным изумлением. – Но как кстати, Клав, удивительно кстати!.. Оба знали толк в вине, а профессор еще и пил с видом знатока – тщательно и сосредоточенно, как заправский дегустатор. Гость удовлет– воренно усмехался. – А у меня будут внуки, – сообщил, наконец, профессор Митец, лю– буясь рубиновой жидкостью на дне. – Полным-полно, целый дом внуков… Я так и думал, что ты опять мотаешься по провинциям. Я звонил. – Труды, – неопределенно отозвался гость. – Праведные труды на благо… или во благо. У тебя будет красивая сноха, Юль. Когда свадь– ба? Профессор, довольный, кивнул: – Думаю, где-то в октябре. – Вы еще не назначили? – удивился гость. Профессор развел руками: – Не смейся, я всего неделю как… Как Назар меня познакомил. И ведь еще боялся, что рассержусь… – Но ты не рассердился, – кивнул тот, кого звали Клавдием. – И правильно сделал. Профессор поднял с травы свою мандолину. Глядя, как он заботливо подтягивает струны, гость выудил из узкой золотистой пачки новую обре– ченную сигарету. – Юлек… Профессор отчего-то вздрогнул. Оторвался от своего занятия, удив– ленно уставился на гостя: – А?.. Тот, кого звали Клавдием, извлек из догорающего костра ветку с угольком на конце: – Юлек… Вот пес, не знаю, как и сказать. – Ведьм своих по подвалам пугай, – пробормотал внезапно помрач– невший профессор. – Меня не надо… Ну? Гость закурил. Глубоко затянулся, не сводя с приятеля прищурен– ных, чуть воспаленных глаз: – Ты, конечно же, знаешь, что она ведьма? – Кто? – глупо спросил профессор. – Твоя сноха, – гость затянулся снова. – Будущая сноха… Как ее, кстати, зовут? – Ивга, – механически ответил профессор. Потом вдруг резко под– нялся со своего чурбачка. – Что?! – Ивга, – раздумчиво повторил тот, кого звали Клавдием. – Ты соображаешь, что говоришь? – глухо поинтересовался профес– сор. Его собеседник кивнул: – Юлек… За двадцать пять лет этой каторжной работы… Я опреде– ляю ИХ даже по паршивым черно-белым фотографиям. И, что самое печаль– ное, ОНИ меня тоже чуют… Им от меня дурно. Вашей Ивге стало плохо не потому, что она беременна, а потому, что рядышком оказался злобный я. Профессор сел. Подобрал брошенную мандолину. – Плохо, что ты не знал, – сообщил тот, кого звали Клавдием. – Я рассчитывал, что… Но это простительно, Юль. Они, особенно молодые, особенно те, что из глухой провинции… Очень боятся. Может быть, На– зару она сказала? – Помолчи, – пробормотал профессор, методично подтягивая и подтя– гивая струну. – О, зараза!.. Вырванный колок от мандолины оказался у него в руках. И сразу же после этого – в костре; потревоженные угли вспыхнули ярче – и успокои– лись снова. Его собеседник выждал паузу. Вздохнул: – Собственно, ничего страшного не случилось. Я сто раз видел счастливые семьи, в которых жена была – ведьма. Ты знаешь, сколько в одной только столице легальных ИХ? Тех, что мы попросту держим на уче– те? Оборванная струна на мандолине профессора Митеца свернулась спи– ралью, будто виноградный ус. – Юлек… – Замолчи. Из дому вышел Назар. Слегка сбитый с толку, даже огорченный: – Она сказала, что поспит… Но ей вроде бы лучше… Папа?! Профессор отвернулся: – Будь добр… будь добр, пойди и свари нам кофе. Парень не двинулся с места. Когда он нервничал, ресницы его часто моргали – почти как у куклы, которую мелко трясут. Нервный тик. – Папа… – Назар. Гость неожиданно усмехнулся: – Все в порядке, Назарушка. Иди… Оба напряженно молчали, пока за парнем не закрылась дверь кухни. И потом промолчали еще несколько долгих тягостных минут. – Юлек, – медленно проговорил гость. – Ты разумный парень… всегда был. А теперь, вот зараза, я начинаю думать, что лучше бы мне этот маленький факт – сокрыть. Чтобы когда-нибудь потом, в спокойной обстановке… – Ты соображаешь?.. Профессор отшвырнул от себя мандолину. Так, что она жалобно бренькнула, угодив на камушек в траве. Гость неодобрительно пожал пле– чами – но на этот раз промолчал. – Ты… – профессор перевел дыхание. – Ведьма… В моем доме… С моим сыном… Тайно… Как гадко. Какая гадость, Клав… Он поднялся, сунув руки глубоко в карманы; голос его обрел требо– вательные нотки: – Я прошу тебя, Клавдий, поговорить с Назаром прямо сейчас. Я не желаю… Ни минуты… – Юль? – тот, кого звали Клавдием, удивленно поднял брови. – А что я, по-твоему, могу сказать Назару? В конце концов, если он ее лю– бит… – Любит?! Некоторое время профессор кружил вокруг костра, не находя слов. Потом уселся на место – и по выражению его лица гость понял, что на Юлиан Митец наконец-то взял себя в руки, надежно и крепко. – Я так понимаю, – бесцветным голосом начал профессор, – что ты по долгу службы должен ее забрать? Для учета и контроля? – По долгу службы, – гость в задумчивости закурил третью сигаре– ту, – этим занимаются несколько другие люди. Вот распорядиться, чтобы ее забрали – это я, в самом деле… – Попрошу тебя – только не в моем доме, – уронил профессор все так же бесцветно и глухо. – Я не хотел бы… – Да нет никакой необходимости ее брать! – его собеседник сощелк– нул с элегантных серых брюк черную снежинку копоти. – Она сама придет куда надо, и, уверяю тебя, ни один сосед… – Мне начхать на соседей. Лицо профессора налилось желчью. Всякий, кто час назад был свиде– телем праздника с песнопениями, поразился бы случившейся с Митецем пе– ремене. – Мне начхать на соседей. А вот на сына мне не начхать; иницииро– вана ведьма либо нет… Ты смотришь на все это глазами, зараза, специ– алиста, а я… – профессор осекся. Перевел дыхание, поднялся, намере– ваясь идти в дом. – На месте твоего сына я бы ослушался, – негромко сказал ему в спину тот, кого звали Клавдием. Назар явился через полчаса; о человеке, пережившем потрясение, принято говорить, что он внезапно постарел. С Назаром случилось обрат– ное – молодой мужчина, который не так давно на руках внес в дом свою будущую жену, теперь казался испуганным и смертельно обиженным мальчи– ком: – Клавдий?.. За время, проведенное в одиночестве, друг семьи успел прикончить пачку своих замечательных сигарет и теперь смотрел, как изящная кар– тонная коробочка догорает в костре. – Назарушка, она бы тебе сама сказала. Не сегодня-завтра… Но не посвятить твоего отца я не мог. Это было бы, м-м-м… некрасиво с моей стороны. Непорядочно. Да? Назар шумно сглотнул: – А может так быть, что она и сама не знает? Вдруг?.. Некоторое время Клавдий раздумывал, а не соврать ли. Потом вздох– нул и покачал головой: – Увы. ОНИ всегда и все про себя знают. – Она мне врала, – сказал Назар глухо. Клавдий удрученно пожал плечами. |
||
|