"Рассадник добра" - читать интересную книгу автора (Дмитриева Светлана)

Глава 3 ХЕРОНОВА АСТОЛЛА

«Лес — туда. Город — обратно (2 дня)» — было написано на указателе. Машка задумчиво поковыряла в носу и воззрилась вдаль. Дорога терялась где-то в переплетении ветвей, а в гущу деревьев от указателя отходила узкая, не внушающая доверия тропинка. Кроме того, из сырого лесного сумрака слышалось тихое, но вполне зловещее клацанье: то ли чьи-то зубы, то ли медвежий капкан. Ни то, ни другое не будило в Машке приятных чувств и желания познакомиться поближе. Хотя и топать пешком два дня, ночуя около дороги, ей не хотелось. Мало ли какие ночные хищники здесь могут водиться? Да и бандиты тоже... Почему-то при мысли о разбойниках Машка ощутила во рту неприятный привкус, и вокруг слабенько, но вполне явственно запахло гнилью. Она тряхнула головой, и запах пропал. Но гадкое чувство осталось.

— Не везет, так по-крупному, — вздохнула она и развернулась в направлении гипотетического города.

— Не спать! — раздалась за ее спиной команда.

Машка вздрогнула и хлопнула ресницами, хотя распоряжение явно относилось не к ней. Потом осторожно повернулась. Ее медленно догоняла телега, которую через силу волокла болезненного вида седая лошадь с огромным волдырем посреди лба. Худощавый длиннорукий мужик, сидящий в телеге, активно содействовал животине в ее нелегком труде, пощелкивая кнутом над ее головой.

— Здрассти! — сказала Машка, когда телега поравнялась с ней.

Мужик смерил ее недружелюбным взглядом, потом присмотрелся повнимательнее и неожиданно спрыгнул с телеги.

— Ты, что ли, Марья будешь? — спросил он, не утруждая себя приветствием.

— Я, — подтвердила она. — А вы меня знаете? Откуда?

— Садись. Поехали. — Мужик сделал приглашающий жест.

Машка не заставила себя уговаривать. Мужик ехал в город, а ей именно туда и надо. Лошадь, оставленная без внимания, опустила голову к дороге и, похрапывая, отдыхала. Мужик осторожно присел рядом с попутчицей и щелкнул кнутом погромче. Лошадь проснулась, недовольно фыркнула и неторопливо продолжила свой путь.

— До города тебя провожу, — объяснил мужик, не вдаваясь в подробности.

— А откуда вы знаете, как меня зовут? — не отставала любопытная Машка.

— Озарение снизошло, — буркнул мужик.

Похоже, с озарением этим у него были связаны неприятные впечатления, и разговаривать об этом ему не слишком хотелось. Но Машка была безжалостна.

— Какое озарение? — уточнила она. — Я вам во сне приснилась? Или местный бог какой нашептал? Или видение было?

— Да какая тебе разница? — не выдержал мужик.

— Я магию изучаю, — поведала Машка гордо. — Потому и интересуюсь. Я, знаете ли, учителя себе найду и магичкой стану. У меня к магии уникальные способности.

Мужик сглотнул и попытался слинять с телеги, но Машка вцепилась в его рукав, как в давно потерянную сторублевку. Крестьянин взглянул на нее тоскливо и покорился. Ну, по крайней мере, перестал вырываться и умалчивать об интересных вещах.

— Явление мне было, — признался он. — Божественное.

И с опаской покосился на синее, безопасное и безоблачное небо, где, вероятно, и обитали местные боги. Машка посмотрела наверх, но богов и даже следов их жизнедеятельности не заметила.

— И какой бог вам явился? — спросила она.

— Этого мне говорить не можно, — сурово отрезал мужик и пояснил извиняющимся тоном: — Язык отвалится и сгниет, и причиндалы мужские тоже. Жалко.

— Жалко, — согласилась Машка. — Какие у вас тут боги невоспитанные, просто ужас.

Крестьянин подпрыгнул так, будто в седалище ему вонзилось что-то острое, и всхлипнул — то ли от смеха, то ли от страха. Судя по выражению его лица, скорее второе. До идеи критики богов они тут явно еще не доросли. Машка замолчала.

Ехали они медленно. Солнце припекало, телега подскакивала на неровностях дороги, лошадь печально переставляла копыта, время от времени порываясь свернуть к обочине и пообедать, а то и поспать. Ее желание Машка находила вполне справедливым: нельзя же целый день пахать без отдыха, особенно если выглядишь так, как выглядело это несчастное животное. Она тоже периодически закрывала глаза и проваливалась в дремоту, просыпаясь только оттого, что мужик, возмущенный поведением лошади, принимался орать и размахивать кнутом.

— Вы что, куда-то торопитесь? — не выдержала наконец она. — У вас же лошадь больна, она скоро копыта откинет! Ну дайте же ей пощипать травы и отдохнуть.

— Это не лошадь, — мрачно просветил ее мужик. — Это единорог, разве не видишь, сто крызов вам обеим в волоса!

— Что-то не похоже, — скептически сказала Машка.

— Это потому что она старше меня, скотина этакая! — пожаловался мужик, со злобой глядя на животину, словно она была виновата в своем возрасте.

Машка потрясла головой, чтобы проснуться окончательно, спрыгнула с телеги и пошла рядом, приглядываясь к известному персонажу фантастических книг. У единорога были красные тоскливые глаза, свалявшаяся шерсть и полное отсутствие рога, если, конечно, не считать таковым волдырь на лбу.

— Она что, больна? — поинтересовалась Машка, закончив осмотр.

— А то как же. — Мужик со знанием дела кивнул. — Единороги — звери болявые, а в старости — еще пуще. Ты на копыта глянь, не бойся, не шарахнет. Она дура, конечно, но не до такого. Глянь, глянь...

Машка послушно посмотрела на ноги лошади и тут же остро пожалела, что она не ветеринар. Копыта пожилой единорожки оказались черными, покрытыми трещинами, из которых при каждом шаге сочилась желтая, мерзкого вида слизь. Выше копыт ноги были покрыты зарубцевавшимися ранами. Машку охватило бешенство.

— Ну и что ты над ней издеваешься? — спросила она крестьянина. — Тебе не жалко ее, а? Ей отдыхать надо, лечиться, а не по дорогам бегать!

— А чё ты с ней сделаешь? — философски отозвался мужик и прикрикнул на лошадь, заметив, что она остановилась и заинтересованно прислушивается к их спору. — Ничо. Лекарства дорогие, да и не работают они относительно единорогов. Старый единорог — животная конченая. Разве что маг хороший возьмется или вот...

Он замолчал и взглянул на Машку так пронзительно, что она поняла: что-то он от нее хочет.

— Ну? — поторопила она мужика.

— ...или вот бог если пожелает излечить, — закончил мужик медленно, не отрывая от Машки испытующего взгляда.

— А я-то тут при чем? — удивилась Машка.

— У таких, как ты, свои отношения с богами, — расплывчато сказал мужик.

Он явно знал больше, чем говорил, но несчастную лошадь Машке было ужасно жалко, а потому она задала вовсе не тот вопрос, который ее на самом деле мучил.

— И что мне нужно сделать? — спросила она.

— Откуда мне знать? — Мужик пожал плечами. — Я человек простой. Может — пожелать, может — попросить.

— Я попробую, — честно пообещала Машка и принялась напряженно думать о том, как было бы хорошо, если бы лошадка выздоровела.

Мужик казался довольным ее неопределенным обещанием. Садиться обратно в телегу Машке не хотелось — казалось стыдным еще больше затруднять жизнь несчастному больному животному. Ей достаточно было того, что крестьянин производил впечатление порядочного и запуганного богами человека. Впервые в жизни Машка вдруг подумала, что религия — это, пожалуй, иногда не так уж плохо. Особенно если боги, как утверждает мужик, здесь вполне реальны.

Пока не стемнело, мужик побуждал своего единорога двигаться. Когда ноги уставали, Машка присаживалась на телегу и некоторое время отдыхала, с сочувствием поглядывая на измученное животное, потом спрыгивала и шла рядом. Они остановились, только когда ночь окончательно рухнула на землю. Здесь ночи были темнее, чем в Москве. Вокруг почти ничего не было видно, лишь в чаще леса иногда мелькали какие-то подозрительные желтые и красные огоньки. Но местный мужик не обращал на них ровно никакого внимания, и Машка успокоилась. Ему, наверное, виднее. Единорожка терпеливо ждала, пока ее выпрягут, не шевеля ни единым мускулом, — вероятно, она не любила понапрасну расходовать силы. Мужик отцепил животное от телеги и хлопнул чуть повыше хвоста, разрешая быть свободным некоторое время.

— А она не уйдет совсем? — деловито поинтересовалась Машка, обдирая с ближайших деревьев нижние ветки.

Спать на земле при наличии лапника может только очень глупый или совершенно неприспособленный человек. В этом мире Машка чувствовала себя уже вполне уверенно. Шевелящиеся деревья ее больше не смущали, но для лежанки она выбирала ветки стопроцентно дохлые, благо их было вполне достаточно. Очевидно, живым деревьям солнечный свет был вреден, и все те ветки, которые выходили на дорогу и не были скрыты тенью, померли и чуть подсохли. Но остались при этом удобными, пушистыми и пружинящими.

— Куда она от меня уйдет... — снисходительно отозвался крестьянин. — У ей, почитай, кроме меня, никого на земле и нет. Вместе доживать будем. Если, конечно, она болеть перестанет... волею богов.

И он испытующе посмотрел на Машку, словно ожидая, что она позовет прямо сейчас кого-нибудь сверхъестественного лечить лошадь. Машке отчего-то стало ужасно неудобно.

— Я думаю, перестанет, — решительно сказала она. — Ночью. Мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь из богов этим занялся. Жалко единорожку. Она такая хорошенькая...

Мужик ничего не ответил, только улыбнулся уголком рта и улегся спать возле своей телеги, благородно уступив Машке привилегию спать не просто на лапнике, а на лапнике, наваленном на телегу. Единорог бесшумной тенью бродил неподалеку, обгрызая траву и кусты. Изредка слышался треск, словно вместе с травой единорог прихватывал зубами какую-нибудь улитку.

Как ни странно, на непривычном месте Машка выспалась просто отлично. Немного ныла спина, измученная жестким бортом телеги, на протяжении ночи несколько раз напомнившего о своем существовании, но это было все, на что Машка могла бы пожаловаться. Она открыла глаза чуть позже рассвета и поняла, что замечательно отдохнула. То ли воздух был в этом мире какой-то иной, то ли неведомый маг позаботился о Машкином здоровье, но спать здесь, даже в походных условиях, Машке понравилось намного больше, чем дома. Дорогу заливал золотистый солнечный свет.. Машка сладко потянулась, да так и замерла с поднятыми над головой руками. Возле телеги горделиво и торжественно прохаживался самый настоящий единорог, словно сошедший с картинки. Шерсть его была белой и гладкой, глаза — сияющими, ноги — стройными, а во лбу красовался длинный шикарный рог белой кости. Вся трава вокруг была засыпана какими-то странными ошметками. Приглядевшись, Машка ахнула: ошметки подозрительно напоминали куски старой шкуры единорога. Посередине одного из них можно было заметить памятный волдырь. Вылинял, значит, зверек. Шкурку, так сказать, сбросил.

— Ничего себе змеюка, — прошептала Машка.

Единорожка дружелюбно заржала и повела головой красуясь перед ней.

— Вот это дело! — одобрительно заметил проснувшийся крестьянин. — В первый раз такую порядочную попутчицу встречаю. Ладно, поехали.

— Вообще-то это не я сделала. — И Машка вздохнула с изрядным сожалением.

— А мне это без разницы, — отмахнулся мужик. — Ежели сделано, значит, что-то в тебе есть.

Машка порозовела от смущения и удовольствия, хотя и до этого в своих особых магических способностях ни капельки не сомневалась. Мужик запряг в телегу обновленную божественными силами животину, и они продолжили свой путь к цивилизации.

Город показался к полудню. Чистейшие белые сторожевые башни над городскими воротами эффектно оттеняла свалка, расположенная чуть в стороне от дороги. Два подтянутых, молодцеватых стражника азартно резались в незнакомую Машке игру, а оттого на прилично выглядевших путников не обратили ни малейшего внимания. Не участвующий в игре их коллега проводил единорога восхищенным взглядом.

Возле одноэтажного каменного дома неподалеку от ворот телега остановилась.

— Ну что, — крестьянин обернулся к Машке, — вот город. Везенья тебе и протопай!

— Про... что? — удивилась она.

— Протопай, — повторил мужик. — В смысле, у меня своя дорога, у тебя — своя.

— А, прощай! — поняла Машка. — Ну протопай. Я еще не успела привыкнуть к тому, как вы тут говорите. Ничего, привыкну.

— Привычка — дело хорошее, — невозмутимо заметил мужик.

Спрыгнув с телеги, Машка помахала мужику и свернула на ближайшую широкую улицу. Расставаясь с кем-то, она всегда старалась пошустрее скрыться из виду. Почему-то ей казалось, что заканчивать расставание надо как можно быстрее. В том, что кто-то долго смотрит вслед уходящему, есть что-то мелодраматичное до зубной боли. И жуткое, как взгляд из прошлого.

Низенькие домики с узкими окнами, разноцветные, почти игрушечные, казались Машке умилительными. На такой улице она и сама не прочь была жить. Конечно, улицы здесь не такие чистенькие, как ей бы хотелось, но все равно чище, чем она привыкла видеть дома. Пустых бутылок, окурков и бомжей не видно, и уже это могло радовать. Около одного из домиков кучковалась небольшая толпа. «Дают что-то на халяву!» — решила Машка и, уповая на лучшее, как можно вежливее протолкалась к ее центру.

Мужик в короне и потрепанном плащике сидел на низенькой скамеечке и увлеченно хрустел тоненькими длинными конфетками.

«Блин, в короне, — подумала Машка. — В короне — значит, король. И чего это он, интересно, здесь уселся?» Она подошла поближе и осторожно уместилась рядом. Юноша, стоявший слева от скамейки, покосился на Машку неприязненно, но смолчал. Доев, мужик открыл рот и принялся рассказывать, и Машка прислушалась. «Фиг его знает, — она мысленно пожала плечами, — может, у них так принято законы оглашать и указы всякие? Еще одна глупая традиция, в них тут сам черт ногу сломит».

— Похерили они, значит, царску персону, — солидно произнес мужик, — и давай думать, кого из отростков править сажать. Один распьяница, второй приличия не соблюдает, а третий дурак дураком! Подумали — и решили дурака посадить. Мол, легче будет с дураком управиться, нежели с мерзавцами законченными. Те, разумеется, обиделись не на шутку...

— Так это же сказочник! — вслух догадалась Машка.

Стоящие вокруг неприязненно зашикали на нее, и она, смутившись, замолчала.

На верхней губе мужика налипло семечко. Когда он выдыхал, семечко дрожало. Смотреть на это было неприятно. Машке постоянно хотелось придвинуться и смахнуть раздражающую деталь. Но прочие слушатели воспринимали это само собой разумеющимся, как будто семечко было непременной деталью образа любого сказочника в этом мире.

— Длинно ли, коротко ли, начались в заморской стране волнения, — продолжал тем временем сказочник степенно. — Распьяница по питейкам народ мутит, непристойник бабску партию собирает по примеру легендарной Женской страны. Те бабы, сказывают, мужиков своих за людей не считали, впрягали в плуг и поле на них перепахивали. После — готовить ужин гнали, а сами во владении оружием совершенствовались. Ихние-то заморские бабы поплоше да похилее легендарных бой-баб были, однако тоже опасными противниками оказались. Советники забеспокоились, а дурак-царь сидит себе да красками листочки раскрашивает: рисует, значит. Дурак-то рисовальщиком хорошим считался и боле ничего знать не хотел...

— А скажи-ка мне, мудрейший, — послышался из толпы голос, обманчиво ласковый, — есть ли у тебя священное разрешение на сочинение?

Сказочник запнулся, закашлялся так, что семечка с губы слетела, а народ, обступивший его, довольно быстро начал расходиться по своим неотложным делам. Кинув взгляд на человека, поинтересовавшегося наличием у сказочника лицензии, Машка также поспешила улизнуть. Темное трико его смотрелось комично, но поведением любопытный мужик очень уж смахивал на стража порядка. Наверное, они во всех мирах одинаковые. Уверенные, спокойные и сытые. Да еще плащ, небрежно накинутый на его плечи, слишком напоминал деталь форменной одежды. Синий плащ с вышитым на нем окровавленным мечом. Нехорошо это все смотрелось. Недружелюбно.

Машка свернула в ближайший переулок, предоставив неряшливому сочинителю самому разбираться со своими проблемами. Она вовсе не думала, что похожа на Робин Гуда. А есть хотелось все сильнее. Мечты о комфорте одолевали ее.

Мечталось ей о горячей ванне и о сразу нескольких порциях лапши быстрого приготовления — со вкусом говядины и грибов. Она любила намешивать в большой миске несколько разных пачек, а потом сверху поливать все это, не скупясь, кетчупом. Получалось очень даже вкусно. Да, пожалуй, есть Машке хотелось еще больше, чем в ванну.

— Па-аберегись! — раздался сверху громкий вопль, и огромный, жутко вонючий водопад опрокинулся девочке на голову.

— .....! — емко выругалась Машка, протерев глаза и немножечко проморгавшись.

Только теперь она окончательно поверила в этот стукнутый поганым веником параллельный мир — или как там его назвала эта девушка-магичка? Ни в одном подмосковном городке, ни даже в самой глубокой провинции не выливают со второго этажа прямо на улицу содержимое ночных горшков, щедро разбавленное тухлой водой и, кажется, сдобренное изрядной порцией испорченных овощей. О таком Машка читала только в учебнике по Средневековой истории. Отряхнувшись на манер мокрой собаки, Машка огляделась. На одном из окон первого этажа, узких и высоких, висела, высыхая, стиранная белая рубашка. «Спереть, что ли?» — подумала Машка. В этот момент, как будто всем вокруг были слышны Машкины мысли, дверь рядом с рубашкой скрипнула и из нее высунулась некрасивая пожилая женщина. Она погрозила Машке кулаком и сдернула с окна недосушенную рубашку.

— Кажется, мне не везет, — вслух резюмировала Машка и, распространяя вокруг себя тяжелые миазмы, двинулась дальше.

— Эй, вонючка! — окликнул ее кто-то из-за угла. — Ты что, впервые в городе?

— В этом — однозначно впервые! — подтвердила Машка, настороженно оглядывая светловолосого парня, обладателя голоса. — А что?

— Я так и подумал, — ухмыльнулся парень.

Мужикам, которых Машка не знала, особенно прячущимся по подворотням, она предпочитала не доверять, а потому подходить ближе повременила.

— Чего стоишь? — спросил парень. — Заходи, хоть умоешься.

— Ну, мне и так неплохо, — дипломатично ответила Машка.

Откуда ей знать, может, за той дверью, на которую столь милый молодой человек махнул рукой, скрывается еще орда мужиков, уже совсем не таких милых? Ей же не представили справки с печатью, что этот город абсолютно безопасен.

— Боишься, что ли? — Парень снова ухмыльнулся. — Это правильно. Если с тобой нет отряда стражников или хотя бы хорошего ножа, в этом районе надо бояться всего, что тебе незнакомо.

Такие рассуждения Машке были привычны и понятны. Потому она немного расслабилась и кивнула.

— Я вижу, что ты хоть и не из нашего города, но и не совсем дура, — одобрительно заметил парень. — Воняет от тебя жутко, на площадь в таком виде лучше не соваться, если в подземку угодить не хочешь. Подожди, я вынесу тебе воды, хоть голову ополоснешь. А то похожа на мусорную кучу с ногами.

Это высказывание не звучало как комплимент, но безлобная насмешка парня заставила Машку улыбнуться. Она почувствовала, что настроение ее начинает исправляться. Всегда приятно встретить в чужой стране человека, который тебя понимает. Да и дома тоже. Кстати говоря, интересно, а что такое подземка? Дома так называют метро, но парень произнес это слово так, будто это как минимум подвалы Инквизиции.

— А ты что, всех в городе знаешь? — поинтересовалась Машка, ополоснув волосы водой из тазика, вынесенного доброжелательным парнем.

Ее собеседник рассмеялся.

— Нет, что ты. Город большой, всех и не упомнишь. Только вот горожане ходят по улицам намного осторожнее приезжих. В таком виде, как у тебя, разве что деревенский увалень какой появится. Всем известно, что в городе помои из окон выливают, а потом они по уличным канавам в речку стекают, рыбам на радость. У нас, знаешь, в реке какие рыбы водятся? Во!

И он показал какие. Судя по тому, как широко парень развел руки, в городской речке водились явные мутанты, не хуже чем в Москве-реке, уже в году этак девяностом прославившейся наличием в ней огромной рыбы с человеческими зубами в пасти. Машка вежливо удивилась.

— А ты небось работу в город пришла искать? — неожиданно сказал парень.

— И это тоже, — дипломатично отозвалась Машка.

Парень поцокал языком и оценивающе посмотрел на нее. Машка вздернула подбородок.

— Грамотная? — спросил он деловито.

— Разумеется! — отозвалась девочка гордо.

Парень втянул голову в плечи и испуганно огляделся — не слышал ли кто, как будто Машка сказала что-то ужасное.

— Дура, что ли? — шепотом сказал парень. — Не поминай имя бога в суете! Услышит — задаст. Он этого не любит!

Машка тоже огляделась, но никакого бога рядом не заметила. Да что там бога! Ни единой живой души, кроме исполненного средневековых суеверий паренька, поблизости не было. Полоскались только на ветру зацепленные за ставень на втором этаже дома мокрые дырявые штаны, истерзанные в дальнем военном походе седалищем своего хозяина-авантюриста. При взгляде на штаны эти, серые от старости и несуразные, вспоминалось Машке нечто неопределенное, но весьма героическое, позаимствованное из школьной библиотеки. Что-то о рыцарях-крестоносцах, походах за Гробом Господним. Ах да! Бог же — с неожиданной ясностью припомнила Машка — велел своим служителям творить милость по отношению к нищим и страдающим! На нищенку она все еше не очень походила, но мало ли во что бывают одеты бродяжки? Нашла! В храме чем-нибудь да покормят, а заодно Машка присмотрится к обстановке.

— И где здесь ближайший храм? — спросила она.

— На площади, — ошарашенно отозвался парень. — Только зачем он тебе? Прощения просить? Может, он ничего и не слышал вовсе... Да и не такой уж это страшный проступок — помянуть ненароком сильного бога Разумца. Как много наберется, так и пойдешь отрабатывать...

— Кого-кого? — переспросила Машка, испугавшись, что сам парень остановить бурный поток своих философских рассуждений уже не в состоянии. — Повтори, как ты его назвал!

— Сильный бог Разумец, — произнес парень, озадаченно глядя на странную, кажется сумасшедшую, девочку с мокрой головой.

— Так... — протянула Машка, поняв, что классическим Средневековьем в этом мире, похоже, даже не пахнет. И уж точно здесь не слыхали о порядках христианской церкви.

Вот незадача... И куда ей теперь податься прикажете? Она наморщила нос, потом почесала щеку. В общем, глубоко задумалась.

— А с остальными богами как здесь дело обстоит? — наконец спросила она.

— Как и везде. — Парень пожал плечами. — Присутствуют. Разве мы темные какие? Пущай их, никому не мешают...

С точки зрения Машки, местные жители были именно что темные, но свое мнение она решила пока держать при себе.

— Ну ты представь, что я с неба свалилась, и объясняй соответственно, — попросила она.

— С неба? — недоверчиво пробормотал парень, делая в ее сторону какой-то загадочный, не вполне прилично выглядящий жест. — Тогда тебе и объяснять ничего не надо было бы. Божьи дети сами все знают не хуже эльфов.

— А у вас и эльфы водятся?! — обрадовалась Машка, предвкушая встречу с прекрасными созданиями.

— А как же! — Парень досадливо усмехнулся. — Понаехали — не продохнешь!

Расовая нетерпимость, похоже, цвела здесь махровым цветом. Интересно, а эльфийские резервации в этом мире есть? Наподобие индейских в Америке...

— Хорошо, тогда просто скажи: здесь, в этом городе, храмы каких богов есть? — не отставала Машка, пытаясь хоть что-то выяснить.

— Ну, Правила, конечно... Херона, Вакивы... Только Разумец, да будет светло его имя, — добавил поучительно парень, — в Астолле силен. С ним в городе никто не сравнится. И храм у него самый большой. Ладно, мне с тобой тут недосуг болтать. Работы полно. Сама разбирайся, что да как. А на площадь и правда сходи. Там сегодня рабочий день, может, повезет.

Он подмигнул Машке и скрылся за дверью. Машка пожала плечами и пошла дальше по улице, пропахшей гнилью и кислятиной. У нее дома даже в сортире после предпоследнего отчима так не пахло, как здесь на улице. Теперь девочка двигалась осторожнее, поглядывая вверх. Уж площадь-то она сможет самостоятельно найти! Не дура же, в самом деле! Ну, по крайней мере, не законченная, как про нее изредка высказывались обиженные одноклассники. После этого они, конечно, всегда раскаивались в своих необдуманных словах, но семена сомнения в собственной талантливости в Машкину душу все-таки роняли. Одноклассников Машка не любила, и они отвечали ей взаимностью.

Топать черт знает куда не хотелось, а хотелось сесть за белый пластиковый столик уличного кафе и выпить чашку горячего сладкого кофе. Чтобы лучше думалось. Наверняка Машка сразу бы сообразила, куда следует пойти, чтобы ее взяли в маги или чтобы какой-нибудь местный бог выдал ей великой силы дар. Надо только остановиться и выпить кофе... И съесть бутерброд. С сыром. И с ветчиной. А лучше два бутерброда. И тарелку картошки, жареной, с мясом и грибами, как соседка тетя Зоя готовит...

«Стоп! — подумала Машка. — И какого черта я все время скатываюсь к мыслям о еде? Нельзя же быть такой примитивной! Да, пожрать хочется, но это же не причина, чтобы на еде зацикливаться! Если я буду думать только о том, как бы перекусить, ничего хорошего из этого не выйдет, просто задницей чувствую!» Задница, то есть интуиция, у Машки была весьма развита и много раз спасала в неприятных ситуациях.

Присесть она все же присела. Хуже нет, чем думать на ходу. Скрестила на коленях руки, вперила задумчивый взгляд в стену напротив. С нее сейчас можно было «Мыслителя» лепить, только вот с мыслями что-то не то выходило. В голову лезло ресторанное меню, кулинарные рецепты тети Зои — в общем, совсем не то, что нужно. «В храм или на площадь?» — старательно подумала она. Оба пути на первый взгляд выглядели совершенно равноценными. В который раз Машка пожалела о том, что не затоварилась перед авантюрой семечками. Дома ее так и дразнили: «Машка-Бурка, вещая кожурка». Когда Машка задумывалась о чем-нибудь или просто нервничала, она принималась грызть семечки. Это помогало ей сосредоточиться. И вот теперь, именно тогда, когда ей как никогда раньше нужно успокоиться, сосредоточиться и подумать, семечек нет. Разумеется, она вполне способна думать и без семечек, но с семечками все равно как-то привычнее. Да и вообще есть сильно хотелось. Интересно, существует ли в этом мире какой-нибудь аналог Армии спасения или все совсем худо? А может, найти какого-нибудь богатого князя и пристроиться к нему стихоплеткой? Сочинять стихи Машка умела вполне прилично и иногда даже получала за это деньги — когда стихи посвящались чьему-нибудь дню рождения или свадьбе. Эти всегда продавались хорошо, хотя, на Машкин взгляд, смотрелись по-дурацки.

«Пусть будет сначала площадь! — подумала она. — Может, что полезное услышу. Там наверняка сейчас много разного народа. Все-таки день, солнышко, ярмарка... Авось кто-нибудь нужный встретится!» Герои фантастических книжек про другие миры часто полагались на удачу, и она их не подводила. «Чем я-то хуже?!» — рассудила Машка. Решительно встала и потопала по улице, внимательно поглядывая на верхние окна домов. Повторения казуса она не хотела.

На площади действительно предлагали работу, но какую! Ощипщик перьев, разносчик болезней, контактный убивец, повелитель дождя... И, увы, везде требовались местные дипломы, ни одного из которых у Машки не было. Наконец за одним из грубо обструганных деревянных прилавков она увидела невзрачного мужичонку, рядом с которым сидел молчаливый писец в черном балахоне.

— Работа для всех и каждого! — надрывался мужичонка. — Кормежка — бесплатно. Есть свой здоровец! Неумех — обучаем!

Совсем уж неумехой Машка себя не считала, но престижными профессиями в этом мире явно были не те, о которых она привыкла слышать дома. Раз уж парень поинтересовался ее грамотностью, значит, обязательного школьного обучения здесь и в помине нет. Странно, что перед мужичонкой не толпился народ, жаждущий записаться на работу. Машка поскребла в затылке, огляделась вокруг, но никаких других вакансий, на которые она могла бы претендовать, не нашлось. «Ладно, — подумала она, — поглядим. Хуже-то не будет?»

— Здравствуйте, — вежливо сказала Машка, подойдя к прилавку. — Скажите, а какого рода работу вы предлагаете?

Зазывала буквально впился в нее взглядом. Машка внезапно почувствовала себя новенькой стиральной машиной, которую придирчивый покупатель внимательно осматривает, прежде чем купить. Она поежилась, но мужичонка, казалось, остался доволен осмотром. Он даже улыбнулся ей во все тридцать два зуба, словно крокодил.

— Ты здорова? — спросил он.

— А кто вас учил отвечать вопросом на вопрос? — ехидно парировала Машка. — Вы знаете, что это невежливо?

Не нравился ей зазывала, и все тут. Мужик такой наглости от девчонки совершенно точно не ожидал. Впрочем, мрачный писец тоже удивленно поднял глаза.

— А о чем ты спрашивала? — поинтересовался мужичонка.

— Я хотела узнать подробности о работе, — напомнила Машка. — В жизни всегда есть место обману, и потому, я думаю, надо держать ухо востро. Чем заниматься-то придется?

Зазывала странно посмотрел на ее уши и сглотнул.

— Служба безопасности при Центральном храме Херона набирает молодых людей для работы в команде: охрана, уборка и дежурство по складским помещениям храма, — пробормотал он.

— Ну что ж, звучит неплохо, — одобрила Машка. — А денег сколько?

— Мы нелюдей на работу не принимаем! — отрезал мужичонка, не отводя внимательного взгляда от ее волос.

— Но я человек! — возмутилась Машка. — И вообще, что это за расизм?

— Тогда почему ты хвастаешься своими ушами? — спросил зазывала. — Специфика нашей работы не позволяет использовать труд представителей иных рас. У них другие правила и другие боги, милочка. Покажи уши!

Машка фыркнула и демонстративно подняла волосы, обнажив нормальные человеческие уши. Мужичонка вздохнул с облегчением и, кивнув одобрительно, сообщил:

— Рез в день. Еще кормежка и ночлежка. И свой здоровец.

— Это я уже слышала, — отмахнулась Машка. — Кстати, здоровец — это тот, кто лечит болезни?

— Болезни лечит маг-лекарь! — Мужичонка сморщил нос. Нос немедленно стал похожим на гнилую сливу. — Ты, наверное, из провинции и никогда не видела магов. Но наш здоровец тоже прекрасно справляется.

— Я из Москвы! — гордо ответила Машка.

— Никогда не слышал о такой колонии, — заметил зазывала. — Тебя устраивают условия?

Машка кивнула, хотя зазывала и не стал ей нравиться больше. Кроме того, она и понятия не имела, что такое рез. То есть она поняла, что это местные деньги, но вот много это или мало — рез в день? Впрочем, выбирать все равно было не из чего. Молодых специалистов здесь не очень-то приветствовали. Особенно специалистов в области литературы параллельного мира, современной музыкальной культуры и рекламного дела.

— Мое имя Вадрав, — как можно солиднее представился мужичонка.

Глаза у него немедленно стали скользкими и прозрачными, словно сопли. Машке казалось противным сообщать ему свое имя, но правила вежливости требовали именно такой реакции. Зато худощавый писец рядом с ним вполне тянул на благородного человека. Лицо его казалось возвышенным и грустным, руки были изящны и двигались со скоростью, достойной современного человека. Складывать буквы в слова явно было для него привычным делом. В отличие от мерзенького специалиста отдела кадров он вполне тянул на уважаемого служителя храма.

— Меня зовут Маша. Мария Аркадьевна Бурова, — решительно сказала она.

Писец вопросительно взглянул на своего начальника, тот утвердительно кивнул, и писец торопливо вписал Машкино имя в какую-то бумагу.

— Ты грамотная? — спросил Вадрав пренебрежительно.

По его виду можно было понять, что в умение Машки читать и писать он не верит ни на йоту. Оставалось только сожалеть, что приличные и образованные люди в этом мире драных джинсов не носили и Машкин гардероб вербовщиком был оценен как нищенский.

— Не менее, чем вы, — с достоинством произнесла Машка.

Писец икнул и фыркнул.

— Мне грамотность без надобности, — высокомерно произнес Вадрав. — У меня есть писец и полномочия.

— Значит, более, чем вы, и не менее, чем ваш писец, — резюмировала Машка, старательно сдерживая смех. — А вы хотели мне предложить почитать вашу бумагу? Я с удовольствием. Люблю, знаете ли, читать...

Писец недоверчиво посмотрел на нее, снова взглядом спросил у своего неграмотного начальника разрешения и протянул ей бумагу. Буквы и почти все слова в ней были Машке знакомы, однако некоторые позиции внушали сомнение. Общий смысл был понятен: храм Херона в Астолле Принимал ее на работу с обучением и с некоторым испытательным сроком. С уборкой и дежурствами тоже все казалось ясным. Но вот что такое, например, «ходяки», которых предполагалось собирать и «разлагать до приемлемого состояния», для нее оставалось загадкой. Впрочем, демонстрировать свое невежество плюгавенькому кадровику Машка сочла ниже своего достоинства. Может быть, эти ходяки здесь самое обыкновенное явление, как в Москве, скажем, светофоры. Машке не хотелось выглядеть дурой, а потому она решительно подписала бумагу, взяв у худощавого облезлое перо, вымазанное в чернилах. О своей шариковой ручке в рюкзаке она даже не задумалась. Пусть себе лежит. В книжках, которые Машка читала, никто не пользовался шариковыми ручками в параллельном мире. Возможно, это был дурной тон. Кадровик и писец переглянулись и синхронно улыбнулись Машке.

— А теперь я прошу вас проследовать за ним. — Кадровик махнул рукой кому-то за Машкиной спиной.

Машка повернулась и увидела щербатого паренька лет пятнадцати, который смотрел на нее с вызовом и неприязнью.

— Пошли, — буркнул он, заметив, что Машка нашла его взглядом, развернулся и исчез в толпе.

Машка, не растерявшись, быстренько нырнула вслед за ним. Лавировать в плотных скоплениях людей она умела хорошо, пожалуй, даже лучше, чем недоброжелательный паренек. Тому явно не приходилось бывать в московском метро в часы пик. Порадовавшись, что хотя бы один из ее навыков здесь пригодился, Машка нагнала паренька и с независимым видом пошла рядом. Парень зыркнул на нее злобно, но ничего не сказал. Он продолжал ее игнорировать до самых ворот храма.

— Тебе наверх, в писчую, — неохотно сказал он перед тем, как исчезнуть где-то в недрах храма.

В том, что это именно храм, Машка не сомневалась ни капли. Во-первых, по двору бродили немодно одетые мрачные люди, мычащие себе под нос что-то ритмичное. Выглядели они так, словно кого-то хоронили, но ни гробов, ни покойников видно не было. Никем, кроме как местными священнослужителями, эти странные люди быть не могли. Во-вторых, храм выглядел как храм — высокий и торжественный, он невольно внушал уважение и трепет даже такому чуждому авторитетов существу, как Машка. Наверное, во всех мирах храмы строятся по одному и тому же принципу: они призваны символизировать мощь того бога, которому посвящены. И потому с другими строениями их спутать не способен даже иностранец.

Машка стояла в воротах, не решаясь войти на территорию храма, пока священнослужители не начали бросать в ее сторону подозрительные взгляды. «Ты или туда, или обратно. Раздражает!» — казалось, говорили они. И Машка двинулась по лестнице наверх, регистрироваться и заселяться. «Может, на обед успею!» — оптимистично думала она. Перед тем как въехать в город, владелец единорога предложил ей отведать каких-то грибочков, но осторожная Машка благоразумно отказалась. Мало ли что это за грибы! Теперь она об этом сожалела, потому как желудок не переставая напоминал ей о своем существовании и насущных нуждах.

За массивной дверью с краткой, но емкой надписью «Служба», которую Машка сочла целью своего путешествия по лестнице, крупный волосатый мужчина в трико громко ссорился сам с собой.

— Тухлые помидоры! — кричал он громовым голосом, пытаясь выдрать со своей макушки клок волос. — Ты, безмозглое жвачное! Кто тебе сказал, что мне можно предлагать такой просроченный экземпляр? Вонючий жад!

— Вы же, вы же и сказали, господин! — тут же возражал он сам себе писклявым голоском, осторожно убирая непослушные руки от макушки. — Вы же, господин. И документик про это имеется, что товар необходим тухлый!

— Извините, я попозже зайду, — пробормотала Машка и попыталась незаметно ретироваться, пока сумасшедший не обратил на нее внимания.

Но не тут-то было!

— Извините, господин, у меня срочная встреча, я потом с вами свяжусь, — сказал мужик пискляво, скосив на нее глаза самым невероятным образом. Потом он громко выдохнул и тяжело рухнул в подъехавшее к нему кресло.

— Эти мыслевые разборки когда-нибудь меня доконают! — тонким голосом пробормотал волосатый и жалобно взглянул на Машку. — Вы по какому вопросу?

— Я к вам работать устроилась, — машинально ответила ошарашенная увиденным Машка, придвинула поближе невысокую скамеечку для посетителей и плюхнулась на нее, вовсе не уверенная в том, что ненормальный окончательно пришел в себя.

— Отлично! — обрадовался мужик, взмахнул в воздухе рукой и принялся что-то писать на проявившемся перед ним листе бумаги. — Я надеюсь, вы сообщили свои данные нашему человеку и подписали контракт?

Машка кивнула, чем еще больше обрадовала сумасшедшего.

— Тогда вам остается только получить у меня номер, по которому вы сможете питаться в нашей едальне, — сказал мужик и вдруг затрясся в припадке.

Машка вскочила со скамеечки и отошла к дальней стене кабинета.

— Слушаю! — сказал псих и тут же продолжил приятным женским голосом:

— Я по поводу нашего срочного заказа.

— Вы кто? — пискляво перебил он сам себя и себе же ответил:

— Я ассистентка мага Каронима, госпожа Лавда Гер. Мы ждем уже два дня! Это немыслимо!

— Заказ выполняется! Ждите! — отрубил мужик, и глаза его сразу же приобрели осмысленное выражение.

Машку начало слегка поташнивать от страха и вопиющего идиотизма ситуации. Мужик перевел дух, вытащил из воздуха бутылку с чем-то мутным и залпом выпил ее содержимое.

— Вот достают, — пожаловался он. — Отключусь я от этих услуг, ей-херон, отключусь! Какой же это маг-связист, если он даже защиту от нежелательных контактов не может поставить? Да ладно защиту. Он даже вызов на ассистента перевести не в состоянии!

«Так это же просто какая-то странная разновидность телепатии!» — догадалась Машка. Телепатия, поставленная на широкую магическую ногу, смотрелась весьма странно, но впечатляла.

— Скажите, а засекреченной связи у вас нет? — осторожно спросила она мужика. — Ну так, чтобы не таскать себя за волосы и не орать на разные голоса на всю контору?

— У нормальных операторов есть, — грустно ответил мужик. — Но мы же религиозная организация, экономим, понимаешь, на ценных кадрах. Всё ему, Владыке. Тонем буквально на работе. Ладно, о чем мы говорили?

— О еде, — с энтузиазмом напомнила Машка.

— Хорошо. Твой номер АГА854, не забудь, — сообщил он, глянув вскользь на свою бумагу. — Едальня в подвале, рядом со складом. Твой наставник Гарт, найди его и попроси задание. Когда освоишься, приходи снова, с рекомендациями наставника. Определим, чем конкретно ты будешь заниматься в команде. Все запомнила?

— Ага, — отозвалась Машка.

— Не просто ага, а АГА854! — И мужик внушительно поднял средний палец в интернациональном жесте.

Машка чуть было не захихикала, но вовремя спохватилась: над начальством смеяться не положено. А кроме того, жест этот вызвал у нее какие-то смутные, но определенно неприятные ассоциации. Вроде бы сон ей недавно снился про этот жест и каких-то наркоманов. С воспоминанием сновидений у нее всегда была напряженка — не получалось, и все тут. Одно время она даже пыталась их записывать сразу, как только просыпалась, но попробуй сосредоточься, если с кухни козлом орет очередной отчим, а мать тоже орет, но уже в комнате, отвечая ему непечатным текстом. Так Машка все это и забросила.

Промаявшись с припоминанием сюжета сна минут пятнадцать, она махнула на это дело рукой и помчалась разыскивать подвал, дабы успокоить наконец чувство голода. Червяк, поселившийся в желудке, явно грозил в ближайшее время вырасти если не в Мирового Змея, то в Анаконду-убийцу уж точно.

Даже что-то очень плохо приготовленное становится куда как более сносным, будучи приправленным изрядным чувством голода. А потому вязкую безвкусную кашу, поданную в едальне, Машка уговорила мгновенно. Полноватая румяная женщина — повариха — с умилением наблюдала за ней из кухни.

— Простите, а вы не знаете, где можно найти Гарта? — спросила у нее Машка, когда каша уже перестала ей казаться чем-то съедобным.

— На складе, как всегда, — дружелюбно отозвалась повариха. — Ты ведь новенькая? Не стесняйся, спрашивай меня, если что. Я тут всех и все знаю.

Впервые с самого утра Машка почувствовала себя вполне комфортно. Она, как и всякий нормальный человек, любила, когда к ней относились по-доброму. А уж то, что она нашла человека, который сам разрешил задавать ему вопросы, если что-то непонятно, показалось ей счастьем невероятным. Потому как она многого еще не понимала в этом странном мире.

— А на складе что хранится? — поинтересовалась она, вставая из-за стола.

— Как что? — Повариха пожала плечами. — Ходяки.

— Я жила в глухой деревне, — оправдалась Машка. — У нас ходяков не было, и я не знаю, что это такое. Никогда не видела.

— Ну сходи посмотри. — Повариха улыбнулась. — В каком ты, однако, хорошем месте жила, дочка... Надо же, ходяков не было. Это ж, по-простому, покойники ходячие. Неспокойные мертвяки, значит.

Машка икнула от неожиданности и с подозрением воззрилась на нее. Взгляд поварихи был чист и светел. Он излучал только легкую зависть к спокойному месту Машкиного рождения и дружелюбие. Наверное, она была хорошая, простая женщина, эта повариха. Выходя из едальни, Машка прилагала огромные усилия, чтобы ноги ее не дрожали и не подгибались. Так вот что ей следовало «разлагать до приемлемого состояния» или как там это в контракте было сформулировано! Интересно, в каком смысле — разлагать? Ощущение того, что она где-то сильно ошиблась, не покидало Машку. Оно росло в ней, словно опухоль, и очень мешало жить. Хотелось бросить все, наплевать на свои обещания и уйти куда глаза глядят. «Ну, если что-то серьезно неприятное начнет происходить, непременно уйду!» — пообещала себе Машка, и это немного успокоило ее.

В коридоре, темном и гулком, пахло пылью. В углах возилось и попискивало что-то подозрительно живое. В команде, обслуживающей храм, судя по всему, не хватало уборщиков и дератизаторов. «Интересно, а как выглядят местные сортиры, если у них даже в коридоре так грязно?» — с любопытством подумала Машка и сейчас же наткнулась взглядом на плюгавенького кадровика, который и завербовал ее на рынке. Сочетание мысли и появления неприятного человека было слишком впечатляющим, чтобы оказаться примитивным совпадением, так что Машка решила считать это совпадением магическим. В них было что-то общее, в напыщенном мерзком мужичонке и в немытых туалетах.

— Ты уже получила номер? — строго спросил Вадрав.

— Безусловно, — заверила его Машка. — И уже занимаюсь розысками своего наставника.

— Я рад, — сообщил кадровик таким тоном, словно для Машки это могло иметь решающее значение. — Конечно, ты уже познакомилась с местом, где проходят дежурства?

— Какие дежурства? — подозрительно спросила Машка, чувствуя, как неприятное чувство разрастается внутри, как полип в носу.

— Как какие? — закудахтал кадровик. — Конечно, дежурства по складу ходяков! График дежурства тебе даст наставник, но ты непременно, непременно заучи «Памятку дежурному»!

Покойников Машка совершенно не боялась, даже когда кто-нибудь начинал рассказывать страшные истории. Не то чтобы ее ум был слишком практическим для того, чтобы бояться настолько иррациональных вещей, просто мертвецов она считала существами безобидными в отличие от, скажем, уличных хулиганов или тех же наркоманов. Покойник, он, конечно, выглядит неприятно, но лежит себе спокойно и никого не трогает. Если и поднимается, так только в голливудских фильмах, да и вернуть его на место гораздо проще, чем окончательно добить какого-нибудь терминатора. В конце концов, что она, ходячих покойников не видела, что ли? Таким невежеством вряд ли мог похвастаться хотя бы десяток ее сверстников, живущих в Москве. А потому то, что дежурство будет происходить в морге, Машка восприняла совершенно спокойно, изрядно удивив этим кадровика. На лице его было написано, что сам он не любил ходяков и боялся их. Машка почувствовала гаденькое удовлетворение от этого факта.

— Вот склад. — Вадрав любезно указал ей на дверь слева. — Можешь зайти и осмотреться. Там только поначалу неловко, а потом привыкаешь, интересно становится. Увлекаешься. Из наших стен вышло много известных магов.

В этом Машка сильно сомневалась, но из вежливости покивала мужичонке согласно и распрощалась. Потом с усилием толкнула тяжелую металлическую дверь склада, поразительно похожую на школьную дверь кабинета труда. Дверь протестующе скрипнула. Пахнуло химией, и Машка наморщила нос.

— Эй, есть тут кто? — негромко спросила она и осторожно огляделась.

Огромный зал с низким, давящим и неровным потолком перегорожен был серыми ширмами — деревянными рамами с натянутыми на них нестираными мешками, сшитыми между собой. Повсюду к стенам и столам прилеплены небольшие свечи, среди которых не находилось с первого взгляда ни одной белой. Некоторые из свечей горели, большинство же было погашено. По гладкому серому полу периодически пробегали крупные пауки с красными крестами на мохнатых спинках. Из-за ближайшей к Машке ширмы неаккуратно высовывалась мужская нога с грязными синими ногтями. От такой близости к смерти Машка невольно почувствовала дрожь и принялась вспоминать, что же она слышала про трупный яд. Внезапно нога конвульсивно дернулась, пальцы на ней резко сжались и тут же расслабились. Машка взвизгнула и резво отпрыгнула назад, к входной двери.

— Что, напугалась, дерёвня? — злорадно спросил недружелюбный парень, который и привел Машку с рынка.

Машка спокойно поправила волосы и, медленно подняв глаза, с достоинством отозвалась:

— Ничуть. Чтобы я какого-то тухлого зомби испугалась? Что в них страшного, может быть, ты объяснишь? Кстати, а в чем вы их маринуете, что такой мерзкий духан на складе стоит? Ей-боги, не продохнешь.

За ширмой раздалось хихиканье. Страшная синяя нога снова задергалась, заставив Машку нервничать, но парень небрежно хлопнул ладонью по этой непоседливой ноге, и она затихла. Шлепок оказался звонким и, вероятно, болезненным, если, конечно, зомби могут испытывать боль, в чем Машка сомневалась. Во всех американских фильмах этим покойникам полголовы из ружья сносили, а им хоть бы хны! А это значит, что нервы у них точно не в порядке. В смысле, не работают.

— Чем маринуем, чем маринуем... — недовольно пробурчал парень. — Как все — заговоренной солью пополам с ляговым фаршем.

— Странно, — отозвалась Машка с видом эксперта по маринованию ходячих покойников. — Обычно они так не воняют. Что-то здесь не так... Ну да ладно, вообще-то я по делу пришла. Мне нужен Гарт. Знаешь такого?

— Знаю. — Парень нехорошо ухмыльнулся. — А тебе от него что нужно?

— Его определили мне в наставники, — не почувствовав подвоха, призналась Машка, чье внимание отвлечено было загадочным, довольно громким царапаньем за одной из ближайших ширм.

— Восхитительно! — обрадовался ее собеседник. — Гарт — это я. И значит, ты здесь долго не протянешь. Шлепок, пойди неспящего усмири! Он что-то опять ворочается. Раздражает!

Из-за ширмы вышел, поминутно озираясь пугливо и вздрагивая, очень толстый парень с желтоватыми глазами на пухлом глупом лице. Он покосился на Машку сочувственно и двинулся к источнику беспокоящего Машку звука. По пути он привычно выдернул остро заточенный кол из стойки. «И что это Гарт меня так невзлюбил? — подумала Машка. — Что я ему сделала? Или, может, он вообще к девчонкам плохо относится? Для его возраста это странно... Может, у него на почве работы какое психическое отклонение образовалось?» И Машка хихикнула не удержавшись. Парень поджал губы, злобно глядя на нее. То, что девчонка смеется над ним, понять было несложно, а это Гарта сильно обижало.

— Хорошо, — весело сказала Машка. — Знаешь, я всю жизнь о таком наставнике мечтала. Ты, наверное, давно здесь работаешь?

— С детства, — сквозь зубы процедил Гарт.

Машкины подозрения оправдывались. Парень нравился ей все меньше и меньше. Она сильно сомневалась в том, что человек, всю жизнь, с раннего детства, проработавший с покойниками, может быть нормальным. Но это ерунда, главное, чтобы наставник ее не был агрессивным и не перенял некоторые неприятные черты у своих подопечных. Машка смутно помнила, что в фильмах ужасов ходячие мертвецы почти всегда имели скверную привычку питаться живыми, а также мерзко и немузыкально завывать в ночи, пугая мирных обывателей.

— И, наверное, все знаешь, — продолжила она допрос наставника, нервно сглотнув. — Традиции всякие, правила безопасности, систему охраны труда, восьмичасовой рабочий день, премии и прочие приятные вещи...

Парень прищурился:

— Какие-то ты странные слова говоришь, новенькая. И у меня такое ощущение, что ты не совсем та, за кого себя выдаешь. Ты можешь говорить что угодно, но имей в виду: я тебе не поверю. И я буду следить за тобой. Тебе придется долго доказывать мне, что ты что-то собой представляешь. Потому что ты мне не нравишься.

— На работе нужно быть выше мелких личных интересов, — гордо заявила Машка.

— Ну да, — насмешливо отозвался Гарт. — Кому другому уши закручивай. Если делать, как ты говоришь, мигом съедят. А о нас, наемных рабочих, позаботиться некому, кроме нас самих.

— Как-то все это весьма пессимистично звучит, — тихонько пробормотала Машка себе под нос и добавила уже громче: — Ладно. Что делать-то надо? Мне сказали, что работу мне будешь давать ты.

Из-за соседней ширмы послышался чавкающий удар, еще один, и поскребывание стихло. Увалень, на светло-сером балахоне которого виднелись брызги чего-то темного, вразвалочку протопал обратно.

— Успокоил, — довольно сказал он. — Только ведь он к ночи очнется, беситься будет. Сегодня ж День встреч, он расстроится, что я его так испортил, на улицу станет проситься.

— Переживет, — равнодушно обрубил Гарт.

— Так он же, извиняюсь, мертвый, — удивилась Машка. — Как он может что-то пережить?

Гарт пожал плечами:

— А это мои проблемы?

Машка хотела возразить, но прикусила губу. Фраза была очень знакомой, более того, это была ее любимая фраза при общении с одноклассниками. Но сейчас Машке не понравилось, как гадко она прозвучала.

— Каковы мои планы на ближайшее время? — спросила она, смерив новоявленного наставника тяжелым взглядом.

— Дежурить по складу нынче ночью будешь, — зло и весело сказал парень. — У нас всегда новенькие в одиночку дежурят, если не забоятся. Только ведь ты девка... Небось струсишь. Девкам здесь не место.

— Гарт, — одернул его толстый увалень с добродушным глуповатым лицом. — Ну что ты ее... Не надо так. Жалко.

— А ты и прав, — задумчиво пробормотал Гарт, презрительно глядя на Машку. — Что ее с нами равнять. Девка. Забоится. Без разницы, все равно ее скоро выгонят либо спишут. Она не справится. Пошли, Шлепок. Что с ней разговаривать?

— Да я не в том смысле, — постарался оправдаться увалень, но его уже никто не слушал.

Гарт — по привычке, а Машка — из-за захлестнувшего ее бешенства.

— Забоюсь, говоришь, щенок? — свистящим шепотом спросила она.

Напуганные ее странной реакцией, из-за ширмы высунулись еще два парня: один ярко-рыжий и веснушчатый, а второй высокий, лысый и бледный, больше похожий на клиента храма, нежели на его работника.

— Сам-то небось в штаны наложил, когда тебя здесь одного дежурить оставили, а теперь других в собственной трусости обвиняешь. Да любая девка получше тебя ночь здесь просидит.

— Значит, не забоишься? — глумливо переспросил Гарт, явно не веря в Машкину храбрость. — Не сбежишь в кухню?

— Кухня — это место для таких, как ты! — высокомерно отозвалась Машка, смерив его уничижающим взглядом.

С минуту они стояли друг против друга, потом парень сдался. Лицо у Машки стало совсем бешеным.

— Ну смотри, — предупредил разозленный Гарт, — я проверю. Узнаю, что сбежала, уши отъем. Взаправду. Не люблю вралей.

— Ну, ребята, а может, не надо?.. — протянул увалень.

Двое других парней переглянулись и сделали безразличные лица, зазвенели какими-то инструментами и вообще активно демонстрировали, что они здесь ни при чем.

— Помолчи, Шлепок, твой номер последний, — заткнул приятеля Гарт. — Что же, увидимся утром, если жива будешь, девка. Тогда скажу, что делать надо будет. Прочти памятку. Она написана для слабоумных, так что тебе должно быть понятно.

В голосе его сквозила насмешка пополам с вынужденным злым уважением. Если бы Машка не была так взвинчена разговором, она, наверное, могла бы заметить что-то еще. Теперь же она только развернулась к Гарту спиной, не удостаивая его больше ни единым словом. Выскочка паршивый! Наглый сопляк! Да он же ничего, кроме своего примитивного морга с тупыми зомби, не видел!

Скрипнула дверь, стукнула о косяк, и Машка осталась на складе совершенно одна. Даже увлеченные трупом с дергающимися ногами юные исследователи тихонько выскользнули со склада вместе с Гартом. Машка отодрала прилепленную к столу свечку и отправилась осматривать место своего ночного дежурства. Здесь было довольно странно, но не сказать чтобы очень страшно. Неприятно, особенно из-за того, что сильно воняло химией, но вовсе не жутко. Когда первый испуг и шок прошел, Машка с удивлением поняла, что складские зомби — существа неопасные. Самые крупные из них были надежно прикручены к каталкам цепями, более мелкие или разложившиеся обмотаны веревками или тонкими клейкими полосками. Их конечности иногда подергивались, а глаза — у кого были глаза — двигались. Но на этом их активность заканчивалась.

Машка медленно прошлась между каталками, проверяя свою выдержку и силу воли. Мертвецы реагировали на нее спокойно. Большинство из них вообще не заметили ее присутствия, а те, что были посвежее, зашевелили ногами. Машка старалась не подходить к каталкам близко, и не только потому, что от покойников несло мерзким магическим маринадом. Ей не хотелось случайно коснуться их: живые мертвецы казались чем-то неестественным, а потому гадким.

Внезапно ее внимание привлек негромкий скрежет. Она быстро обернулась на него и увидела, что крайне волосатый мертвый мужик с неприлично длинными когтями на ногах и руках, мимо которого она недавно проходила, извиваясь, пытается высвободиться из своих пут. Когти его при этом задевали ширму и саму каталку. Машка поискала глазами кол, который Шлепок использовал для усмирения покойников, но его не было. Вероятно, он торчал в том трупе, что подвергся успокоению раньше. Машка задумчиво почесала щеку и отправилась мимо шустрого покойника к стойке. Внезапно мертвец скосил на нее отлично сохранившиеся глаза, зацарапал когтями активнее, словно кот, скрывающий следы своего преступления, и даже замычал что-то неразборчиво. Машка вздрогнула — по ногам и по спине пробежал холодный ветерок. Пальцы онемели, а в правый глаз что-то попало. На глазах немедленно выступили слезы, и картинка стала размытой. Машка усиленно заморгала, стараясь вернуть резкость изображения, но зрение взбунтовалось совсем и принялось шутить с ней уж совсем дрянные шутки.

На мгновение ей показалось, что вовсе не волосатый вонючий живой труп лежит на каталке, а прекрасноликий блондин в одном, но очень дорогом, ботинке. Глаза у блондина голубые, а на голове красуется золотой обруч. «Принц!» — в полуобморочном состоянии подумала Машка. И сразу вслед за этим пришла совсем другая мысль, здравая, но непонятно откуда взявшаяся: «Метаморф!» И мысль эта внушила отчего-то Машке такой первобытный ужас, что она резво отскочила от трупа, спиной сбив ширму на одну из каталок. И тут же все прояснилось. Вернулось нормальное зрение, и даже вонь перестала столь сильно волновать Машку.

Мелкими шажочками она пятилась к двери, пока страх не прошел, а покойник не перестал дергаться. Волосатый мертвец утихомирился, только когда спиной Машка коснулась двери. «Замечательно! — безрадостно подумала она. — Мои новые мертвые друзья еще и гипнотическими способностями обладают! Чеснока, что ли, наесться?» Она тяжело вздохнула, недобро посмотрев на покойника, вовсе не уверенная в том, что чеснок отпугнет его и ему подобных. А также в том, что тут вообще есть такое растение — чеснок.

На стене возле самого выхода висела «Памятка дежурному складовщику». Обход зала в ней предписывалось делать каждый час, надежно запирать наружную дверь, не пользоваться магическим светом, не шуметь, не отвязывать ходяков и ни в коем случае не покидать пределы зала. Правда, что делать в случае тревоги, Машка так и не поняла: нужно было с кем-то связаться, но как именно, она не имела представления. Ничего похожего на телефон или хотя бы на мегафон в зале не было, а выходить строго запрещалось. «Нужно будет спросить повариху, как подключить себя к этой их магической общительной сети...» — подумала она и вышла в коридор, аккуратно заперев за собой дверь на массивную задвижку. Тушить свечи она не стала — мало ли, может, они зачем-то нужны.

В мягком, похоже искусственном, свете коридора не было ничего от того дерганого, мерцающего освещения, что давали свечи на складе. Казалось, храм предоставлял дежурным время, чтобы успокоиться и прийти в себя, покинув обитель мертвецов. Машка медленно шагнула вперед, спиной ощущая взгляд покойника. Она прекрасно знала, что выдумала этот взгляд, но ощущение менее неприятным не становилось. Волосатый мертвый монстр с отросшими когтями не мог подняться со своей каталки и последовать за ней. Но ощущение взгляда не покидало Машку и заставляло беспокойно передергивать плечами.

— Эй, новенькая! — дружелюбно окликнула ее молоденькая смуглая женшина, похожая на мексиканку. — Все идут на помывку! Ты знаешь, где это?

Машка покачала головой.

— Нет.

А и правда, тепленький душ или ванна сейчас бы не помешали. В конце концов, это отличный способ расслабиться после пережитого напряжения.

— Идем, я покажу тебе.

Машка послушно последовала за «мексиканкой», стараясь запоминать все те коридоры, по которым они шли. Коридорами оказался пронизан весь храм. Они с «мексиканкой» долго поднимались, а потом спускались куда-то, почти не пользуясь лестницами: просто пол в коридорах периодически повышался или понижался. В нижних коридорах хозяева храма явно экономили на освещении. В некоторых местах Машке было сложно не потерять из виду женщину, которая шла впереди нее. Идея заблудиться в храмовых подвалах Машке не слишком нравилась, а потому она старалась не отставать от провожатой.

Разумеется, ни о какой горячей воде или хотя бы тепленькой не было и речи. Хорошо хоть местное начальство уже дошло до идеи разделения прислуги по половому признаку, и девушки мылись отдельно от юношей. Но большой кучей, как в летнем лагере. По своей воле Машка ни за что не решилась бы зайти в такую помывочную одна.

Вероятно, это была единственная по-настоящему роскошная зала в храме, оборудованная по последнему слову магии. На теплый твердый пол, производивший впечатление каменного, низвергались водопады ледяной воды. Вода стекала в круглые сточные дырки. В помывочной царила жутковатая полутьма. Неровный пляшущий свет давали неприятно похожие на руки выросты на стенах. Когда мимо выростов кто-то проходил, они начинали спазматически сокращаться. Выглядело это все отнюдь не умиротворяюще.

— В тот угол не ходи! — не глядя на нее, бросила одна из женщин, кивком указав направление. — Он занят.

— Но там же никого нет! — возмутилась Машка. Черт побери, и здесь какая-то дедовщина царит!

— Пусть идет, — издевательски заметила другая, помоложе первой. — Таким непременно нужно на собственном опыте убедиться, что еж — это именно еж, а не подушка.

Машка опасливо покосилась на угол, послуживший предметом спора, но там действительно никого не было. Даже паршивого привидения. Следовательно, тетки просто пугали ее всякими глупостями, пользуясь положением старослужащих.

С независимым видом Машка взяла одну из скользких тряпок, которые тут заменяли и мыло, и губку сразу, и направилась в облюбованный угол. Странное дело: чем ближе она к нему подходила, тем сильнее ей становилось не по себе, хотя ничего страшного вокруг не происходило. В фильмах ужасов обычно или скрипело что-нибудь, или тьма вокруг сгущалась, или, на худой конец, хотя бы давление поднималось. Но в помывочной не менялось ровным счетом ничего, а жуть внутри Машки все разрасталась. Откровенно говоря, она уже готова была завизжать и броситься назад, если бы не боязнь потерять лицо.

— Эй, новенькая! — окликнули ее. — Прекрати. Нечего там делать!

Машка немедленно развернулась и улыбнулась позвавшей ее женщине, похожей на латиноамериканку. Та махнула ей рукой, выходя из-под ледяного водопада. Машка быстро сунула голову под воду, швырнула тряпку на кучу таких же помывочных принадлежностей и, сочтя мытье законченным, выскочила из залы. На пороге она все же не удержалась — обернулась, краем глаза успев заметить смутное движение в загадочном углу. Солнечного сплетения коснулся холод, не имевший никакого отношения к ледяной воде. Она быстро выскользнула в раздевалку и оделась. Теперь Машке тоже казалось, что угол тот занят. Она никого не увидела, но ощущение, что там кто-то есть, кто-то не слишком живой и терпеливо ждущий, не оставляло ее. Это было очень неприятное ощущение.

К моменту начала дежурства нервы Машки были уже на пределе, и только врожденное упрямство не позволило ей признать себя запуганной и побежденной. В едальне, где снова подавали кашу, Гарт то и дело бросал на нее насмешливые взгляды и, конечно, не мог не заметить, как стучали ее зубы. Машка была уверена, что бледность ее лица всем бросается в глаза и только из вежливости люди стараются не замечать этого. Повариха задумчиво пожевывала губами, глядя на нее сочувственно, но ничего не говорила. Уничтожив свою порцию вязкой каши, которую с прошлого раза никто даже не удосужился подогреть, Машка подошла к общительной поварихе. Стараясь при этом вести себя естественно, чтобы язвительный наставник ее ничего не заподозрил.

— Ты что-то хотела спросить, дочка? — улыбнувшись, поинтересовалась толстушка.

— Ага. — Машка кивнула. — Там на складе написано, что в случае тревоги надо связаться с кем-то. Как это делается?

— Ох ты! — Повариха всплеснула руками. — Я думаю, даже если ты с кем-то свяжешься, это тебе уже не поможет. В случае тревоги... У нас тревоги знаешь какие — о-го-го!

И она энергично потрясла полной рукой, демонстрируя Машке серьезность этих самых «тревог», так что жир, отложившийся на ее внушительной фигуре, заколыхался.

— Ну на всякий случай: как это делается? — поторопила ее Машка, впечатленная демонстрацией.

Ей бы все-таки хотелось иметь возможность в такую минуту позвать кого-нибудь на помощь. Спасателей, команду быстрого магического реагирования или хотя бы местных охранников, если больше в храме никого на этот случай не предусмотрено.

— Не знаю, — просто призналась повариха. — Это с магом надо говорить, а его у нас нет. Начальник вон себе связь сделал и помощнику. А больше никто этих каналов и в глаза не видел. А памятка-то для комиссии написана, чтобы, значит, они считали, что у нас связь внутренняя в храме есть.

— Понятно, — пробурчала Машка без всякого энтузиазма.

Все это было ей хорошо знакомо, но радости оттого, что в чужом мире она встретила знакомые правила, как-то не ощущалось. Выйдя из едальни храма, она с тоской посмотрела на дверь склада, рядом с которой стоял ухмыляющийся Гарт. Преувеличенно любезно он открыл перед ней дверь и повел рукой, приглашая Машку пройти внутрь. Делать нечего — пришлось идти.

— Имей в виду, деревня, — громким шепотом сказал Гарт, — кухня открыта всю ночь. Если будет страшно, можешь закрыть дверь склада и отсидеться там.

Машка сочла, что отвечать на такую явную провокацию ниже ее достоинства, и, гордо вздернув подбородок вверх, молча прошла мимо наставника.

— Огонь — на столе справа. Не потеряй, это мой огонь. У тебя наверняка нет, — с какой-то странной интонацией добавил парень и закрыл дверь.

На складе царила абсолютная темнота. Ни одна свеча не горела. На ощупь Машка пробралась к столу и, нашарив свечку и что-то твердое и округлое, принялась добывать огонь методом тыка. А чтобы было не так страшно, она принялась вслух ругаться. Это отвлекало внимание и позволяло не дергаться из-за каждого шороха в темноте. Странное дело: Машка точно знала, что звуки эти производят живые мертвецы, пытаясь выбраться из веревочного плена, но даже это волновало ее не так сильно, как подозрение, что наставник подложил ей чудовищную свинью. Больше всего ее беспокоило то, что она не могла понять, в чем эта свинья заключается. Скажи ей кто-нибудь еще вчера, что вскоре она окажется в одной комнате с уймой живых мертвецов и будет думать о невзлюбившем ее парне больше, чем о невероятных созданиях, она рассмеялась бы в лицо такому шутнику.

Наконец в руках у нее вспыхнул крохотный огонек. Приспособление оказалось ничуть не сложнее обычной зажигалки, правда, совершенно незнакомой конструкции, напрочь лишенной элементарной логики. Зажигалка представляла собой тяжелый обтесанный камушек, без каких-либо выступов, на которые можно было бы нажать. Зато с дыркой, но не сквозной, как у «куриного бога», а доходящей примерно до середины камня. Палец следовало засунуть именно туда и пощекотать камушек изнутри, чтобы он выпустил из произвольного места короткую струйку огня. Обжегшись пару раз, Машка полностью уверилась в том, что камень выбрасывает огонь туда, куда взбредет его каменной башке, а не туда, куда нужно ей, и мысленно обозвала Гарта нехорошим словом. Но зажечь свечку ей все-таки удалось.

Обтерев вспотевший лоб, она уселась на скамейку возле большого стола, вероятно хирургического. Весь периметр его был обвешан лотками с неприятного вида инструментами. Стол, похоже, являлся главным рабочим местом стажеров-патологоанатомов. Кое-где виднелись ржавые разводы и горелые пятна, однако свежих следов деятельности заметно не было.

Свечка давала неровный слабый свет, в котором зал казался, пожалуй, даже уютным. Никаких шокирующих деталей вроде разлагающихся ног видно не было, и Машка постаралась представить себе, что просто дежурит ночью в больнице. Пациенты храма иногда шевелились и мычали — точь-в-точь как недавно прооперированные, отходя от наркоза. Машка успокоенно водрузила подбородок на сложенные ладони и принялась наблюдать за игрой теней в пятне света, периодически напоминая себе, что спать нельзя. Хотя чем дальше, тем больше хотелось закрыть глаза и совсем чуть-чуть вздремнуть. Вокруг было тихо и спокойно, не происходило ничего неожиданного. Никто не пытался освободиться активнее, чем днем, и банда борцов за права мертвых не врывалась на склад с требованием немедленно освободить покойных граждан.

Сейчас на складе гнилью вовсе не пахло, наоборот, отовсюду доносился слабый цветочный запах, не казавшийся Машке неприятным. Вероятно, пока ее не было, здесь поработала уборщица, вооруженная дезинфицирующим раствором и баллоном хорошего дезодоранта. Машка остро пожалела, что не прихватила из столовой немного еды и чего-нибудь тонизирующего. Она предчувствовала, что ближе к полуночи ей жутко захочется есть, но ничуть не сомневалась, что в кухне всю ночь продежурит подлый наставник, жаждущий уличить ее в трусости. И если она хоть ненадолго покинет склад и появится в кухне, репутация трусихи ей обеспечена. И плохая рекомендация — тоже. А ей, между прочим, здесь еще работать...

Машка всего лишь на секундочку прикрыла глаза и, как ей показалось, в следующее мгновение проснулась от странного, угрожающего звука. Ей вдруг почудилось, что кто-то неосторожно царапнул ножом по стеклу и гулко вздохнул. На складе царила абсолютная темнота. Свечка, которую зажигала Машка, уже догорела.

Кто-то был здесь, в темноте. Она не слышала его дыхания, но это могло значить, что гость не дышит, что вполне естественно для мертвеца. Она не видела его движений, потому что было темно, и не слышала его шагов, потому что гость явно не желал более афишировать свое присутствие и был очень, очень осторожен. Но Машка точно знала, что в темноте склада кто-то есть, кроме беспомощных связанных покойников. И этот кто-то пришел не для того, чтобы сделать ей новогодний подарок.

— Кто здесь? — дрожащим голосом спросила она и нервно рассмеялась от нелепости ситуации. Как же, так он ей и представился!

Но в ответ прошелестело невнятное:

— Уф-фа!

Голос был странный, тихий, похожий на шуршание опавших, сухих листьев по асфальту. Машку пробрала дрожь. С трудом она нашарила в стенной нише еще одну свечку и быстренько зажгла ее, радуясь, что до появления загадочного гостя у нее была возможность потренироваться в добывании огня. От страха она немедленно вспотела, но эстетические аспекты сейчас волновали ее мало. Она же не замуж за ночного визитера собирается!

Свет выхватил из темноты, заполнившей склад, длинную непропорциональную фигуру. Судя по состоянию тела, хозяин его был давно и безнадежно мертв, но подобно телам связанных покойников это тело отлично двигалось и, казалось, осознавало все, что его окружало. Медленно тело перевело взгляд на Машку и неуклюже раздвинуло в улыбке изъеденные кем-то губы. Машка икнула и попятилась. Кажется, визитер был настроен дружелюбно, но что-то и в движениях его, и в улыбке смушало Машку. Какое-то у него все было неправильное: движения неритмичные, как у охотящейся змеи, взгляд голодный, а улыбка — гастрономическая, словно он смотрел на изысканное блюдо, а не на живого человека. Хотя бытует такое мнение, что покойники как раз живыми людьми и питаются.

Неожиданно в голову Машке пришла спасительная и относительно здравая мысль.

— Простите, — робко сказала она, едва ворочая языком, — вы пришли за кем-то из своих друзей? Вам помочь отыскать его? Давайте, я возьму свечку, и мы непременно его найдем. Я с удовольствием позволю вам забрать вашего друга. Ничего не имею против.

Атака — лучшая тактика защиты. Разлагающийся гость замешкался, словно действительно пытался припомнить, а не пришел ли он за одним из своих приятелей. Машка приободрилась. Ей и в самом деле ничуть не жалко было одного паршивого покойника для впечатляющего визитера, непонятно каким образом оказавшегося в закрытом зале. «Стоп, а может, это наш пациент отвязался? — неожиданно подумала Машка. — Развязал веревки и вылез, пока я дрыхла? И я ничего не услышала...»

Оправдываться перед собой она считала лишней тратой времени. Машка присмотрелась к покойнику внимательнее, но никаких знакомых черт в нем не обнаружила. Покойник одет был в коротенькую блестящую юбку, а с худых плеч его свисал длинный изодранный плащ. Он был бос, и длинные ногти его царапали пол, иногда производя тот скрежет, который и разбудил Машку. Впрочем, покойник старался двигаться осторожно, чтобы никого не побеспокоить раньше времени, и «звучал» довольно редко. Длинные грязные волосы, свисающие с его черепа, были редкими и тонкими. Вероятно, при жизни он совсем не ухаживал за ними. Машка была почти уверена, что, если бы она видела раньше это существо, непременно запомнила бы его. Впрочем, днем она рассматривала содержимое склада не слишком-то внимательно. Ее больше занимали Гарт и его приятели. Сейчас она смутно пожалела об этом. Но сожаления об упущенных возможностях занимали ее, как обычно, недолго.

— Простите, а вы сюда или отсюда? — спросила она, незаметно пытаясь нащупать на столе хоть какой-нибудь тяжелый или острый предмет, который можно было бы использовать как оружие.

— Уф-фа, — грустно и непонятно ответил покойник.

Он не хотел делиться с Машкой информацией, что было вполне объяснимо в его положении. Во рту у него была каша в полном смысле этого слова. Язык уже отслужил свое, с голосовыми связками тоже наблюдались проблемы, да и откровенничать с дежурной по складу узник бы не стал, даже если бы мог. Он неприятно повел глазами туда-сюда, словно разминал затекшие мышцы. Это движение сопровождал тихий хлюпающий звук. Глаза у него были красными и слезящимися, как у больного пса. Полное ощущение нереальности происходящего окутало Машку. Она даже хихикнула негромко, глядя в печальные мертвяковые гляделки.

— А за ними раки на хромой собаке, — глубокомысленно пробормотала она чуть погодя, медленно отступая к двери, подальше от ночного визитера.

И в самом деле, на его плаще, крепко прицепившись, висел крупный ракообразный паразит и лениво шевелил длинными красными усами. Машка удивилась, как она не заметила сразу такое экзотическое украшение. «А может, я сама его наколдовала? Стихами?..» — заинтересованно подумала она и попыталась вспомнить что-нибудь еше рифмованное. Желательно про защиту от агрессивных восставших мертвецов. Но в голове, как назло, вертелось: «Съест упырь меня совсем...» Что там было дальше, Машка не помнила, а больше из курса литературы на память не приходило ничего. Она сосредоточилась и выдала вслух бессмертное:

— В темноте пред ним собака на могиле гложет кость!

Покойник заинтересованно взглянул на нее, но превращаться в четвероногого друга человека не стал, а просто придвинулся еще ближе. Может быть, при жизни он был большим поклонником хорошей поэзии? Он повелительно взмахнул иссохшей рукой, похоже, веля ей прочесть что-нибудь еще. Жрать Машку он пока не пытался, пораженный силой искусства.

— «Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, французу отдана?!» — в отчаянии вопросила Машка, сглотнув слюну.

С классической литературой у нее всегда было довольно туго. Чужих стихов она не любила.

Отчего-то «Бородино» впечатлило покойника не столь сильно, как короткий отрывок из стихотворения про упыря. Знаменитое сражение не было близко ему. Нервничая все больше, Машка попыталась вспомнить еще что-нибудь про покойников, упырей, вампиров и прочую нежить, надеясь, что это заинтересует и отвлечет ночного гостя, пока она будет шарить по столу в поисках средств защиты. Наконец рука ее наткнулась на что-то определенно острое. Стараясь не зашипеть от боли, Машка патетически провозгласила:

— Бросьте жертву в пасть Ваала, киньте мученицу львам, отомстит Всевышний вам, я из бездн к нему воззвала!

Мертвяк одобрительно «уфкнул» и покачал головой, показывая, чтобы она продолжала. Но Машка была склонна завершить затянувшийся литературный вечер. Недолго думая она метко запустила в него найденный острый предмет — это оказался скальпель — и кинулась к дверям. Увы, ее умение бросать ножи точно в цель в этом случае оказалось совершенно бесполезным. Покойник удивленно посмотрел на скальпель, вонзившийся ему в горло, и, аккуратно вытащив его, бросил на пол. Металл звякнул о камень, а мертвый визитер взглянул на Машку, безуспешно пытающуюся отодвинуть засов, и укоризненно сказал:

— Уф-фа.

Тут засов наконец поддался ее усилиям, она быстренько выскользнула со склада, захлопнула дверь и тщательно задвинула внешний засов. Однако не успела Машка перевести дух, как дверь затрещала, засов переломился, словно спичка, а покойник без всяких усилий вышел в коридор. Машка бросила отчаянный взгляд в сторону кухни, но на двери ее болтался замок и там явно никого не было — ни доброжелательной поварихи, ни даже Гарта. «И здесь наврал, мерзавец!» — горько подумала Машка, в полной мере оценив размеры свиньи, подложенной ей подлым наставником. Даже отсидеться здесь было негде. Пришлось полагаться исключительно на собственные невеликие силы и хорошую соображалку. Потому как больше ничего под рукой не оказалось.

А мертвеца, похоже, Машкина выходка изрядно разозлила. Он нервно дергал правой рукой и нудно, злобно «уф-фкал», не сводя с нее голодного взгляда.

— Утомлять окружающих своим ужасным произношением — дурной тон, — наставительно сказала Машка, изо всех сил стараясь не испугаться еще больше, чем уже была испугана.

Она еще не успела привыкнуть к тому, как активно себя ведут в этом мире покойники. Мертвец смотрел на нее с изрядным гастрономическим интересом и задумчиво, по-стариковски, жевал губами. Из уголка его рта свисала белая ниточка, словно ему зашивали рот, но он распорол шовчик, а хвостик нитки выдернуть забыл. Когда находишься в таком плачевном состоянии, склероз еще не самое худшее, что может случиться.

— Шуф-фа, — произнес он чуть более внятно. То ли мертвый гость храма Херона был иностранцем, то ли уже настолько разложился, что понять его было очень трудно.

— Все равно не понимаю. — Машка пожала плечами и отошла подальше, стараясь не поворачиваться к нему спиной.

Тогда мертвец низко-низко загудел и медленно двинулся к ней. Он не переступал ногами, а именно двигался, неотвратимо и плавно, и это было по-настоящему страшно. Он уже не пытался говорить и, кажется, сердился. В коридоре стояла тишина, только — цок-цок — стучали отросшие ногти покойника о каменный пол. На большом пальце правой ноги висела аккуратная бирка с номером «55». Это окончательно убедило Машку в том, что покойник бежал со своей каталки, а не забрался на склад каким-нибудь таинственным магическим способом. У диких покойников вряд ли есть порядковые номера.

Полоски светящегося мха на стенах и потолке вспыхнули ярче, реагируя на все усиливающийся Машкин страх. Машка отступила еще на шаг, уговаривая себя не впадать в панику, а потом завизжала, повернулась и выбежала в следующий, темный и узкий, коридор. Цоканье преследовало ее и изрядно нервировало. Кроме того, гул, сопровождающий разозленное существо, давил на мозг и внушал иррациональный страх. «Наверное, что-то связанное с частотой звука», — решила Машка. Она не помнила, сколько именно герц дают такой эффект, но что он существует, знала твердо, потому что читала об этом в одной статье про Бермудский треугольник.

Цок-цок — снова раздалось из темноты.

Машка замерла, прижавшись к стене в надежде, что ночной путешественник по коридорам не обратит на нее внимания. Через несколько минут цоканье послышалось отчетливее и ближе. Машке казалось, что она дышит слишком громко, и существо непременно услышит ее. Она затаила дыхание и постаралась стать неприметной, как мышка.

Цок-цок — неуверенно простучали когти вокруг нее. Путешественник был начисто лишен обоняния и ночного зрения, что довольно странно для агрессивного потустороннего людоеда. Он еще немного пошлялся поблизости от Машки и медленно направился дальше. Машка чуть выждала и кинулась бежать в противоположную сторону, уповая на то, что не слишком шумит.

Только пробежав несколько коридоров, она снова обрела способность думать логично. Низкий гул, сопровождающий движения ходячего трупа, навел ее на кое-какие интересные мысли. «А что, если, — размышляла она, — это вовсе не враждебная к людям самозародившаяся магия? Очень может быть, что внутри у этого существа — моторчик, а в ступнях скрыты колеса... А слуги Херона, за всю свою жизнь не встречавшие ничего, кроме магии, сочли примитивную технику страшной и противоестественной!» Незадолго до своего перемещения Машка читала что-то о новом типе пылесосов, которые ездят по помещению и убирают сами. Так почему бы не существовать роботу-охранняку, который реагирует на движение или тепло? А может, интересуется у гостя паролем на вход или чем-то подобным? Может быть, все эти ходяки — просто устаревшие машины, которые служители храма Херона выкапывают в археологических экспедициях и изучают, а вовсе не сюрреалистические запредельные покойники? Это крестьяне считают их восставшими мертвецами, а на самом деле они умные машины каких-нибудь Предтеч. Машка не помнила, в какой именно книжке она вычитала про эту космическую древнюю расу, но считала теорию их существования вполне обоснованной. Значит, вполне возможно, что Предтечи побывали и здесь, некоторое время пожили, клепая свои умные машины, а потом улетели или вымерли. А ходяки остались пугать диких, необразованных аборигенов.

Гул, уведомляющий ее о присутствии ходяка неподалеку, послышался снова, но Машку это уже не испугало. Она точно знала, что практически у любой машины есть кнопка выключения. И про знаменитые Три Закона Роботехники она помнила. Оставалось надеяться, что неведомые создатели ходяков руководствовались той же логикой и литературой, что и она. Ну по крайней мере похожей. Судя по тому, как выглядел этот псевдопокойник, Предтечи тоже были гуманоидами, а это внушало оптимизм. Они же должны были как-то обезопасить себя от своих машин. Следовательно, Машка, будучи чистокровным гуманоидом, вполне могла отдать приказание роботу и выключить его. Оставалось понять как.

Звук, издаваемый предполагаемым роботом, усилился. Машка яростно выдохнула и сосредоточилась. Редкие пятна местной растительности на стенах давали слабый свет. Назойливый восставший-ото-сна появился из-за поворота коридора, слегка приволакивая правую ногу. После кросса по храму он выглядел довольно жалко и, скорее всего, требовал капитального ремонта. Машка приободрилась. Заметивший ее псевдопокойник приободрился тоже и зашагал быстрее, радостно повторяя: «Шуф-фа». Со словарным запасом у него явно были большие проблемы. «Блок памяти поврежден?» — предположила Машка. Низкий гул будил в ней тревогу. Хотелось заткнуть уши и бежать, но она мужественно осталась на месте. Вопрос с взбесившейся машиной нужно было как-то решать.

— Стой! — приказала она, но мерзавец не обратил на это ни малейшего внимания. — Стоп! Замри! Отбой! Спать! Выключиться! Перезагрузка!

Последнее слово, казалось, смутило ходяка. Он замедлил движение и вопросительно взглянул на Машку.

— А, работает! — обрадовалась она и попыталась быстренько вспомнить все знакомые ей умные компьютерные слова. — Перепрограммирование! Доступ разрешен! Формат цэ комплит!

Что означает последнее выражение, Машка не знала, но оно часто встречалось в анекдотах, которые рассказывали одноклассники, увлеченные компьютерами. Машка так понимала, что это «формат цэ» на их языке значит, что все плохо и все сломалось. Собственно, именно это ей и было надо.

— Шуф-фа, — сказал ходяк, неуклюже взмахнув рукой, и подошел к ней вплотную.

«Нет, машина так вонять не может!» — не успев как следует испугаться, поняла Машка и рванулась бежать. Реакция у покойника оказалась намного выше среднестатистической. Он ухватил Машку за локоть и швырнул на пол. Его мышцы наверняка давно уже сгнили, так что оставалось непонятным, откуда в нем столько силищи. Машка больно ударилась об пол копчиком и, не удержавшись всхлипнула. Покойник взглянул на нее равнодушно и изучающе, словно раздумывая, жрать ее сейчас или немного погодя, и вдруг издал тоненький комариный писк. В ушах у Машки зазвенело, перед глазами все завертелось. И она отключилась, словно рухнула в сон. Тело ее, брошенное на камни храмового пола, какое-то время еще трепыхалось, а потом затихло.

Гадкая мертвая тварь воровато огляделась и уселась рядом с телом. Глаза ее хищно блеснули в темноте. Взяв Машку за руку, ночной гость сильно, до синяков, сжал ее пальцами и довольно замычал. Через некоторое время обе фигуры — лежащую и сидящую на полу — начало окутывать безумно красивое зеленовато-фиолетовое мерцание. Оно становилось все гуще и гуще, пока совсем не скрыло их. Спустя еще несколько мгновений послышался деревянный стук, и мерцание пропало, словно его и не было вовсе. На полу лежало полуразложившееся тело бывшего ходячего трупа, а тело Машки, неудобно опершись на локти, медленно поднималось рядом с ним. Покрутив шеей, словно разминая ее после долгого сна, оно улыбнулось. Выражение глаз было злобным и голодным.

— Шуф-фа, — сказало тело и снова с удовольствием повторило. — Шуф-фа. Шуф-фа — да. Шуф-фа возьмет сам.

Что именно возьмет Шуф-фа, тело объяснять не спешило, да в том и не было особой нужды. Могущественный переселенец просто опробовал свое новое тело: подал голос, несколько раз взмахнул руками и внимательно рассмотрел небритые Машкины ноги. Вероятно, соседствуй сейчас Машка с новым владельцем собственного тела, она непременно смутилась бы. Но ее здесь уже не было. Тело удовлетворенно хрюкнуло, неуверенно встало на ноги и странным, шаркающим шагом направилось по коридору. Служителей храма Херона ждала тяжелая ночка.

Сама Машка тем временем чувствовала себя немного необычно, однако никаких особых неудобств не испытывала. Плавая в густом розовом киселе, она лениво размышляла о том, почему люди так боятся темноты. Неужели в отсутствии света есть что-то пугающее? Кисель, окружающий ее, света пропускал совсем мало, и это было очень приятно. Хотелось спать, но мысли не давали ей расслабиться. Почему-то представлялось важным докопаться до ответа на вопрос о взаимоотношениях людей и тьмы. «Наверное, это потому, что в первобытные времена, когда люди жили в пещерах без дверей, ночных хищников было больше, чем дневных, — решила наконец Машка. — И из темноты могло прийти что-то страшное, вроде саблезубого тигра». Кисель оставлял довольно мало возможностей для активного передвижения, да и двигаться не очень-то хотелось. Машка подумала, что с удовольствием улеглась бы сейчас на кушетку и немного поспала, хотя что именно так утомило ее, она не помнила. Это раздражало.

Через некоторое время она почувствовала, что опускается вниз. Кисель скользил по ее лицу, но дышать совсем не мешал, словно она стала рыбой или кем-то еще, кто дышит жабрами. Движение ее все ускорялось и ускорялось, и, чем быстрее она опускалась, тем более ощутимо давил на нее кисель. Под конец давление стало совсем уж невыносимым и даже болезненным. Это было ужасно неприятно. Всю жизнь Машка боялась застрять где-нибудь и задохнуться. Именно по этой причине, а вовсе не из-за брезгливости, она никогда не спускалась в канализацию, не ходила с диггерами и спелеологами, хотя ей интересно было бы посмотреть на все эти загадочные катакомбы. Машка поморщилась и резко дернулась вперед. Послышался хлопок, и она вылетела из киселя, как пробка из бутылки шампанского. Короткий полет оглушил ее — раньше она никогда не летала так быстро. И вообще не летала, только во сне.

Она пришла в себя спустя несколько минут на жестком, очень колючем ковре в маленькой, плохо освещенной комнате. Кроме ковра здесь была пустая вешалка, а прямо у ее ржавых ножек стояла здоровенная ваза, похожая на китайскую. Судя по тому, что из горлышка вазы торчал веник, использовали ее здесь в качестве мусорной корзины. Машка фыркнула неодобрительно и отвела глаза. У противоположной стены, скрестив ноги по-турецки, на полу сидел синекожий мужик, чем-то показавшийся ей знакомым. На шее у него висело ожерелье из крупных экзотических цветов, распространяющих сладкий, тяжелый запах. Но Машка никак не могла вспомнить, где же она видела его раньше: то ли в музее, то ли во сне, потому как в реальности синекожих мужиков не существует вовсе.

— И опять все не в порядке, — укоризненно сказал он. — Как только я начинаю заниматься какими-то своими делами, ты непременно попадаешь в переделку! Так дело не пойдет.

— Куда не пойдет? — тупо переспросила Машка. — Какое дело?

— Важное! — отрезал синелицый.

Сейчас он показался Машке ужасно похожим на лошадь. Честное слово, если бы он был не синим, а красным, Машка приняла бы его за лошадь. Эта мысль рассмешила ее. В голове от нее стало щекотно. В самом деле, как это синий человек может быть похож на красную лошадь?

— Это не смешно, — заметил мужик. — Надо что-то решать.

— Решайте, — великодушно предложила Машка. Ей было все равно, и многопудовая, болезненная сонливость не исчезала. Думать было тяжко.

— Спасибо, — язвительно поблагодарил мужик. — Скажи мне только, почему ты непременно выбираешь самые неприятные и опасные места для своих приключений? И почему ты никогда не слушаешь голоса своего сердца?

— Потому что у меня сердце не говорящее! — буркнула Машка. — У него встроенных динамиков нету.

— Это очень плохо, — серьезно заметил синий.

— Да что вы говорите? — нарочито глупо удивилась Машка и тут же вспомнила, отчего она так сильно устала. — Лучше бы грохнули этого безмозглого уффкающего покойника, чем меня пилить! Пилить-то все горазды.

— Его звали Шуффа Раваль, — задумчиво сказал синий мужик. — Он был одним из лучших подопечных Херона — черный маг, непревзойденный шпион и убийца. Он не захотел быть мертвым и бежал из застенков потустороннего мира. Что же, я его хорошо понимаю. Владения Херона не назовешь особенно уютным местом.

— Это что, ад? — удивилась Машка.

— Ни в коей мере, — возразил ее собеседник. — Просто Херон считает ниже своего достоинства заниматься обустройством и ремонтом. Он полагает, что это женская работа, равно как и уборка. Но у Владыки смерти нет женской ипостаси — он не способен ужиться даже с самим собой. У Херона довольно тяжелый характер, и он невероятно ленив.

— Так вот почему у него храм такой грязный и неуютный, — догадалась Машка, в голове которой начало проясняться. Скорее мерзкие, чем романтические, неясные обрывки воспоминаний стали складываться в смутную, но совершенно точно неприглядную цельную картину.

— Храмом должны заниматься жрецы, а не могущественный Владыка. Я, к примеру, в своих храмах практически не появляюсь, но мои жрецы поддерживают их в должном виде, — отозвался мужик, неожиданно оказавшийся еще и богом. По крайней мере, Машка не знала больше никого, кому бы воздвигали храмы. — А впрочем, ты права, каков бог, таков и священный пирог.

— При чем тут пирог? — не поняла Машка.

— Это традиция, — объяснил мужик. — Каждому божеству в определенный день жертвуют особенный пирог, сотворенный руками всех его последователей и подопечных. Каждому богу — свой пирог, отличающийся от остальных. Потому у нас так говорят.

Машка кивнула.

— Понятно.

— Ладно, — внезапно решил синелицый, — я придумал. Я научу тебя слушаться своего внутреннего голоса и слышать предупреждения своего сердца. Это должно помочь, ведь сердце у тебя не какое-нибудь, а самое лучшее. Мудрое у тебя сердце.

— Хм, а мама говорила — слабое, — вполголоса пробормотала Машка.

Собеседник ее не обратил внимания на эту фразу, а может, ему просто удобнее было сделать вид, что он не расслышал, что там Машка бормочет. Он проделал какой-то сложный пасс руками, и у Машки закружилась голова. Некоторое время она еще пыталась устоять на ногах, потом рухнула и потеряла сознание.