Глава III В КОТОРОЙ ПРОФЕССОР ЧЕЛЛЕНДЖЕР ВЫСКАЗЫВАЕТ СВОЕ МНЕНИЕ

Мелоун уже садился вслед за Энид в кэб, когда его окликнули. По улице бежал высокий мужчина средних лет. Он был хорошо одет, тщательно выбрит и держался достаточно самоуверенно, как и подобает преуспевающему хирургу. – Привет, Мелоун! Подожди!

– Аткинсон! Энид, позволь представить тебе профессора Аткинсона из госпиталя Св. Марии, о котором я рассказывал твоему отцу. Подбросить вас? Мы едем на Виктория-гарденс.

– Отлично! – Хирург последовал за ними в кэб. – Очень удивился, увидев вас на собрании спиритуалистов.

– Мы были там по делу. Ведь мы с мисс Челленджер – журналисты. – Как же, помню. Все в Дейли газетт? Считайте, что получили еще одного подписчика, – интересно будет узнать, что вы насочиняете о сегодняшнем вечере.

– Придется подождать следующего воскресенья. Материал идет в определенную рубрику.

– Нет, столько ждать не могу. Хочу знать сейчас же.

– Все не так просто. Завтра я внимательно перечитаю свои записи, обдумаю их, сопоставлю с наблюдениями коллеги. У нее очень развита интуиция – важнейшая вещь, когда дело касается религии. – Ну и что же говорит вам интуиция, мисс Челленджер? – Больше положительного. И все же – что за причудливая смесь! – Вы попали в самую точку. Был там несколько раз и всегда уходил полный противоречивых чувств. Не обходится без разных нелепостей, допускаю, что возможен и просто обман, но есть там и нечто поистине чудесное.

– Но вы-то не журналист? Зачем вам туда ходить?

– Интересно. Видите ли, я уже несколько лет изучаю спиритизм. Не могу считать себя его убежденным сторонником, но к числу сочувствующих принадлежу, и у меня хватает ума задавать себе вопрос: может, не только я изучаю это явление, а его субъекты, существа с той стороны, тоже изучают меня.

Мелоун понимающе кивнул.

– Спиритизм неисчерпаем. Это понимаешь, когда начинаешь его постигать. В нем десятки разных, достойных изучения областей. И всем занимаются только вот эти честные, нищие духом люди, которые, несмотря на все преследования и потери, несут этот груз уже более семидесяти лет. Они напоминают первохристиан. Ведь христианство вначале распространялось среди рабов и низших слоев населения. К господину свет пришел на триста лет позже, чем к его рабу.

– А тот проповедник? – запротестовала Энид.

– Вы говорите о нашем друге из Атлантиды? Жуткий зануда! Не знаю, что и думать об этом. Полагаю, самообман или временное высвобождение дремавшей ранее части личности. Единственное, в чем я убежден: все эти банальности не имеют ни малейшего отношения к жителю Атлантиды. Не стоило отправляться в столь долгое путешествие, чтобы нести такой вздор. А вот мы и приехали! – Я дал обещание отцу этой девушки доставить ее домой в полной сохранности, – сказал Мелоун. – А почему бы вам, Аткинсон, не подняться с нами? Профессор будет рад с вами познакомиться.

– Уже поздно. Он спустит меня с лестницы.

– Вижу, вам наболтали об отце всякой чепухи. На самом деле все не так. Некоторые люди его действительно раздражают, но вы к их числу не относитесь. Может, рискнете?

– После ваших слов – конечно.

И все трое направились по ярко освещенному коридору к лифту. Челленджер, в роскошном голубом халате, с нетерпением ожидал их. Он смерил Аткинсона взглядом боевого бульдога, увидевшего другую собаку. Однако беглый осмотр, видимо, умиротворил его, и профессор прорычал, что рад знакомству.

– Слышал ваше имя, сэр, и знаю о вашей блестящей карьере. Ваша резекция позвоночника в прошлом году заставила меня поволноваться. Неужели вы тоже ходили к этим лунатикам?

– Если вам угодно так их называть… – засмеялся Аткинсон. – А как еще прикажете? Помнится, мой молодой друг (Челленджер иногда величал Мелоуна так, словно тот был подающим надежды школяром) говорил, что вы изучаете этот феномен. – Он оглушительно расхохотался, не скрывая своего презрения. – Изучая человечество, начнем с духов, так, что ли, мистер Аткинсон?

– Не обижайтесь на отца, он ничего в этом не понимает, – вмешалась Энид. – Уверяю, папочка, тебе было бы интересно. – И она представила ему подробный отчет об их приключениях, который профессор то и дело прерывал недовольным ворчанием, хмыканьем и язвительными замечаниями. Когда же Энид дошла до эпизода с профессором Саммерли, Челленджер взорвался, не скрывая больше своего возмущения. Старый вулкан заклокотал, и слушателей оглушил огненный поток отборной брани.

– Гнусные негодяи! – рычал он. – Даже в могиле нет покоя бедняге Саммерли. У нас с ним возникали расхождения, я был, сознаюсь, не очень высокого мнения о его интеллекте, но поверьте, если бы он действительно восстал из мертвых, то сказал бы что-нибудь повразумительнее. Все это галиматья, неприличная и злая выходка! Это возмутительно – моего друга выставляют на посмешище перед кучкой невежд! Ах, никто не смеялся? Как можно не смеяться, слыша, что образованный человек, с которым даже я общался на равных, несет такую чушь? Нет, чушь! Не спорьте, Мелоун! Я этого не потерплю. Его слова напоминают приписку в письме школьницы-малолетки. Ну, разве можно нести такой бред, находясь в другом измерении? Вы со мной согласны, мистер Аткинсон? Нет? Я думал о вас лучше. – А подробное описание его внешности?

– Боже праведный, что у вас с головой? Разве вы не помните, что наши с профессором имена соседствовали в одной слабенькой беллетристической книжонке, которая почему-то понравилась публике? И думаете, никто не знает, что два молодых идиота болтаются по разным церквям уже несколько недель подряд? Совершенно ясно, что раньше или позже вы должны были забрести и к спиритуалистам. Прекрасный шанс заполучить себе сторонничков. Приманка заброшена, и простодушный Мелоун клюнул на нее! Крючок и сейчас торчит в его глупом языке. Что, Мелоун, правда глаза колет? Но все равно ее надо говорить. – Черные как смоль волосы профессора встали дыбом, глаза метали искры, перебегая с одного участника беседы на другого. – Но нужно выслушать и другую сторону, – сказал Аткинсон. – Свою точку зрения, сэр, вы выразили блестяще. Позволю себе процитировать Теккерея, сказавшего своему оппоненту: Я понимаю вас. Но если бы вы знали то, что знаю я, вы изменили бы свое мнение. Может, и вы, профессор, найдете время получше ознакомиться с предметом; это было бы замечательно: ваше мнение необычайно ценится в научном мире.

– Потому что я занимаюсь полезными делами, а не всякой чепухой. Мой разум, сэр, не виляет и не петляет, он идет прямым путем. Здесь же очевидный обман и мошенничество.

– Думаю, не без этого, – сказал Аткинсон. – Но все же… все же… Послушайте, Мелоун, уже поздно, а ехать далеко. Простите, профессор. Для меня было большой честью познакомиться с вами.

Мелоун тоже откланялся. На улице друзья остановились немного поболтать, прежде чем разойтись в разные стороны: Аткинсон жил на Уимпл-стрит, а Мелоун в Саут-Норвуд.

– Великолепный старик, – одобрительно сказал Мелоун. – На него нельзя обижаться. В сущности, он никому не желает зла. Потрясающий человек. – Согласен. Но именно такая нетерпимость может заставить меня стать убежденным спиритуалистом. Обычно она принимает форму издевки, реже – громоподобного разноса. Мне больше импонирует последнее. Кстати, Мелоун, хотите помогу вам получше разобраться во всем этом. Вы слышали о Линдене? – Профессиональный медиум? Говорят, величайший мошенник в мире. – Слышал такие отзывы. Но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Прошлой зимой я вправил ему коленную чашечку, и у нас завязались дружеские отношения. Его трудно заполучить, и билет будет стоить не меньше гинеи, но, если хотите, я постараюсь организовать сеанс. – Лично вы ему верите?

Аткинсон пожал плечами.

– Ну, что тут скажешь! Во всяком случае, за руку я его не поймал. Разбирайтесь сами.

– Я готов, – сказал Мелоун. – Меня это забрало. Да и материал может получиться отличный. Решено: немного разберусь с делами и дам вам знать, Аткинсон. Надо ковать железо, пока горячо.