"Возвращённая Победа или Антиледокол" - читать интересную книгу автора (Зайцев Валерий)

Глава 2. Об агрессорах

Теперь, учитывая "исследовательский метод" Виктора Суворова, разберем основные составные части его «теории». Первая из них заключается в следующем: расположение советских войск на западной границе однозначно (по мнению Суворова) свидетельствует о заведомо агрессивных планах. Если исходить из этой логики, то первой виновницей-агрессором следовало бы признать… Польшу! Это не шутка. Одной из причин молниеносного разгрома польской армии было крайне неудачное для оборонительных целей расположение войск в приграничных районах.

"Польский главнокомандующий маршал Рыдз-Смиглы поставил перед собой неразрешимую с военной точки зрения задачу. Он хотел удержать всю территорию Польши, а против Восточной Пруссии предпринять даже наступательные действия. Если бы он решил действовать совершенно иначе, то есть вести только оборонительные действия, используя водные преграды (реки Нарев, Вислу и Сан), и предотвратить всякую попытку ударами из Восточной Пруссии, Силезии и Словакии окружить польские войска, то тогда, по крайней мере, появилась бы возможность вынудить противника вести позиционную войну. Польская армия смогла бы продержаться до тех пор, пока натиск западных держав не заставил бы германское командование снять значительные силы с востока и перебросить их на запад… Но ничего подобного не произошло… На границе с Восточной Пруссией одна небольшая группировка (две дивизии, две кавбригады) развертывались в районе Сувалки, другая, более крупная (армия «Модлин» в составе четырех дивизий и двух кавбригад) — вдоль южной окраины Восточной Пруссии и третья (армия «Помереллен» — шесть дивизий) — в Польском коридоре. Такое распределение сил указывает на замысел предпринять наступление по сходящимся направлениям против немецких войск, находящихся в Восточной Пруссии… (Курт фон Типпельскирх, "История второй мировой войны", т. 1, стр. 23–25). Предыстория военных планов поляков свидетельствует о еще большей агрессивности. "Польша… слишком долго предавалась мечтам о возможности наступления на Германию. Одни собирались внезапно напасть на изолированную Восточную Пруссию или — как это пропагандировал польский союз инсургентов — на немецкую Верхнюю Силезию, другие даже предпринять марш на Берлин, либо по кратчайшему пути — через Познань и Франкфурт-на-Одере, либо, после захвата Верхней Силезии, путем нанесения удара западнее Одера на столицу империи". (Эрих Манштейн, "Утерянные победы", стр. 39).

Конечно, Курт Типпельскирх и Эрих Манштейн — враги, коварные немецко-фашистские захватчики. Но о дурацком расположении польских войск писали Лиддел Гарт и Черчилль: "Все польские вооруженные силы были разбросаны вдоль границ Польши". (Уинстон Черчилль, "Вторая мировая война, т. 1., стр. 212"). А вот что пишет американский исследователь Хенсон Болдуин, в годы войны работавший военным редактором "Нью-Йорк таймс": "Поляки были горды и слишком самоуверенны, живя прошлым. Многие польские солдаты, пропитанные военным духом своего народа и своей традиционной ненавистью к немцам, говорили и мечтали о "марше на Берлин". Их надежды хорошо отражают слова одной из песен: "…одетые в сталь и броню, ведомые Рыдзом-Смиглы, мы маршем пойдем на Рейн…". (Хенсон Болдуин, "Сражения выигранные и проигранные", стр. 44.)

Так неужели в сентябре 1939 года Польша собиралась коварно напасть на Германию? А Гитлер, если следовать логике Суворова, вовремя догадался и ударил «превентивно»? Нет! Ни в коем случае! Польское военное руководство переоценило свои силы, их способность выдержать удар немецких армий и рассчитывало, остановив немецкое вторжение, отрезать и уничтожить изолированную группировку немцев в Восточной Пруссии. НАПАДАТЬ на Германию поляки не собирались, несмотря на агрессивно выглядящее расположение войск.

Второй пример — разгром Франции. Ожидая традиционный немецкий удар через Бельгию, военные руководители англо-французского блока сконцентрировали основные силы на бельгийской границе, готовясь немедленно выступить навстречу. То есть, расположение войск — ну очень агрессивное. Однако армия союзников не напала на Германию, хотя и Англия, и Франция УЖЕ НАХОДИЛИСЬ в состоянии объявленной войны! Это уже тогда называли — "странная война". Заняв полоску приграничной земли, англичане и французы вскорости ВЕРНУЛИСЬ НА СВОИ ПОЗИЦИИ И СТАЛИ ОЖИДАТЬ НЕМЕЦКОГО ГЕНЕРАЛЬНОГО НАСТУПЛЕНИЯ. Дождавшись вступления немецких войск в Бельгию (а заодно — в Голландию и в Люксембург), отборные англо-французские дивизии ринулись наперерез — прямо в ловушку: "При первом же появлении противника солдатам было приказано покинуть доты, которые они строили, не жалея сил, и вступить в чистом поле в опаснейший встречный бой". (Андре Моруа, "Надежды и воспоминания", стр. 69).

Если так "агрессивно-наступательно" были расположены войска Франции, именно той страны, в которой была сформулирована, тщательно разработана и воплощена в сталь и бетон линии Мажино оборонная военная доктрина, стоит ли удивляться (а тем более возмущаться) наступательному расположению наших войск, воспитанных на ворошиловском принципе "Бить врага на его территории"?

Тщательная разработка всевозможных планов на случай войны — одна из главных задач Генштаба любого, даже самого миролюбивого государства. И не зря в любой военной доктрине один из ключевых факторов — определение "вероятного противника". Вопрос об агрессоре может и должен подниматься, исходя из того, до какой степени дошла реализация этих самых штабных разработок.

В истории Второй мировой войны поразительным примером подготовки, разработки и даже начала реализации планов ничем не спровоцированной агрессии являются планы военных действий Англии и Франции против Норвегии, Швеции и Советского Союза.

Это не шутка! Действительно, на англо-французских военных совещаниях совершенно серьезно обсуждался вопрос о том, как и каким образом союзникам следует прекратить снабжение Германии нефтью из Советского Союза. В частности, изучались варианты бомбардировок нефтяных месторождений советского Закавказья (Дж. Батлер, "Большая стратегия", т. 2, стр. 124–126). Более того, в этом направлении были проведены вполне практические действия. Вот что пишет об этой в высшей степени агрессивной операции английский исследователь Лен Дейтон: "Было решено просто нанести бомбовый удар по нефтяным месторождениям России (нейтральной), не заботясь о таких мелочах, как объявление войны. Французская воздушная армия выделила пять эскадрилий бомбардировщиков "Мартин Мериленд", которым предстояло вылететь с баз в северо-восточной части Сирии и нанести удары по Батуми и Грозному… Королевским [британским] ВВС предстояло задействовать четыре эскадрильи бомбардировщиков "Бристоль Бленхейм" и эскадрилью допотопных одномоторных "Виккерс Уэллсли", базировавшихся на аэродроме Мосул в Ираке. Для подготовки к ночному налету предстояло произвести аэрофотосъемку целей. 30 марта 1940 года гражданский "Локхид 14 Супер-электра" с опознавательными знаками пассажирской авиации взлетел с аэродрома Королевских ВВС в Хаббании в Ираке. Экипаж был одет в гражданскую одежду и имел при себе фальшивые документы. Это были летчики 224-й эскадрильи Королевских ВВС, на вооружении которых стояли самолеты "Локхид Гудзон", военная версия «Электры». Англичане без труда сфотографировали Баку, но когда 5 апреля разведчики направились, чтобы заснять нефтяные причалы в районе Батуми, советские зенитчики были готовы к встрече. «Электра» вернулась, имея на негативах лишь три четверти потенциальных целей. Все снимки были переправлены в Генеральный штаб сил на Ближнем Востоке в Каире, чтобы составить полетные карты с обозначением целей. "Локхид Электра" возвратился в Великобританию и приземлился на базе Королевских ВВС Хестон 9 мая 1940 г., накануне немецкого наступления на Запад. Вторжение немецких войск во Францию, последовавшие за этим перемирие и общее смятение положили конец планам бомбардировки Советского Союза". (Лен Дейтон, "Вторая мировая: ошибки, промахи, потери", стр. 556–557).

Как видим, подготовка велась вполне основательно. Настолько основательно, что англо-французское командование, по счастью, не успело приступить к реализации своих антисоветских планов. В реализации планов по захвату Скандинавии союзники продвинулись значительно дальше. Планы эти составлялись как раз во время "странной войны" — после разгрома Германией Польши (сентябрь 1939 г.) и перед началом вторжения немецких войск на Запад (май 1940 г.). Это был, действительно, очень странный период, когда часть союзного руководства все еще надеялась как-нибудь замириться с Гитлером, а другая часть во главе с Черчиллем — искренне хотела разгромить Германию, но — желательно малыми силами и, по возможности, на чужой территории. Так и возникла идея переноса военных действий в совершенно нейтральную Скандинавию. Идею выдвинул Черчилль, которого сразу после начала войны призвали на пост Первого лорда Адмиралтейства (т. е., военно-морского министра). В записке от 16 декабря 1940 года Черчилль подробно изложил свои доводы в пользу отправки экспедиционных сил… Лиддел Гарт, вообще-то весьма расположенный к Черчиллю, отмечает: "Он, конечно, ни словом не обмолвился о том, какие страдания выпадут на долю народов скандинавских стран, превращенных таким образом в поле боя". (Базил Лиддел Гарт, "Вторая мировая война", стр. 63).

Официальным «прикрытием» вторжения в Норвегию и в шведский железнорудный район Гялливаре должна была служить помощь Финляндии. Однако "подспудная и более важная цель заключалась в установлении контроля над шведскими месторождениями железной руды" (там же, стр. 63). Начать операцию планировалось 20 марта 1940 г., однако капитуляция Финляндии 13 марта приостановила англо-французские планы. Но ненадолго. Вскорости было принято провести операцию в Норвегии и без сколько-нибудь приличного повода. Свидетельство Черчилля: "Было решено, что в Нарвик следует послать английскую бригаду и французские войска, чтобы очистить порт и придвинуться к шведской границе. В Ставангер, Берген и Тронхейм тоже должны были быть посланы войска, чтобы не дать противнику возможности захватить эти базы". (Уинстон Черчилль, "Вторая мировая война", т. 1., стр. 278–286). Оправданием всех этих откровенно агрессивных намерений была напыщенная патетика: "Действуя во имя Устава Лиги Наций и всех ее принципов и фактически являясь ее уполномоченными, мы имеем право, более того, на нас лежит обязанность отклониться в известной мере от некоторых из условностей тех самых законов, которые мы стремимся вновь восстановить и упрочить". (Дж. Батлер, "Большая стратегия", т. 2, стр. 107–108). Разумеется, руководители демократических (говорю об этом совершенно серьезно, без доли иронии) Англии и Франции рассчитывали, что норвежское и шведское правительства «благожелательно» отнесутся к появлению союзнических войск, однако на тот случай, если "в момент высадки их войска встретят сопротивление", войскам директивно предписывалось "это сопротивление без колебаний сломить" (там же, стр. 129).

Англия и Франция не только запланировали оккупацию Норвегии, но даже выполнили первый этап этого плана — минирование норвежских территориальных вод 8 апреля 1940 года. Собственно, именно потому что английский флот сосредоточенно занимался минированием территориальных вод Норвегии, англичане и прозевали подход немецких десантов, которые смогли 9 апреля захватить норвежские порты и Данию. При этом "одно из самых поразительных послевоенных открытий состояло в том, что Гитлер, несмотря на неразборчивость в средствах, предпочел бы оставить Норвегию нейтральной и не планировал вторжения в нее, однако явные признаки готовящихся враждебных акций союзников в этом районе спровоцировали его на этот шаг". (Базил Лиддел Гарт, "Вторая мировая война", стр. 61).

Говоря о скандинавской кампании, Типпельскирх буквально кипит от возмущения: "Остается непонятным, как могли обе западные державы на Нюрнбергском процессе обвинить руководителей Германии в планировании и проведении агрессии против Норвегии и заставить своих членов трибунала включить это обвинение в приговор". (Курт фон Типпельскирх, "История второй мировой войны", т. 1, стр. 59). Неблаговидные обстоятельства подготовки к абсолютно не спровоцированному вторжению в мирную, нейтральную скандинавскую страну отмечают даже официальные британские историки — Лиддел Гарт ("Вторая мировая война", стр. 67, 68) и Дж. Батлер ("Большая стратегия", т. 2, стр. 129).

Все эти обстоятельства тщательно и всесторонне изучены. Они давно и хорошо известны. И при этом никто не обзывает инициатора скандинавских проектов Уинстона Черчилля агрессором, никто не обвиняет его в развязывании войны. Напротив, Черчилль справедливо считается одним из величайших британских политиков XX века, одним из самых упорных и последовательных борцов за демократию. И дело тут, разумеется, не в том, что кого-то убедила черчиллевская патетика. Просто все понимают, что за демагогической и напыщенной черчиллевской фразой стоит простая истина: с осени 1939 года Франция и Великобритания вступили в войну с самым страшным противником за всю свою историю. К концу 1940 года германский рейх неимоверно усилился, поглотив Австрию, Чехословакию и Польшу. В этой священной войне на карту были поставлены будущее и свобода человечества. И никто, кроме совершенно оторванных от жизни моралистов, не может упрекнуть Черчилля в том, что он не слишком стеснялся в средствах.

Ситуация, которая к весне 1941 года сложилась на западных границах нашей страны, была еще серьезней. Гитлер разгромил Францию и выбил Британию с континента. В отдельной главе мы детально рассмотрим причины, по которым Гитлер решил и решился напасть на Советский Союз. Но совершенно ясно одно если бы, как утверждает Суворов, 6 июля 1941 года советские войска действительно нанесли удар по немецким армиям, то это была бы именно превентивная война. Известно, что весной 1941 г. Тимошенко и Жуков предлагали нанести упреждающий удар по немецким войскам, сосредоточившимся у наших границ. И Сталина осуждают (в том числе) именно за то, что такое решение принято не было. Потому что гипотеза о советских планах нападения на Германию существует только в рассуждениях лживого сочинителя Резуна, присвоившего себе фамилию великого полководца Суворова. Что касается германских планов вторжения, то они подтверждаются не только огромным количеством документов, но фактом — конкретным и страшным — 22 июня немецкие войска вероломно, в нарушение торжественно заключенных договоров, напали на Советский Союз.