"Родимые пятна" - читать интересную книгу автора (Дюнан Сара)

Но примет ли меня клиентка? У леди явно имелись сомнения.

— Мне не хотелось бы, мисс Вульф, показаться невежливой, но я не уверена, что эта работа годится для женщины.

Мадам, если бы у меня была возможность штрафовать своих клиентов за подобные грубости, мне наверное не пришлось бы вести с вами этот разговор.

— Да, мисс Патрик, мне понятны ваши колебания. — Я хотела назвать ее миссис, но по телефону это всегда звучит как дефект речи. — Однако в некоторых случаях, особенно когда исчезнувшая особа является юной девушкой, женщина способна лучше справиться с этой работой. — Давай, Вульф, уговаривай ее, гни свои коленки! — Впрочем, если вы сомневаетесь, я не стану больше отнимать у вас время.

Последовала долгая пауза. Не могу не заметить, что эти игры здорово нервируют. Но все-таки она не бросила трубку, а заговорила:

— Возможно, вы правы. Хотя должна предупредить, что не приму решения, пока не увижу вас. Можем ли мы встретиться сегодня после полудня? Я сверилась с расписанием, одиннадцатичасовой поезд прибывает в три. Роуз-коттедж находится неподалеку от станции.

Конечно, неподалеку, если ехать на такси. А вот если идти пешком по январскому морозу, от которого зябнет и синеет нос, то это выходит прилично. Не очень-то многообещающее начало, что тут скажешь… Роуз-коттедж находился в самом конце улицы и оказался небольшим, но прекрасно сохранившимся зданием восемнадцатого века, местечко из тех, где сорок лет назад еще можно было встретить одинокую пожилую женщину с вязаной сумочкой и в очках. Но времена Агаты Кристи миновали, и старомодные леди, подобные мисс Патрик, нуждались в мужчинах, подобных моему другу Утешителю. И в женщинах, подобных мне.

— Вам чай с молоком, мисс Вульф, или с лимоном?

— Нет, благодарю. Я предпочитаю безо всего.

Она наливала чай, а я рассматривала ее. Августа Патрик, леди, наверняка весьма уважаемая в местном приходе. Ей было больше лет, чем я подумала, услышав по телефону ее далеко не старческий голос. Примерно шестьдесят пять. Слишком стара, конечно, чтобы быть матерью юной девушки, но выглядит гораздо моложе своих лет. Леди сидела совершенно прямо, будто аршин проглотила, явно из тех, кого с младых ногтей приучают держать спину. Длинная шея, гладкие седые волосы, собранные на затылке в строгий пучок. То, что называется гордой посадкой головы. Когда я была подростком, ходила в балетные классы и гораздо больше, чем теперь, заботилась о женственности своего образа, то мечтала о такой осанке. Короче говоря, не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы отличить балерину от страхового агента. Да и фотографии на пианино подтверждали это: портрет строгого пожилого мужчины, исполненного достоинств эдвардианских[3] времен, и две балерины в роли Умирающего лебедя— один снимок недавний, цветной, а другой— поблекший, как давно увядшая любовь, но, несмотря ни на что, изысканный. Хозяйка передала мне чашку, звякнувшую о блюдце с неповторимым серебряным звуком тонкого дорогого фарфора. Вероятно, она богата, или я ошибаюсь? Время покажет.

— Ее зовут Кэролайн Гамильтон, — твердо проговорила она, откинувшись на спинку кресла. — Ей двадцать три года. Последний раз я получила от нее рождественскую открытку из Лондона, датированную шестым декабря. У меня есть ее адрес и координаты последнего места службы, куда я уже обращалась. Имеется к тому же несколько фотографий, а также открытки с образчиками почерка. Как вы считаете, мисс Вульф, сколько понадобится времени, чтобы ее разыскать?

Я встретилась с ней взглядом. Возможно, я не совсем еще отошла от истории с Аделиной, от всей этой возни с капризной богатой клиенткой, а потому все еще не была уверена, что хочу работать.

— Ну, это зависит от того, действительно ли она пропала. С шестого декабря прошло не так уж много времени. Может, она и писала, да открытка застряла на почте, вы же знаете, как это бывает на Рождество.

— Исключено, — сказала она так уверенно, будто уже обсудила это с главным почтовым управлением.

— А нет ли известных вам причин, которые помешали бы ей написать?

Она воззрилась на меня, затем тихо проговорила:

— О таких причинах, если они и есть, мне ничего не известно.

— А ее друзья? Вы знаете, с кем она общалась?

— К сожалению, нет. Послушайте, мисс Вульф, вы должны понять, что я не стала бы пользоваться услугами частного детектива, если бы не полагала, что дело достаточно серьезно.

— Может быть раскажете немного подробнее?

— Что именно вы хотели бы знать?

— Начнем хотя бы с того, кто такая Кэролайн Гамильтон и почему вы так энергично взялись за ее поиски.

— Не знаю, с чего и начать…

— Тогда, мисс Патрик, позвольте мне кое-что пояснить. Узнав о вашем деле, я сразу же согласилась за него взяться. Когда люди обращаются к частному детективу, а не в полицию, у них на то бывают особые причины. Лучше бы мне узнать о них с самого начала, поскольку нередко бывает, что потом становится слишком поздно выяснять, что, как и почему произошло.

В какой-то момент показалось, что она сейчас вышвырнет меня из дому. Впоследствии я не раз пожалела, что она этого не сделала. Но как было забыть о неоплаченных счетах? Лучше перетерпеть. С минуту она, подавшись вперед, пристально смотрела на меня, затем вновь откинулась на спинку стула.

— Хорошо, мисс Вульф. Я знаю Кэролайн Гамильтон с тех пор, как она пятилетней девочкой впервые пришла в мою школу. Тогда она была такой же, как множество других девчушек, мечтающих стать балеринами, с головками, набитыми фантазиями. Но очень скоро я поняла, что она не такая, как все. Талантливая, конечно, но дело даже не в этом. Главное, что она была полна решимости. Ее родители этого никогда по-настоящему не понимали. Отец ее фермер, так что она росла обычной сельской девочкой. Эти люди о будущности своих детей никогда особенно не задумывались, и Кэролайн, скорее всего, ждал ранний брак с сынком соседа-фермера, так что к двадцати одному году, глядишь, у нее уже была бы куча детишек. Но я думаю, Кэролайн всегда знала, что такая участь не для нее, у этой девочки были амбиции. Поняв, что у нее хорошие перспективы, я поговорила с родителями, посоветовала поддержать ее, предоставив возможности, которых она достойна.

Мисс Патрик умолкла, сделала глоток чая «Эрл Грэй», помолчала, глядя в чашку, будто всматриваясь в прошлое.

— Когда-то я сама была танцовщицей. Вы, конечно, слишком молоды, чтобы помнить те времена, когда я была довольно известна. В те дни я была на пороге блистательной карьеры. Но матушка моя, увы, серьезно заболела, ей требовался уход, и отец решил, что лучше бы мне вернуться домой. Ну а когда она умерла, мне пришлось остаться дома, чтобы ухаживать уже за ним.

Я бросила взгляд в сторону пианино.

Ее отец на снимке выглядел крепким и бодрым человеком, знающим, чего хочет в жизни, и твердо идущим своим путем. Да, грустная сказочка, но слишком отполированная пересказами, чтобы казаться искренней. И все же сомневаться в ее правдивости не было никаких оснований. Возможно, все это давно отболело, к тому же начинать деловые отношения с недоверия — неразумно. История обычная: пожилая женщина с незадавшейся судьбой мечтает, чтобы ее приемная дочь добилась в жизни того, чего не добилась она сама. А в данном случае семена упали на благодатную почву. Для одержимой балетом малышки мисс Патрик стала сказочной феей.

— Конечно, родители желали девочке добра, но все упиралось в деньги, так что я предложила платить за нее. Это было полуофициальное удочерение. Она жила здесь, у меня, я репетировала с ней, а когда научила всему, что знала сама, то наняла для нее опытных педагогов. Она оставалась со мной до семнадцати лет. Затем уехала в Лондон, в Королевскую балетную школу. С тех пор так и жила в Лондоне.

Кэролайн Гамильтон? Нет, я ничего не слышала о ней, но для меня в свое время было открытием, что Барышников — это не новый сорт русской водки.

— И она преуспела?

— Да, мисс Вульф, да! Кэролайн удивительная танцовщица. Уж одно то, что она выступала в составе одной из лучших балетных трупп…

Я рассматривала костяшки своих конвульсивно сжавшихся пальцев. Это была реакция на прекрасные сказки о зернышках, которые могут произрасти даже средь холодных и мрачных холмов северо-востока. Так что же в таком случае прервало все это благолепие?

— А до этого она постоянно поддерживала с вами отношения?

— Всегда. Каждый месяц, без пропусков. — Мое удивление, кажется, было хозяйкой замечено. — Мы так договорились. Раз в месяц она должна бьгла позвонить или написать открытку.

Вдруг я представила себе эту неведомую Кэролайн, спрятавшуюся от всех и вся в постели с сексапильным молодым человеком. Вокруг разбросаны опустошенные упаковки из-под готовой китайской еды, а на туалетном столике рядом с кроватью дожидается своего часа куча открыток, адресованных мисс Патрик. Юность, как говорится, берет свое.

— За последние семь недель я звонила в ее квартиру раз десять, если не больше. Там никто не отвечает. Труппу, в которой, по моим сведениям, Кэролайн работала, она, как выяснилось, оставила еще год назад. Они дали мне имя другого нанимателя. Когда я позвонила туда, мне сказали, что не видели ее около шести месяцев.

— Если я правильно поняла, она не писала вам о смене работы или о каких-то возникших у нее трудностях?

— Нет.

— Хотя до ее исчезновения вы поддерживали с ней постоянные отношения?

— Увы…

Она произнесла это тихо, вновь уставившись в чашку с чаем. Не спросила ли она себя в тот момент, — возможно, впервые, — когда именно приемная дочь начала ей лгать?

— А вы уверены, что она не входила в контакт с кем-нибудь еще? С родителями, к примеру?

— Абсолютно исключено. И я бы предпочла, мисс Вульф, чтобы вы не беспокоили их. Кэролайн годами не виделась со своим семейством. Несомненно, не обратилась к ним и теперь. Тем более не предупредив меня.

— Понятно. Итак, мисс Патрик, скажите, что именно вас беспокоит больше всего ?

Этот вполне безобидный вопрос все же заставил ее вздрогнуть. Я ждала. В наступившей тишине лишь настенные часы продолжали тупо тикать этаким настырным метрономом. Я видела, что леди чего-то недоговаривает. Что-то тут, видно, было, о чем она говорить не желала. Но, несмотря на упрямство почтенной леди, я чувствовала себя виноватой перед ней. Впрочем, она явно не принадлежала к тому типу женщин, которые могут по достоинству оценить сочувствие. Взглянув на меня, она внутренне собралась, взяла, как говорится, себя в руки.

— Боюсь, мисс Вульф, мне нечего добавить к сказанному. А вы считаете, что этой информации вам будет недостаточно?

Ну, что есть, то и есть. В конце концов это не тот случай, когда есть причины ощущать свою вину. Хотя мисс Патрик и перестала быть прекрасным Умирающим лебедем Сен-Санса, она все еще оставалась старой птицей, желающей знать, где обретается ее едва оперившийся птенчик. И кто, кроме меня, сделает это лучше полиции? Кстати, это был мой последний вопрос.

— Почему вы обратились к частному сыску, а не к полиции?

— Как-то я слышала по радио, что в Британии ежегодно пропадают двадцать пять тысяч человек. Ну вот и подумала, что, хотя Кэролайн слишком долго не дает о себе знать, ни один полисмен не станет придавать особого значения тревогам старухи.

Она была права.

— Хорошо, мисс Патрик, буду рада помочь, если, конечно, вы хотите моей помощи. Должна пояснить, мой гонорар составляет семьдесят пять фунтов в день, включая расходы. Не могу сказать, как долго продлится расследование, но дней через пять-шесть я обязательно предоставлю вам отчет, дабы вы оценили, насколько я продвинулась в этом деле.

Начиная карьеру частного сыщика, я не раз отрабатывала перед зеркалом разговор с клиентами о деньгах. Казалось, так грубо обсуждать денежные проблемы с человеком, который потерял близкого или чем-то сильно встревожен и напуган. Но практика показала, что подобные разговоры нередко отвлекают человека от мучительной боли. Мисс Патрик кивнула, затем встала и прошла к старому дубовому буфету, стоявшему возле окна. И что удивительно: сколько бы лет ни прошло со времен ее молодости, было приятно наблюдать, как она двигается. Она склонила лебединую шею над верхним ящиком и принялась что-то искать в нем. Мне вдруг так живо представилась девчушка, которая, пританцовывая, движется по дому, будто порхая по сцене перед воображаемыми зрителями. Я с грустью подумала о том, что жизнь ее, обещавшая столько прекрасного, не состоялась. Но вот она вернулась, в одной руке держа серую картонную папку, а в другой— несколько банкнот по пятьдесят фунтов, и очарование развеялось.