"Хроника Великой войны" - читать интересную книгу автора (Крюков Дмитрий Владимирович)

МОРФИН. ВАХСПАНДИЯ

Глава первая

Зима 148-149 годов выдалась суровая.

Холодный ветер подхватывал снежную крупу, взвивал её в столбы, а потом, словно сеятель, бросал на землю. Чахлые деревца клонились к земле, жалобно шурша голыми ветками. Исполины-кедры, которые привыкли к северной непогоде, не гнулись и стояли тесным строем, выставив напоказ свои темно-зеленые хвойные бороды с сединой инея. При очень сильном порыве ветра кедры потрескивали и презрительно посмеивались, глядя на слабость низкорослой поросли.

Залив Тогок, на юге которого стояла старая столица Вахспандии Хафродуг, а на севере – новая Морфин, был скован. Лишь далеко от берега лед тончал, обращаясь в прозрачные слюдяные пластины. Тогда море, напрягшись мускулами волн, взламывало оковы, в бешенстве кромсало и топило их в своих черных, бурлящих недрах.

Вдоль всего берега тянулась цепь темных неказистых сараев, куда паскаяки сносили на зиму свои лодки. Снег сдавил строения, и казалось, что стены не выстоят – рухнут, но нет: в Вахспандии строили грубо, да добротно, на века. Вблизи угрюмых сараев под открытым небом валялись уже отслужившие свой срок лодки. Понимая, что ему не попортить построек, снег в бессильной ярости мстил этим жалким останкам. Он бросался в дыры разбитых корпусов, забивался в трещины, чтобы весной, оттаяв, расколоть податливое дерево.

Морфин укрылся от стихии за высокими каменными стенами. Однако снег не сдавался и здесь. Застелив все улицы, он насмешливо наблюдал, как хмурые паскаяки продираются через его завалы.

Свирепствовал мороз: вода в бочках застывала до самых доньев. Вахспандийцы топили печи, и из труб выбивался жаркий, угарный дым, который, поднимаясь, сливался с темно-фиолетовыми клубами туч, зависшими над городом.

Несколько паскаяков толпились у кедра. Рядом стояли запряженные сани. Четыре больших, неуклюжих с виду тяжеловоза понуро клонили головы к земле, всхрапывали и прядали ушами. В морозном воздухе отчетливо звенела упряжь. Паскаяк приблизился к дереву, достал из-за пояса топор и приготовился сделать засечку, как вдруг его остановил крик:

– Этот мой!

Вахспандиец обернулся и с готовностью передал топор подошедшему паскаяку в дорогом зипуне с меховой опушкой. Это был бывший принц, а ныне король Удгерф. За год он сильно возмужал и постарел. Поперек лба пролегла едва заметная морщинка, а нижнюю половину лица закрыла темно-рыжая кустистая борода, которую монарху, постоянно находившемуся в делах, было некогда брить и расчесывать. Снежинки впутались в растрепанные волосы и задорно поблескивали оттуда.

Удгерф снял рукавицу, стряхнул коросту снега, облепившего основание дерева, обнажив его темную, изрезанную морщинами кору. Король осклабился, перекинул топор с руки на руку и, размахнувшись, сделал зарубку. Лезвие вошло глубоко и оставило хорошо заметный след. Тогда, приметившись, Удгерф ударил во второй раз в тоже место. Кедр не шелохнулся, лишь тонкими струйками посыпалась с веток снежная пыль. Однако король был упрям. Скинув дорогой зипун и оставшись в одной теплой рубахе, он принялся за работу. Топор алчно въедался в плоть дерева, и с каждым ударом вынимать его становилось все труднее. Красноватые щепки устилали снег, Удгерф вспотел, одежда прилипла к телу, и видно было, как ходят под ней мускулы.

Столпившиеся вокруг паскаяки с удовольствием наблюдали за своим правителем, одобрительно кивали и гикали, когда удар оказывался особенно точным.

Кедр покачнулся, казалось бы чуть-чуть, но сверху густо посыпал снег. Отфыркиваясь, Удгерф заработал шибче. И наконец лесной исполин сдался, затрещал и накренился. Король нанес последний сокрушительный удар – дрожь охватила ветви кедра, полетела хвоя. С победным криком Удгерф отбросил топор, навалился на дерево и, обхватив руками, толкнул к земле. Раздался треск, и, натужно заскрипев, кедр начал заваливаться, цепляясь за своих собратьев и вызывая своим падением целый снегопад.

– Молодец король! Вот как! – вахспандийцы подбежали к уставшему, засыпанному снегом, но счастливому королю.

Кто-то накинул ему на плечи зипун. Один шустрый паскаяк побежал к врывшейся в сугроб верхушке кедра, отмерять высоту поверженного великана.

Королевский замок был большой и стоял на берегу залива. Налетавшие с моря ветры быстро выстужали каменную громаду, и, несмотря на то, что дров изводили много, в комнатах все равно было холодно. Топили только в опочивальнях и в Малом зале, где по вечерам собирались все обитатели.

Ранние зимние сумерки тусклым светом закрадывались в коридоры замка, но в Малом зале было светло. Полыхание огромного во всю стену камина прогоняло неприятную вечернюю сырость.

Удгерф, щурясь, смотрел на то, как чернеет меж вихрящихся языков пламени ствол срубленного им утром кедра. Удгерф радовался тому, что это дерево добыл он, и что теперь оно греет его жену и сына – два месяца назад у короля родился наследник. А старый Ульриг даже не знал, что стал дедом.

У стен далеко от очага клевали носами старые герои. Те, что помоложе, боролись на руках, и временами раздавались их громкие выкрики. Тогда Удгерф подходил, узнавал, кто победил или осаживал расшумевшихся гневным словом, если был не в настроении. Особняком покоился на низком табурете Урдаган Хафродугский. В глубокой задумчивости, он обводил зал тяжелым взором желтых глаз. Королю становилось не по себе, когда он наталкивался взглядом на бессмертного: какие мысли бродили в голове у этого паскаяка?

Однако рядом сидели жена и наследник. И Удгерф успокаивался. После того, как Дельфера подарила ему сына, он очень привязался к ней и, если до бороды руки у него не доходили, то для жены он старался выкроить свободную минутку, как бы ни был занят.

Отсветы очага трепетали в складках её накидки, искорками ложились на меховую опушку. От огня стало тепло, и тяжелая ткань чуть сползла, открыв светлую тунику и белую шею королевы. Удгерф подошел к люльке, в которой лежал принц, остановился. Наследник спал, свернувшись калачиком, и улыбался во сне. Король не мог оторвать взгляда от его умиротворенного лица – первенец!

Снова закричали паскаяки, это герой Дуфал опять положил всех своих противников. Удгерф очнулся, отошел от колыбели и присел рядом с Дельферой.

– Знаешь, как мы назовем нашего сына?

Она подняла глаза, влажно и нежно посмотрела на мужа. Запустив пальцы в бороду и для вдохновения потеребив её, он произнес:

– У наследника Вахспандии имя должно быть красивым и звучным, вызывающим уважение у подданных и трепет у врагов. Я не люблю сюсюканий. Все эти няньки предлагают одно хуже другого. Перфуран – ну куда это годится! – Удгерф замолчал, собираясь. – Поэтому пусть его зовут Умаф.

Дельфера задумалась, перевела взгляд на своего первенца и согласно кивнула:

– Пусть Умаф. Как ты хочешь.

Удгерф просиял:

– Я знал, тебе понравится. Это очень древнее имя. Так звали одного из братьев Крейтера Великого. Он был вместе с Крейтером во время десятилетнего похода через орочьи владения и земли болотных тварей. Вот был легендарный подвиг!

Дельфера молча кивала, сознавая, что мужу хочется поговорить и что она должна его выслушать, но смысл слов ускользал от нее. Да и какое ей было дело до какого-то Умафа, который был братом Крейтера Великого. Главное, что рядом с ней её ребенок.

Ветер дул не переставая. Во дворе и в окрестностях намело холмы снега, под которыми оказались погребены целые деревни. Иногда появлялись паскаяки. Ежась, они быстро раскидывали сугробы, освобождая крохотные дорожки перед домами, и спешно убирались восвояси. Однако неугомонный ветер создавал новые завалы и от работы жителей не оставалось и следа.

Игривая поземка змеей оплетала ноги, мешая идти. Снег затягивал, как топкая трясина. Однако человек был упрям и, проваливаясь по колено, все равно двигался напрямик через сугробы. Одет он был в легкий, не по погоде плащ, перехваченный на плече дешевой медной брошью. Большие облезлые сапоги с металлическими набойками потеряли свой изначальный цвет и сделались черными. Снег хлопьями торчал из их широких отворотов. В ярко-рыжей длинной бороде человека клыками злобно скалились примерзшие сосульки. Лицо его, еле видное из-за сетки спутавшихся волос, было суровым, с напряженно застывшими морщинами.

То был Анисим Вольфрадович. Охранять Ульрига было бессмысленно, ибо старый король стал бесполезен. А вот его сын представлял очень серьезную опасность, поэтому, по велению Гостомысла Ужасного, Чародей отправился в одну из крепостей к северу от Хафродуга, дабы наблюдать за поведением паскаяков у Морфина. Анисим был уверен, что наступление начнется весной, с отступлением холодов. Не зря же Удгерф весь 148 год копил силы.

Анисим Вольфрадович выполнял свою работу добросовестно. Каждое утро, несмотря на погоду, он совершал обход, приглядывался к паскаякам – нет ли чего подозрительного. Сначала Чародей брал с собой людей, но, когда в поле померзло более десяти человек, бессмертный решил, что солдаты ещё пригодятся ему для боя, и с тех пор стал выходить один. В душе ему было даже приятно бродить в мрачном одиночестве под неистовым ветром и, раскрыв глаза, смотреть, как летит в них снег, как он тает на ресницах и в черных провалах зрачков. Бессмертный никогда не отворачивался, не прятал лица и не смыкал глаз, ибо считал, что это слабость, уступка смерти и что он может пропустить нечто важное – то, ради чего скитался по свету – магический посох или кристалл, который даровал бы ему власть над миром.

Во второй половине дня вьюга сделалась яростней. Снежные клубы заволокли небо и поглотили солнце. Лишь зыбкий мутноватый свет пробивался на землю через завесу облаков и падающих хлопьев.

Снег оседал на крышах башен, гнездился на зубьях крепостных стен, забивался в бойницы. Солдаты ежечасно разгребали сугробы, лопатами сбрасывали их вниз, и они валились тяжелыми белыми телами в ров, от которого уже скоро не осталось и следа. В иных местах снег доходил до половины высоты укреплений.

Стражник у ворот не сразу разобрал в снежном мареве человека. Он был высоким и шел, не сгибаясь, широко размахивая руками, словно орел, пытающийся поймать в свои крылья ветер. Полы его плаща развевались, разметая вокруг хлопья снега. Опознав идущего, солдат построжел лицом и крикнул:

– Открывай! Чародей возвращается!

Его слова потонули в громогласном вое бури, но на въездной башне зашевелились. Несмотря на то, что открывать главные ворота было трудно и в крепости существовал ещё второй малый вход, перед Анисимом Вольфрадовичем всегда распахивали огромные ворота, как если бы он был не одним человеком, а целой армией. Сам Чародей ничего не говорил по этому поводу, но десятники, которые управляли крепостью в его отсутствие, настолько боялись его, что всегда спешили лишний раз угодить ему, дабы не разгневать.

Так было и на этот раз: вьюга бешеным порывом ворвалась во двор крепости, и вместе с нею ввалился Анисим Вольфрадович. Он тряхнул головой, выбивая из волос снег, и, ни слова не говоря, направился в большую круглую башню, которая доминировала над всеми укреплениями и по праву считалась главным строением. Там для бессмертного был приготовлен стол и ожидали его приказаний десятники.

Чародей опустился на стул. Его большая борода попала в миску с супом, но он не обратил на это внимания. В помещении было тепло, и тающий снег каплями скатывался по лицу бессмертного, падал на стол. Анисим Вольфрадович стал есть. Десятники робко переминались в стороне, наблюдая за трапезой предводителя. Чародей выловил из супа огромную кость, покрытую серым вареным мясом. Чавкая и хлюпая, он принялся глодать её. Покончив с супом и костью, бессмертный взял яйцо, в один удар расколол и, небрежно очистив, засунул в рот – на зубах захрустела скорлупа, а Анисим Вольфрадович уже придвинул к себе котел с горячей кашей, запустил в него ложку. Волосы падали ему на лицо и мешали есть. Не отрываясь от еды, он недовольно стряхивал их рукой. Громко стучала неутомимая ложка. Когда котел опустел, слуга налил вина. Чародей выпил, обтер пальцы о бороду и некоторое время сидел молча, чувствуя, как еда оседает в животе. Наконец он обратился к десятникам:

– Пока все спокойно. Паскаяки решатся на бой только с отступлением морозов. Но не расслабляться, – бессмертный обвел людей суровым взглядом. – Увижу, что охрана не поставлена или укрепления в плохом порядке – голову сниму и на кол посажу в назидание.

Ужасная метель продолжалась до середины зимдора, но затем начала стихать. Стало проглядывать из-за туч робкое солнце. Под его лучами весь мир, укрытый белым снегом, сиял и переливался нежно-розовыми и голубыми отсветами. В один из таких дней молодой король Удгерф решил выехать на берег моря и осмотреть построенные в прошлом году корабли.

Из Морфина выбрались благополучно. За городом ехать стало труднее, так как там ходили меньше и сугробы были выше, но массивные сомми упрямо таранили снежные нагромождения. Чуть привстав в стременах, Удгреф наблюдал за тем, как перед его взором медленно открывается широкая панорама покрытого льдом залива: огромное плоское белое пространство, свободный ветер, чистейший воздух! У короля захватило дух: теперь вся эта земля и вода – его! Удгерф не перестал удивляться и радоваться силе родного края.

Колонна подъехала к большим сараям, в которых зимою хранились корабли паскаяков. Желая прихвастнуть и выделиться своей ловкостью, несколько молодцов на ходу соскочили в снег и, подбирая широкие полы теплых стеганых кафтанов, побежали к строениям. Навстречу им появились рабочие и несколько солдат, которые следили за кораблями.

– Открывай!

– Король?

Удгерф смотрел, как паскаяки, навалившись, сваливают примерзшие за сутки засовы, потом раздвигают неподатливые створки ворот. Когда петли пришли в движение, посыпался снег. Веселясь и отряхиваясь, вахспандийцы раскрыли вход. Король оставил сомми одному из подскочивших героев, а сам пешком направился к сараю.

На него пахнуло застоявшимся теплом, запахом смолы и дегтя. Внутри было темно, но острый паскаячий глаз различил покоящийся на круглых бревнах корабль. Он был нарочно поставлен так, чтобы потом легче было скатывать к воде. Пол был устелен шелестевшей под ногами прошлогодней соломой. Ворвавшийся через открытые ворота сквозняк покачивал привязанные за стропила обрывки канатов. Подрагивали аккуратно свернутые паруса. Корабль словно рвался на волю, в море. Улыбнувшись, Удгерф приблизился к его длинному широкому корпусу и ласково погладил крутой гладкий бок. В воздухе витал приятный аромат дерева.

– Хороша работа, а, Урдаган?

– Не "а", а "да", – откликнулся бессмертный, пытаясь взобраться на палубу.

Он схватился за свешивавшийся с палубы канат и подтянулся, упираясь ногами в борт. Урдаган был настолько большим в толстой зимней одежде, что королю вдруг показалось, что судно перевернется. Однако бессмертный благополучно добрался до верха и перевалился через борт.

Удгерф повернулся к сопровождавшим:

– Прекрасный корабль. Весной перед отплытием надо будет ещё просмолить, и можно в бой. Давайте осмотрим остальные корабли.

Паскаяки закивали головами и полезли наружу. С гиком спрыгнул с палубы Урдаган. Поцеловав борт, он не спеша двинулся за остальными.

За окном валил снег, и пасмурное небо унылым, тусклым светом просачивалось в комнату, но король Вахспандии не обращал на это внимания. Ульриг с азартом подписывал бумаги. Каждую из них он украшал крестиком и большой жирной буквой "У". Старый паскаяк по-прежнему считал себя полноправным правителем королевства, хотя находился в занятом людьми Хафродуге. Более того, Ульриг, который ранее рассматривал власть лишь как забаву, в последнее время решил отыграться за все упущенные тридцать лет своего безмятежного правления. Его обуяла жажда законодательной деятельности. Он собственноручно выдумывал указы или заставлял ближних, оставшихся при нем героев делать это. Ульриг составлял документы и по такому поводу даже освоил грамоту. Иногда его, правда, терзала мысль о собственной неполновластности и зависимости. Летом прошлого 148 года он даже попытался уехать из Хафродуга в Хал-мо-Готрен – город также принадлежавший людям, но не находившийся под столь сильным влиянием Гостомысла Ужасного. Наглые кочевники завернули его роскошный королевский поезд на первой же заставе. С тех пор Ульриг окончательно смирился и, казалось, забылся.

Посмотрев в окно, бывший монарх покачал головой. Погода положительно не радовала его. Он встал и прошелся по комнате, вновь выглянул на улицу. Все было сплошь устелено снегом. "С этим надо бороться", – подумал паскаяк, сел за стол и с новыми силами принялся за работу. Размашистыми печатными буквами он вывел: "В связи с тяжелым положением на улицах и площадях столицы Вахспандии, города Хафродуга, кое вызвано непредвиденными погодными условиями: метелями, буранами и т.д. – повелеваю незамедлительно приступить к очистительной работе. По сему поводу приказываю вывести на улицы не менее сотни жителей и столько же варваров и кочевников, дабы нейтрализовать завалы", – Ульриг задумался, самодовольно улыбнулся – ему очень понравилось слово "нейтрализовать": красиво и солидно. Полюбовавшись написанным, он с самозабвением поэта продолжил работу. Строки указа виршами лились из-под расходившегося пера.

– Повелитель, король Ульриг велел разослать сей указ, – кочевник протянул Гостомыслу свернутый свиток.

Бессмертный взял его, развернул и прочитал.

– Это приказ?

– Да, повелитель. Вы видите – даже гербовая печать в углу.

– Да, да, – бессмертный удовлетворенно хмыкнул.

Руки в кожаных перчатках безжалостно разорвали грамоту и швырнули её в мусорное ведро. Гостомыслу было чуждо милосердие. Зачем утешать смертных? Если Ульриг Третий потерял власть, значит, должен отказаться от всяких надежд. Не в натуре свергнутого царя Слатии было щадить чувства побежденных. Пусть знают, какие они ничтожества, и мирятся с суровой правдой.

– Что передать королю, повелитель? – поинтересовался кочевник.

– Скажи, что жители начнут очищать улицы, если захотят того сами. Слово Ульрига легко, как пушинка, а потому ему придется спокойно сидеть. Он бессилен что-нибудь предпринять против сил всемогущей природы, ибо того не могли сделать правители куда более могущественные, нежели он.

Словно подтверждая слова бессмертного, за окном падал снег.

Повинуясь жесту своего повелителя, кочевник бесшумно вышел. Гостомысл остался один. Он неспешно прошелся по комнате, сел за стол и уставился на его гладкую деревянную поверхность. Стол был привезен из Слатии, откуда бессмертного изгнали много лет назад. Также будет и в Вахспандии. Рано или поздно паскаяки начнут наступление, и тогда конец. В прошлом году Удгерф подготовил хороший флот и столицу будут осаждать и с моря, и с суши. Удержаться будет невозможно. Гостомысл знал это и не пытался бежать от истины, а потому с особенным наслаждением смаковал и растягивал последние недели своего правления в Вахспандии.

Во второй половине дня он отправился осматривать достопримечательности замка Хок…

Все было как обычно: в камине жарко пылал огонь, Дельфера с сыном Умафом сидела неподалеку, несколько героев боролись между собой на руках. Однако среди них не было самых именитых: могучего Дуфала, ловкого Пфедла и многих других. Урдаган также не появлялся, и король задерживался.

Прошло полчаса. Королева начала волноваться и беспокойно перебирать складки плаща. Она поняла, что Удгерф опять что-то затеял. Как это на него похоже – ничего не сказав, не предупредив, пропасть на целый день. А она сидит и волнуется. Потом он придет и будет рассказывать о своих успехах и ждать её похвал. Дельфера знала, что у неё найдутся нужные слова, чтобы обнадежить и приласкать мужа. Она его помощница и должна поддерживать во всех начинаниях.

Раздались шаги и громкие, веселые голоса. Герои шумной толпой ввалились в зал. Крепкий Дуфал тут же устремился к борющимся, дабы отстоять свой титул непобедимого борца. Удгерф шел рядом с Урдаганом и Пфедлом Огненным и о чем-то горячо рассуждал. Бессмертный слушал бесстрастно, а Пфедл кивал, отчего его ярко-рыжие кудри забавно подпрыгивали, словно языки пламени.

– Дело непростое, но, когда мы вернем Хал-мо-Готрен, восток будет за нами.

– Я не подведу. С такими молодцами стыдно сидеть за стенами.

– Тогда собирайся, Пфедл. Удачи тебе, но, коли на то будет воля Ортакога, завтра ещё свидимся, – король дружески похлопал героя по плечу и направился к ожидавшей его жене. – Как поживает наш принц? – Удгерф склонился над колыбелью и пощекотал Умафа под брюшком. Малыш завертелся и задорно закричал.

– Вот молодец. Настоящий боец!

Дельфера улыбнулась: ей было всегда приятно, когда муж говорил о сыне. Удгерф завозился с ребенком, подхватил его, и прижал к своей широкой груди. Умаф цапнул отца за бороду.

– Ух ты какой! – Удгерф подкинул сына.

– Осторожно, не урони. Дай лучше мне, – Дельфера поднялась и осторожно приняла ребенка к себе на руки.

Довольный, король уселся возле камина и выставил ноги вперед. Дельфера успокоила разыгравшееся дитя, положила его в колыбель.

– Зачем ты его все время укачиваешь?

– Так ведь ночь уже.

– Воин должен и ночью бодрствовать.

Дельфера, вздохнув, покачала головой.

– Ладно, ладно, – отмахнулся Удгерф.

Некоторое время они молча смотрели на огонь. Сзади шумно возились герои.

– Скажи, ты хочешь взять Хал-мо-Готрен? – наконец спросила Дельфера.

– Ну и слух у тебя, – улыбнулся Удгерф. – Да. Это необходимо для победы над людьми. Думаю, Пфедл Огненный справится. Я дал ему семь сотен воинов.

Дельфера задумалась, оглянулась на пламенно-рыжего героя, который уже беседовал с младшими воинами, набирая их в свой отряд.

– По-моему, Пфедл вполне достойный герой. Ты сделал правильный выбор.

Метель прекратилась. Ветер устал, и снег покорно улегся на землю. На небе толпились серые громады облаков. Они пытались заслонить солнце, но огненно белый диск непокорно вылезал из-за неровных щербатых краев.

В крепости все было спокойно. Ворота охранялись, стены были прибраны и готовы отразить нападение, мрачная громада главной башни казалась неприступной.

Анисим Вольфрадович находился на самом верхнем этаже. Он любил ветер и бурю, потому его не трогала установившаяся тихая и ясная погода. Теперь в дозоре были десятники, а Чародей сидел в крепости и проводил магические опыты. В последнее время он увлекся алхимией, ибо, по его убеждению, с помощью этой науки можно было создать некий материал, который одолел бы любого противника, даже бессмертного.

Заглядывая в древнюю книгу, добытую им у Гостомысла, Анисим Вольфрадович медленно наполнял большую реторту дурно пахнущей зеленоватой жидкостью. Усы Чародея воинственно шевелились, выдавая в нем глубокое напряжение. Большой жилистой рукой он взял со стола коробочку, достал оттуда три щепотки белого порошка и аккуратно высыпал в реторту. Порошок растворился не сразу, но некоторое время плавал на поверхности и, только размякнув, пошел ко дну, смешиваясь с зеленой жидкостью и окрашивая её в известковый цвет. Неотрывно наблюдая за метаморфозой, бессмертный вынул с полки мешочек и высыпал себе на ладонь два небольших желтоватых камешка.

В это время на лестнице послышались шаги. В дверь робко, но часто застучали.

– Я же сказал, меня не отвлекать! – Анисим Вольфрадович метнул злобный взгляд на вошедшего кочевника и тут же обратил свои горящие изумрудные глаза на реторту.

– Чародей, не вели винить. Паскаяки рядом!

Бессмертный досадуя сунул камешки в мешочек, с сожалением посмотрел на белесую жидкость. Со двора донеслись крики. Ни слова не говоря, Анисим Вольфрадович оттолкнул кочевника от двери и кинулся вниз. В несколько мгновений он оказался на стене. Оттуда открывался хороший вид.

Снег расстилался до самого горизонта, сливаясь с голубоватым, в серой опушке облаков небом. Недалеко от крепости чернели избы двух деревенек. Дорога сиреневой бороздой вилась по полю, словно след от кнута на белоснежном теле земли. Чародей заметил движение. Через минуту бессмертный различил всадников на сомми, пеших и тряпицы знамен над войсковой колонной. Похоже, паскаяки направлялись не к крепости, то есть не на юг, к столице, а на восток.

Анисим Вольфрадович отвернулся, уставился на очутившегося рядом с ним варвара.

– Начальника кавалерии сюда! – рявкнул Чародей.

Оторопевший варвар бросился исполнять приказание. Анисим Вольфрадович вновь обернулся к полю – вахспандийцы не спеша переползали от деревни к деревне.

Начальник кавалерии явился быстро. Это был подвижный скелет в красивой кирасе.

– Возьми два десятка солдат и скачи наперерез паскаякам. Разузнай, куда они идут.

Слушая, скелет кивал и нетерпеливо хватался рукой за рукоять длинной кочевничьей сабли.

– Скорее! – Чародей проводил начальника кавалерии мутным взглядом.

Всю зиму бессмертный ждал дня, когда Удгерф начнет боевые действия, и вот он наступил. Но как неожиданно! Наверху в башне стынет и пропадает бесценная жидкость, весь опыт насмарку.

Ворота чуть приоткрылись, выпуская рой всадников. Подстегивая брыкающихся лошадей, они врезались в снег. Утопая по грудь, кони неимоверным усилиями поднимались на дыбы, вырывались из сугробов и вновь проваливались. Бешеным аллюром кавалеристы помчались наперерез колонне паскаяков. Они обогнали их и, выскочив на дорогу, поехали впереди. Анисим Вольфрадович с неудовольствием наблюдал, как некоторые из паскаяков потянулись за луками и из колонны вырвалось несколько черных стрел. Два всадника упали. Начальник кавалерии увел свой немногочисленный отряд с дороги, но не отступил, ибо знал, что бессмертный перебьет их всех, если они не выполнят поручения.

Отгоняя назойливых кавалеристов выстрелами, Пфедл Огненный двигался на Хал-мо-Готрен.

Гонец запыхался и, припав к руке повелителя, не сразу смог подняться на ноги.

– Господин, Чародей велел передать тебе, что сильный отряд вахспандийцев был замечен седьмого весмеса неподалеку от крепости, в которую ты изволил направить его. Чародей говорит, что паскаяки идут на Хал-мо-Готрен.

Глаза Гостомысла Ужасного зловеще сузились.

– Ступай.

Гонец, шатаясь, вышел.

В дверях он столкнулся с охранником. Стражник протиснулся в кабинет и доложил:

– Еще один посланник.

Гостомысл кивнул.

Второй гонец оказался скелетом. Нижняя челюсть у него сильно дрожала, что мешало ему говорить:

– Повелитель, комендант, поставленный тобой в Хал-мо-Готрене, просит помощи, ибо с запада движется большой отряд паскаяков… В самом городе неспокойно… затаившиеся бунтовщики оживились. Они заняли часть улиц.

Бессмертный подался вперед:

– Жаждете помощи, как путник в пустыне страждет воды. Сколько, коменданту нужно, чтобы подавить разбушевавшийся поток вахспандийских страстей?

Гонец смутился, но быстро вспомнил слова своего начальника и выпалил:

– Четырех тысяч будет достаточно.

Гостомысл вдруг откинулся на спинку кресла и захохотал. Даже под толстой, темной повязкой, скрывавшей его лицо, стало заметно, как разверзся его рот:

– Неплохо! Я рад помочь, но мое войско умалилось в два раза и у меня остались лишь пятнадцать тысяч, кои разметаны всемогущим ветром судьбы по всей Вахспандии. Надеюсь, коменданту известно, что две тысячи находятся под его началом в Хал-мо-Готрене.

– Восставшие вооружены… Отряд вахспандийского короля уже, должно быть, под стенами…

– Хал-мо-Готрен не удержать, – отрезал Гостомысл, – и за него комендант ответит головой. Ему недолго носить её на плечах. Солнце не встанет семь раз, как она украсит копье одного из вахспандийских героев. Так и передай своему начальнику. Скачи быстрее, а то не успеешь.

Скелет замер в нерешительности – помощи он так и не получил. Гнев коменданта будет страшен, но бессмертный был страшнее, и посланник вышел.

Гостомысл мысленно увидел огненно-рыжую голову Пфедла Огненного, окруженного верными соммитами, и коменданта, выскочившего ему навстречу. Бессмертный проследил, как предводитель паскаяков замахивается. Его топор опускается на голову коменданта, и ничто не в состоянии защитить от сокрушительного удара: ни щит, ни шлем. Это награда за безалаберность. Глуп тот, кто полагает, что можно не заботиться о завтрашнем дне. Судьба не прощает подобного, поэтому Гостомыслу было не жалко ещё живого, но обреченного коменданта.

Удгерф ворвался в покои, возбужденно жестикулируя и крича. Дельфера не сразу поняла, что он говорит. Потом смысл слов дошел до нее:

– Победа! Пфедл взял Хал-мо-Готрен. Люди разбиты! Я знал, знал! – король махнул рукой и нечаянно свалил глиняный расписной сосуд.

Раздался звон. С сожалением взглянув на разноцветные черепки, Удгерф тут же продолжил:

– Потери один к пяти в нашу пользу. Пфедл потерял только полсотни. Правда, погибла ещё сотня горожан, которые с оружием в руках поддержали нас. Две тысячи варваров уничтожены. Лишь небольшая горстка избежала справедливой кары!

– Тише, – перебила его Дельфера. – Ребенка разбудишь.

Впрочем, принц уже не спал. Прямо как отец, он болтал ручонками и требовательно просил еду. Дельфера вынула его из люльки, расстегнув тунику, подала грудь. Умаф удовлетворенно затих. Дельфера некоторое время смотрела на мужа. Ей стало неловко оттого, что она так одернула его, когда он был на вершине счастья.

– Дура ты все-таки, – покачал головой Удгерф. – Ничего не понимаешь.

– Пфедл Огненный не ранен? – из вежливости поинтересовалась Дельфера.

– Нет, с ним все в порядке, – неохотно ответил Удгерф.

За его спиной появился квадратный силуэт. Урдаган хлопнул короля по плечу и поднес огромный кубок с пенящимся элем:

– Пей за победу!

Он ничуть не стеснялся присутствия королевы и сам осушил половину предлагаемого кубка.

– Подожди, Урдаган, я сейчас.

– Час тебя ждать не будут.

– Скажи, чтоб подождали.

– Али?

– Или я разозлюсь, – усмехнулся Удгерф.

Бессмертный допил кубок и, отирая пену с усов, скрылся.

Удгерф постоял некоторое время. Гнев и досада его улетучились, когда он посмотрел на жену с сыном на коленях. Ее густые рыжие волосы ниспадали на грудь, а большие глаза, прикрытые пушистыми ресницами, с трепетом взирали на ребенка. Она показалась ему олицетворением материнства.

– Сегодня в Вахспандии будет праздник. Я решил устроить, – добавил Удгерф уже отвлеченно, как будто это было не главное.

– В честь твоей победы я съезжу в храм Магдонора под Морфином, – примирительно закончила Дельфера.

Ульриг был одним из последних паскаяков во всей Вахспандии, кто узнал о событиях под Хал-мо-Готреном. В первый момент радости его не было предела. Вернувшись в выделенный ему Гостомыслом дворец, он накинулся на стражника-кочевника:

– Почему ты мне раньше не сказал, кретин? Ух! Злости на тебя не хватает! Пфедл – мой герой, мой любимый герой одержал такую победу! – Ульриг полез к кочевнику обниматься. – Дай-ка я тебя расцелую. Радуйся! Что ж ты стоишь как сноп?

Солдат попытался отгородиться от назойливого паскаяка алебардой, но тщетно – Ульриг подмял его и сжал в своих объятиях.

Облобызавшись со стражником, бывший король поспешил во дворец, где стал сочинять "Похвальную грамоту Пфедлу Огненному". В пылу он не замечал размашистых клякс, которые срывались с кончика пера. Фразы уже готовыми всплывали в голове. Однако, когда послание было готово, Ульриг вдруг вспомнил, что Пфедл не рядом с ним, а далеко на востоке и никто не отвезет ему грамоту. Бывший правитель отложил перо, подпер большую гривастую голову руками и впервые за много недель по-настоящему задумался. Кто он теперь? Никто. Да, Пфедл разгромил двухтысячное войско варваров под Хал-мо-Готреном, но это победа Удгерфа, а не Ульрига. Сын обошел отца. Теперь он по праву должен считаться властителем Вахспандии, державы, образованной Крейтером Великим. И Ульриг наконец смирился.