"Оберег" - читать интересную книгу автора (Сорокин Дмитрий)

Глава 1

Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними… Иногда даже слишком быстро… Мой дед еще ворчал, что мир переворачивается по три раза на дню, так в бытность мою мальцом такая тишь да гладь была! А сейчас что деется — что ни день, меняется земля славянская. Варяги вчера друзья, сегодня враги, а завтра опять братаемся… Впрочем, с варягами, с ними всегда так. Тут со своими разобраться бы… Я-то вижу их всех: сегодня с полянами, завтра уже в древлянских лесах, через две седмицы уже у вятичей или кривичей… И все они одинаковые, из одной глины Родом слепленные. А туда же — чуть что, хватаются за секиры — и на соседа… Мол, рожа у него не та. Я-то знаю, что рожа та же, всех их перевидал за жизнь свою… Скажу больше — ромеи, они тоже почти такие же. И жидовины. Да, и у них я побывал… А чо? Скомороха ноги кормят… На одном месте долго не проживешь — постоянно что-то новое придумывать придется, а то и просто рожа примелькается, взашей выпрут…

Боги, какой дождь! И Перун ополчился на кого-то — вишь, молниями швыряется… Однако, сдается мне, приют от непогоды я выбрал не самый удачный. Эта мрачная изба посреди леса вполне подходит для бабы-яги или колдуна какого… А ну щас заявится хозяин, и тут уж как водится: «Конь на обед, молодец на ужин»? Коня у меня нет и не было, так что сожрут сразу… Да-да, вот они и травки колдовские, и мышатина вяленая, и — ну, конечно же! Кс-кс-кс… Иди, иди сюда… Ну и здоров же ты, приятель… Как величать? Ну, нет. «Мао» — это только в Чайной стране солидное имечко… Эй, ты куда? Ну да ладно, отложим знакомство на потом.

Ящер забери эту непогоду! Я бы уж верст десять отмахал, глядишь, и до большака добрался бы… Хотя что это за большак… По сравнению с трактами, что от Царьграда расходятся — так, тропинка… А вот на островах на Оловянных так и вовсе сплошное болото… Будто к дрягве попал, только волхвы у них странные, древам кланяются, да англы пришлые наглеют, веру свою насаждают… Ну да у нас варяги с русами тоже не подарочек… Хотя для меня лучше не сыщешь. Что может лучше развеселить народ, чем, скажем, действо «Воевода Претич после пира садится на коня»?

Вот, помнится, шел я по Опаленному Стану, а край тот, прямо скажем, небогатый; утомился, прилег под каким-то чахлым кустиком. Просыпаюсь от того, что бьют. Сарацины. Плетью. Больно, конечно, но пересилил, глаза в разные стороны развел, пену ртом пустил, замычал и башкой затряс. Сарацины поглазели на такое безобразие, оплевали меня и убрались. И то хорошо, что в рабство не продали, а то и шкуру спустить могли. Убрались они, сижу я под тем же кустом, идет иудей.

— Что, плохо тебе? Ну, да кому теперь хорошо… А ведь еще лет пятьсот тому, вот это было нормальное житье…Хотя нет, тогда уже было плохо, запамятовал… На, хлебни водички, полегчает…

— Гой еси… — все, что смог я из себя выдавить.

— А кто ж ты еще-то? Оно и так видать, что гой…

— А сам-то ты кто будешь?

— Агасфер…

Боги мои, что это???

Во дворе гулко хлопнуло, и возник из ниоткуда молодой витязь, с мечом в одной руке и какой-то затейливой деревяшкой в другой. Голый по пояс, он заметался по двору, потрясая мечом. А ревет-то! Чисто ведмедь невыспавшийся! Не варяг, но и не рус. Полянин, мнится мне. Но свирепый, Скипер меня закопай, как сто датских щитогрызов… Не дай боги под руку ему подвернуться… Вот этот уголок подойдет. Здесь и схоронюсь.

Богатырь ввалился в избу.

— Ящер забери такие бирюльки!!! Что за жисть пошла! Бабуся, Кощей тя язви… — неуверенно замолчал, прислушался. Никого, вроде бы? Из-под лавки лениво вытек кот. Потянулся, зевнул, пробурчал что-то.

— Чего-чего? Скоморох за печкой притаился? Ну, да боги с ним… Бабка-то где? — Кот мявкнул что-то еще менее разборчивое Да ладно, дождусь. Эй, скоморох, вылазь, не боись. Обидно мне, конечно, до коликов, но на кого попало за просто так я не кидаюсь — не степняк, небось.

Я медленно вышел из своего укрытия. Витязь явно успокоился, меч на лавку положил, сам стал посреди горницы, меня дожидается. Высок, плечист, ни намека на жир — сплошные мышцы. Я рядом с ним — как чахлая осина против старого крепкого дуба. Мокрые светлые волосы до плеч, аккуратная борода, синие глаза, в которых сквозят грусть и крепкая досада… Где-то я его видел… Ему хватило одного быстрого взгляда, чтобы узнать обо мне все, что ему хотелось сейчас знать. И, пока я рассматривал, в свой черед, его, он занялся своей деревянной диковиной: сдернул с печки какой-то шнурок, приладил его к этой штуке и повесил ее на шею, где обычно обереги висят. Вокруг шеи вторым шнурком отчетливо просматривался свежий ожог. Я присмотрелся повнимательнее. Деревяшка была небольшая — с половину моей ладони, не больше. Не круглая, но и не угловатая, семь кривых отростков торчат в разные стороны.

— Ладно. — молвил слово воин. — Я — Руслан, из младшей княжьей дружины. А тебя как звать?

Вспомнил! На княжьем дворе я его и видал. Их там воевода гонял до седьмого пота…

— Вьюном меня кличут, добрый молодец. Скоморох я, как ты уже понял.

— Да не сам понял, мне прежде кот сказал, — отмахнулся богатырь. — «Схоронился, говорит, скоморох за печкой, сверчка воображает».

— Да как же ты его мяв-то уразумел?

— А, долгая история. — я, видимо, надолго замолк, потому что Руслан, не дождавшись, пока я о чем-нибудь его спрошу или скажу что, заговорил вновь. — Здесь пожрать есть? А то оголодал я малость, мечом-то махавши…

Пока мы поглощали остатки моих съестных припасов, дождь прекратился. Руслан сходил к колодцу, принес ведро воды. Тут любопытство мое взяло верх.

— Послушай, Руслан, я давно уже топчу землю, но не видал еще, чтоб люди вот так из ниоткуда вылуплялись. Как ты энто делаешь?

— Да споткнулся, упал неудачно. — проворчал Руслан. — Ты скоморох, все новости знать должен. Какие байки нынче сказывают? Что в Киеве нового?

— А то ты не знаешь, раз в дружине служишь… Да и Ванька с Фенькой, скоморохи грецкие, в Киеве как раз должны быть…

— Да я с зимы в Киеве не был… И на Руси давно не показывался…

— Где ж тя носило-то?

— Ой, Вьюн, много где. Так что бают-то?

— Что бают… Илья Жидовин очередное страховидло порешил, теперь, вроде бы, в Киеве гостит; грецкий ведун священником прикинулся и летал, утверждая, будто это чудеса их бога…

— И что? — не без интереса спросил Руслан.

— Что… Ну, отловили его волхвы, напоили настоем чаги, он сомлел и такое глаголить начал, что тут же его княжьи люди и увели. С тех пор не видали, вроде…

— Далее.

— Гуннар Варяжонок на новгородском вече выкрикнут разбойником — на нем вира за дюжину новгородцев…

— Хм, как интересно… Давай дальше.

— Степняки все лето не тревожили… Говорят, в поход собрались — у ихнего кагана кто-то любимую жену упер…

— Знамо кто упер, нет боле тех степняков… далее.

— Да, кажись, нету больше новостей-то…

— Ну, и на том спасибо. На Царьград походом не собираемся? А то мне тогда в Киев возвращаться придется, а не хотелось бы…

— Пока нет…

Посидели, помолчали.

— Ладно, — вздохнул богатырь, — давай, что ли, я тебе новую байку расскажу.

Солнце давно залило уже лучами заснеженный княжий двор, когда Руслан, кряхтя, поднялся. Тут же за это был наказан крепким ударом в лоб. Разлепил глаза, поискал взглядом обидчика. Обидчиком оказался стол. Вокруг валялись кости, объедки, и редкие богатыри, под утро так же, как и Руслан, сломленные крепким медом… Выполз из-под стола, поднялся на ноги. Окружающий мир становился все четче… Голова гудела, как после доброго удара булавой. В животе, судя по ощущениям, шла злая сеча непонятно между кем… Руслан вышел на крыльцо. Один из гридней, завидев пробудившегося дружинника, метнулся было за рассолом, но воин лишь покачал головой — не надо. Медленно спустился с крыльца, осмотрелся, в поисках сугроба почище. Нашел. Умылся легким обжигающим снегом, сразу почувствовал, как начинает очищаться голова, становится легче. Подошел к колодцу, хлебнул воды. Стало еще чуть-чуть легче. Попытался представить, как дальше сложится день: сейчас делать вовсе нечего, разве с мечом поупражняться? Потом можно к девкам сходить… нет, к девкам лучше на сон глядя… Вечером — за стол, хвастать былыми подвигами да славить князя… Оно, конечно, пир — это хорошо… Но когда пятую седмицу подряд — надоедает…

Когда Руслан вошел в конюшню, он был одет для дальней зимней поездки — тепло и надежно. Первый же, кто ему там встретился, был Лешак — поповский сын, первый насмешник на Руси. Но и силач не последний, так что стоило семь раз обмозговать, прежде чем звать его на двобой после очередной шутки.

— А, Руслан! Добрый день! — Лешак улыбнулся, явно готовился опять подшутить.

— Утро доброе — буркнул Руслан. Разговаривать с кем-либо, а тем паче, с Лешаком, ему не хотелось.

— Что, не охота задурно заклад отдавать? Решил все же поехать?

— Куда… — начал было спрашивать Руслан, и — вспомнил.

… Не далее как вчера, в самый разгар пира, когда князь в очередной раз покинул трапезную по каким-то одному ему ведомым княжеским делам, вокруг Лешака собралось немало воев — из малой дружины, в основном, и Руслан в том числе. Лешак, относившийся к ним со снисходительностью старшего, решил распотешить их байкой. Впрочем, когда Лешак рассказывает, не понять, байка то или же быль, то он сам лишь и знает…

— … и вот стоим мы заставой — Илья, Добрыня, ну и я, конечно. Третий день никого нет, скука. Я то к Илье, то к Добрыне — давай, мол, сыграем по маленькой. А они все отмахиваются: с тобой, мол, по маленькой, так после и вовсе без штанов уйдешь… А вообще-то прохладно, поземка такая, темнеет быстро, а в темноте много ли навоюешь? И, потом, где это видано, чтоб зимой богатырь на заставе мерз? Ну, да Жидовин у нас старшой, ему, понятно, виднее. И тут захотелось мне зевнуть. прямо мочи нет, как зевнуть охота. А чоб и не зевнуть? — думаю. Ну, зевнул, харю к небу задрал… да так и остался с разинутым хлебалом в небо пялиться: смотрю, летит.

— Кто летит? — не выдержал затянувшуюся паузу кто-то из самых молодых.

— Колдун, ясное дело! Да не на ковре, как кощунники бают, а просто так. Рожа черная, сам мелкий — в полменя, если наземь поставить… А бородища зато — как отсюда до крыльца, если не поболе… И девку в руках тащит… одежа на ней не наша, сама чернявая, из степняков, видать. Но ведь не орет, а только на меня пялится, словно хочет позвать на помощь, да не могет…

— Ну, а ты?.. — спросил Руслан, уже изрядно хмельной, когда Лешак, дожидаясь именно такого вопроса, опять затянул паузу.

— А что я? Понятное дело, достаю лук, накладываю стрелу… Но то ли в глаз что попало, то ли пальцы закоченели — на мгновение Лешак зарделся, как девка, — короче, запуталась моя стрела в бороде у колдуна. Я в него вторую — туда же… Илья с Добрыней меня на смех подняли, что, грят, окосел совсем, в этакую птицу попасть не можешь, все в хвост метишь? А пока они смеялись, колдун — фьюить! — и под облака… И стемнело как-то сразу… А потом уж, когда в Киев возвращались, поспрошал я в корчме, что это за птица… Да, впрямь колдун. Черномордом кличут, за рожу черную… Так, вроде, вреда от него не было, как и добра, впрочем… Вот только до девок больно охоч… Прям как наш князь… — вокруг заржали. Не смеялся лишь Руслан, он один видел, что князь давно стоит чуть позади сгрудившихся вкруг рассказчика дружинников и внимательно слушает. — Ну, вот и вся байка. Хотите — верьте, хотите нет, но летуна этого я сам вот этими глазами видел.

— Да брехня это все!

— В кощунники бы тебя, Лешак…

— Постойте, а вдруг правда?

— Да какая там правда? Лешака не знаешь? — младшие расходились, посмеиваясь, и не сразу сообразили, что князь все слышал. Зато уж, когда сообразили…

— Слава князю!!!

— Слава Владимиру!

— Слава!!

— Слава!!! — крики эхом докатились до Золотой палаты, где пировали знатнейшие из богатырей, и эхом же вернулись обратно. Владимир кивнул, улыбнулся. Лично наполнил ковш медом, протянул Лешаку:

— Выпей, Лешак, сын поповский, хорошо баешь! А воюешь еще лучше! Дай нам Перун поболе таких воев, как ты, Лешак. Пей! — Лешак выпил, дружина загомонила, зашумела, все стремились тоже поскорее выпить, прокричав князю здравицу — другую.

После восьмого как раз ковша Руслан ощутил вдруг мощь в себе столь небывалую, что хоть сейчас Царьград в одиночку взял бы! Он вскочил из-за стола, грянул пустой ковш об пол:

— Эй, Лешак! Не знаю уж, как кто, а я тебе поверил. Ну про это… Про колдуна летучего. И уж ежели тебе недосуг было его ловить, так я спымаю! И в Киев за его же бороду приволоку!

Вокруг загомонили весело, посыпались предложения:

— Руслан, а ты как его брать думаешь? Ежели влет, так тут тебе сачок с полкиева потребен.

— Да нет, он его на живца возьмет. Станет в чистом поле, девкой нарядится, колдун сдуру прилетит, тут наш Руслан его и…

— Да брось, Руслан, сказки ж все это!

— Да он и не сдюжит! — перекрывая общий гвалт заорал Гуннар-Варяжонок, найденыш новгородский. Его некогда нашли новгородские купцы на берегу варяжского моря: к берегу прибило челн, а в нем полумертвый от голода ребенок да нож варяжской работы. Так его Варяжонком и прозвали. А Гуннаром уже потом варяги нарекли. — Не сдюжишь ведь, Руслан? Ну, куда тебе колдунов ловить? Сопли подотри сначала! — мощный удар швырнул молодого варяга через стол. Тот поднялся, утерся. Сказал уже трезвым голосом:

— Ладно, на кулак сам нарвался, неча языком что попало мести… Но хочу об заклад в две золотых гривны с тобою побиться, что не сдюжишь ты татя летучего добыть. Ну, бьемся?

— Бьемся.

Две золотых гривны для Руслана были бы ощутимым богатством, тем паче, что пока их у него не было. А Гуннар-Варяжонок обогатился в походах за зипунами лихих новгородцев.

И пошло — поехало веселье пуще прежнего… Князь, ничего не сказав про спор, головой лишь покачал и ушел к Большой дружине. Лешак тоже ушел, а младшие веселились еще долго…

…И вот теперь надо, оказывается, ехать за тридевять земель ловить странного колдуна. Но не давши слова — крепись, а давши — держись, и поэтому так ответил Руслан Лешаку:

— Да, поеду ловить поганца… Сейчас похмелье собью, а завтра поутру в путь.

— Добро. А колдуна я впрямь видел, — сказал Лешак совершенно серьезным голосом, — вот как тебя сейчас. Но где он гнездится — не знаю… Сказывали мне мужики в корчме, что в Таврике где-то, но Таврика ведь большая… Ищи.

— И найду. — кивнул Руслан, в голове опять что-то сдвинулось. она заболела совсем по-прежнему, он вскочил в седло, медленно, шагом, выехал за ворота. Потом пустил коня рысью, выехал за городские ворота — и галопом полетел вдаль…

Нет лучшего средства от похмелья, чем бешеная скачка с непокрытой головой по просторам. Рассол да кислое пиво — слабакам, а воям — встречный ветер, радость дороги, с мечом в руке, а то и с колчаном каленых стрел за спиной. Глядишь, так и дичь какую подстрелишь, а то и с ворогом в поединке сойдешься… И тогда похмелье — как рукой, голова свежая, как в первый день жизни… «Гм, как в первый день — это, пожалуй, слишком…» подумал Руслан, переводя коня обратно на крупную рысь. Ехать ему далече, что зря конягу загонять…

…И нет лучше средства одолеть последствия длительной пьянки, как со страхом своим потягаться. А страх у Руслана был с детства, причем немалый. Пуще Пекла боялся маленький Руслан Черного леса. И вот вроде бы вырос сам, борода растет, а так и не поборол свой страх, не вошел в Черный Лес.

Поначалу Лес оказался не таким уж особенным — голые березы и буки, всегда зеленые ели, заснеженные поляны, белки и зайцы видны там и сям, яркие клесты на деревьях. Здесь вскачь уж не помчишься — коню снег мало что не по брюхо еще. Богатырь спешился, повел конягу в поводу. Лес густел, темнел. Деревья пошли все кривее, иной раз столь крепко сплетались макушками, что и неба не видать. Но и добрые стороны при этом имелись: снега было ощутимо меньше. Долго пробирался добрый молодец сквозь страшный некогда Черный Лес, много дум успел передумать, много страхов детских припомнилось ему, и он, усмехаясь, не переставал дивиться — ну, лес и лес, чего ж тут бояться?

На очередной полянке вросла в сугроб покосившаяся замшелая избушка. Драконья голова, украшавшая конек, обломилась и свисала, держась неизвестно на чем. Зрелище получалось невеселое.

«Вот те и жилище бабы-яги» — подумал Руслан, и даже взгрустнулось ему — будто отмерло что-то, с детства незыблемое. Дверь открылась с оглушительным скрипом, Руслан вошел.

Изба и внутри являла собой картину полнейшего запустения. Выстуженная, не топленная уж Род ведает как давно, в горнице полный беспорядок, с потолка свисают иссушенные пучки каких-то трав, на полатях — ворох шкур, из-под шкур идет пар…

— Добрый день, бабуся! — наугад поздоровался Руслан. Ворох зашевелился, из-под него вылез облезлый тощий черный кот, затем еле слышно донесся дребезжащий старческий голос:

— Какой же он добрый, ежли вторую седмицу жрать неча и изба уж забыла, когда тепло было?

— Понял. Ты лежи, бабуся. А с остальным всем, авось, сладим.

Топорик, не Род весть какой, правда, он еще в сенях приметил. Там же и оселок отыскался. Сухостоя вокруг — обрубись. Силушка молодецкая, да топорик вострый — и вот уже и поленница полна, и огонь в печке гудит; лопата нашлась — колодезь расчищен, две бадьи воды студеной в избе, и котел на печке уж шипит; лук со стрелами с собой были — чуть в лес отошел, глядь — косой бежит. Вжжжик! Готов.

— А что, бабуся, крупа какая есть?

— Есть, есть! — радостно кивает баба-яга, трясущимися ручками развязывая мешочек с крупой.

Чуть оттаяв, старушка сварила себе отварчик какой-то, хлебнула, и оттаяла окончательно. Повеселела, глазки заблестели. А Руслан и сам не заметил, когда исчезли последние остатки мучившего его похмелья.

— Пора обратно мне, бабуся. Уж смеркаться скоро начнет, а путь не самый близкий.

— А ты, милок, торопись, да медленно. Я и отблагодарить тебя еще не успела, а ты уж собрался. Экий скорый!

— Да не надо мне твоей благодарности, бабушка. Помоги другому кому…

— Эээ, нет, Руслан. Ведаю, что ты затеял, дело энто весьма сурьезное, требует подготовки. Колдуна ведь изловить удумал?

— Гм… да… — Руслан хотел было поинтересоваться, откуда бабка про это знает, но, по некотором размышлении, решил все же промолчать.

— Да знаю, все про тебя знаю — я баба-яга, или кто? Думы-то твои, вот они, на поверхности, так по челу туда-сюда и бегают. И чего ты ополчился на этого Черноморда? Чем старик тебе не угодил?

— Дык ведь тать он, девок умыкает, мучит их, поди… Неровен час и до наших красавиц доберется…

— Доберется, не сомневайся. Да можешь мне не и рассказывать. Молодому богатырю жизнь без подвигов — не жизнь. И если нет подходящего чуда-юда в родных местах (а ведь есть, только поискать получше надо), надо идти за тридевять земель и тридесять морей, искать себе славы… Не ты первый, милок, да не ты и последний. Эвон, жидовин-то ваш, Илья который, как с печки слез, как силушку почувствовал — прямо озверел. Полсвета облазил, прежде чем на заставу-то встать, а уж скольких чудищ порубал да булавой своей в землю по уши вбил — так и вовсе не считано… Ну что ж, иди за своим колдуном. Обереги есть у тебя?

— А как же! — Руслан нащупал обереги. — Есть!

— Дам тебе еще один.

— Что за оберег? — посерьезнел богатырь. К волхованиям, оберегам и всему прочему, что от богов исходило, он всегда относился с должным почтением.

— Оберег — всем оберегам оберег. Говорят, еще от Старых Волхвов остался! — произнесла баба-яга с самым таинственным видом и принялась рыться в большом ларе. — …вот он! — она протянула Руслану деревянную бляху, кривую во все стороны, с семью разными рогами. Вид у бляхи был весьма неказистый, но в то, что это несомненный оберег, молодой воин поверил сразу. Обереги — чай, не побрякушки девичьи. Не в красоте их сила.

— Оберег этот, — значительно произнесла бабка, — не прост, ох как не прост. Многое делать он умеет. Вот, к примеру, ежели вот этот рог повернуть — запомни, вот этот, на птичий клюв похожий — сразу начнешь разуметь все звериные и птичьи языки.

— А зачем оно мне надо? — не понял Руслан.

— Пригодится. Лишнее знание никому еще не помешало. Попробуешь?

— А почему бы и нет? — пожал плечами богатырь. Взял оберег, крутанул легонько «птичий клюв», прислушался.

— Ну, и как тебе, человече? — поинтересовался кот из-под лавки.

— Помогай боги! Вот это да! — глаза Руслана округлились и поползли на лоб. — А… а у меня голова не лопнет?

— С чего бы это? — спросила старушка.

— Да столько знаниев теперь запихнуть придется… Ведь хошь-не-хошь, а все слышно… Эвон, дятлы бранятся… Забавно как…

— Не лопнет. Голова, милок, она много чего вместить может. — баба-яга с улыбкой наблюдала, как осваивается богатырь со своим новым умением. — Ты вон на волхвов посмотри, много знают?

— Вестимо, много.

— А хоть одного волхва с лопнутой головой видал?

— Нет…

— Так-то. И ты не лопнешь. А вот что поумнее будешь малость — так оно тебе лишь на пользу.

— Угу. А другие рогулины что делают?

— Не знаю. — потупила взор баба-яга. — Не мой ведь оберег, объяснить некому было. А сама не пробовала. Про «клюв» леший один поведал.

— А ну как теперь я сам попробую! — Руслан загорелся азартом, начисто позабыв о том, что почти уж и смерклось, а ехать до Киева неблизко. — А вот хоть этот, что подлиннее…

— И даже не думай!!! Забудь! Жить надоело? — заверещала бабка. — Вот как раз этот-то и не трожь!!!

— А чо? — изумился Руслан внезапной перемене настроения ведуньи. — Голову сорвет, что ли?

— Тот леший, что про «клюв»-то мне рассказал, тоже все любопытством неуемным маялся. Во, на том месте, где ты теперь, сидел.

— И что?

— Что-что… Крутанул аккурат этот длинный. И исчез. Оберег выронил от неожиданности, а сам в воздухе растаял. Куда уж его занесло, не ведаю. И до сих пор не объявлялся — ни слуху, не духу.

— И давно это было?

— Как раз в то лето Святослав на хазар ходил…

— Да… далеко занесло бедолагу.

И тут снова давешнее ощущение, что он может все, что море по колено, а все чуды-юды — просто котята, захлестнуло и расперло богатыря. Он встал, надел оберег на шею, поясно поклонился старушке. Глаза плутовато блестели.

— Ай, благодарю, бабушка, за подарочек. Только пора мне. Бывай здорова! — торопливо подхватил лук со стрелами, почти выбежал из избы, отвязал коня, вскочил в седло. Баба-яга, почуяв недоброе, засеменила за ним. Кот последовал за хозяйкой.

— Пропадешь, дурень! Головы своей не жаль?

— Ой, дурак, ой, дурачина… — приговаривал кот, присаживаясь на пороге.

— Помогай боги, бабуся! — усмехнулся Руслан и повернул длинный рог. Тьма обрушилась на него, в ушах коротко, но мощно свистнуло, испуганно заржал конь. Руслан невольно отметил, что его четвероногий друг грязно выругался. Вокруг была ночь, лес, и впереди, всего в сотне шагов, горел костер.