"Срок для Бешеного" - читать интересную книгу автора (Доценко Виктор)ПРИБЫТИЕ В ЗОНУ Кумачовый плакат на побелевшем от изморози фронтоне здания вокзала небольшого городка гласил: «Вся власть принадлежит народу!» Было раннее утро. Московский пассажирский еще медленно катил, сопя и лязгая тормозами, по первому пути, когда, пробежав по пустынному перрону, отряд автоматчиков оцепил место предполагаемой остановки последнего вагона. Три немецкие овчарки, подрагивая густой шерстью, застыли, точно в ожидании привычной команды: «догнать, схватить, сбить с ног, загрызть». Заиндевелый вагон, похожий на почтовый, мертво глядя непроницаемыми окнами, замер, громыхнув, в кругу оцепления. Высокий сухопарый капитан устремился к распахнувшейся двери навстречу соскочившему со ступенек молоденькому лейтенанту, за которым появился двухметровый сержант с огромной кипой папок. — Что-то много! — ответив на приветствие и хмуро кивнув на папки, бросил капитан. — Машин-то всего три… Опять как сельдей в бочки напихивать придется, — тяжело вздохнул он. — Начнем, пожалуй? — спросил лейтенант. — Давай, давай, лейтенант! — нетерпеливо буркнул капитан, переминаясь с ноги на ногу. — Больше часа ждем: заморозили совсем! Пожав плечами, лейтенант взял у сержанта верхнюю папку и выкрикнул: — Альп-боев! — Лащу тут же передал капитану. В тамбуре солдат, под стать сержанту, такой же здоровенный, зычно крикнув «Есть!», подтолкнул к выходу черноволосого паренька лет двадцати, который тонким голоском с восточным акцентом отрапортовал: — Алл Акбарович, тысяча дзаятьсот шсстдэсэт восмой, стата сто Басмой, част второй, сам лат! После чего он спустился на перрон, завел руки за спину и встал на место, указанное капитаном. — Ты, чурка! Впервые замужем, что ли? Быстро на корточки! — зло приказал тот. — Букреев! — продолжил перекличку лейтенант. — Владимир Юрьевич, тысяча девятьсот пятидесятый, статья сто шестая, часть третья, шесть лет строгого режима, — вяло ответил пересыльный в кожаном пальто и опустился на перрон рядом с Альитбаевым. — Сухонов! — Валерий Юсупович, девяносто третья прим, девять лет! — Не понял? — рявкнул капитан. — Валерий Юсупович, девяносто третья прим, девять лет! — спокойно, не повышая голоса, повторил мужчина лет пятидесяти. — Ты чего, еть твою мать, забыл, как отвечать нужно? Может, напомнить? — обозлился капитан. — Ты, начальник, меня на репетэ не бери и маму мою оставь в покое: не с сявкой базаришь! — Сверкнув фиксой, Сухонов прищурил глаза и взглянул на капитана в упор. Перехватив недобрый взгляд, капитан, не отводя глаз, выдержал паузу, соображая, как реагировать на явную дерзость, потом взглянул в карточку пересыльного и, решив не связываться, подчеркнуто вежливо произнес: — Сухонов! — Валерий Юсупович, тридцать седьмой, девяносто третья прим, девять… — Вот так! Займите свое место… — удовлетворенно кивнул капитан. — Говорков! — выкрикнул лейтенант. — Савелий Кузьмич, тысяча девятьсот шестьдесят пятого, восемьдесят восьмая, часть вторая, девять лет строгого, — громко, но безразлично ответил кряжистый, крепко сколоченный парень, укутанный в синее байковое одеяло, чуть прикрывающее наручники. Заметив его, капитан внимательно изучил его карточку и тихо бросил: — Смотри у меня, паря: не советую… пристрелю на месте! Пропустив мимо ушей слова капитана, Савелий Говорков скользнул равнодушным взглядом по случайным прохожим, глазеющим на происходящее через оцепление автоматчиков, поправил сползающее одеяло и занял место в сидячем строю. — Никитчук!.. Перекличка шла своим чередом. Стоял конец ноября, и утро выдалось на редкость морозное. Осужденные же были одеты так, будто сошлись из разных времен года: летние курточки и пиджаки, пальто и легкие плащи, меховые полушубка и ватники. Парень, закутанный в байковое одеяло, привлекал к себе внимание окружающих не только странной экипировкой и наручниками, но и всем своим невозмутимым, внушительным видом. Он как изваяние сидел на корточках, ни с кем не общаясь. Взгляд его голубых глаз был тяжелым и совершенно отсутствующим, словно все, происходившее вокруг, не имело к нему никакого отношения… Получив, наконец, все дела, капитан сложил часть их в простой черный мешок, другую — в толстый портфель и передал все сержанту. Потом медленно обошел сидящих на корточках людей, приговаривая: — Вы приехали в благословенный край, и закон для вас сейчас — Я! Все команды выполнять только бегом! Шаг влево, шаг вправо — считаю за побег, и стреляем без предупреждения… Ясно?! Оглядев сидячий строй, он остановился взглядом на парне в одеяле и скомандовал: — Первая группа — встать!.. За мной — марш!.. Осужденных погрузили в три закрытые спецмашины, прозванные в народе «воронками» или «черными Марусями». Колонна двинулась в путь и уже через несколько километров оказалась в тайге. В машинах действительно было тесно, так что некоторым пришлось стоять согнувшись. На ухабах трясло — негромкая дружная ругань отмечала каждую выбоину. Внутри было немногим теплее, чем на воздухе, и Савелий Говорков зябко кутался в одеяло. Наручники с него сняли. Притиснутый в угол, он смотрел прямо и безучастно. Худой парень со шрамом через весь нос толкнул в бок соседа Савелия: — Слышь, Каленый, ты же в 174-й хате парился? — Ну? — мрачно отозвался Каленый. Его неестественно красное лицо оправдывало кличку. — Значит, Студента к вам кинули? — Ну?.. Это какого? — Весь прикинутый такой… по фирме… Капустой еще башлял… — Ну? — нахмурился Каленый, не понимая, куда клонит незнакомец со шрамом. — Лапти гну!.. Тоже ведь за валюту парится… А этот, — он кивнул, кривясь, на Савелия, — в одном одеялке… Ощипали, что ль? — Метлу-то придержи! — не поворачиваясь к нему, внятно проговорил Говорков. — Расшлепался… Глазки парня со шрамом грозно блеснули: что позволяет себе этот фраер с валютной статьей? Но тут машину тряхнуло на очередном ухабе — тесная полутьма выдохнула отборный мат, однако Савелий расслышал шепот краснолицего: — Не вяжись, я с ним в трюме парился… Видел, менты, его везде в браслетах таскают?.. Побздехивают, как бы носы им снова не порасквасил… Машину вновь тряхнуло, и Савелий перехватил краем глаза Каленого, шептавшего на ухо парню со шрамом: — Одно слово: бешеный! И кликуха такая… Ехали долго, молчали, вдруг тишину нарушил чей-то голос: — Что, братва, может, покурим? — Я тебе покурю! — тут же отозвался молоденький солдат за решетчатой перегородкой. — Потерпишь… — Слушай, начальник, куда нас кинут? — решив «пообщаться», спросил парень со шрамом. Солдат, покосившись на спящего сержанта, нехотя обрезал: — Не разговаривать! — Не будь фраером! Чего секреты разводишь? — протянул тот, но солдат демонстративно отвернулся и стал смотреть в окно. Тогда парень со шрамом решил подначить его. — Хотя чего я тебя спрашиваю: первогодок… — ухмыльнулся он. — Был бы дед, может, и доверили бы, а так… Не знаешь, так и скажи, а то темнишь — «не разговаривать». — Это я-то не знаю? — обиделся солдат. — Ошибаешься, на пятерку вас, вот! — с достоинством заявил он. Одобрительный смех смутил солдата: провел его парень со шрамом. Он покачал головой, хотел что-то сказать, но только махнул рукой. — Да ты не серчай, начальник, сейчас приедем и сами узнаем этот «секрет»… Кроме пятерки, здесь еще зоны есть: тройка, семерка, десятка… — Старые сведения, — усмехнулся солдат. — Закрыли десятку, там теперь семнадцатая, женская… — Бабская? Ништяк! Может, заочницу словлю? Может, адресок подкинешь? — Зачем тебе заочницы? На пятерке своих Маш хватает! — рассмеялся словоохотливый «начальник». — Не-е-ет, — с серьезной миной протянул парень, — завязал я с этим делом наглухо! — Узлом, что ли? Чего так? — За СПИД слыхал? Страшная штука, говорят… Хуже проказы: гниет человек изнутри и не знаете том… А все лидеры! — Лапу? — Вот тебе и ну! Так что прекращай! — Чего прекращай? — Чего, чего… С педерастами, говорю, прекращай баловаться! В машине загоготали. — Чтобы я? Да никогда в жизни! — не на шутку обиделся солдат. — У нас и баб для этого хватает… — Много вы их видите… — Хватает, свобода — все-таки не зона! — Распустил хвост… Один человек, умный, между прочим, сказал, что весь мир делится на тех, кто временно за решеткой, и тех, кто временно на свободе! Дружный хохот опять взорвал тишину тайги. С пустых елок посыпался снег. — Хорош! Развеселились… — рассердился конвойный. — Как бы там ни говорил твой «умный человек», но пока ты за решеткой, а не я… — Это как посмотреть, — парень серьезно пожал плечами. — Я вот смотрю отсюда и вижу тебя… за решеткой… Кто-то истерично хохотнул. — Может, еще и поменяться предложишь? — съехидничал солдат. — Нет, — чуть помедлив, ответил парень со шрамом. — Мне и здесь хорошо! Да и чем мы отличаемся, если подумать? Одевают, кормят почти одинаково, и у вас и у нас срок обозначен… — Скорей бы отслужить… — угрюмо вздохнул солдат. — Во дает! Только начал и уже — скорей! — Девять месяцев осталось! — буркнул он обидчиво. — Девять? А чего ж такой молодой? — А черт его знает! Такой уродился… — Видать, и не бреешься еще? — Не растет! — Он как бы начал оправдываться, но спохватился и покосился на дремавшего рядом сержанта. — Ладно, поболтали, будет! — Как скажешь, командир… Тишина продолжалась недолго. — Пятерка — ништяк! — бросил парень со шрамом. — Парился когда-то там… — Лесоповал? — спросил молоденький паренек, сидящий напротив. — Во, ляпнул! Лесоповал на семерке. Здесь мебельная фабрика, сувенирка по дереву и по металлу, механический цех, ящики еще колотят — для снарядов… Что еще? Да, швейка своя: джинсы мастрячат… В этот момент машина остановилась. — Вроде дома?! — обрадовался краснолицый. |
||
|