"Воины ветра" - читать интересную книгу автора (Янковский Дмитрий Валентинович)

Глава 11 Захват

Дан был знаком с ребятами, которые будут управлять яхтой, а мне их представили только в день отбытия. Парни оказались неразговорчивыми, едва кивнули, когда Дворжек назвал мне их имена, и тут же забрались на борт готовить судно к «хлопу». У одного было редкое имя Игорь, другого звали Антон.

– Давай-ка тоже на борт, – приказал мне Дворжек. – Ознакомишься с судном.

По невысокому трапу мы забрались наверх, а Дан остался внизу. Он то ли нервничал, то ли скучал – по нему не поймешь.

– Дан старший группы? – спросил я, уверенный в положительном ответе.

– Нет, дорогой. Не будет у вас старшего. Пойдете полноценным тандемом, иначе толку от вашего сотрудничества будет мало. На месте сами станете разбираться, как поступить и кого выбрать старшим на данный момент.

– Не по-флотски, – скривился я.

– А ты и не на флоте, – усмехнувшись, обрезал меня Дворжек.

Яхта, несмотря на эксцентричную внешность, оказалась, по сути, самым обычным круизером. Двадцать метров в длину, пять в ширину, четыре в высоту, если не считать полуметровой высоты шасси, выполненного в виде трубчатых полозьев. Корпус по последней «военной» моде имел вид параллелепипеда, а киль с соленоидом курсовой устойчивости крепился на кронштейне между посадочными полозьями. В результате яхта чем-то напоминала имперский винд-шип в миниатюре. Это впечатление усиливал поперечный навесочный блок в середине корпуса, выглядевший как «дубль» в линейке домино. Только надстройки все портили. Кокпит возвышался сантиметров на шестьдесят и имел лобовой обтекатель, что сразу нарушало «военный» стиль. А над кокпитом был установлен полноценный мостик со штурвалом для пилотирования при хорошей погоде. В плохую погоду управление осуществлялось из крохотной рубки, являвшейся, попросту, передней частью каюты, но отделенной переборкой с люком. В рубке с комфортом могло поместиться четыре человека, не больше. Остальное место занимали ходовые приборы и мониторы локаторов. Каюта была большой – в задней части имелся гальюн и две душевых кабины.

– Миленько, – оценил я.

– Рад, что тебе понравилось, – не без иронии кивнул Щегол. – Кстати, все время, пока ты на борту, экипаж будет выполнять именно твои команды и распоряжения.

– Отдавая дань моему флотскому опыту? – теперь я не посчитал нужным скрывать иронию.

– Именно, дорогой. Так что, случись буря или какая другая нештатная ситуация, в каюте не отлеживайся, помогай ребятам. Они неплохо умеют управляться с этим суденышком, но опыта хождения под парусами у них маловато. Но, как говорится, чем богаты…

– А мне грех жаловаться, – пожал я плечами.

– Вот и замечательно.

Игорь протиснулся мимо нас и юркнул в рубку.

– Пойдем, Егор, ознакомимся с навигацией, – проводил его взглядом Альберт.

В рубке он чуть потеснил Игоря, активировал ходовой навигационный планшет и ткнул пальцем в точку, расположенную в восьмидесяти километрах от форта Ростов.

– Транспортный канал выбросит вас тут, – сообщил Дворжек. – Почти до самого Ростова можете смело идти легальным образом. Легенда следующая: ты, Егор, с другом Данилой зафрахтовал яхту и движешься в приграничный порт Ейск для курортного времяпрепровождения на берегу Азова. Весь запрещенный груз, включая аккумуляторы к генераторам невидимости и сам генератор дематериализованы. Это даст вам возможность большую часть пути пройти налегке, материализовав груз только при необходимости. Но учтите, весит он немало, так что на большой высоте материализовывать его не следует – рухнете. К тому же дематериализованный груз никак не найдут при гипотетическом досмотре.

– Это уже дело. – Чем дальше, тем больше мне нравились технические достижения Института.

– Так что весь ваш вид и весь ваш груз будут говорить о том, что вы решили сбежать из шумного города к морю, – подвел итог Дворжек. – Скорее всего, вас обяжут зарегистрироваться в порту прибытия, то есть в Ейске. Зарегистрируйтесь, у вас с документами полный порядок. А затем перемещайтесь к побережью, ставьте яхту на грунт и ночуйте.

– Это правильно, – улыбнулся я. – Ночью выходить нельзя, у всех ушки на макушке.

– Да, владеем мы, Егор, кое-какой информацией, – довольно сощурился он. – Как наступит день, а еще лучше рано утром, врубаете генераторы и уходите в сторону границы. В бой со своими не вступайте ни при каких обстоятельствах. Если засекут – сдавайтесь. Вытащим.

– А тут есть чем вступать в бой? – удивился я. И сразу понял, что есть.

– Да, – ответил Щегол. – Как-никак отправляетесь на вражескую территорию. Оружие дематериализовано. На марше разрешаю его осмотреть. Дан в курсе. Лептонный конвертер только в его распоряжении, так что материализацией и дематериализацией груза и вооружения будет ведать он.

– Хорошо вы распасовали… Я знаю навигацию, у него лептонный конвертер. А если с кем что случится?

– Не бойся, дорогой, я это предусмотрел. Но объяснять все до тонкостей пока не считаю нужным.

Я это слопал. Ладно, переживем.

– Теперь главное. – Дворжек сменил карту на планшете. Вот район Минги-Тау. Вот сама гора. Пять тысяч триста метров. Эсминец «Святой Николай» был потерян во время боя здесь, над большим высокогорным кишлаком Минги-Тау, расположенным на высоте две тысячи метров у подошвы горы. Поскольку маневровые турбины вышли из строя, корабль продолжил дрейф и по всем законам парусной навигации должен был врезаться в гору вот тут, на высоте четыре тысячи двести метров.

– Почти у вершины, – присвистнул я.

– Да. Но вряд ли это помешало горцам до него добраться. Они к высотам и горам привычны. Другое дело, что они никак не могли починить турбины, а следовательно, не могли поставить корабль на ход. Поднять паруса у них тоже не выйдет. Так что единственное, чем они могли управлять – это антигравитационные приводы. Ну и дрейфовать по ветру, естественно.

– Скорее всего, первое, что они сделали, добравшись до эсминца – ошвартовали его, – предположил я.

– Мне тоже так кажется. Слишком рискованно шутить с ветром в горах. Унесет кораблик, и не догонишь.

– Верно, – кивнул я. – Так что предположительно корабль может находиться либо в гипотетической точке столкновения с Минги-Тау на высоте чуть более четырех тысяч метров…

– Либо? – удивленно покосился на меня Дворжек. – Мне казалось, других вариантов нет.

– Есть, – довольно продолжил я. – Корабль мог на косом ударе обойти Минги-Тау и продолжить путь дальше. Тогда он упрется в эту вершину.

– Недалеко, – прикинул Щегол.

– Недалеко, но учитывать это надо. В горах «недалеко» – понятие весьма относительное.

– Большой опыт ведения боевых действий в горах? – чуть напрягся Альберт.

– Просто опыт, – развел я руками. – Приходилось работать на высотах свыше трех тысяч метров. Правда, не на Кавказе.

– Ну, тогда мне еще спокойнее, – улыбнулся Дворжек. – Найдите корабль и установите транспортный коридор. Это главное.

– Есть! – по-военному отчеканил я.

На этот раз получилось не хуже, чем у Дана.

– Все. «Хлоп» через двадцать минут, – закончил Альберт. – Игорь, позови Дана. Хватит ему попирать ногами грешную землю.

Сборы были недолгими. На платформе нас отбуксировали к транспортной пентаграмме, затем Антон чуть поднял яхту, платформу выкатили из-под днища, и через миг небытия мы вынырнули на другом конце бинарного транспортного коридора.

Я сразу же выскочил на палубу – осмотреться. Мы зависли метрах в шести над бескрайней и совершенно безлюдной степью, местами прорезанной высокими лесополосами, состоящими преимущественно из тополей. Ветер гнал волны через полынь и начавший серебриться ковыль, от чего казалось, что мы повисли не над землей, а над бескрайним серебристо-зеленым океаном. Под днищем на очищенной от полыни земле была выложена из булыжников пентаграмма.

– Вроде засечь нас никто не мог, – выбравшись на палубу, осмотрелся Дан.

– Некому, – согласился я. – Кто тут, интересно, выложил пентаграмму?

– Такой же вопрос когда-нибудь зададут на склоне Минги-Тау, на высоте четыре тысячи метров.

– Это если повезет, – вздохнул я. – А если не отыщется вблизи парная точка? Топай потом километра два в гору.

– Вижу, Щегол ознакомил тебя с теорией, – усмехнулся Дан.

– В той мере, в которой посчитал нужным, – пожал я плечами.

– Не может не отыскаться, – уверенно заявил напарник. – Вселенная имеет фрактальную природу, в ней все распределено более или менее равномерно.

Я лишь усмехнулся. Дан не уставал меня удивлять. Про лошадей не знает, а иногда выдает фразочки из лексикона какого-нибудь кабинетного профессора. Все же странные личности выращивает Институт.

– А как называется яхта? – запоздало спросил я.

– «Борей», – ответил выбравшийся на палубу Игорь. – Так греки называли северный ветер. Какие будут команды?

– Поднять паруса! – уверенно ответил я. – Курс зюйд-ост. Пока ветер дует чуть выше галфинда, отмахаем порядочное расстояние. О любом измененнии ветра больше, чем на двадцать румбов, докладывайте.

– Есть! – кивнул Игорь и скрылся в люке.

Через минуту от мачт с характерным хлопком распространилась серебристая пленка парусного вакуум-поля. Мачты чуть повернулись, ловя дующий почти точно в левый борт ветер, яхта накренилась и начала стремительно набирать ход. Ветер засвистел в парусах, не менее стремительно поднимая мое настроение.

– Уже не надеялся, что удастся отдавать такие команды, – сказал я, подставив лицо ветру.

– Надеяться надо всегда на лучшее, – ответил Дан. – А вот готовиться – к худшему.

– Это ты верно сказал.

– Не я, китайцы.

– Без разницы. Но если следовать их логике, я бы осмотрел имеющееся на судне вооружение.

Глупость сморозил, конечно. Если есть вооружение, то это уже корабль, а не судно. Но мне трудно было воспринимать кораблем обычный на вид круизер.

– Без проблем, – пожал Дан плечами.

Мне уже приходилось видеть разные типы лептонных конвертеров. Один стоял на стволе пулемета, когда мы охотились в лесу на демона. Тот дематериализовывал обычную материю. Другой оказался в ведении Ирины. Он выполнял медицинские функции, а именно – позволял производить обратимую ампутацию. Например, в случае заражения крови. Пораженная конечность дематериализовывалась, полностью исключаясь из жизненных функций организма, причем без образования характерных хирургических осложнений, вроде отеков и болей. Затем болезнетворная микрофлора атаковывалась специальными лептонными препаратами, а когда она радостно и окончательно загибалась, конечность снова материализовывалась на прежнем месте. Однако нам с Даном ампутировали совершенно здоровую плоть. Крайнюю. Вряд ли я согласился бы на подобную операцию, не будь она обратима.

Дан же притащил из каюты более портативное, чем у Ирины, устройство, больше всего похожее на монтажный плазменный резак. Я догадался, что медицинский конвертер был крупнее именно потому, что преобразовывал живую ткань, с которой надо обращаться нежно и осторожно.

– Конвертер? – спросил я для уверенности.

– Да. Специально замаскирован под монтажный резак, на случай досмотра, – кивнул Дан и включил устройство.

Затем он подошел к краю борта и начал водить им прямо по воздуху из стороны в сторону. И, как по волшебству, деталь за деталью, проявился в реальности сначала кронштейн, а затем и сама электромагнитная пушка.

– Неплохая модель, оценил я.

Я уже привыкал к институтским штучкам. Меня куда более заинтересовало само оружие, чем чудесный способ его появления. Это было легкое бортовое орудие «ЭМ-27», какие устанавливаются на канонерских лодках для поражения турбо-гравов.

– Таких у нас два по левому борту и два по правому, – сообщил Дан.

– Это годится против гравилетов, – кивнул я. – Но против винд-шипов не пойдет.

Собственно говоря, изначально, винд-флот возник как раз в плане противодействия электромагнитным орудиям, легко выводившим из строя любые летательные аппараты. В этом было разительное преимущество любого винд-шипа перед другими летающими машинами. Разница заключалась, в первую очередь, в том, что винд-шип приводился в движение ветром и не требовал для ведения боя электрической энергии. Конечно, у него имелись маневровые турбины, но использовались они только для отшвартовки, маневров в штиль и перемещений в спокойной обстановке. В бою же турбины находились в запаркованном, полностью обесточенном состоянии, что делало их неуязвимыми для электромагнитных «микроволновок». Генераторы же неструктурного парусного вакуум-поля, в отличие от генераторов структурированного поля невидимости, приводились в действие не бегущими позитронами, а непосредственно от протекающих в мачтах ядерных реакций. То есть тоже без участия электронных схем. Система управления парусами была соленоидной, электрической, а не электронно-позитронной. Это также делало ее неуязвимой для электромагнитных орудий, поскольку их импульс был опасен для тонких электронно-позитронных схем, но никак не для силовых проводов толщиной с палец и не для управляющих реле величиной с кулак. Кроме того, на военных кораблях было предусмотрено и полностью ручное управление поворотом мачт, а атомные реакции парусных генераторов контролировались простым выдвижением берилловых стержней.

Конечно, на гражданских судах всех этих наворотов не было за ненадобностью. И на гравиосерфах, и на яхтах, вроде «Борея», электронно-позитронные схемы управляли всем – и генераторами поля, и поворотом мачт.

Когда же были построены первые винд-шипы, сразу стало ясно, что кроме неуязвимости от электромагнитных орудий они имеют ряд серьезных преимуществ. Например, титаническую грузоподъемность, позволяющую нести огромные экипажи и целые орудийные батареи, а также ничем не ограниченную дальность хода. Именно это сделало винд-флот основной ударной силой против исламского террора.

– С винд-шипами вступать в бой нам запрещено, – спокойно напомнил Дан. – Поэтому, только на всякий непредвиденный случай, у нас установлено по одному тяжелому плазмогану на носу и на корме.

– Показывай кормовой, – распорядился я.

Открывшаяся после материализации пушка была крутовата для «на всякий случай». Тяжелый крупнокалиберный плазмоган системы Синявиной с эффективной дальностью боя до двадцати четырех километров подходил скорее для легкой батареи линкора, чем для рейдового суденышка.

– Ни фига себе! – вырвалось у меня. – Вы бы еще линейное башенное орудие тут установили.

– Щегол сказал, что это на всякий случай, – повторил Дан.

– На носу такое же?

– Да, идентичное.

– С такой пушкой мы можем дать отпор не только канонерской лодке, но и среднему арабскому городку.

– Вряд ли возникнет такая необходимость, – пожал плечами Дан. – Наша задача просто найти «Святой Николай» и установить до него транспортный коридор.

– Перестраховщик ваш Дворжек, – покачал я головой. – Это орудие враз высосет энергию всего яхтенного силового агрегата.

– Ну, силовой агрегат тоже немного усилили, – усмехнулся напарник. – Два выстрела в минуту эта дура сделает с гарантией. Может, и три, если подойти с умом.

То ли я не знал всего, что задумал Дворжек, то ли он действительно был склонен к перестраховке. Но начальник-перестраховщик обычно высасывает все силы учреждения, а Институт походил на процветающую контору. Ушки на макушке с ними надо держать. Ладно, будем думать, что мне известна лишь часть задания. А то, для чего нужны эти монструозные орудия, созданные гением хрупкой оружейницы Галины Синявиной, готовится для меня в качестве сюрприза. Или вообще не имеет ко мне отношения. Скажем так: наличие такого оружия на борту будем считать поводом для задумчивости, не для серьезного беспокойства. Пока меня никто особо не подставлял, значит, и в дальнейшем можно на это рассчитывать.

Мы двигались отличным ходом, узлов двенадцать, а то и больше. Свежий ветер устойчиво, без порывов, дул в паруса, чуть накренивая «Борей» на правый борт. Дан дематериализовал орудия и пригласил меня в каюту.

– Там у нас легкое вооружение, – сказал он.

После материализации двух ящиков оказалось, что в распоряжении команды имеется четыре длинноствольных штурмовых плазмогана системы Ильина, четыре малокалиберных плазмогана «МП-9» для рукопашного боя, четыре «струнки», четыре легких армейских лазергана, а также две портативные ракетные установки с изрядным запасом боеприпасов. Весьма недурной арсенал для наземного боя. Я остался доволен.

– Часа через два приблизимся к Ростову. Оттуда еще часа четыре до Ейска, – прикинул я, прокачав карту по памяти. – К вечеру доберемся. Хорошо бы до темноты, так будет лучше. Засветимся, установим лагерь, чтобы пограничников не тревожить. А там поглядим. И еще… Не думаю, что стоит идти прямиком к форту Ростов, как велел Дворжек.

– Это был приказ или рекомендация? – напрягся Дан.

– Обмен мнениями. Приказа не было, – честно ответил я.

– Тогда на твое усмотрение. Не хочешь нарываться на патруль?

– Именно. Лучше сейчас сменить курс и на бакштаге двигаться к Ейску. Пройдем километрах в сорока от Ростова. Засекут, но вряд ли будут высылать патруль – от границы далековато. А вот на подходе к Ейску проверки, как минимум, полицейской, не миновать все равно.

– Логично. Одна проверка лучше, чем две, – кивнул Дан.

Я приказал команде сменить курс. «Борей» по широкой дуге повернул почти точно на юг, так чтобы идти к ветру курсом бакштаг.

– Предлагаю сейчас устроить перекусон, а затем принудительный отдых, – заявил я Дану после завершения кораблем всех эволюций.

– Не имею возражений, – улыбнулся напарник.

Перекусон, конечно, вышел не таким, как на Базе. Перебились консервами и разведенными водой концентратами. Не знаю, как желудок Дана, а мой относился к такому рациону вполне лояльно – еда эта мало отличалась от положенного на винд-шипах пайка. Отдых же вышел и вовсе сказочным. Я улегся на койку, закрыл глаза и с замиранием сердца долго прислушивался к свистящему в парусах над палубой ветру. Люди склонны бояться неизвестного, а вот знакомое умиротворяет психику. Хорошо, спокойно. Орудия на борту, ветер в парусах, а впереди ясная и понятная, в общем-то, цель. Что еще нужно винд-труперу, чудом вернувшемуся в строй? Еще нужна возможность совершить подвиг. Мало кто об этом думает всерьез, но в подсознании-то сидит, никуда не денешься. В том, что такая возможность предоставится лично мне, не было никаких сомнений. Тогда какая разница под чьим флагом рисковать жизнью? Да никакой, по большому счету. Главное – не под арабским. Хотя… Причастность к флотским традициям, начатым еще Петром Великим, тоже дорогого стоит. Но из числа винд-флота я себя вычеркивать не спешил. Мало одного приказа об увольнении, чтобы списать флотского офицера на землю. Мало. А если уж говорить совсем всерьез, то на землю его не списать. Можно только под землю. Но для этого тоже сноровка кое-какая нужна.

Проснулся я отдохнувшим, довольным, словно подзарядился от сетевого источника. И походочка, когда выбрался на палубу, стала не той, что у сухопутных крыс. Сказать честно – меня попросту распирало от плывущей в километре под килем земли и от серебристого парусного вакуум-поля над головой. Забытое чувство, надо признать. Оно притупляется, когда ходишь на винд-крейсерах часто, по долгу службы. Можно сказать, пропадает совсем. Но сейчас оно было острым, до щемящего ощущения в сердце. Острым от того, что я уже не надеялся его когда-нибудь испытать. Верно говорят: чтобы оценить что-то, надо его утратить. Вот я утратил, оценил и теперь смаковал каждую минуту, проведенную на стремительном «Борее», взявшем курс на Кавказ.

Игорь и Антон перебрались на открытый мостик над палубой. Я поднялся к ним и спросил:

– Как обстановочка?

– Ветер крепчает, – доложил Игорь. – Сейчас делаем двадцать два узла. Находимся в этой точке.

Он ткнул пальцем в изображение на планшете. До Ейска было рукой подать – километров сто пятьдесят, не больше.

– Странно, что пограничники не беспокоили, – сказал я. – И Ростов прошли чисто?

– По радио запросили, – ответил Игорь. – Передали регистрационный сигнал яхты, сообщили, что идем в Ейск с туристической целью.

– Понятно. Но Ейские должны уже вести нас на радарах. Хотя далековато на самом деле. Подождем.

Примерно через час мы приблизились к Ейску еще на сорок километров.

– А вот и патруль, – усмехнулся Антон, показав метку на мониторе.

Я заинтересованно придвинулся ближе. Почти встречным курсом на нас двигались три цели – низколетящие, скоростные. Не винд-шипы, понятно сразу, скорее тяжелые турбо-гравы. Засекли, значит, странную одиночную цель. Ну, это пусть. Это нашим планам не противоречит никак.

– Из Ейска, скорее всего, – добавил Игорь. – Я их засек минуту назад над кромкой берега. По нашу душу наверняка. – Легенду знаете? – решил уточнить я.

– Идем в Ейск. Туристы, станем лагерем, – кивнул Антон. – Яхта наша, вы с Даном фрахтовщики. Кстати, в сам Ейск нам тоже нет смысла заходить. Только лишняя морока будет.

– А где лучше?

– Тут. – Антон щелкнул ногтем по экрану планшета в том месте, где далеко в Азовское море выдавалась коса. – Это коса Долгая. Курортное место. Местные по выходным выбираются за стены и устраивают там пикники. Флотские подразделения базируются только в самом Ейске, а косу патрулирует специальная гравилетная эскадрилья, принадлежащая полиции. И сухопутный мотострелковый казацкий полк, базирующийся у выхода на косу. В двух милях от Долгой к западу стационарно установлен гравио-пантон с лазерно-ракетной батареей. И всё.

– Неплохо, – оценил я полученную информацию. – Оборона обустроена без расчета на атаку винд-шипами.

– А откуда они у арабов? – пожал плечами Игорь. – Ночью сможем улизнуть без всяких проблем.

– Это радует, – кивнул я. – Но на самой границе будет сложнее.

– Там и разберемся, – хмуро ответил Артем.

Примерно через полтора часа меня из каюты выгнал зуммер общей тревоги. Я растолкал Дана, и мы, растирая лица спросонья, поднялись на мостик. Впереди на дистанции визуального контакта на чуть более низком эшелоне двигались три тяжелых гравилета с полицейской, а не пограничной, окраской.

– Мы в прицеле, – сообщил Игорь, – показав индикатор оружейного наведения, мерцавший тревожным рубиновым цветом.

Тут же дрогнули мембраны радиосканера, и в эфире раздался бесстрастный голос:

– Команде «Борея» от начальника полицейского патруля. На связь.

– На связи, – так же холодно ответил Игорь.

– Убрать паруса, лечь в дрейф, – приказал полицейский. – Устно задекларируйте имеющееся на борту вооружение.

– Вооружения на борту нет, – ответил Игорь.

Антон с пульта контроля убрал все паруса, яхта перестала крениться, потеряла ход и легла в дрейф. Полицейские бодро взяли нас в боевой «треугольник» – одна машина поднялась в верхний эшелон, другая перешла на наш, а третья осталась ниже. При этом, если смотреть сверху или с земли, полицейские гравилеты образовали правильный равносторонний треугольник с «Бореем» в центре.

– Всем членам экипажа и пассажирам выйти на палубу, – снова отозвался в эфире голос полицейского. – Встать по левому борту.

Голос был холодным, бесстрастным, словно полицейский не командовал, а без выражения читал вслух совершенно не интересный ему текст. И это отсутствие интонации внезапно меня напрягло. Сильно. Я бы при всем желании не смог объяснить, что меня встревожило, но тревога была острой, сильной. До ледяных мурашек по спине.

– В каюту!!! – выкрикнул я таким голосом, чтобы никому не пришло на ум переспрашивать или требовать объяснений.

Дан ничего не понял, остальные тоже, но он все же среагировал первым. Недаром Дворжек отзывался о нем, как о прекрасном оперативнике. Мощным толчком Дан сбил Игоря с мостика к люку, ведущему в каюту, скатился кубарем, соскользнул туда сам, затащил Игоря, а я уже сбил вниз Артема. Ну и прикрикнул, чтобы шевелился быстрее.

Вопреки моим худшим ожиданиям, с гравилетов не ответили шквалом огня. Точнее, само то, что не стали стрелять, вызвало во мне уже куда более оформившиеся опасения. Это не полицейские. Полицейские долбанули бы по всякому, кто осмелился не выполнить команду. Пограничники – тем более. А эти не стреляли. И говорить это могло лишь об одном – они боялись повредить яхту.

– Дан, расчехляй тяжелые плазмоганы! – выкрикнул я изо всех сил, а сам ползком направился к пульту управления парусами.

Над головой неприятно швыркнул плазменный заряд крупного калибра. Одиночный. Так низко, что затылок обдало жаром. Снайпер бьет с гравилета, турбиной его разнеси. Это плохо. Очень. Голову не поднимешь. Пока вжимаешься в палубу, можно не сильно бояться, поскольку снайпер не лупанет из своей бандуры так, чтобы подвергнуть опасности хоть какое-то оборудование на мостике. Но если привстать, такую кулю в бок получишь, что пополам разнесет к чертям.

Чтобы не рисковать понапрасну, я выбил ногой стальной прут из ограждения мостика и выдрал его рукой. Тут же снайпер напомнил о себе, да так прицельно, что у меня волосы от пролетевшей плазмы затрещали. Запахло паленой шерстью.

Распластавшись спиной на площадке мостика, я осторожно поднял прут и попытался им, как палкой, прижать сенсор поднятия стакселя. Сенсоры, управляющие остальными парусами, были из этого положения недоступны за верньерами настройки геометрии поля. Палкой их не достать. Но хватило бы и одного стакселя, чтобы набрать ход. А там поглядим.

Снайпер не давал мне расслабиться ни на секунду. Заряды плазмы пролетали в опасной близости от прута, грозя превратить его в металлический пар. Но, повозившись с полминуты, я все же умудрился активировать нужный сенсор. Тут же на передней мачте распустилось серебристое полотнище стакселя. Яхта медленно, почти не кренясь и сильно приводясь на ветер, начала набирать ход.

Следующим подвигом для меня было чуть подкрутить с помощью спасительного прута верньер так, чтобы ослабить стаксель. Когда яхта перейдет в положение бакштаг, это позволит большей площадью паруса поймать почти строго попутный ветер и набрать приличный ход. Получилось. Больше я пока ничем себе и другим помочь не мог, а потому счел за благо вжаться спиной в площадку мостика и замереть.

Яхта медленно приводилась на ветер, поворачиваясь к нему кормой. И чем сильнее это происходило, тем полнее надувался парус и тем быстрее разгонялась яхта.

Но и нападавшие не дремали. Тот гравилет, что завис выше «Борея», сорвался с места и стремительно пошел на сближение. Это не сулило мне ничего хорошего – оттуда снайпер мог пристрелить меня без труда, прицелившись в распластанную фигуру и не боясь особо повредить яхту. Поэтому я, резким перекатом, переместился под прикрытие контрольного пульта и притаился за ним. Кем бы ни были агрессоры, попытавшиеся сойти за полицию, они намеревались захватить яхту, а не уничтожить ее. Это было понятно по всем их действиям. И ничего пока не менялось.

Угнездившись под пультом, я свернулся калачиком и стал ждать действий Дана и ответных действий противника. А что мне еще оставалось делать без оружия?

Верхний гравилет завис над мостиком так низко, что меня обдало запахом озона из турбин. Стрелять они не могли, но что им мешало высадить небольшой десант на палубу и в упор расстрелять меня из малокалиберных плазмоганов?

Словно в ответ на эту тревожную мысль, произошли сразу два события. Во-первых, сверху на палубу спрыгнули трое одетых во все черное боевиков с закрытыми на арабский манер лицами. У каждого в руках был длинноствольный плазмоган среднего калибра. Во-вторых, яхту начало ощутимо раскачивать, и я понял, что другой антиграв, снизу, тоже высадил несколько десантников, которые уцепились за посадочные полозья и готовы вскарабкаться на палубу.

Для меня это была неловкая ситуация. Если не сказать больше. На самом деле и троих вооруженных десантников мне бы хватило, если обучены хорошо, а уж с теми, что снизу могут забраться, так и подавно.

– Стой, не двигайся! – выкрикнул с сильным арабским акцентом один из вновьприбывших.

Тут уже для догадок места не осталось – все ясно. Прорвавшиеся с Кавказа через море арабы решили захватить яхту. Для них и такой винд-шип – благодать, ниспосланная Аллахом. Даже с учетом того, что о вооружении им ничего не было известно. Однако одной яхты для счастья им мало. Им, детям гор и пустынь, нужен человек, способный обучить обращению с парусами и прочим непростым оборудованием. А значит, весь экипаж под корень они выбивать не станут. Поумнели за последние пятьдесят лет. Скорее всего, попробуют взять в плен всех, а пристрелят только тех, кто будет излишне дергаться. Им ведь пока совершенно неясно, кто на борту пассажир, а кто член команды, кто умеет управлять судном, а кто нет.

Под прицелом направленного на меня плазмогана, я медленно, стараясь потянуть время, выбрался из под пульта, поднял руки и встал во весь рост. Не знаю, удалось ли выглядеть до предела напуганным, но уж чему меня не учили в кадетском корпусе, так это актерскому мастерству.

Каково же было мое изумление, когда прямо у моих ног совершенно бесшумно разверзлась дыра в палубе, через которую я увидел в полутьме Дана с лептонным конвертером в одной руке и со штурмовым плазмоганом в другой.

– Сколько их там? – спросил он.

Стараясь поменьше шевелить губами, я произнес:

– Трое.

– Справишься, – беспечно сказал он и швырнул мне плазмоган.

Фактор неожиданности бывает разным. Иногда противник умеет передвигаться настолько бесшумно, что неожиданно оказывается у тебя за спиной и накидывает удавку на шею. Неприятно. Или по башке таким же образом получить. Тоже не лучшие впечатления. Надо признать, что арабы – мастера бесшумного передвижения. Опасны они в рукопашном бою, особенно при численном превосходстве. А без такого превосходства в рукопашную они не ходят. Но в данном случае фактор неожиданности оказался на моей стороне. Всецело. Ближайший ко мне десантник чуть пушку из рук не выронил, когда со мной приключилась такая удивительная метаморфоза – только что стоял с поднятыми руками, а через миг уже лечу в прыжке со штурмовым плазмоганом в руках.

Хотя через секунду он оружие все же выронил, потому что я без затей ушел с линии атаки и врезал ему прикладом по чавке. Араб рухнул, как подкошенный. Другой у меня на глазах провалился сквозь палубу – Дан снизу прорезал дыру лептонным конвертером. Третьего я срезал короткой очередью.

Кстати, дыра, проделанная Даном, мне очень пригодилась. Прежде, чем он ее обратно заделал, я прыгнул в проем солдатиком, уходя из-под прицела снайпера.

Получилась временная передышка. Араб с перерезанным горлом еще дергался на полу, я еще переводил дух, а Дан уже скомандовал:

– Надо перевести управление парусами с мостика в рубку!

– Кому? – спросил я на всякий случай.

– Тебе! – не очень любезным тоном уточнил напарник. – Из Антона и Игоря бойцы никакие.

– Смотри! – крикнул из рубки Антон. – Вот этот сенсор отключает пульт верху. Нажмешь, тогда я смогу тут включиться.

– А если мостик просто гранатой взорвать? – с надеждой поинтересовался я.

– Нельзя, – обрезал меня Дан. – Разворотим палубу, как потом с пограничниками объясняться? Да и понадобиться может мостик.

– А если меня грохнут, вам с пограничниками объясняться не придется, – пробурчал я. – Назад придется вернуться.

– Времени нет на твои идиотские аргументы! – вспылил Дан. – У тебя самый большой боевой опыт! Вперед!

– Дыру сделай! – остудил его я.

Он проделал у меня над головой лептонным конвертером дыру, через которую можно было самым коротким путем попасть на мостик. Тут же раздался грохот – кто-то снова спрыгнул на палубу. Я чуть высунулся из проема, сбил выстрелом сначала высадившегося араба, а затем полоснул по обтекателю турбо-грава. В прозрачной лобовой броне аппарата, слишком слабо омагниченной для подобного натиска, образовалось пять обожженных отверстий с кулак величиной. Все же армейское штурмовое оружие – это армейское штурмовое оружие. Антиграв сильно стангажировал на корму и начал рушиться вниз, быстро пропав из виду. Я же вдавил пальцем сенсор на пульте и снова прыгнул в дыру, которую Дан тут же заделал.

– Все! Есть контроль управления! – Антон показал поднятый вверх большой палец, как это любил делать Дворжек.

– Аплодисментов не надо, – пробурчал я. – Кстати, один гравилет удалось завалить.

– Отлично, – кивнул Дан. – Это сделает их более осторожными. Но не думаю, что отступятся.

Я тоже так не думал. Если уж арабам удалось прорваться через границу, да еще забраться так далеко от Ейска, то вряд ли они упустят случай завладеть круизером. Скорее передохнут все. Шахиды, леер-трос им всем в задницу.

– Мне показалось, – вспомнил я, – что иx десант высадился не только на палубу.

– Есть небольшой крен на правый борт, – сверившись с приборами, подтвердил Игорь. – Перевес килограммов на двести.

– Понятно, – недобро усмехнулся Дан. – Закрепились на правом полозе шасси. Xитрость на уровне детского интерната.

– Стандартный прием, – решил поделиться я своим опытом. – Это у ниx самый распространенный способ заxвата летательныx аппаратов. На взлете. Сидят в засаде, затем, выбрав удобный момент, закрепляются при помощи альпснаряжения. Ну и далее по всем правилам воздушного абордажа.

– Надо было полозья делать раскаляющимся, – хмуро сказал Антон.

– Они же не руками за ниx хватаются! – усмехнулся я.

– Егор, приготовься иx снять. – Дан включил лептонный конвертер. – Как только образуется дыра, сразу давай. Ты у нас самый шустрый. А вы поднимайте все паруса и давайте ходу.

Игорь кивнул:

– У них все равно кардинальное преимущество в скорости, – заметил я.

– Ты еще численное превосходство упомяни, – отмахнулся Дан. – Мы-то по ним стрелять можем, а вот они по нам – нет.

– Со злости могут, – поспешил остудить его я. – Со злости они многое могут. Со злости и от безвыходности.

– Возьму на заметку, – серьезно кивнул Дан. – Приготовься стрелять. Только шасси не повреди, будь любезен.

Умеет он задеть за живое. Меня вообще из себя вывести трудно, мало кому это удавалось, а вот Дан словно нарочно нарывался. Хотя на что нарывался? В морду я ему дать пробовал – не вышло. Не душить же его за эти подколки сонным в постели!

Он махнул конвертером, проделав в днище внушительную дыру – я бы пролез без труда. Но пролезать я не собирался. Наоборот, как бы ненароком не вывалиться. Но в былые времена да по молодости и не такие трюки приходилось выделывать. Я зацепился сгибом ноги за стойку, на которой крепились койки, вывалился наружу всем корпусом и, вскинув штурмовой плазмоган, открыл огонь короткими очередями. Первого сшиб без проблем, а второй, повиснув на тросике, сумел ответить. Старался бить точно, чтобы не задеть днище, но ветром его качало немилосердно, так что две плазменных плюхи он успел всадить в корпус прежде, чем я его продырявил. Каюта тут же заполнилась едким дымом.

– Яхта что, вообще не бронирована? – прошипел я, забираясь обратно.

– А ты будешь отвечать на вопросы пограничников, когда они магнитометр включат? – огрызнулся Дан.

По большому счету он был прав, но я как-то не привык ходить в бой совсем без брони. Все же другая закалка у институтских, ох, другая…

Игорь первым схватил огнетушитель и сбил пламя струей негорючего газа.

– Что на локаторе? – спросил Дан у Антона.

– Гравилеты отстали и идут позади, метрах в трехстах нашим курсом.

– Орудия материализуй! – сказал я.

– Перетопчешься, они не для этого, – ответил Дан на этот раз совершенно беззлобно. – Давай на палубу, винд-трупер. С такой мелочью сам справишься, иначе какой прок от тебя?

Снова поддел, леер-трос ему в задницу! Ох, напросится все же! Однако ударять лицом в грязь тоже не хотелось. На самом деле идиотизм – на борту винд-трупер, но он, вместо того, чтобы молотить по противнику, требует введения в бой тяжелой артиллерии. Стиснув зубы, я сжал в руках плазмоган и ринулся по трапу через люк.

На палубе круизера укрываться особо негде. Только пилоты противника меня срисовали, как тут же набрали высоту и вполне приличной боевой «двоечкой» зашли в пике. На параде за такой маневр они бы положительной оценки не дождались, но мне хватило и того. Вздумай кто из них пальнуть, не жалея яхты, мне бы пришлось хватить лиха. Но вместо того, чтобы струхнуть, я, наоборот, привычным усилием воли вогнал себя в боевой кураж. В тот самый, когда становится совершенно до чертиков, умрешь ты или останешься жив. Ты как бы смещаешь собственную систему координат, где смерть перестает быть конечной точкой сознательного существования и становится просто некой вешкой, до которой надо успеть нанести как можно больше урона противнику. Конечно, удар по нервам тот еще, но без этого эффективно действовать под шквальным огнем вообще очень сложно. Организм так и норовит поджать хвост и шмыгнуть в ближайшее укрытие. А так нас научили некоторым психологическим фокусам, позволяющим закрыть этому самому потенциально дезертирному организму глаза и уши, после чего он начинает вести себя более или менее адекватно.

Поскольку прятаться к тому же было еще и негде, я решил выбрать единственную подобающую ситуации тактику – вскочить во весь рост, вскинуть оружие и начать палить, как можно прицельнее, по всему, что движется.

Вот никогда не знаешь, что тебе сыграет на руку, а что нет. Это касается и собственной подготовки, и тактики, да и вообще всего. Казалось бы, моя выходка обязана была морально подавить противника и заставить сменить курс, развалить «двоечку» и обогнуть яхту, позволив мне открыть еще более эффективный огонь сверху. Напугать-то я их напугал, несомненно, да только результат этого испуга оказался не совсем ожидаемым. Противник не стал маневрировать, а попросту открыл плотный огонь из бортовых плазмометов. Я настолько уже был уверен, что портить яхту они не собираются, что сам едва не опешил, но чудом все же сохранил самообладание и прицел у меня не дрогнул.

Когда один из вражеских гравилетов вспыхнул, вокруг меня по палубе тоже забушевало нехорошее дымное пламя. Но куда страшнее был сам подбитый турбо-грав, продолжавший мчаться, уже не повинуясь воле пилота, по выбранной секунду назад траектории. Как бомба. Наметившись точно в палубу.

– Право руля! – взревел я не своим голосом.

Отреагировали наши ребята. Вовремя, надо признать, да и весьма мастерски. Яхта дала внушительный крен, я не удержался и покатился по пылающей палубе к правому борту. Цивильная одежда, выданная мне, как и остальным, на базе в целях маскировки, задымилась от жара. Стараясь не обращать внимания на боль и не выпуская из рук оружие, я ударился о фальшборт и, прежде чем перевалиться через него, успел заметить, что наш маневр достиг цели. Чуть сменив курс, яхта пропустила подбитый гравилет мимо себя, и он, подобно пылающему болиду, пронесся всего в нескольких метрах от левого борта. Пилот второй машины, боясь столкновения с погибшим товарищем, отжался еще дальше в сторону и вышел из пике далеко под яхтой.

Все это было бы вполне себе ничего, но вот я оказался в незавидном положении – почти всем телом перевалившись через фальшборт накренившейся яхты и не имея никакой возможности удержаться.

– Лево руля! – выдавил я из себя как можно громче, когда перевел дух от удара.

Среагировали. Золото, а не команда. Крен перевалился на левый борт, мне полегчало, и я вскочил на ноги. Помня, естественно, об оставшемся невредимым турбо-граве, представлявшем весьма серьезную опасность в изменившихся условиях. Раз арабы уже начали стрелять, значит, или получили приказ на то, или на все наплевали, поняли, что захватить яхту в целости не выйдет. Мне, в общем-то, без разницы были причины, по которым они так резко изменили тактику. Надо было попросту столь же стремительно менять свою.

Через пелену черного дыма я увидел Дана – он, без всякого намека на панику, орудовал в эпицентре пожара лептонным конвертером, дематериализуя горящие конструкции и внушительные фрагменты палубы. Дыры от этого оставались чудовищные, хотя, после некоторых боев, мне приходилось видывать винд-крейсера в куда более худшем состоянии.

На меня Дан не обратил никакого внимания, мол, занимаешься своим делом и занимайся, а у меня своих хлопот невпроворот. Времени восхищаться его хладнокровием у меня не было, поскольку противник сейчас находился в весьма неудобной для него и в весьма выгодной для меня позиции. Снизу. Гравилет только что вышел из пике и тут же, задрав нос, принялся подниматься, используя всю мощность турбин. Пилот не хуже меня понимал, что стрелять из такой позиции вверх, да еще точно, невозможно в принципе. Если же я перевалюсь через борт и поймаю его в прицел, то шансов у нападающих не будет практически никаких.

Когда стараешься ставить себя на место противника, это дает серьезные преимущества перед ним. Конечно, умение непростое – я не видал еще ни одного человека, умеющего читать мысли. Но, в принципе, приобретая некоторый боевой опыт ты понимаешь, что большинство вариантов развития событий, теоретически пусть и бесконечное, на самом деле можно разделить на конечное количество тактических блоков. Это как в шахматах. Фигур ограниченное количество, ходов тоже, а вот вариантов развития игры – хоть отбавляй. К тому же в каждой конкретной ситуации можно прикинуть, что ты сам делал бы на месте противника. И быть готовым. Хотя далеко не факт, что он именно так и поступит.

Я бы на их месте, пока гравилет не займет эшелон выше яхты, высунулся бы из бокового десантного люка и открыл огонь из легкого стрелкового оружия. Если не для того, чтобы поразить яхту, то хотя бы для того, чтобы не дать мне вести эффективную стрельбу. Впрочем, при отсутствии всякой бронирующей омагниченности корпуса, судно нам тоже можно было попортить изрядно. В общем, я бы попробовал. Поэтому, когда из люка высунулись двое стрелков, я не удивился ничуть. Наоборот, приятно, когда ожидания оправдываются. Даже в таком виде. По крайней мере, еще до того, как стрелки появились, я взял люк на прицел. Это дало мне весомое преимущество – очередью я сбил вниз одного араба и загнал обратно в люк другого. Тут же ответила носовая пушка гравилета, но все заряды прошли мимо – положение для стрельбы у противника было далеко не из лучших.

Бой был выигран, не надо быть гениальным стратегом, чтобы это понять. Мне оставалось лишь поставить последнюю точку, а ребятам на палубе погасить пожар. Что будет дальше и как мы объясним полученные повреждения, я пока старался не думать. Вскинув плазмоган к плечу, я поймал приближающуюся машину в сетчатую область прицела и прижал пальцем спусковую пластину. Но выстрела не последовало.

Плох десантник, который способен прозевать момент, когда кончаются заряды. Случись такое, я бы себе этого не простил. Но на самом деле у меня, как и у всех, кого натаскивали по той же системе тренировок, в голове фиксировалось приблизительное количество оставшихся зарядов. Должно было остаться чуть меньше половины боеприпасов. Но плазмоган никак не отреагировал на нажатие спусковой пластины. С этого мига время начало работать не в мою пользу. Стоит гравилету подняться выше яхты и снова зайти в пике, он расстреляет нас из носового орудия.

– Дайте мне пушку! – выкрикнул я, что было сил.

Дан обернулся, а я отбросил никчемный плазмоган, чтобы ни у кого не было сомнений в неработоспособности оружия. Напарник живо сообразил, что делать, и скрылся под палубой в одной из дыр. Хотя лично мне было понятно – ему попросту не хватит времени, чтобы притащить мне новую пушку. Просто не хватит времени.

И тогда я решился на прием, который проделывал только на тренировках. Но в данный момент это было единственным решением. Все равно, если не получится, всем нам конец. Разница между сложившейся ситуацией и тренировкой заключалась еще в том, что на тренировке у меня за спиной находился генератор вакуум-поля, создающий при необходимости полотно пара-кайта, на котором без проблем можно спуститься на землю. Тут же у меня пара-кайта не было. Вот только сокрушаться по этому поводу некогда.

Не видя антиграв противника, я почти точно знал, где он находится по звуку турбин. Так что мне не надо было останавливаться и примериваться для прыжка. Я вскочил на фальшборт и оттолкнулся от него, лишь немного подкорректировав усилие для большей точности попадания. «Борей» шел примерно в километре над землей, так что по ощущениям мой прыжок был прыжком в бездну. Не впервой, конечно, напрыгался. Но то – с пара-кайтом. А так не без замирания сердца это прошло – крыльев-то у меня за спиной нет, как у серафима небесного.

Конечно, арабский пилот такого фокуса от меня не ждал. Он попытался уйти, но машина успела отклониться лишь на полметра, а я все равно успел ухватиться руками за лобовой обтекатель. Это уже хорошо. Дальше успех можно развивать.

Поняв, что ситуация изменилась, пилот прекратил подъем и снова бросил машину в пике. Он прекрасно понимал, что на яхте остались другие, кто мог сверху его тоже приложить из плазмогана, но все равно решился снова потерять высоту. И я понимал его логику – свои не будут сбивать гравилет, пока на нем я.

Но пике продолжалось недолго, не больше секунды. Пилоту показалось, что перегрузки на выходе из него хватит, и я сорвусь. Не вышло. Все же с общефизической подготовкой у меня был полный порядок. Напрягшись до треска жил и удержавшись на обтекателе, я перекинул тело вперед, оперся ногами о шасси, а руками перехватился за штангу у бокового десантного люка. В цирке с такими номерами выступать, честное слово.

Это был самый опасный момент – меня запросто можно было снять даже из малокалиберного плазмогана через люк. Поэтому я не стал переводить дух после усилия и затягивать развязку. Сразу рванулся вперед, откатил вбок крышку десантного люка и штормом ворвался в десантный отсек. Там оказалось трое стрелков, все, в общем-то, наготове. Чтобы разрядить обстановку, я бросился на пол, пропустив над собой очередь, в падении мощным ударом выбил колено одному из противников, затем сжался и выпрыгнул, как пружина, всем телом сбив второго. Этот бросок получился удачным – мне не только удалось как следует шарахнуть араба спиной и затылком о переборку, но и выхватить нож у него с пояса. С плазмоганом в тесноте отсека мне не хотелось возиться.

Уйдя с линии атаки и пропустив в паре сантиметров от ребер плазменную очередь, я полоснул последнего стрелка ножом по горлу, а затем метнул уже ненужное оружие в затылок пилоту. Получилось изящно. Гравилет тут же стангажировал на нос, потеряв управление, но я не мог сразу схватиться за ручку управления, мне еще надо было «подправить» двух выживших арабов. Добив их, угостив каждого ребром ботинка по сонной артерии, я убедился в победе и только после этого перепрыгнул через перегородку в кабину. Выровнял пике и начал поднимать машину, чтобы усадить на уцелевший при пожаре кусок палубы «Борея». Дым еще местами курился. Дан глядел на мои маневры, держа плазмоган за приклад. Когда шасси коснулись палубы, я с довольным, словно у сытого кота, видом выбрался из кабины.

– Извини, не дождался, пока ты снабдишь меня вооружением, – с удовольствием поддела я напарника.

Видно было, что мой метод атаки гравилета его впечатлил. Ничего, пусть утрется. Нечего подкалывать винд-трупера почем зря. Каким бы крутым Дан ни был, у меня найдутся способы его удивить.

– Н-да… – выдавил из себя он.

Больше слов не нашлось.

– Туши, давай, – отмахнулся я и устало присел на палубу возле обгоревшей дыры.

Тело болело от ударов и ожогов, но, по большому счету, настроение было бодрым. А с чего ему не быть бодрым после такой победы? К тому же когда над головой в парусах свистит ветер.