"Пленники вечности" - читать интересную книгу автора (Морозов Дмитрий)

Глава 12. Погоны и лошади

— И все же, товарищ полковник, — почти жалобно попросил Стас, — почему я не разрабатываю дело об исчезнувшем «фестивале». Ведь знаю, роете вы землю, может — чего уже нарыли?

— Нарыли не нарыли, — бухтел дядя Саша, упрямо глядя невидящими глазами в телевизор, вечно включенный в его кабинете. — Чего не служится-то? Попрекает кто-то, бездельем, или с первой получкой проблемы были? Или общага хуже вашей?

— Я и не вижу никого, кроме длинноногого прапорщика, да изредка — Германа. И еще этих горе-терминаторов на вахте. Некому попрекать. Жилищные условия — прекрасные, честно если, я и не рассчитывал на такое. Деньги — пыль для чекиста…

— Пыль?

— Ну — не главное.

— И все же приятно, что они есть, не так ли? И почти столько же, сколько и было.

— Спасибо, конечно…

— Нет, ты и мертвого достанешь, — полковник выключил футбол, яростно отхлебнул газировку прямо из горлышка. — Докладывай, как проведена тобой последняя неделя! Как на духу.

— Дважды сидел «на телефонах». Какую-то дурость записывал и передавал, куда велено. Нареканий нет.

— Похвально, возьми с полки пирожок.

— В остальное время следовал рекомендациям капитана Германа.

— То есть?

— А то вы не знаете. По утрам — пробежка, вечером — спортзал. Кстати — на какие-такие шиши вы его отгрохали? Неужто нельзя просто снимать какой-нибудь на стороне? Дешевле и лучше.

— Что значит — лучше?

— Ну, — замялся Пшибышевский, — сауны там всякие, массажные кабинеты, тренажеры. И инвентарь посовременнее бы.

— Мечи не нравятся?

Речь шла о бамбуковых, деревянных и алюминиевых имитаторах разного рода холодного оружия, и доспехов к ним.

— Почему же не нравятся, — пожал плечами Стас. — Даже весело. Разнообразие какое-то. В перечне людей, с которыми я общаюсь, забыл упомянуть двух достойных узкоглазых джентльменов, которые регулярно со мной фехтуют. Вернее — избивают меня всякими палками, и дрынами. Да еще и пинаются. Очень достойные господа.

— Знал бы ты, во сколько обходятся нашему государству эти узкоглазые господа, — промямлил полковник, оттянув нижнюю губу и глядя в пустоту, — ценил бы эти пинки и палочные удары.

— Я ценю. Но все же, вместо экзотики, мне бы штангу да парочку гирь, а три раза в неделю — нормальный тир со встающими мишенями. Так недолго одичать и разучиться владеть табельным оружием.

Полковник пропустил его последние замечания мимо ушей.

— В таком же духе прошла и прошлая неделя?

— И позапрошлая, и два других месяца. Про походы в кино и на редкость нерегулярную половую жизнь можно не докладывать?

— Уволь, — полковник вытащил из стола какую-то папку, уставился в могучий график, пестреющий синими и красными карандашными пометками. — А ты молодец!

— В чем, интересно? Может, я не гожусь в отличники боевой и политической, но как знатная макивара и главный дуракавалятель в конторе требую внеочередного воинского звания. И талоны на усиленное питание.

— Талоны — вот они, — меланхолично заметил дядя Саша, предъявляя взору изумленного Стаса цветастый рулон каких-то бумажек. — Диетическая столовая при… В общем, недалеко отсюда, прапориха объяснит. Два раза в день питаться по полной. Считай это приказом Родины.

— Есть. — Стас сглотнул. — А как насчет расследования? Я же как опер скоро буду просто несостоятелен. Можно хоть пропажу носового платка вашей секретарши расследую? Мозг затупится ведь.

— Тебе не повредит, востер больно. Не по-военному это, шибко грамотным быть. А с платком — проще некуда. Это Герман его увел, а точнее велел ей положить на плафон. Прямо над ее рабочим столом. За что получил от меня лишний наряд и урезанный отпуск.

— А что же ей не скажете? Мается, бедная. Хороший индийский платок. С каким-то шитьем хитрым.

— Нечего ей хлебалом мух ловить. Она, между прочим, тоже Тень. Неважно — чья, но Тень. И не должна поддаваться на провокации Германа, как…

— Некоторые бывшие контрразведчики, — докончил грустно Стас.

— Именно, племянник, — палец полковника устремился в зенит. — Она обязана не поддаваться никакому ментальному контролю! Или спишу в обоз! В пехоту! В маркитантки!

Стас помолчал. Потом несмело намекнул:

— Если нет во мне особой нужды, может — насчет отпуска…

— Отставить давить на родственную жилу. Кумовство разводить в органах? Не позволю, не будь я твой дядя и полковник.

Пшибышевский наблюдал этот разговор словно бы со стороны, как будто смотрел странное тягомотное кино. Но все же была в этой киноленте какая-то особенная притягательность, изюминка.

Ему было сложно представить в роли полковника своего прежнего начальника, Сан Саныча. Тот был по-своему неплохим командиром, но чтобы вот так дурачиться! Никогда! Всегда собранный и серьезный, как собственный памятник…

А дядя Саша не служил, а как бы играл в службу.

Подобная манера общения водилась почти за всеми работниками безымянной конторы, с которыми довелось свидеться Стасу. Они из каждого мига служебного взаимодействия делали какое-то театральное представление, странно подбирая слова, меняя мимику и тембр голоса.

Поначалу это утомляло, потом он привык. У каждой марфушки, рассудил капитан, свои игрушки. На Лубянке все микро-феликсы. А здесь — макси-станиславские. Бывает.

— С питанием и тренировками все ясно, — сказал полковник, еще раз проглядев график. — Тиры и тренажеры отменяю своим волевым командирским решением. Что насчет ментальных тренировок?

— Герман говорит, — честно признался Стас, — что я полный бездарь.

— Мне он пишет совсем иное.

— Шуткует, наверняка, озорной наш.

— А как тебе сама практика?

— Да никак. Нудно и скучновато.

Битых два месяца капитан Пшибышевский разгадывал какие-то головоломки, разглядывал бесформенные кляксы на листах писчей бумаги, пытался одновременно следить за бьющейся о стекло мухой в одной части своего кабинета, и кривляющимся собственным отражением в кривом зеркале по другую сторону от стола.

— А еще, — настаивал полковник, словно желающий сделать научную карьеру на болезни пациента педиатр, — какие впечатления?

— Башка болит и кружится. Полным дураком себя ощущаю. Стал запоминать длинные последовательности бессмысленных знаков и пить водку напополам с вермутом.

Полковник уткнулся в график, потом переспросил:

— При чем тут вермут?

Стас хлопнул себя по лбу:

— Ах да, прошу прощения. Это уже из моей частной жизни и досуга.

— Ты мне это брось! Вермут — отставить! Только водку, можно с пивом. И только по выходным… Или после дежурства.

Стас подумал, вытянуться ли ему во фрунт, но пришел к выводу, что может получить в глаз. Он только сухо кивнул и сказал:

— Так точно.

— И все?

— В смысле, товарищ полковник?

— Больше никаких изменений не ощущаешь? Они есть, и график тому свидетель. Начальство интересуется твоим субъективным мнением.

— Сны цветные видеть стал, — помедлив, сказал Пшибышевский. — После первого ранения такого не было.

— После чеченского осколка?

— Нет, еще в школе, на фехтовании маска слетела. Партнер клинок в сторону отвел, но эфесом залепил так, что… В общем — три шва, сотрясение, минус два боковых зуба.

— А теперь видишь в цвете? Это отрадно. Надеюсь — чистая порнография мерещится? Никаких антисоветских демонстраций, ковбоев и бейсбола?

Стас устало прикрыл глаза. Этот балаган, в который его дядя превратил бывшее отделение комитета, начинал его раздражать.

— Одни бабы, пляжи и пальмы, — через силу выдавил он. — Никаких демонстраций и прочих противоправных действий.

— Хвалю. Объявляю тебе от лица службы благодарность! Но тренировки придется усилить. И сделать поразнообразнее.

Стас про себя застонал.

— Думаю, товарищ полковник, ненадолго эти цветные сны. Косоглазые товарищи скоро опять отобьют. Эти эфесы помассивней будут, чем на спортивной рапире.

— Но и ты с годами стал крепче, чекист, — подмигнул полковник. — Не первый год в органах, что тебе парочка-другая сотрясений? Ничто нас в этой жизни не вышибет из седла… Кстати о седлах… Прапорщик Елизавета!

В дверях тут же возникла «секретарша».

— С завтрашнего дня будете объезжать данного молодого человека. Ему уже бабы и пальмы мерещатся. Шутки шутками, а он не просто какой-нибудь дворник, а мужчина с табельным оружием. А ну как что в голову ударит?

— Так точно, — солидно кивнула шевелюрой, аккуратно уложенной на принципиально «штатский» манер прапорша. — Заезжу до упада. Ничего в голову не стукнет. И пальмы сниться перестанут.

Стас мрачно встал и подошел к окну, глядя на безмятежный московский дворик, где облетала листва.

«А чем я недоволен, в сущности? — подумал он. — Весело, деньги платят, никаких тебе вынесений служебных несоответствий и командировок куда не надо. Другие бы за это дядя Саше ноги целовали, а мне их манеры не нравятся».

Он повернулся к столу.

На него смотрел улыбающийся полковник, вертя в руках стасово удостоверение.

— И старые кони на что-то годятся, не так ли? — спросил он у Елизаветы, потом насупился. — Надо к тебе корочку гвоздями прибить, что ли. Недалеко так до беды, враги не дремлют!

Стас протянул руку, с удовольствием отметив, что пальцы совершенно не дрожат.

Взял удостоверение и положил его во внутренний карман пиджака, подумав: «Надо бы туда взведенную мышеловку установить, или противоугонное устройство».

— По ментальному самоконтролю тебе двойка, капитан, — заметил полковник. — Чуть мысли смешались — можно из тебя веревки вить, если знаешь — как. Посему мой приговор остается в силе — тренировки наращивать и наращивать. Баб и вермут урезать до необходимого минимума.

— Разрешите идти на пост? В смысле — в спортзал? — спросил Стас сухо.

— А когда ты собираешься с Елизаветой обговаривать время и место встречи?

«Это что, не шутка была?» — колыхнулась в голове мысль, и под хохот дяди и зловредной прапорши он заполошно схватился за карман с удостоверением.

— Встречаемся, товарищ капитан, — официозным тоном сообщила Елизавета, — в три ноль-ноль на метро ВДНХ.

— И что там?

— Там… — мечтательно закатила глаза прапорша, потом раздвинула слегка влажные от помады губы и провела кончиком языка по жемчужным зубам. — Там кони.

— Не понял.

— Четвероногие кусачие животные. Используемые человечеством примерно с эпохи неолита в качестве вьючного или верхового скота.

— И мы их будем… это… того…

— Именно так. Использовать в качестве верховых животных. У меня, между прочим, разряд.

— Товарищ полковник, — Стас побагровел. — Это-то зачем? Мечи, кони, тесты эти дурацкие?

— Ты не думай, — участливо сказал дядя Саша, — за тебя партия давно все продумала. Осталось действовать.

Совершенно неожиданно для себя Пшибышевский скорчил зверскую физиономию, щелкнул каблуками и вознес руку в фашистском приветствии:

— Хайль!

И тут же почувствовал, что ремешок на наручных часах его странно болтается. Опустил глаза и успел увидеть мелькнувшую руку прапорихи. Та сконфуженно потупилась.

Умиленно глядя на племянника, полковник наставительно изрек:

— Ломка стереотипов и нарушение правил собственного поведения — верный путь к парированию любых попыток ментального контроля. Прапорщик получает двойку и наряд вне очереди за топорную работу. Засим все свободны. Можно оправиться и закурить.

Стас уже выходил вслед за оскорбленной прапоршей, когда полковник сказал:

— А с гитлеровской символикой ты не балуйся. Не по-нашему это, не по-славянски как-то. Ломка стереотипов — дело правильное. Но надо и меру знать.

— Так это древнеримское приветствие, товарищ полковник, — возмутился Пшибышевский.

— Грамотный, — грустно констатировал начальник. — Завтра коню свой интеллект покажешь. Свободен.