"Ночь судьбы" - читать интересную книгу автора (Казаков Дмитрий)Глава 21Утро легло на плечи нежданной тяжестью. Ратан с момента пробуждения ощущал себя так, словно взвалил на шею десяток пудов. Встать смог лишь с величайшим трудом. Костеря себя во все лопатки, бывший воевода корчился под изумленным взором Хорта. Сил не хватало даже на то, чтобы поднять руку. Синяки болели, напоминая о вчерашнем сражении. Когда все же встал, в спине что-то хрустнуло. Боль побежала по пояснице теплая, словно кровь из раны. – Что с тобой? – спросил Хорт испуганно. – И на старуху бывает проруха, – ответил Ратан, дивясь хриплому карканью, что вылетело изо рта вместо слов. – Надорвался вчера, похоже. – Может, денек переждем? – нахмурился охотник. – Ни за что! – отрезал Ратан, с усилием выпрямляясь. – Надо идти. Осталось немного. – Совсем немного, – невесело улыбнулся Хорт. На ходу странная судорога ослабела, словно растаял в мускулах невидимый лед. Ратан ощутил себя ловчее, сильнее. Но тяжесть никуда не делась, висела на шее, дразнилась: «Аи, не дойдешь! Аи, упадешь!» Ратан сжимал кулаки и шагал дальше. «Врешь, дойду!» – шептал сам себе. Колыхалась впереди спина Хорта, прятался в дымке опротивевший чужой лес. Лес вокруг нравился Хорту все меньше. Вроде те же деревья, тот же подлесок, странные змеевидные растения, что висят на ветвях. Тот же воздух, напоенный сильными запахами, та же трава под ногами. Но чем дальше на юг, тем тяжелее давалась дорога. Что-то давило на плечи. Словно туча собиралась над головой, невидимая, мрачная грозовая туча. Черная и тяжелая, которая всякого, кто войдет в ее тень, приветствует испепеляющей молнией. Похожие ощущения Хорт испытывал в Темнолесье. Но там все было ясно. Царство древнего зла, равнодушного и к себе, и к чужакам. Оно просто по природе таково, что не может влиять на людей иначе. Здесь же злоба копилась именно для того, чтобы нанести удар пришельцам, злоба активная, разумная, живая. Тревогу внушали и странные звуки, что раздавались в чаще. Резкие и членораздельные, они походили и на разумную речь, и на звериные крики. Слыша в них ярость, Хорт обливался потом, и лук в руке не казался надежной защитой. Злоба овеществилась в тот момент, когда путники вышли на длинную и узкую, словно просека, поляну. Не успел Хорт сделать и двух шагов по ярко-оранжевому ковру резко пахнущих цветов, как на противоположном краю поляны беззвучно возникла темная фигура. Хорт резко остановился. Стрела сама легла на тетиву, но там и осталась. Существо, что приближалось, не выказывало агрессивных намерений. «Так, не нападем и мы первыми», – решил Хорт. За спиной слегка вжикнула сталь – меч Ратана покинул ножны. Цветы пахли столь сильно, что перед глазами плавала легкая дымка. Она мешала хорошо рассмотреть приближающегося зверя. Чернее ночи, он напомнил Хорту помесь крысы и ящерицы. Зубастая морда на квадратном, покрытом короткой шерстью теле. Голый хвост, кривые, странно расположенные лапы. За десяток шагов до людей зверь остановился. Вывесил красный язык, в добрый аршин длиной, и принялся разглядывать путников. От этого взгляда по спине Хорта побежал холодок. Шорох слева заставил охотника на миг отвести взгляд. А когда вернул его назад, то руки все сделали раньше, чем Хорт успел испугаться. Стрела сорвалась с тетивы, помчалась навстречу распластавшемуся в прыжке хищнику. За сестрой устремилась вторая, и Хорт упал вбок, понимая, что стрелам не остановить тяжелого зверя. Что-то больно хлестнуло по лицу, рвануло за ухо. Когда вскочил на ноги, сжимая топор, все оказалось кончено. На месте кратковременного боя стоял Ратан. Два зверя, очень похожих друг на друга, лежали у его ног. Первый – с двумя стрелами в морде, второй – с длинной рубленой раной на шее. С меча, что сверкал в руках воина лучом солнечного света, капала кровь. – Что уставился? – спросил Ратан буднично, отирая лезвие. – Неужели никогда не убивал, или не видел, как убивают? – Видел и убивал, – Хорт судорожно сглотнул. В горле вдруг стало сухо, как бывает после попойки. – Но не здесь и не так. – Что не здесь? – нахмурился Ратан, пряча клинок в ножны. – Эти зубастики растерзали бы нас, замешкайся ты или я на миг. Что ты заговариваешься! – Не знаю, – сказал Хорт растерянно. – Я думал, что у Храма должен царить мир. А так – чем дальше, тем больше смертей. – Дорогу к свету всегда преграждает мрак, а жизнь и мир покупаются смертью, добровольной или насильственной, – во взгляде Ратана мелькнуло удивление. – Да тебе пол уха оторвали! – Как? – испугался Хорт. Только тут до сознания достучалась дергающая боль с левой стороны головы. Ухо словно горело огнем. Охотник скосил глаза. Плечо оказалось обильно заляпано кровью. Мир неожиданно закружился колесом, Хорт ощутил, что падает в обморок, и судорожно пытался этому воспротивиться. Лицо охотника покрылось потом, ноги ослабли, и в тот же миг мощный удар по щеке заставил сотрястись все его существо. Еще один удар, и сквозь рябь в глазах Хорт разглядел суровое лицо воеводы: – Ишь, чего удумал, в обморок падать. Словно девица красная! – Все, я в порядке, – пробормотал Хорт, чувствуя, что может стоять. Мокрое, словно после купания, лицо, отер рукавом. – Такое бывает, кивнул Ратан с пониманием. – Царапину не заметишь, а потом от нее и падаешь. – Бывает. Сейчас перевяжем, – согласился Хорт. Ухо болело не очень сильно, но кровь текла обильно. – А потом пойдем. – Именно, – серьезно ответил воевода. Когда двинулись, вновь полез в ноздри цветочный аромат. Он раздражал, и охотник без жалости давил оранжевые соцветия. После сражения смолкли звучавшие ранее в лесу крики. Чаща молчала, словно перед бурей. Но не прошли люди и сотни саженей, как вокруг разразилась настоящая какофония. Началось все с одного вопля, столь пронзительного, что у путников заложило уши. К первому голосу присоединились другие, и вскоре стало ясно, что перекликаются пять или шесть существ. – Как коты по весне, – сказал Хорт, оглядываясь. В воплях звучала угроза. – И кричат они сейчас над трупами тех, кого мы завалили, – мрачно кивнул Ратан. – Не нравится мне это. Не должны столь крупные хищники охотится стаей! – Не должны, а охотятся. И сильны, и быстры эти твари, – в голосе воеводы слышалось уважение, – и достаточно умны, чтобы засаду устроить. – Теперь они, наверняка, насядут всей стаей, – вздохнул Хорт. – Да, нас ждет веселенькая битва, – кивнул Ратан. Крики на миг смолкли, потом начали приближаться. Ни слова ни говоря, Ратан кивнул на упавший ствол, что нерукотворным валом перегородил путь. Люди быстро перебрались через него. Хорт приготовил лук, выложил стрелы. Ратан обнажил оба меча. Ждать пришлось недолго. Ветви зашелестели, пропуская родича убитых хищников. Увидев людей, зверюга радостно взвизгнула и кинулась вперед. Свистнули стрелы, и тварь забилась на земле в предсмертной судороге. Хорт не промахнулся. Пока занимались первым врагом, из леса выметнулись остальные. Четыре темные молнии одновременно. Хорт успел выпустить три стрелы. Попал или нет – не увидел, сразу упал под прикрытие дерева, нащупывая рукоять топора. Над головой проскочило что-то тяжелое, обдав запахом шерсти. Вскочил охотник уже с топором. По эту сторону огромного бревна оказался один зверь. Кроме стрелы в плече его украшала рана поперек живота: Ратан постарался. Сизые внутренности волочились по земле, распространяя зловоние. Лапы чудища подгибались, а угли глаз тухли, подергиваясь пеплом смерти. Пользуясь тем, что раненая тварь не была способна напасть, Хорт оглянулся. Бревно тряслось. Ратан, ловко балансируя на нем, отбивал атаки двух зверей, что наседали с разных сторон. Еще один хищник, готовился к прыжку. Но высунувшийся из-за ствола Хорт показался ему куда более привлекательной добычей. Могучее тело взвилось в высоком прыжке, и вот хищная бестия щелкает зубами по эту сторону бревна. Хорт крепче сжал топор, надеясь прекратить дрожь в руках. Словно нарочно пугая человека, тварь вполне членораздельно прошипела: «Ты мой! Хррр...» Хорт даже не успел удивиться. Охотник просто махнул топором и, к собственному удивлению, попал. Что-то хрустнуло под лезвием, точно ветка под ногой. Он отскочил, но чудище и не думало нападать. Стояло, покачиваясь, глаза его горели злобой и обидой, почти детской. Узкая багровая щель на переносице смотрелось чуждо, и Хорт не сразу понял, что это след от его топора. «Хрррр, победил», – устало вздохнуло говорящее чудище и упало вперед, ткнувшись мордой в землю. Вцепившись в топор, Хорт развернулся к бревну. Там сражение продолжалось. На Ратана наседала уже одна тварь, но сил у воина, судя по замедленным движениям, оставалось немного. Он лишь отбивался, а одежда его была вся в крови. Хорт решительно подскочил и ударил, целясь в лапу, поросшую густой черной шерстью. Топор дернуло, он вырвался из рук, словно обретя свою волю. Хорт упал, слыша, как где-то в стороне ревет и беснуется чудовище. Но рык быстро прервался, послышался звук падения. Ратан воспользовался заминкой противника. Хорт встал, готовясь ликовать. Но радость исчезла, как только он увидел Ратана. Белее мела, воин медленно заваливался на бок. Не подоспей вовремя охотник, так и рухнул бы рядом с поверженными врагами. Хорт аккуратно уложил соратника. Ран оказалось множество, самая страшная обезобразила бок. Как мог Ратан биться, имея такое повреждение, не знал, наверное, и он сам. Понимание, что воин обречен, и он, Хорт, ничего не может сделать, навалилось на плечи. – Не умирай, не умирай, пожалуйста, – шептал охотник, вглядываясь в лицо Ратана. Словно повинуясь словам, Ратан открыл глаза. Произнес внятно: – Все, отвоевался. Не грусти. Ты остался один, и тебе идти в Храм. – Мне? Нет, я не могу! – воскликнул Хорт в ужасе. – Я не достоин, я даже Дара не имею! Почему я? – Потому что больше некому, – отозвался Ратан. – Все равно ты не найдешь дороги к дому, даже если повернешь назад. Этот лес хорошо хранит тайны. – Мне идти в Храм? Я же простой охотник! Ночь Судьбы – дело магов и князей, – Хорта трясло. Так ощущает себя, должно быть меч, который из горна суют в ледяную воду. – Кто знает, чье это дело? – Ратан нашел силы улыбнуться. – Не нам судить? Иди. Ты пойдешь и от моего имени, и от имени Родомиста, и даже Леслава. Иди, чтобы наша смерть не была напрасной. И возьми мой меч... Последним движением воин вложил Хорту в ладонь покрытую кровью рукоять, и в тот же миг лицо его просветлело. Чистой водой пробежала по лицу Ратана смерть, смывая следы мук и усталости. Воин выглядел спящим и совсем молодым. Хорт не выдержал, зарыдал, уткнувшись в тело соратника. Со стороны это могло бы выглядеть постыдным – плачущий мужчина. Но некому было смотреть со стороны. Затем Хорт встал, убрал клинок в ножны. Выкопал могилу и двинулся далее, лишь когда воздвиг над телом друга солидный холм. Меч отягощал спину, но тяжесть эта была приятна для бывшего, теперь точно – бывшего, охотника. Их оказалось трое, в равной мере свирепых, готовых убивать, сильных и злых. Одинаково черные, зубастые и хвостатые, они вышли из леса и уселись прямо на пути Брана. Случилось этот в тот момент, когда государь Эрина поверил, что дойдет до Храма без препятствий. Три Стража – это много даже для самого опытного и сильного воина. Следя за хищниками, Бран осторожно снял мешок. Рукоять меча истово отдалась ласке пальцев. Лезвие тускло сверкнуло, приняв на себя багрянец вечернего светила. Стражи никак не прореагировали на появившееся оружие. Один невозмутимо ковырял в ухе. Таким длинным когтем, как у него, делать это, наверняка, удобно. Второй с деланной скукой оглядывал лес, третий зевал, демонстрируя острые клыки. – Ну что ребята, поиграем? – спросил Бран, водя мечом из стороны в сторону. – Или вы меня пропустите? – Гррр, – средний из Стражей поднял голову. Глаза, неправдоподобно умные на звериной морде, смотрели настороженно. – Игррры? Да, мы любим игррры... И тут же, без паузы, прыгнул вперед. Бран ждал именно такого броска и отреагировал, как надо. Отскочил в сторону, и нанес резкий удар в то место, где только что стоял. Но меч зря разрезал воздух. Прыжок Стража оказался обманным – тот приблизился всего на сажень. Мерзкое хихиканье огласило лес. Смеялись Стражи гаденько, тряся высунутыми языками, повизгивая и смешно дергая ушами. Бран ощутил злость. Давно его так не оскорбляли! С боевым криком владыка Эрина сам бросился в атаку. Выпад его был молниеносен. Ни альв, ни Волосатый, ни Полурослый, никто бы не уклонился от разящего лезвия. Страж ушел от него легко, одним движением. Нападать почему-то не стал. Клацнул зубами у самого уха альва, и отскочил в сторону. Бран ударил еще и еще. Меч разочарованно вибрировал, ощущая промахи. Черные бестии хитро изворачивались, пропуская лезвие рядом, пригибались и отпрыгивали. Когда пот стал заливать глаза, Бран остановился. Руки его слегка гудели. – Почему вы не нападаете? – спросил он напряженно. – Гррр, аргх, мы не можем, – ответил тот же Страж, что заговорил первым. – Тот, кто однажды прррошел мимо нас, неподвластен Стррражам... гррр... – Ах, вот как, – Бран ощутил разочарование. Спрятал меч. – А как вы отличаете таких... эээ... существ? – Прросто мы их видим, – отозвался другой Страж, поменьше первого. – Да, – Бран подобрал мешок. – В прошлый раз вы меня встретили гораздо хуже. Он прошел между черными телами, морщась от резкого запаха, что присущ хищникам, пусть они даже разумны и могут говорить. Затаил дыхание, в глубине души опасаясь, что все сказанное Стражами обман, ловушка, и вот сейчас ударят. Треснет под мощными лапами хрупкая плоть... Но обошлось. Вскоре путь пошел под уклон. Деревья постепенно редели, уступая место высокому жестколистному кустарнику. Затем начались овраги. За тридцать два года дорога не стерлась из памяти, и альв легко нашел нужную ложбину. По тенистому зеленому ущелью быстро вышел к воде. Озеро лежало слитком раскаленного голубого металла в горне берегов. Круглое, словно плод, и червячком в нем смотрелся остров на лазоревой глади. Многое изменилось за те годы, что Бран не был здесь. Остров вроде бы немного сдвинулся, и берега его альв запомнил совсем не такими. Вода, что в прошлый приход была прозрачной, почти белой, теперь вобрала в себя все краски неба. Постояв немного, Бран извлек топор и принялся за дело. После некоторых поисков приволок несколько стволов, подходящих для плота. К тому моменту, когда солнце наполовину скрылось за горами на западе, Бран был готов пересечь последний участок пути. Оставался нерешенным один вопрос – успеет ли он сделать это к ночи? Они шли на юг, и колено болело с каждым днем все сильнее. Выдержки не хватало, Луций шипел сквозь зубы и ругался шепотом. Боль отдавала по всему телу, из логовища в ноге тянулась остроконечными щупальцами через спину, Даже в голове мотался маленький осколочек боли. Поклажу Луций отдал побратиму, скрипя зубами от унижения, но помогало это мало. Йотун же делал, казалось, все, чтобы окончательно уверить Луция в том, что он только бесполезная обуза. Не жалуясь, тащил двойной груз, выполнял все работы по биваку. На долю цверга оставалось лишь охота. Замерев в засаде, он ждал, пока какая-нибудь птаха не залетит в пределы досягаемости дальнобойного лука. Но случались и ошибки. Одна из птиц оказалась настолько жестка, что мясо ее даже в сваренном состоянии оказалось невозможно есть, В другой раз вышло еще хуже. Мягкое нежное мясо ели, пальчики облизывая. Но ночью Луций проснулся от рези в животе. Едва успел добраться до кустов и стянуть штаны. Терика он не видел, но звуки, доносящиеся с противоположной стороны поляны, говорили о том, что йотуна рвет, страшно и обильно. Так они и провели всю ночь, бегая в кусты. Наутро пустились в путь лишь ради того, чтобы отойти подальше от места, которое так хорошо «пометили». Несколько раз Терик предлагал понести низкорослого спутника, но каждый раз получал твердый отказ: – Ты что, сын конунга, унизить меня хочешь? – говорил Луций, белея от ярости. – Желаешь, чтобы я остатки уважения к себе потерял? Пока могу идти – буду идти, а не смогу – скажу. Тогда и понесешь. Ведь мы успеваем к сроку? – Успеваем, – успокаивающе вскидывал Терик огромные ладони. Но на следующий день сцена повторялась. Проснуться удалось с неимоверным трудом. В животе что-то шевелилось, намереваясь выбраться – сказывались последствия позавчерашнего ужина. Дурная слабость прошла, но мускулы еще не обрели обычной силы. Тяжко вздохнув, Терик открыл глаза. Солнце уже встало, хотя и не выползло из-за деревьев. На листьях, на траве, на стволах, всюду драгоценным бисером сияли росинки. Маленькие радуги тысячами рождались и гибли, ловя переменчивые лучи утреннего светила. Красоту пейзажа портил Луций. Мрачный и всклокоченный, сидел он у вяло дымящегося костра. Ногу поглаживал. Посмотрел на Терика равнодушно, сказал хрипло: – Что, проснулся? – Ага, – Терик зевнул так, что из соседнего куста с испуганным чириканьем вылетела похожая на сойку пичуга. – Как твоя нога? Не лучше? – Куда уж лучше, – Луций запустил руку в рыжину бороды и принялся остервенело там копаться. – Хорошо, что не хуже. Идти смогу. Терик покачал головой, но промолчал. Вышли рано, надеясь пройти побольше до наступления жары. Терик, по установившемуся порядку,: шел впереди. Прорубал дорогу сквозь сплетение кустов, ветвей и еще каких-то странных, неизвестных на севере, вьющихся растений. Разрубленные, они извивались, словно живые, норовя задеть по лицу. К полудню вошли в рощу высоченных деревьев. Коричневые стволы возносились в полумраке, порожденном сплетшимися вверху ветвями. Подлеска не было совсем, торчала лишь трава, мелкая, блеклая. Из темноты тянуло приятной прохладой. Пахло старой древесиной. Вступил Терик под темные своды с удовольствием. Жаре сюда хода нет, по крайней мере, пока, и чувствуешь себя, почти как дома. Да и Луций приободрился, зашагал веселее. Что-то мелькнуло в полумраке слева, быстрое и крупное. За спиной Терик услышал шорох доставаемой стрелы. Йотун тоже приготовил оружие. Древко секиры неприятно грелось в руках, и Терику стало казаться, что он несет не мертвую деревяшку, а живое существо, с заостренной, тяжелой головой. Нападение последовало сзади. Чуть слышно что-то царапнуло во мраке, раздалось шуршание, и тело Терика среагировало само, без участия разума. Он резко развернулся, охнув, отлетел в сторону Луций. Секира сама прыгнула вперед, лезвие ее, казалось, источало неяркий серебристый свет. Из полутьмы выдвинулось нечто по-настоящему черное, и, столкнувшись с этим сгустком мрака, лезвие прекратило светиться, окрасившись темной жидкостью. Луций поднялся, потирая колено и морщась. А Терик только теперь смог разглядеть, кого же сразил. На земле корчился с рассеченной грудью черный, словно сама ночь, зверь. Из горла его доносился сдавленный хрип. Оскаленные зубы и длинные когти не оставляли сомнений – хищник. – Как ты его! – сказал Луций, подойдя. – С одного удара. – Он сам налетел, – ответил Терик глухо, – и напоролся на секиру. Говорить почему-то было противно, словно убил не дикую тварь, а разумное существо. Но не говорить тоже было нельзя – это Терик ощущал отчетливо. – Этот клыкастый сожрал бы меня в один присест, – сказал Луций, осматривая пасть зверя, что уже прекратил дергаться. За спиной что-то треснуло. Терик резко развернулся, вскидывая топор. Тихо и пусто. – Просто ветка, – сказал цверг успокаивающе. – Просто. – Да, – Терик опустил оружие. – Надо идти. Полумрак более не казался приятным. За каждым деревом чудилась смертоносная тень. По внутренним ощущениям, солнце клонилось к закату, когда Терик заметил впереди полосу света. Там – обычный лес, светлый, наполненный звуком и жизнью. Сын конунга с облегчением вздохнул и ускорил шаг. Что-то зашуршало над головой. Тяжесть ударила по затылку, пригибая к земле, острое впилось в плечи. Терик яростно взревел, качнулся. Затрещала разрываемая одежда, что-то тяжелое глухо ударилось о землю в стороне. Йотун развернулся. Скалясь и сверкая глазами, с земли поднималась тварь, как две капли воды, похожая на ту, что Терик убил сегодня. Второй черный зверь рвал Луция. Горячая волна родилась где-то в животе, метнулась в голову раскаленной лавой. Терик услышал чей-то крик, не сразу понял, что кричит сам. Он ощутил бешенство, мышцы вздулись. Терик метнулся вперед столь быстро, что первый зверь промахнулся. Тот же, что был занят Луцием, не ожидал нападения. Успел обернуться, подставить окрашенную кровью морду под удар секиры. С жалобным хрустом треснул череп. Не останавливаясь, Терик выдернул оружие и развернулся, готовясь отразить атаку. Прыжок твари все же сбил его на землю, но оружие Терик в руках удержал. Чувствуя, как когти впиваются в тело, он ударил, почти без замаха, целясь в горло. Противная, горько-соленая жидкость хлынула в лицо, заливая глаза. Терик ощутил, что в голове все кружится, а самого его качает, словно в море. Потом стало темно. Очнулся он от боли. Болело все. Стонала шея, жаловались на жизнь плечи, беспокоил правый бок. Открыв глаза, Терик долго не мог понять, отчего вокруг темно. На лице ощущалась засохшая корка. Вспомнив, что это кровь убитого зверя, Терик догадался, что за тяжесть на ногах мешает двигаться. С трудом сел, отодвинул тяжелую тушу, очистил лицо. Видно лучше не стало, вокруг царила тьма глубокой ночи. Пахло кровью. Секиру удалось нащупать быстро. С остальным возникли трудности. В голове шумело, руки и ноги казались слепленными из снега. Полный мрак не облегчал поиски. Луция он нашел, почти наступив на него. Благословенная тьма скрывала все, но Терик понял – побратим мертв. Живые не могут погасить горящий внутри своего тела огонь. В тот миг, когда Терик это осознал, ноги подвели его. Вот и все – обрел брата и тут же потерял. Слезы теснились в горле – шершавые, незнакомые. Сыну конунга не приходилось терять близких. Мать умерла давно, он ее почти не помнил. Все случилось в первый раз. Был друг, и нет его. А то, что он из чужого Племени, из Полурослых, ничего не меняет. Ничего! Мгла кружила вокруг, и внутри была мгла. Терик ощутил, как она наполняет душу, делает голову пустой и тяжелой. Так и сидел, в оцепенении, до самого рассвета. Ближе к утру тьма неохотно зашевелилась, превращаясь в полумрак, отступая в укромные уголки. И тогда Терик встал. Погребальный костер разгорелся быстро. Секира, которой Терик никогда ранее не отважился бы рубить деревья, пригодилась как раз. Посмотрел йотун, как огонь пожирает тело побратима, и пошел дальше. Когда солнце выставило оранжевый глаз над деревьями, норовя осветить каждый уголок огромного леса, он уже шагал, почти не глядя по сторонам. Храм Судьбы ждать не станет. После гибели Ратана все стало на удивление просто. Топи, непролазные чащи, что встречались ранее на каждом шагу, исчезли совсем. Чудовища, большие и маленькие, куда-то пропали, зато жирные, медленно летающие птицы, словно нарочно подставляли отороченные алыми перьями бока под стрелы. Тропки, прямые и гладкие, как дороги в стольном граде, где Хорт был один раз, вели прямо на юг. Но он не радовался удаче. Сил почти не осталось, и передвигался охотник на одном упрямстве. Внутри было пусто, словно по чувствам, надеждам и желаниям промчался лесной пожар, оставив безжизненное пепелище. Лес закончился сразу, высоким обрывом. Хорт почти не удивился. Стоял и тупо смотрел на голубую шкуру озера, лежащую внизу. В ней отражалось испещренное белыми цветами облаков небо, и портил чистоту глади небольшой зеленый остров. Он походил на странный древесный нарост. Ноги почему-то понесли Хорта влево. Доверившись строптивым конечностям, он не прогадал. Спустя полверсты обнаружилось место, вполне пригодное для спуска. Песок норовил ухватиться за ноги, натечь в сапоги. Когда песчаный склон закончился, Хорт ощутил аромат, идущий от озера. Странный, сильный и утонченный, он манил и одновременно вызывал беспокойство. Так мог бы пахнуть осенний ландыш. Препятствие осталось одно – Хорт не умел плавать. В лесу оно без надобности. В том, что ему нужно именно туда, на остров, охотник не сомневался, хотя никаких строений не было видно среди зелени. Выход нашелся сам, в виде толстого древесного ствола, срубленного в ближайшей роще. Хорт слегка обтесал его, проверил, хорошо ли закреплена поклажа, и вошел в воду. Плыть оказалось гораздо тяжелее, чем он думал. Сначала Хорт бестолково шевелил ногами, затем вспомнил, как дрыгает лапками лягушка, и дело потихоньку пошло на лад. Берег начал удаляться, а остров – расти. Дыхание вскоре сбилось, Хорт с ужасом ощутил приближение приступа. Попробовал плыть быстрее, но ноги слушались плохо. Одежда и обувь намокли, тянули на дно. Сжав зубы, охотник напрягся, рванул вперед, и тут же что-то ударило ему в колено. С мокрыми всхлипами, преодолевая судорогу, крушащую грудь, выполз Хорт на берег на четвереньках, словно дикий зверь. Встать удалось не сразу. Помогло дерево, что подвернулось под руку. Ощутив ладонью шершавую, знакомую поверхность, Хорт слегка воспрял. Дыхание восстановилось, и он даже сумел раздеться и выжать одежду. Вода сбегала на землю журчащими струйками, теряясь среди густой травы. Стоять на ней оказалось столь приятно, что Хорт не стал обуваться. Оделся и перекинул сапоги через плечо. Почти сразу учуял дым. К нему вскоре присоединился другой аромат, заставивший живот взвыть голодным волком, бросаясь на ребра. Рядом кто-то жарил рыбу. Рука потянулась было к мечу, но воевать не хотелось, и охотник просто двинулся вперед, бесшумно ступая. Его не услышал бы и самый чуткий зверь. Запахи усиливались, затем сквозь заросли стало видно и пламя. Охотник осторожно присел, выглянул из-за кустов. Около весело брызжущего красными искрами костра расположились четверо. Огонь рычал, пытаясь подобраться к нанизанным на палки рыбинам, но их всякий раз уберегал от обугливания странный тип в лохмотьях. Волосы его отливали зеленью, словно поросли мхом, и кожа под густой шевелюрой тоже казалась зеленоватой. Второго отличал гладкий, словно камень, череп, без малейшего признака волос. Очень темная кожа производила впечатление не меньшее, чем зеленая шевелюра его соседа. «Над костром его коптили, что ли», – подумал Хорт, и тут же под ногой хрустнула ветка. Миг, и все четверо оказались на ногах. Прятаться более не имело смысла, и Хорт встал в полный рост. В зеленых глазах островитянина не отразилось ничего, сосед его – Гологоловый, ошеломленно моргнул. Глаза у него оказались под стать коже – угольно-черные, пронзительные. Других двоих Хорт рассмотрел только сейчас. У того, что стоял крайним справа, глаза горели пурпуром, черные жесткие волосы и одежда выдавали жителя степи. Этот смотрел с крайним изумлением, причем не на Хорта, а куда-то ему за спину. Рядом с Красноглазым, возвышаясь над соседями почти на голову, стоял самый настоящий Остроухий. Голубые глаза смотрели спокойно, короткий клинок свободно свисал с ладони. Красиво спадающие золотые волосы не скрывали острых мохнатых ушей. Хорт сглотнул. Только что он осознал, что грязен, оборван, да еще и голоден. В голове зашумело, перед глазами помутилось, и охотнику показалось, что напротив стоят животные. Вместо красавца-Остроухого скалил зубы здоровенный охотничий пес, зеленые глаза перекочевали на узкую змеиную морду. Гологоловый превратился в острокрылую ласточку, степняк – в сойку. Видение длилось очень немного и быстро пропало. Красноглазый посмотрел еще более удивленно, а Остроухий спокойно втолковывал что-то Гологоловому. Сунув клинок в ножны, он подошел к Хорту, доброжелательно улыбнулся и сказал: – Привет тебе, путник. Присядь к нашему костру. Людская речь звучала странно в устах Остроухого. Но Хорт понял: – А кто вы такие? – спросил он, борясь с недоверием. – Такие же, как и ты, путешественники, пришедшие сюда ради Ночи Судьбы, – голубые глаза смотрели строго. Остроухий говорил совершенно серьезно. – А я – тот, кого вы, Волосатые, частенько проклинаете. Я – государь Эрина, Бран. Хорт пожал протянутую руку Остроухого, прежде чем до него дошел смысл сказанного. |
||
|