"Ангел за правым плечом (ОколоФутбол)" - читать интересную книгу автора (Лекух Дмитрий)Глава 5Когда я проснулся, за окном неярко горело светлое осеннее солнце, а часы в спальне показывали уже почти что без малого два часа пополудни. Ну и ни фига же себе отрубился, думаю. Натянул джинсы, вылез, зевая и шлепая босыми ногами по холодному полу, из спальни искать Глеба. Ага. Щаззз. Фигушки, как говаривала, вплескивая руками, моя маман, когда находилась в соответствующе веселом, можно даже сказать, игривом расположении духа. Нигде никаких признаков жизни, и только в гостиной под до блеска вымытой пепельницей аккуратная записка: «Приводи себя в порядок, скоро буду. Али». Пожал плечами. Почесал загривок. Задумался. Выпил, так и не сумев разобраться с навороченной кофеваркой, чашечку найденного в дальнем углу одного из кухонных шкафов растворимого кофейного напитка, выкурил под нее пару сигарет, зевнул и поплелся в душ. Надо, думаю, воспользоваться советом умудренного жизнью товарища и действительно привести себя в порядок. А то хрен его знает, куда меня сегодня еще затащит и насколько. Так что – пока есть, – надо пользоваться. Дают – бери. А дальше – по обстоятельствам… …Засунул себя сначала под горячие, потом под ледяные, как сам ад, водяные иглы, тщательно растерся тяжелым махровым полотенцем, почистил зубы новенькой, специально для таких случайных гостей, как я, приспособленной зубной щеткой, с наслаждением побрился одноразовым станком с двойным лезвием. Посмотрел на себя в зеркало – вроде ничего. Еще раз зевнул, влез в джинсы и поплелся на кухню, откуда уже раздавалось до боли знакомое шкворчание: вернувшийся Али, судя по всему, самозабвенно жарил дежурную холостяцкую яичницу. И скорее всего – судя по запаху – с беконом и помидорами. Знакомая, думаю, тема. У меня тоже по утрам фантазия дальше этого блюда редко когда заходит. …И вообще, если разобраться, вряд ли найдется в этой жизни что-то более тоскливое, чем холостяцкая мужская яичница на неустроенной, насквозь прокуренной кухне. В обществе тихо бормочущего в углу очередную чушь телевизора. Если только магазинные пельмени на ужин… Тьфу ты, блин. Ладно, потом как-нибудь разберемся… …Али, по крайней мере, выглядел почти что нормальным человеком. В дорогом спортивном костюме, яркой цветной футболке, легких кроссовках на босу ногу. Тщательно, аж до синевы выбритый, с влажными, аккуратно зачесанными назад волосами. – Привет! – говорит, накрывая вызывающую уважение своим объемом сковороду крышкой и одновременно вскрывая пакет с апельсиновым соком. – Или «с добрым утром» точнее будет? А я вот решил до бассейна добежать, благо он у нас тут, прямо во дворе имеется. Вместе с фитнес-клубом, кстати, и довольно неплохим. Тренажерный зал достойный, сауна, все дела. Есть все-таки, блин, некоторые преимущества от проживания в этом навороте… – Здорово, – зеваю в ответ. – И как успехи в бассейне? – А-а-а, – морщится, – еле километр осилил, чуть не сдох от натуги. Ничего удивительного, конечно, почти год не плавал уже. Но все равно обидно. Потом еще взвеситься сдуру решил, в результате совсем расстроился. Килограмм восемь лишнего веса, как минимум… – А что ты хотел? – зеваю еще раз. – Так жрать, как ты, плюс практически полностью прекратить следить за собой, и чтоб одновременно со здоровьем и лишним весом все в порядке было? Да ты окстись, барин, радоваться надо, что только восемь набрал, а не, скажем, двадцать восемь… Лучше кофе угости нормальным, а то я в твоей механике не разобрался ни фига, пришлось растворимый пить. Видишь, зеваю, как подорваный… – Да не вопрос, – жмет плечами, – сейчас только сковородку на медленный огонь переведу, пусть доходит. И – попьем кофейку, я тебя заодно в курс дела введу, я ж тут не только о собственном здоровье заботился… Я еще раз зевнул и закурил, глядя, как он занимается кофе и завтраком. Ну и за окно еще иногда поглядывал, разумеется. Уж очень там хорошо было и как-то не по-осеннему солнечно. А ведь еще ночью – да и под утро – дождь шел. А вечером – ветер дул, причем довольно противный. До сих пор мурашки бегут, как только припомню, как он под куртку всю ночь залезть пытался. Влажный, колючий. И морось эта мелкая, как ледяные иголочки. Неприятная фигня, иначе не скажешь. А сегодня – роскошь какая-то за окном. Вот и разбирайся тут, что назавтра ожидать. Причем, – во всех смыслах этого слова… Москва, думаю. Осень. Та, что золотой уже сколько сотен лет называется. Самое любимое время года, если так разобраться. Сейчас бы вместо всего этого безумия – просто в скверике посидеть, где-нибудь на Чистопрудном или на Сретенке. Или – на Патриарших, на худой конец. С книгой, или, черт бы с ним, с бутылочкой холодного пивка, из тех, что поблагороднее… За жизнь с хорошими людьми поговорить… А тут… – Значит, так, – говорит Глеб, ставя передо мной внушительных размеров кружку с черным, как дёготь, кофе, – о юридической суете вокруг вчерашних событий можешь временно забыть. Не до конца, разумеется, а то мало ли что. Но Ингиными делами сейчас уже занимаются, скажем, так, ну… хм… профессионалы. Как я тебе вчера и говорил, – специально обученные люди. Причем усиленно. И довольно успешно. Затыки, разумеется, есть небольшие, не без них. Но, в целом, все вроде как движется во вполне устраивающем нас всех направлении… – А что за затыки-то? – удивляюсь. – Вроде как следак только про экспертов говорил, но это, я так думаю, вопрос чисто финансовый… – Да, – машет рукой и морщится, – с экспертами вопрос уже решен, не проблема. Причем они сами признали, что их роль тут вообще минимальна. Чуть-чуть подправить в одну сторону, чуть-чуть в другую, циферки по-другому переставить. Нарушение со стороны «Форда» этого драного было?! Было! Свидетели есть?! Есть! След от столкновения остался?! Остался. Тормозной след твоими молитвами опять-таки правильный зафиксирован. Все остальное, извини, частности… – Ну так, – удивляюсь еще больше, – и в чем тогда проблема? Глеб вздыхает, берет с огня сковородку, начинает раскладывать дымящуюся яичницу по тарелкам. – А как всегда, – усмехается, – в чем проблемы-то бывают, Дэн? В людях. В их, извини, жадности и подлости… – Не понял, – чешу нос. – И кто у нас на этот раз отличился? Глеб снова вздыхает. – Да, – говорит, – понимаешь, Инге сегодня уже звонили, на домашний. От родителей, типа, второго пострадавшего. Заметь, кстати, – не от погибшего парня, там – просто горе, которому сейчас мои люди по мере сил стараются помочь. Ну там похороны, организация, деньги. Все, что можно. И не потому, что просят, а потому, что так надо. Просто по жизни. От второго. Который жив, хоть и не совсем здоров. Но инвалидом точно не останется. Какие-то мелкие бандосы. Типа, – переговорщики. Сумеешь угадать с одного раза, что хотят? Я аккуратно отставляю тарелку, чтобы просто тупо не раздолбать ее о первую попавшуюся стенку. Вот ведь суки. Нормальный бизнес, да?! На крови собственного сына и чужом человеческом горе?! Нет, я все понимаю… И то, что мир наш циничен, и что время у нас такое. Не самое предрасполагающее к понятиям стыда, чести и совести. И то, что, для того чтобы как-то нормально обустроиться в этой жизни, нужно всегда уметь использовать любую сложившуюся ситуацию… Но, блин, должны же быть у людей хоть какие-то пределы?! Ну хоть какие-то?!!! Нет, прав Мажор… Такую накипь – тех, кто когда-то решил для себя, что кроме «рубля и рынка» в этой жизни нет ничего святого, – нужно давить в зародыше. Только – давить… Но – нет… Что-то, думаю, здесь все-таки как-то не стыкуется… – Как же так, – теряюсь, – его ведь, суку, в машину-то никто насильно не сажал. Знал ведь, чудак, на что шел-то. Это же челлендж, блин. Абсолютный нелегал, стремняк, жесть, а не покатушка с девочками. Что ж он забыл предкам-то об этом доложить, мутик придурошный?! – А он и сейчас знает, – усмехается Глеб. – Мои парни, аккуратно, через знакомых в больнице, где он лежит, пробили. Этот «финансовый план», понимаешь, – это ведь и его инициатива в том числе. Хотя там, конечно, мамашка первую скрипку играет. Та-ка-а-я, говорят, торгашка. В самом худшем смысле этого слова. Черкизон галимый. Вся в дутом арабском золоте с головы до пяток. За одну ночь и утро сообразила, где профит отыскать можно. Прям у больничной койки сыночка. И с его, видишь ли, безоговорочного одобрения. Нормальная такая семейка. Предприимчивая, блин. Но это уже, извини, детали и на фиг никому не интересные… – А он, – морщусь, – не понимает, что если дело до суда дойдет, то он вместе с Ингой на одну скамейку присядет? Ведь он же не овощем у нее в тачке сидел, штурманом! Он же ей команды подавал! На юридическом языке – «принимал участие в управлении транспортным средством». Уж, извини, я-то эту фигню назубок знаю, сам штурманом в гонку больше двух лет вваливал, только фуфайка заворачивалась! – А вот это, – серьезнеет Али, – уже интересно. Это аргумент, спасибо, Дэн. Хотя до суда я дело по-любому доводить не намерен, но если уж рванет такая пьянка… А пока что, извини, для всех окружающих – там и гонки-то никакой не было. Так, ехали ребята по своим делам, может, в клуб, может, еще куда, а их какая-то неустановленная дура подрезала… Я одним глотком допил горький остывший кофе и потянулся за сигаретами. Есть расхотелось, честно говоря, совершенно. Хотя изготовленная Али яичница и выглядела весьма и весьма привлекательно. – И сколько, – интересуюсь, – просят? – Да понимаешь, – вздыхает, – Инга сначала сама сдуру предложила им денег дать. Все, что у нее есть свободного. У нее его, конечно, немного, но тыщ двадцать – двадцать пять она, в принципе, вытащить вполне в состоянии. Долларов, разумеется… – Вполне, – киваю, – конечно, достойный кусок для ублюдков… – Достойный? – смеется Глеб. – Да они ей предложили сразу на четыре все умножить. И это, типа, только для начала разговора. А так, говорят, мы знаем, что у тебя квартира хорошая… Я вскакиваю, потом присаживаюсь на подоконник. Опять вскакиваю. Тушу окурок в пепельнице, прикуриваю следующую сигарету. – Они, – ору, – что?! Совсем озверели?! Я же бывал там у вас, на той квартире!!! Она же не меньше миллиона долларов стоит!!! Глеб кивает. И машет рукой: мол садись, не мельтеши. Я аккуратно присаживаюсь на самый краешек подоконника. Просто сидеть за столом я сейчас, к сожалению, не в состоянии. – Больше, – говорит Глеб хладнокровно. – Квартира стоит больше миллиона. Минимум, в полтора раза. А то и в два, я в недвижимости не самый большой специалист, ты уж извини, Данька. И они ее, естественно, не получат. Ни Ингу, ни квартиру. Ни при каких обстоятельствах. – И что же ты, – спрашиваю, – теперь собираешься делать? – Ну, – морщится, пережевывая кусок бекона, – бандосов я уже отшил. Точнее, не я, конечно. Есть у меня один человечек для подобных случаев. Из одной очень интересной и весьма серьезной конторы. Не крыша, нет, разумеется. Нет у меня никакой крыши, не тот уровень. Просто – обмен услугами, в нашем мире это подороже любой крыши стоит. Ну вот, он сгонял к ним в гости, встретился, вдумчиво объяснил, на кого они прыгать собираются. И какими могут быть вполне предсказуемые последствия. Не один, сам понимаешь, а с небольшим, хоть и шумным, сопровождением. Так, на всякий случай, для небольшой демонстрации возможностей. Бандосы, естественно, слились. Тут же. Они ж обычные бандюки, а не японские камикадзе. Так что со стороны мелкого, и не очень, криминала Инге ничего не грозит. А как они с заказчиками разбираться собираются, это уж, извини, са-а-авсем не моя проблема… Я хмыкаю. Да. Возможности Глеба в этой среде я, в общем-то, отчасти представляю. Есть у него все-таки, такое стойкое ощущение, какой-то тайный роман с Властью. Именно так – с Властью. С самой что ни на есть большой и заглавной буквы. Вот только не спрашивайте меня, какой это роман. И чем он за этот самый роман с этой самой Властью расплачивается. И не знаю, да и, если бы даже и знал, не поделился бы ни при каких обстоятельствах. Там – другие тропки, исключительно для тех, кто не сильно боится головокружения… Кажется, так та книжка почитаемого нашим Глебушкой философа называется? Да не важно… Так, не так… Важно то, что мне туда пока что – ну совершенно не хочется… – А вот мамашка… Али дожевывает яичницу, укоризненно цокает языком на мою недоеденную порцию. Но, тем не менее, забирает, – хоть и с тяжким вздохом по своему напрасному труду, – обе тарелки и засовывает их в раковину. – Мамашка, – повторяет, – все равно, есть у меня такое чувство, – не успокоится. Знаю я этот типаж. У них, сцуко, жадность всегда превыше любого закона самосохранения… Я вздыхаю и тоже двигаюсь в сторону раковины со стопкой грязной посуды. – Ты, – говорю, – не парься, Глеб. Я помою. А ты лучше кофе завари, вкусный он получается в этой твоей хитрой машинерии… Глеб хмыкает, разгадав мою маленькую хитрость, но, тем не менее, кивает и отправляется к кофеварке. А что тут такого? Действительно, ведь неправильно это, если два мужика сидят на холостяцкой кухне, а только один из них и готовит, и кофе варит, и, блин, посуду моет. Даже если он самый что ни на есть расгостеприимный хозяин. Мы все-таки не на Кавказе, слава богу… – И что теперь будет? – спрашиваю. – Да ничего, – жмет плечами, – обычные юридические бодания. Вполне себе вялотекущие. Можно сказать, – в партере. Не на один год, кстати, похоже, удовольствие. Перманентные заявы в прокуратуру, в суд, еще куда-нибудь, вплоть до лиги сексуальных меньшинств и комиссии по правам человека. И – параллельно – такие же перманентные попытки вымогательства презренных денежных знаков… Глеб качает головой каким-то своим мыслям, криво ухмыляется. – Причем, – говорит, – знаешь, что самое интересное, Данька?! Были бы они нормальными людьми, я бы заплатил. Просто так бы заплатил, чтобы нервы не портить. Ну, может, поторговался бы чуть-чуть, исключительно ради приличия. Этим, увы, платить нельзя. Потому как у подобного рода существ аппетит приходит исключительно во время пожирания падали, и никак иначе… Я домыл посуду и опять уселся за столик, после чего прямо перед моим носом снова возникла гигантская кружка с восхитительно горьким и идеально крепким черным напитком. – Слушай, – говорю, – а может, мне с парнями поговорить? Ну, ты сам понимаешь, на какую тему. Мне, правда, самому действовать нельзя, я к вам с Ингой слишком близок, Никитос – тоже вряд ли возьмется, да и эмоционален он слишком, а вот Жека – вполне. Есть у меня такой стос из новых, ты его почти что и не застал. Обморок ждановский. Надежней людей не бывает, на куски резать можно, смолчит. Да и должок на нем один интересный числится, так что – с удовольствием войдет в тему. И парни у него вполне подходящие. Как только этот мудень из больнички выпишется, так его они сразу же туда обратно и отправят. Но уже на подольше, и не слегонца. А что?! Во-первых, сука, – заслужил, во-вторых, – может, хоть головой думать начнет, понимать, что по столичным кривым улочкам разные люди ходят. И очень многим его жизненная философия вполне даже себе отвратительна… – А вот об этом… – Али с силой хлопает ладонью по столу, да так, что мелкими трещинами идет толстая прозрачная столешница из знаменитого итальянского «небьющегося» стекла. Я смотрел как-то по телику испытания, не каждой пулей прошибешь эту байду на фиг. Мне почему-то мгновенно становится холодно и слегка липко подмышками. Несмотря на только что принятый душ. Дела, думаю… – А вот об этом, – рычит утробно, – и даже думать забудь!! Я б сам эту суку порвал, как Тузик грелку!! И кайфанул бы от этого по полной маме!!! Нельзя!!! Нельзя, понимаешь!!! Сделать это – да, блядь! – будет правильно и справедливо, сделать это будет – легко, но это – подстава! Для Инги подстава, не для меня, мне на себя насрать, всасываешь, щенок?!! Я вскидываю руки. – Все, Али! Все!! Тормози!! Я понял!! Понял!!! Понял!!! Он медленно успокаивается и закуривает. Отхлебывает кофе из чашки. Мотает головой, словно вытряхивая из нее ненужные эмоции. – Извини, – бормочет в сторону, – сорвался втупую. Нервы что-то в последнее время ни к черту… Я хмыкаю. Верчу в руках пока что незажженную сигарету. – Да ладно, – киваю, стараясь не обращать внимания на стекающую между лопаток холодную струйку пота, – подумаешь. Кому сейчас легко? Он хмыкает в ответ и протягивает мне руку. Прямо через стол. Не вставая. Кривовато улыбаюсь и проделываю ту же самую незамысловатую операцию. Черт. Я тоже мотаю из стороны в сторону башкой и, наконец, не торопясь, прикуриваю. – Напугал, – признаюсь. – Ну да ладно. Ты же от меня что-то хотел, Глеб, так? Какую-то «просьбу попросить», помнишь? Он кивает. – Угу, – соглашается. – Причем просьбу – самую важную из всех, какая только может быть для меня лично. И, кроме тебя, старичок, выполнить ее, увы, некому. За Ингой надо присмотреть, понимаешь?! Ну, не так чтобы слишком въявную. Чтоб не просекла. А то она же сожрет себя из-за мальчишки этого. Ну, который погиб, царствие ему небесное. На совесть изойдет. Последнее дело. Я сам лично, как ты понимаешь, заняться этим, увы, не могу. Поэтому рассчитываю, так уж получилось, – только на тебя, парень. Если ты, разумеется, по-прежнему считаешь себя мне хоть чем-то в этой жизни обязанным… Я тру глаза, делая вид, что туда попал дым от недавно прикуренной сигареты. Сказать ему, решаю мучительно, что она меня точно о том же просила, только в его сторону? Нет, вздыхаю. Наверное, все-таки не стоит. Это по-другому нужно делать, куда техничнее… И – позже… Когда он еще чуть-чуть себя из этой пропасти за шкирку подвытащит. Тогда, блин, – и разберемся… Не сейчас. А сейчас, пока, – вот эта фича, думаю, обязательно сработает: – Не вопрос, – соглашаюсь, – мог бы и не обращаться. Я же не совсем тупой, все-таки. А Инга, кстати, нас с тобой к себе звала сегодня вечером. Ей сейчас и вправду, наверно, херово, я так думаю… Он отрицательно мотает головой: – Сегодня не могу. Сначала следак, потом мать погибшего, потом еще что-нибудь нарисуется. А ты езжай, обязательно. И передай, во-первых, все как есть. А во-вторых, скажи, что я к ней обязательно приеду. Завтра или послезавтра. Как только смогу быть хоть чуть-чуть уверенным, что все идет правильно. Она девочка умная, меня знает, поэтому не обидится. Я просто не умею по-другому, она поймет, все-таки двенадцать лет вместе прожили… – О`кей, – киваю, – все понял. Когда отправляться-то, прямо сейчас? Глеб морщится. – Да нет, – говорит, – прямо сейчас не стоит. Ее вчера в Склифе успокоительными накачали под самую завязку, она сейчас как кукла резиновая. Мажор отзвонился под утро, доложил, что и как, спасибо ему, кстати, огромное. Так что – лучше под вечер или совсем вечером. А пока сгоняй-ка, проверь своих отморозков. Я в первую очередь о Никитосе говорю, он Ингу знает неплохо, да и насчет всего остального, я так понимаю, тоже в курсе. Звонил, по крайней мере, беспокоился, обморок. И тему с вымогательством прокачать вполне мог, через тех же ваших с ним рейсеров. Как бы у него те же идиотские мысли, что и у тебя, в дурную голову не полезли, понимаешь?! Я на секунду задумываюсь. – А ты знаешь, Али, – соглашаюсь, – ты ведь, наверное, опять прав. Нужно их сейчас проверить. Ей-богу нужно. Дуболомы же, прости господи. Одна извилина, да и та от бейсболки. И механизм, под который их мозги заточены, нам с тобой обоим, увы, слишком хорошо понятен. Сами такими были, а я – так вообще и до сих пор недалеко от этой публики удалился, тут уж, блин, ничего не поделаешь… Он хмыкает понимающе, кивает, снова закуривает. Я вздыхаю и, не торопясь, отрываю жопу от подоконника. Потягиваюсь. – Так что, – говорю, – отчислюсь-ка я, пожалуй, прям сейчас. Чтобы их до темноты перехватить успеть. Хорошо еще, что они у нас, сцуко, хоть пока что и туповаты малька, но – хищники изначально ночные. А значит, немного осторожные… |
||
|