"Отон-лучник" - читать интересную книгу автора (Дюма Александр)

IX

— Было около шести часов вечера; рыцарь и его супруга сидели на балконе. Беатриса чувствовала какое-то смутное беспокойство; рыцарь был печален. Супруги молчали, и глаза их сами собой обратились к излучине реки, откуда явился рыцарь в день своего поединка с Герардом. Вдруг на реке появилась точно такая же черная точка, как в тот памятный день, и на том же самом месте. Беатриса вздрогнула, рыцарь тяжело вздохнул. Оба были поражены неожиданным совпадением, оба подумали об одном и том же; глаза их встретились. На ресницах рыцаря дрожали слезы, взор его был так печален, что Беатриса, не в силах выдержать его, упала на колени.

«О нет, нет, друг мой, — вскричала она, — ни слова об этой тайне, раз нам придется так дорого за нее заплатить! Забудь о моей просьбе, и если ты не оставишь имени своим сыновьям — они пойдут отвагою в отца и сами завоюют себе имена».

«Послушай, Беатриса, — ответил рыцарь, — все, что происходит, совершается по воле Господа, а раз он позволил, чтобы ты спросила меня о том, о чем теперь спросила, это значит, что день мой настал. Я прожил с тобой девять лет, то были девять лет блаженства, равного которому не бывает в этом мире, и это куда больше, чем может выпасть на долю мужчины. Возблагодари Господа, как благодарю его я, и выслушай мой рассказ».

«Молчи, ни слова, — воскликнула Беатриса, — ни слова, молю тебя!»

Рыцарь простер руку к черной точке, которая по мере приближения становилась все отчетливей, и Беатриса узнала лодку, влекомую лебедем.

«Теперь ты видишь сама — час настал. — сказал рыцарь. — Так слушай, я раскрою тебе тайну, которой ты так давно исподволь стремилась овладеть. Я расскажу тебе то, о чем должен рассказать по первой твоей просьбе».

Зарыдав, Беатриса уронила голову на колени рыцаря. Тот глядел на жену с любовью и невыразимой грустью. Положив руки на плечи Беатрисы, рыцарь начал:

«Я сражался бок о бок с твоим отцом, Робертом Клевским и был другом твоего дяди, Готфрида Бульонского. Я граф Родольф Алостский, убитый во время штурма Иерусалима».

Вскрикнув, Беатриса подняла побледневшее лицо, и устремила на рыцаря блуждающий, полный ужаса взгляд. Она пыталась заговорить, но из уст ее вылетали лишь бессвязные звуки, подобные тем, какие вырываются порой у спящего человека.

«Да, знаю, — продолжал рыцарь, — то, что я сказал, кажется немыслимым. Но вспомни, Беатриса, я погиб на земле чудес. Господь явил для меня то же чудо, что сотворил некогда с дочерью Иаира и братом Магдалины. Вот и все».

«Боже, Боже, — вскричала Беатриса, поднимаясь с колен, — то, что вы говорите, невозможно!»

«Я думал, у тебя достанет веры, Беатриса», — отвечал ей рыцарь.

«Так вы Родольф Алостский?» — прошептала принцесса.

«Да, это так. Как тебе известно, когда Готфрид покинул войско, чтобы заехать за твоим отцом по дороге в Святую землю, он доверил командование войском своим братьям и мне. Он возвратился к нам настолько очарованным твоей юной красой, что всю дорогу лишь о тебе и говорил. Но если тебя Готфрид любил как родную дочь, то могу утверждать, что меня он любил как собственного сына. И теперь, после того, как он увидел тебя, единственным его желанием стало поженить нас. Мне было тогда двадцать лет, душа моя была чиста, точно у юной девы. Рассказы его о тебе воспламенили мое сердце, и я полюбил тебя так пылко, словно знал с детских лет. Мы так замечательно обо всем договорились, что Готфрид уже не называл меня иначе как племянником.

Когда погиб твой отец, я оплакивал его как родного. Умирая, он дал мне свое благословение и вновь подтвердил свое согласие на наш брак. С тех пор я считал тебя своей нареченной и воспоминания о неведомой невесте неотступно занимали мои мысли: в каждой молитве я повторял твое имя.

Мы подошли к Иерусалиму. Трижды штурмовали мы крепость, и трижды неверные отбивали наши атаки; последний штурм длился шестьдесят часов. Оставалось либо навсегда отказаться от мысли отвоевать Святой град, либо взять его теперь же. Готфрид приказал начинать новый штурм. Возглавив колонну воинов, мы повели ее вперед и по приставным лестницам бок о бок полезли на стену. Наконец, когда мы вскарабкались на стену, я уже поднял руку, чтобы ухватиться за зубец, как вдруг в воздухе сверкнуло копье и меня пронзила острая боль, по телу пробежала ледяная дрожь. Я прошептал твое имя и рухнул на спину, ничего более не слыша и не видя. Я был мертв.

Не представляю, сколько времени длился тот сон без сновидений, что зовется смертью. Но вот в один прекрасный день мне показалось, что чья-то рука касается моего плеча: мне смутно подумалось, что наступил день Страшного суда в долине Иосафата. Чьи-то пальцы коснулись моих смеженных век, и глаза мои открылись. Я лежал в склепе, плита которого поднялась как бы сама собою, и передо мной стоял человек, в ком я узнал Готфрида, хотя на нем была пурпурная мантия и королевский венец, а вокруг головы светился сияющий нимб. Склонившись надо мной, он подул мне в уста, и я почувствовал, как в груди моей вновь пробуждаются токи жизни. Но мне по-прежнему казалось, что могила держит меня железными тисками. Я хотел заговорить — из губ не вылетело ни звука.

«Пробудись, Родольф, такова воля Божья, — промолвил Готфрид, — и слушай, что я скажу тебе».

Тогда, собрав все пробуждающиеся силы моей новой жизни, я сделал нечеловеческое усилие и произнес твое имя, Беатриса.

«О ней я и собираюсь с тобой говорить», — сказал Готфрид.

«Но ведь Готфрид тоже был мертв?» — перебила мужа Беатриса.

«Да, — отвечал ей Родольф, — и вот что случилось дальше.

Готфрид умер от яда и перед смертью просил похоронить его рядом с моей могилой. Волю его исполнили. Его похоронили в королевском венце и пурпурной мантии, но Господь увенчал главу его сияющим нимбом. Готфрид поведал мне о том, что произошло после моей смерти и чего я не мог знать.

«Что же теперь будет с Беатрисой?» — спросил я.

«Вот мы и подошли к тому, что касается ее, — отвечал Готфрид. — Итак, подобно тебе, я спал в своей могиле, дожидаясь Страшного суда, как вдруг мне стало казаться, как бывает, когда пробуждаешься от глубокого сна, что ко мне постепенно возвращаются жизнь и ощущения. Прежде всего пробудился слух, и вроде бы мне почудился звон маленького колокольчика, который слышался все отчетливее по мере того, как я пробуждался к жизни. Вскоре я узнал этот звук: то звенел колокольчик, врученный мною Беатрисе. Теперь, когда ко мне вернулась память, я вспомнил о чудесных свойствах четок, подаренных мне Петром Отшельником: Беатрисе грозила опасность, и Господь дозволил, чтобы звон этого чудотворного колокольчика достиг моей могилы и вырвал меня из рук смерти.

Я открыл глаза — вокруг царила беспросветная тьма. Мной овладел ужас — я совершенно не представлял, сколько прошло времени, и мне подумалось, что меня похоронили заживо. Но в это самое мгновение по склепу разлился аромат ладана, я услышал небесное пение, два ангела подняли надгробный камень с моей могилы, и я узрел Христа, восседавшего на небесном престоле рядом с Богоматерью.

Я хотел простереться ниц, но не мог пошевелить ни единым членом.

Однако через мгновение я почувствовал, что язык повинуется мне, и воскликнул:

«Господи, Господи, да святится благословенное имя твое!»

Тут заговорил Христос, и слова его музыкой звучали в моей душе. «Готфрид, благородный и благочестивый слуга мой, слышишь ли ты что-нибудь?» — спросил Господь.

«Увы, Господи, я слышу звон чудотворного колокольчика, и это означает, что дева, чьи отец, жених и дядя погибли за тебя, находится теперь в опасности и, кроме тебя, никто не может ее спасти».

«Итак, что могу я сделать для тебя? — продолжал Христос. — Я есмь Господь воздающий, и чего бы ты ни попросил, то будет исполнено».

«О Господи Боже, — отвечал я, — для себя мне не о чем просить. Ты и так наградил меня как никого другого. Ты поставил меня во главе крестового похода и помог освободить Святой град. Ты, кого венчали терновым венцом, ты увенчал меня венцом златым и дозволил мне умереть в твоей благодати. Мне нечего просить для себя, Господи! Ведь теперь я, смертный, сподобился узреть твою божественную сущность. Но дерзну ли я просить за другого?»

«Не говорил ли я, что желание твое будет исполнено? Неужели ты, всю жизнь свято веривший каждому моему слову, усомнишься после смерти?»

«Что ж, Господи Боже, — отвечал я ему, — ты, читающий в самой глубине сердец, знаешь о сожалении, терзавшем меня перед смертью: целых четыре года лелеял я сладкую мечту — соединить юношу, которого я любил как брата, с девой, которую я любил как родное дитя. Смерть разлучила их. Родольф Алостский погиб за твое священное дело. И потому, Господи Боже, соблаговоли вернуть его к жизни и дозволь ему отправиться на выручку невесте: ей угрожает большая опасность, ведь колокольчик неумолчно звенит — и это означает, что она неустанно молится».

«Да исполнится все, что ты просишь, — промолвил Христос. — Пусть Родольф Алостский поднимется из могилы и явится на выручку своей невесты. Я отпускаю его из царства мертвых до того самого дня, когда жена его спросит, кто он такой, откуда прибыл и кто его послал. Три этих вопроса будут ему знаком, что я призываю его к себе».

«Господи! Господи! — снова вскричал я. — Да святится благословенное имя твое!»

И стоило мне произнести эти слова, как небеса надо мной заволокло каким-то облачком и все исчезло.

Тогда я поднялся из могилы и пошел к твоему гробу. Я тронул тебя за плечо, дабы пробудить от вечного сна, коснулся пальцами век твоих, чтобы глаза твои открылись, дохнул тебе в уста, чтобы вернуть тебе жизнь и дар речи. Теперь, Родольф Алостский, встань, ибо такова воля Божья, ты должен спешить на выручку Беатрисе и оставаться подле нее до того самого дня, когда она спросит тебя, кто ты такой, откуда прибыл и кто послал тебя к ней».

Едва Готфрид договорил эти слова, как я почувствовал, что могила отпускает меня. Я встал из гроба, словно и не было никакой смертельной раны, и, поскольку меня похоронили в латах, оружие было при мне, за исключением меча, который я уронил, когда пал пораженный копьем, и который, по всей вероятности, так потом и не нашли.

Тогда Готфрид опоясал меня своим собственным мечом с золотой рукоятью и подвесил мне на плечо свой рог, в который он частенько трубил в разгар битвы, и надел мне на палец перстень, подаренный ему императором Алексеем.

Потом, поцеловав меня, он промолвил:

«Брат, я чувствую, что Господь призывает меня к себе. Положи на место мою могильную плиту и не мешкая отправляйся на выручку Беатрисе».

С этими словами он улегся в свою усыпальницу, закрыл глаза и вновь проговорил:

«Господи, Господи, да святится имя твое!»

Я склонился к нему, чтобы еще раз поцеловать его, но он лежал бездыханный, вновь упокоившись в лоне Господнем.

Положив на место плиту, поднятую по мановению божественной длани, я преклонил колени перед алтарем, сотворил молитву и, не теряя ни минуты, поспешил тебе на выручку.

У входа в церковь меня ждал полностью снаряженный в путь боевой конь, у стены стояло копье; я ни секунды не сомневался, что то и другое было предназначено мне. Взяв копье, я уселся на коня и, подумав, что Господь научил скакуна, как доставить меня в нужное место, бросив поводья, пустил его наугад, куда ему будет угодно.

Я пересек Сирию, Каппадокию, Турцию, Фракию, Далмацию, Италию и Германию. Наконец, проведя в пути год и один день, я добрался до берегов Рейна. Там я обнаружил лодку, в которую золотыми цепями был впряжен лебедь. Я поднялся в ладью, и она поплыла по направлению к замку. Остальное ты уже знаешь, Беатриса».

«Увы, — воскликнула Беатриса, — вот лодка, вот и впряженный в нее лебедь, они пристают к берегу на том же самом месте! Только теперь они посланы, чтобы увезти тебя, Родольф. О я несчастная, супруг мой, прости меня!»

«Мне нечего прощать тебе, Беатриса, — целуя жену, отвечал Родольф. — Время мое истекло. Господь призывает меня к себе, вот и все. Возблагодарим его за девять лет счастья, которые он нам подарил, и будем молить его, чтобы такие годы ожидали нас в раю».

Тут он позвал детей с луга, где они играли. Дети тут же прибежали на его зов. Поцеловав каждого из сыновей, Родольф подарил старшему, Роберту, свой щит и меч и назначил его наследником. Среднему сыну, Готфриду, он подарил свой рог и отдал ему в наследство Луэнское графство. Когда настал черед Родольфа, отец, поцеловав его, подарил перстень и Мессенское графство. И в последний раз обняв Беатрису, он наказал ей оставаться на балконе и повелел сыновьям утешать матушку, ибо они видели, что она обливается слезами, но не понимали почему. Затем рыцарь спустился во двор замка, где его дожидался оседланный боевой скакун, проехал через луг, то и дело оборачиваясь, и поднялся в лодку, которая тут же поплыла обратно и вскоре исчезла в начавшей окутывать небеса ночной тьме.

С этого дня и до самой своей смерти принцесса Беатриса каждый день приходила на свой балкон, но ни разу более не видела ни лодки, ни лебедя, ни рыцаря.

Вот и я просила сегодня Родольфа Алостского умолить Господа, чтобы он сотворил для меня чудо, подобное тому, какое он по своей бесконечной милости сотворил для принцессы Беатрисы.

— Да будет так, — улыбаясь, ответил Отон.