"Опер печального образа" - читать интересную книгу автора (Вересов Дмитрий)

Глава 10

В этом месте Петербурга Аня еще никогда не бывала. Она даже не замечала раньше, что за Кировский универмаг уходит не тупиковая дорожка, а целая улица. Сначала она шла вдоль промышленных корпусов и НИИ, мимо проходных, навесных переходов, металлических ворот. Потом пошли двухэтажные домики, построенные еще пленными немцами. Нищета их жителей была видна даже через глухие стены и плотно занавешенные и покрытые слоем пыли окна. Но некоторые домики уже нашли новых хозяев, у них обновили фасады, вставили в окна стеклопакеты, рядом разбили клумбы, газоны, припарковали иномарки. Фразеологизм «стояли особняком» относился к ним буквально.

Аня все время забывала номер дома, в котором помещалась редакция «Арлекина», останавливалась, рылась в сумочке, произносила цифру вслух. Потом шагала дальше, с любопытством озираясь по сторонам, словно в незнакомом городе, чтобы у следующего дома опять рыться в сумочке в поисках цветастого обрывка. На одном из домов счет оборвался, заброшенный садик не имел номера. Зато в самом его центре был круглый пруд, который напомнил Ане дом художника Василия Лонгина, ее свекра по первому мужу.

Она свернула на почти затопленную лужами тропинку и пошла по узеньким песчаным островкам. Пруд был на редкость неживописным. Рядом с ним не было ни кустов, ни скамеечек. Он был похож на большую воронку от снаряда, заполненную водой. И хотя, как известно, снаряд в одну воронку два раза не падает, тополя и осины держались от него подальше.

Аня вышла на бережок, посмотрела на грязную воду. С противоположной стороны пруда она увидела торчащие из воды металлические поручни, как в бассейне. Это было так необычно, что девушка обошла пруд вокруг, собирая на подошву еще прошлогодние перепрелые листья. При ближайшем рассмотрении поручни оказались спинками армейской кровати. Она стояла прямо в пруду, и вода едва покрывала пружинный матрац.

Она представила человека, который проснулся утром, сел на кровать. Ногами нашарил под водой домашние тапочки. Хотел умыться, но вспомнил, что он и так всегда мокрый. Тогда он вышел на берег и пошел на работу в один из соседних НИИ, оставляя за собой мокрый след.

Садик был ограничен с одной стороны бетонным забором, на котором Аня, несмотря на близорукость, увидела нарисованную белой краской кошачью или собачью морду. Она хотела уже выбираться из этого сырого и неуютного садика, как вдруг стукнула себя по лбу и обругала за тупость. На заборе была изображена театральная маска (намек на Коломбину, персонаж театра масок), а не морда с острыми ушами.

Аня шла вдоль забора от одной нарисованной маски к другой. Наконец, вместо белой рожицы она увидела черный металлический домофон. Аня не любила переговорных устройств, потому что никогда не могла разобрать доносящееся оттуда нечленораздельное бульканье. И на этот раз она услышала два открытых слога, значение которых мог угадать разве что человек, знакомый с азбукой Морзе.

— В редакцию «Арлекина», — наобум проговорила Аня. — Принесла заметку про…

В домофоне послышался точно такой же звук. Аня хотела повторить фразу, поменяв жанр своего материала на более солидный, а не из «Каникул в Простоквашино», но дверь щелкнула. Аня оказалась в маленьком дворике. Почему-то ей в голову пришло определение «испанский».

Перед ней была точно такая же дверь с домофоном, но уже в стене розового двухэтажного домика. Аня постояла немного, ожидая, что открывший ей один раз, откроет и во второй. Но дверь не поддавалась. Пришлось опять жать на кнопку и слушать ту же телеграфную азбуку, воспроизводимую человеческим голосом.

Аня еще раз повторила цель своего визита, но второй кордон оказался то ли строже, то ли тупее. Морзе чего-то от нее хотел. Это вывело Аню из себя. Она наклонилась к решетке домофона и четко проговорила:

— Вы заказывали девушку по вызову. У меня повременный тариф, время пошло. Вы уже наговорили на двадцать долларов.

Над самым ее ухом открылась форточка. Оттуда высунулся камуфляжный козырек.

— А чего двадцать долларов-то? — его живая речь едва ли была четче домофоновской. — Так бы сразу и сказала. Ты к кому?

— К заместителю редактора, — брякнула Аня наобум.

— Проходи.

Но все оказалось не так-то просто. Аня вошла в коридорчик перед будкой охранника, но дальше ей дорогу преградил метрополитеновский турникет.

— Сейчас он тебя встретит, — пояснил охранник. — Без сопровождения у нас ходить посторонним не принято.

— Понимаю, режимный объект, — сказала Аня. — Секретные технологии копания в грязном белье.

Охранник, видимо, не все понял из ее ответа, но все равно хотел ответить, но тут за турникетом показался усатый мужчина в рубашке и ярком галстуке в розовый горошек.

— Вы вместо трупа? — спросил он будничным, усталым голосом.

Аня вытаращила на него глаза. Наверное, этим она немного подправила зрительный фокус, потому что узнала в усатом мужчине своего однокурсника Костю Михалева, ее неудавшегося ухажера и, по его словам, вечного поклонника. Аня вышла из тени, и Костя стал совершать танец какой-то экзотической птицы с яркой грудкой в розовый горошек.

— Вот так номер! Вот так встреча! Лонгина!.. Уже Корнилова? Хотя бы на денек Михалева! Ну, на полчасика. Вова, открывай рога. Дай обнять родного человека!

Вообще-то Аня не ожидала от Кости такой бурной реакции. На втором курсе университета он ухаживал за ней довольно холодно и расчетливо, в основном, произнося с придыханием названия престижных мест города, в которые он был вхож, и фамилии влиятельных людей, с которыми был на короткой ноге. Аня тогда была совсем юной, провинциальной, подрабатывала гардеробщицей, но завоевать ее сердце одними назывными предложениями, да еще состоящими из имен собственных и закавыченных слов, было невозможно.

— Как я рад видеть родное лицо! Сразу вспоминаются золотые времена, когда мы еще верили в силу слова, в правдивость информации, в разнообразие публицистических жанров! Как все изменилось с тех пор в худшую сторону. Но зато как похорошела ты…

Михалев загнул такой долгий комплимент, что Аня с некоторой грустью стала вспоминать назывные предложения Кости-второкурсника.

— Кабинет у меня отдельный, — они подошли к двери с важной табличкой «Редакторат», — только секретарша у нас с главным одна на двоих.

Михалев распахнул дверь, и Аня вошла во владения «общей» секретарши. Рыжая девица сидела на распутье между двумя кабинетами, в окружении оргтехники.

— Налево пойдешь — ко мне попадешь, — сказал Михалев. — Познакомься, Аня, с красой и гордостью «Арлекина» Аллочкой Зарубиной.

— Здравствуйте, — улыбнулась Аллочка, на самом деле одним движением выхватывая невидимый посторонним самурайский меч и рассекая соперницу пополам.

— Очень приятно, — ответила Аня, которая к моменту удара Аллочки отбросила невидимые ножны и крепко сжимала двумя руками оплетку рукояти.

Лезвия встретились на полпути, неслышно для мужского уха взвизгнула сталь… Обычная встреча двух красивых женщин, которые навсегда останутся соперницами, даже если увиделись единственный раз в жизни.

— Что это ты говорил насчет трупа? — спросила Аня в кабинете заместителя редактора.

— Так мы ждем одну студенточку из театрального, чтобы проиллюстрировать убийство Елены Горобец. Снимать будем со спины. Темные волосы, фигурка, стройные ножки… Только красной краской нарисовать рану — и вперед на фотосессию. А хочешь, Анечка, мы тебя в виде трупа увековечим? Гонорар получишь…

— Так сейчас работают фоторепортеры? — удивилась Аня.

— Какие фоторепортеры? Я сам сниму на цифровую камеру, и порядок. Но это редко бывает. В основном, мы из Интернета иллюстрации берем. Зачем нам фоторепортер?

— Чудеса! — воскликнула Аня.

— И не говори, — согласился Костя. — А ты помнишь Женю Тишковского? Он после третьего курса, правда, ушел. Но какие он снимки делал! Цветную фотографию принципиально не признавал. Считал, что это совершенно другой жанр. Только черное, белое и полутона. Он, между прочим, сделал твой фотопортрет. Прекрасная работа! Я просил, просил его сделать копию…

— Я помню Женю, — грустно улыбнулась Аня. — Ребята говорили, что он разочаровался во всем, бросил фотографию и стал водителем какого-то старого, раздолбанного грузовика. Кто-то из наших увидел его зимой на морозе, около заглохшей машины… Он хотел запечатлеть весь мир, а потом на весь этот мир обиделся. Я помню Женю… Разве можно играть цветными шахматами, говорил он. Игра света и тени, дня и ночи, добра и зла видна только в черно-белом варианте.

— Женька был философом фотодела. А теперь вот все начинается Интернетом, им же все и заканчивается.

— Не удивлюсь, если в вашей газете и журналистов не окажется, — решила пошутить Аня.

— Так их и нет, Анечка! — вскричал Костя с каким-то странным энтузиазмом. — Хочешь пройтись по кабинетам? Только я один во всей редакции с журналистским образованием. Ни одного репортерчика, никаких обозревателей, фельетонистов, очеркистов. Тишь да гладь. Никаких творческих личностей, неординарных натур, неуспокоенных душ. С «лейкой» и блокнотом… Сидят себе глупенькие смазливенькие девочки, лазают по Интернету. Если надо перевести, есть толмач. Он всегда здесь, под рукой, даже ближе, потому что любит девчонок потискать. С лейкой для поливки комнатных растений и Интернетом мы делаем один из самых читаемых в городе еженедельников… Что-то я расхвастался. Ты-то как? Может, ты по делу какому-нибудь?

— После твоего рассказа даже не знаю, — пожала плечами Аня. — Я вообще-то статью принесла. Думала, тут пишут.

— Святая простота! Все уже написано до нас во множестве вариантов. Зачем обманывать и без того обманываемый народ? Великая русская литература, и то из шинели вылезла. Советская журналистика, наверное, из кепки Владимира Ильича. А мы, грешные, из лифчика Анны Курниковой выползли. Да еще, пожалуй, и не выползли…

Михалев даже не спрашивал, о чем написала Аня. А ей это и самой было не важно. Ане нужна была зацепка, чтобы прийти, поговорить, получить информацию. Зацепка сидела перед ней в галстуке в розовый горошек и активно жестикулировала. Аня достала свои листики, порвала их по одному и бросила в мусорную корзину.

— Про Люду Синявину ты, конечно, в курсе. — Пора было переходить к делу.

— Еще бы, — кивнул головой Костя.

— А ведь это она написала про развод семьи Горобец и про предстоящий раздел имущества.

— Анечка, дорогая моя, я тебя умоляю! Ты намекаешь, что причиной ее убийства могла быть ее публикация в «Арлекине»? Нашла, тоже мне, Холодова или Боровика. Я сам заказал… не Синявину, не смотри ты так проницательно, Анечка!.. Я заказал ей эту статью. Весь Интернет был забит материалами об этом разводе с фотографиями Елены Горобец. Людка только скомпоновала их. Неужели за это убивают? Не смеши. К тому же я заранее позвонил в контору Горобца и предупредил, что готовится материал о его жене. Было достаточно времени решить все тихо, полюбовно…

— Ты ожидал, что он предложит отступного?

— Честно говоря, да. Материал-то только внешне напоминал сенсацию. Думал, удастся подзаработать на дурачка. Не получилось.

— А говорил, что у вас нет журналистов, — грустно проговорила Аня.

— Так нет же. Теперь их нету. Синявина была последней могиканкой. Надо было выйти с заголовком: «Убит последний журналист нашей газеты!»

— Люда была у меня свидетельницей на свадьбе, — проговорила Аня.

— Так это на твоей свадьбе ее убили?! — воскликнул удивленный Михалев.

— В Интернете об этом ничего не было?

— Какой тут Интернет! — возмутился Костя. — Я лично ездил в пресс-центр ГУВД, хотел получить информацию. Дали мне стандартный листик с тремя предложениями: «Убита путем проникновения колюще-режущих в область, несовместимую с жизнедеятельностью…» и так далее. Пришлось самим поработать.

— Провести журналистское расследование?

— Анечка, за кого ты нас принимаешь? Купили выпивки, закуски. К концу рабочего дня состряпали про нахлынувшие из области стаи рыжих псов. Между прочим, моя идея. Дочке читал «Маугли», там как раз рыжие собаки прибежали. «Мы — хозяева джунглей!» У Киплинга я это дело и позаимствовал. Но какой результат! По крайней мере, городские власти взялись за отлов диких животных. Так ты говоришь, убийство произошло на твоей свадьбе? Так это же настоящая, неподдельная сенсация! Анечка, ты должна взять в руки перо. Труба зовет! С «лейкой» и блокнотом, а то и с пулеметом…

— Костя, еще такая информация. У меня муж — следователь. Больше того, он ведет это дело.

— Аня! Вот это да! Вот это да! — Костя вскочил с кресла и забегал вокруг сидящей Ани. — Аня! Мы нужны друг другу! Ты должна стать нашим рупором! Это будут супер-репортажи! У нас есть специальный фонд на такие сенсации. Не все же на девочек тратить! — обратился к кому-то через стенку Костя. — Ты готова к работе по специальности?

— Вообще-то, готова.

— Отлично! — обрадовался Михалев. — Мы нужны друг другу…

В этот момент приоткрылась дверь. Появилось кислое лицо рыжей секретарши. Только потом раздался легкий стук.

— Константин Григорьевич, пришел следователь Корнилов. Главный редактор у нас в местной командировке. Так что придется вам его принимать. Я уж вас отмазывала, отмазывала. Охранник Вова сказал, что у вас девушка по вызову. Но он уже идет сюда. Ничего не поделаешь. Полицейское государство, — усмехнулась она ядовито.

— Какая девушка по вызову? Что за ерунда! — не понял Михалев, но секретарша уже скрылась за дверью.

— Костя! — Аня вскочила на ноги, оглядывая кабинет в поисках укрытия. — Это мой муж! Наше сотрудничество под угрозой! Быстро спрячь меня куда-нибудь! Соображай быстрее…

В принципе, выбора для пряток особого не было: выпрыгнуть из окна со второго этажа, залезть под стол или зайти в шкаф-купе. Аня выбрала последний вариант.

Все время, пока Михаил задавал Косте вопросы по поводу Синявиной, а Костя старательно, слово в слово, повторял следователю рассказанное несколько минут назад Ане, девушка давилась от смеха среди коробок из-под ксерокса и пустых бутылок.

В таком комичном положении она еще никогда не была!

Она слышала, как отворилась дверь и, звеня чашками, в кабинет вошла секретарша Аллочка.

— Вы присоединитесь к нам? — услышала Аня приветливый голос своего супруга. Ее верный рыцарь вел себя несколько странно.

— Как-нибудь в другой раз, — захихикала Аллочка.

— Для кого же предназначена третья чашка? — голос Михаила был такой же приветливый, но с нотками настойчивости.

— Как для кого? — удивилась секретарша. — Я думала, что ваша посетительница еще здесь. Прошу прощения, Константин Григорьевич. Как это ей удалось пройти мимо меня незамеченной? Я, вроде, никуда не отлучалась.

— Действительно, — поддержал ее Корнилов. — Мне навстречу в коридоре тоже никто не попался…

Ане стало смешно и страшно одновременно. Она сейчас не думала о том, что последует за ее обнаружением в шкафу. Как маленькая девочка, Аня замирала от восторга и ужаса. Большая же Аня кусала и щипала себя, чтобы не расхохотаться от абсурдности и комизма ситуации.

— Куда же пропала ваша девушка по вызову? — поинтересовался следователь.

— Какая девушка по вызову? Кто вам такую глупость сказал? — Костя хорошо изобразил удивление. — Вы больше слушайте охранника Вову. Во-первых, у него контузия с первой Чеченской войны. Во-вторых, он каждый номер «Арлекина» читает от корки до корки… Это наша новая сотрудница. Я собирался провести ее по кабинетам, но тут услышал, что вы уже направляетесь ко мне. Я попросил девушку… новую сотрудницу пока погулять по редакции, присмотреться. Как ты, Алла, не заметила ее?

— Я вообще стараюсь не замечать девиц, появляющихся здесь время от времени, — растягивая гласные, проговорила Аллочка.

— Вот с этого надо было и начинать, — строго заметил Костя. — На чем мы остановились? Вы, кажется, спрашивали…

— Когда вы предложили Синявиной подготовить данную публикацию? Когда она вам ее сдала? Когда газета появилась в продаже?..

У Ани что-то кололо внутри от душившего ее смеха. В кабинете теперь было скучно, девушка уже не прислушивалась к разговору двух мужчин. От нечего делать она стала размышлять о том, что дерзкое поведение секретарши Аллочки, видимо, объясняется ее близостью к правому кабинету. А еще Аня с удовольствием представляла себе Аллочкино лицо, когда Аня, как ни в чем не бывало, выйдет из кабинета и скажет:

— Аллочка, большое спасибо за чай!..