"Гончие Гавриила" - читать интересную книгу автора (Стюарт Мэри)

10. Путеводная нить

O softly tread, said Christabel. S.T. Coleridge: Christabel

Но они вовсе и не понадобились. Когда мы отправились в путь, месяц поднялся высоко над деревьями, при его слабом свете мы еще раз форсировали мост и прошли в павильон. Разукрашенная дверь тихо отворилась, Чарльз закрепил ее камнем. Фонарь светил в черный провал, мы отправились вниз по спиральной лестнице. Мимо мелькали картины. Величественные здания и минареты, кипарисы, газели, арабские скакуны, фруктовые деревья и поющие птицы… Внизу дверь. Закрытая, естественно. Она выглядела массивной и непроходимой, но когда Чарльз прикоснулся к ней рукой, она неожиданно тихо открылась. Так же хорошо смазана, как верхняя.

Крючок отсутствовал, место, где раньше был замок, заколочено куском дерева. Этот разбитый замок, наверняка, часть истории дворца. Дверь позднее укрепляли, вставили новый замок, но он не может быть крепче того, к чему приколочен, а во дворце разваливалось все. Замок-то был на месте и заперт, но та его часть, которой следовало удерживать задвижку, оторвалась и болталась на бесполезном винте. Так, значит, и собаки вошли. Может быть, они даже сами сломали замок, причем прямо сегодня, иначе его бы наверняка уже починили. Точно, повреждение недавнее, осыпавшийся мусор так и лежал на полу. А когда Чарльз посветил туда фонарем, я увидела даже выпавший винт.

– Повезло, – сказал он.

– Спасибо гончим Гавриила, – прошептала я. Он улыбнулся и кивнул. Мы вошли в дверь.

В огромном сводчатом проходе свет фонаря просто терялся, до потолка не доставал. Мы попали в подземное помещение в форме буквы «Т». Наша дверь находилась в середине верхней планки, в нескольких ярдах слева открытая арка уходила в темноту, оттуда дул слабый, но свежий ветерок. Прямо перед нами, перекрывая верхнюю перекладину буквы, находилась другая дверь. Как и главные ворота дворца, она была бронзовой, старательно выделанной. Ее поверхность, несмотря на возраст, сохранила шелковую красоту обработанного вручную металла. С обеих ее сторон расположились резные металлические подставки, раньше в них, очевидно, вставляли факелы. Ниже в стену до высоты человеческого роста углублялись темные ниши. Изогнутая арка сохраняла следы краски.

– Должно быть, дверь к принцу, – прошептала я. – Ты прав, это нижняя дорога в сераль. Посмотри, она заперта?

Но он покачал головой и направил луч света в левый проход.

– Сначала путь к отступлению. Спорим, это путь к воротам? Пойдем смотреть?

Длинный изогнутый тоннель оказался не слишком ровным и очень темным. Мы двигались медленно. Насколько я разглядела, стены были из почти необработанного камня, никаких рисунков. Местами к ним приросли грубые подставки для факелов. Грубый пол был очень сильно истерт, грязен и даже местами с дырками. Однажды сгусток темноты заставил меня остановиться и вцепиться в руку Чарльза, но крыса, которая там, скорее всего, жила, не показалась. Проход повернул вправо, немного поднялся вверх и встретился с другим.

Мы остановились у развилки. Наш коридор был основной линией нового «Т», а верхнюю планку составлял тоннель побольше. Чарльз выключил фонарь, минуту мы постояли, прислушиваясь. Воздух стал еще свежее, и легко было угадать, что перед нами – выход на улицу. Где-то вдалеке справа я услышала пыхтение и скулеж гончих. Чарльз направил туда луч фонаря, осветил грубый пол, переходящий в широкие ступени.

– Этот, очевидно, идет прямо к воротам, что значит, если я прав… – Он посветил фонарем влево, почти немедленно мы увидели, что не так давно здесь проходила лошадь и оставила явные следы прямо посередине коридора. – Я не ошибся. Именно там.

Через две минуты мы смотрели через деревья на реку Адонис.

Ворота были вырублены в скале, уходили в нее глубоко ниже уровня плато за дворцом. К ним вела крутая тропа, над входом торчали и нависали корни деревьев. Вьющиеся растения разрослись и почти замаскировали проход сверху. Подходя с плато, можно было бы увидеть только обрыв. Площадка перед воротами была достаточно широка для одного коня, ворота в очень хорошем состоянии были заперты и закрыты на задвижку.

– Видишь? – спросил кузен. – Достаточно большая дверь, чтобы вошел мул или лошадь, и прямой проход под сералем в мидан. Хвала Аллаху, лазить по стенам не придется. Очень мило с их стороны оставить ключ в замке, как ты считаешь? Пойдем обратно. Нет, не закрывай ворота, мне кажется, так будет лучше. – Он посмотрел на часы. – Уже больше двух. Они не могут не спать всю ночь, как ты считаешь?

– Если кто-то и бодрствует, то только бабушка Ха.

– Да, ну… – Он смотрел на землю, играл кнопкой фонаря, явно о чем-то сосредоточенно размышлял. Неожиданно поднял голову. – Теперь обратно?

– Обратно? К двери принца? Она, наверное, тоже заперта.

Древность дворца создавала очень странное настроение, я сказала это почти с облегчением, а Чарльз быстро на меня взглянул.

– Возможно, хотя сомневаюсь, что они запечатывают внутренние части дворца, так сказать. Кристи…

– Да?

– Хочешь продолжать?

– Продолжать? То есть здесь? А куда еще можно пойти?

– Я говорю о двери принца. Может, предпочитаешь вернуться в сераль?

– А ты?

– Нет, не сейчас. Но если желаешь подняться наверх и оставить это на меня…

– Сделай милость, не надо, а? Не боюсь Джона Летмана, что бы ты там не думал.

Он начал что-то говорить, потом, очевидно, подумал лучше и произнес:

– En avant, mes braves.

Мы пошли вперед.

И дверь принца оказалась открытой. Она безмолвно распахнулась в длинный сводчатый черный коридор, очень тихий и совершенно пустой. Чарльз остановился. Свет фонаря почти терялся в распростершейся перед нами темноте. Мне показалось, что кузен не уверен в себе, но тут он пошел вперед. А я за ним.

Коридор, как и спиральная лестница, когда-то был богато разукрашен, но, хотя и относительно чистый, явно требовал ремонта. Пейзажи на стенах потускнели и осыпались, даже при свете фонаря бросались в глаза их повреждения. Мраморный пол чем-то застелили, так что наши шаги не были слышны. Тихий мертвый воздух пах пылью.

С обеих сторон через равные промежутки расположились дверные проемы, я к таким уже привыкла во время своих блужданий. Большинство было просто провалами в темноту, двери болтались на сломанных петлях, демонстрируя пустоту или беспорядок. Чарльз посветил фонарем в первые, они содержали только огромные кувшины.

– Только сорок разбойников, – прокомментировал он.

– А ты что ожидал?

– Бог его знает… А вот пещера Алладина. Минуточку, давай посмотрим.

Сначала я не поняла, что привлекло его внимание. Комнату заполнял почти такой же мусор, как наверху, в серале – мебель, безделушки, пауки, все это копилось годами. На грязном шкафу сгрудились книги, не такие пыльные, как все остальное. Луч фонаря скользнул по ним, а за ним отправилась рука Чарльза. Она перевернула самый толстый том.

– Так я и думал.

– Что это?

– Толковый словарь.

Книга открылась в его руке. Я заглянула через плечо.

– Очень полезно. Знаешь, кто такой налим? Рыба семейства тресковых, водится в пресных водах Евразии и Северной Америки к северу от 45 градусов северной шпроты. Чего тут непонятного? Кроссворды, Чарльз.

– Ты совершенно права. – Он закрыл книгу, подняв облако пыли, и взял другую. Она оказалась меньше словаря, но важнее, в толстой кожаной обложке, которая, несмотря на слой пыли, была явно старательно и вручную обработана. Он держал ее осторожно, под пылью блестела позолота.

– Что это?

– Коран. Довольно-таки роскошное издание, между прочим. Посмотри.

Плотная дорогая бумага, арабские буквы, красивые сами по себе. Орнамент в начале сур, или глав. Не такая книга, чтобы бросить в пыльную комнату и забыть. Чарльз положил ее без комментариев и опять посветил в темноту.

– Видишь?

Сначала я не поняла, какая часть серого анонимного мусора его заинтересовала. Сломанная скрипка, что-то вроде пары роликовых коньков, кожаные плети, хомуты и кисточки. За всем этим высветились два пыльных объекта, похожих на игрушки. Китайские собаки. Я глазела на них секунд пять, пока до меня дошло.

– Неужели твои гончие Гавриила?

– Именно и в точности так. Подержи фонарь, пожалуйста…

Он осторожно отложил сбрую и взял одну из собак в руки. С удивлением я обнаружила, как осторожно, почти нежно, он умеет обращаться с предметами. Достал платок и стал вытирать с собаки пыль. Она медленно оживала под нежными движениями платка. Странное существо, смесь льва и собаки, примерно шесть дюймов высотой, сделанная из сияющего ярко-желтого фарфора. Она присела на задних лапах, одну переднюю положила на мяч. Голова повернута к плечу, уши откинуты назад, широкий рот улыбается. Густая волнистая грива. Хвост закинут на спину. Веселое внимание, игривая пламенность. Ее подружка на полу, покрытая пылью, держала под лапой не мяч, а щенка с пушистым хвостом.

– Кто бы мог подумать? – сказал Чарльз. – Что ты о них думаешь?

– Не спрашивай, ради Бога. Я в этом не разбираюсь. Правда предполагается, что это собаки?

– Их называют собаками Фо, или буддистскими львами. В точности никто не уверен, каких зверей они из себя изображают.

– А кто такой Фо?

– Сам Будда. Это – единственные действующие лица буддистской мифологии, которым разрешено убивать, и только для защиты господина Будды. Официально они – защитники его храма. – Чарльз повертел сияющее существо в своих руках. Морщинистое создание усмехнулось, как пекинес.

– Знаешь, – сказала я, – мне кажется, я их помню. Но непонятно, как они сюда попали. Я думала…

– Да, – сказал Чарльз. Он опять поставил собаку на пол, резко выпрямился и взял фонарь из моей руки. У меня создалось впечатление, что он не слышал произнесенных слов. – Продолжим нашу программу? – Не дожидаясь ответа и больше не разглядывая содержимое комнаты, он быстро вышел в коридор.

Там было тихо и темно, также пахло пылью. Мимо проплывали нарисованные на стенах деревья, прерываемые пещерами дверей. Впереди коридор не резко повернул налево, фонарь осветил еще один дверной проем той же формы, как и остальные, но все равно совсем другой. Не зияющая пещера. Арку перекрывала дубовая дверь, новая и прочная, как корабль, и не только плотно закрытая, но и запертая на новый замок. Луч фонаря задержался на ней на минуту, потом перешел на соседнюю дверь. Тоже новый замок. Я выдохнула:

– Прямо сокровищница, да?

Кузен не ответил. Луч света медленно пополз по двери к зарешеченному вентилятору, опять вниз, к тому, что стояло рядом. Он направился посмотреть, и я последовала за ним. Между двух дверей прислонились к стене около двенадцати ярко-желтых расписных жестянок, размером с банки из-под бензина. При свете фонаря я увидела яркие черные буквы:

– Идеально для жарки, майонеза, салатов.

А ниже кое-что еще. Я замерла. Чарльз перевел луч на меня:

– В чем дело?

– На банках, – сказала я, прищурившись, – я заметила… Не помню, где видела раньше. А, вспомнила, ерунда. Рисунок на банках, бегущая собака.

– Да. И что ты про нее знаешь?

– Да ничего. Просто видела ее раньше.

– Где?

Даже странно, кузен очень заинтересовался.

– Днем в воскресенье рядом с деревней, куда возил меня Хамид. Я говорила, да? Поле с подсолнечниками и знак на стволе дерева – красная собака, похожая на гончую.

– Та же самая?

– По-моему.

Мы подошли поближе, под рисунком я увидела надпись:

– Сорт «охотничья собака». Высшее качество, остерегайтесь подделок.

Чарльз сосредоточено смотрел, потом заговорил:

– Знаешь, Нар-Эль-Сальк, по-моему, какое-то сокращение от арабского слова, обозначающего гончих. Река гончих. Местное производство, другими словами. Такую ты видела в поле?

– В точности. Местное производство, очевидно, подсолнечного масла, а то, что я видела – отметка поля. Я где-то читала, что крестьяне так маркируют свой урожай. В этом, наверное, есть смысл, если многие из них не умеют читать. Но тут запас лет на десять. Зачем нужно столько растительного масла?

Он поднял одну из банок и опять опустил.

– Пустая.

– А чем ты так заинтересовался?

– Не здесь и не сейчас. Давай лучше покончим с этим. И перестанем разговаривать.

Повернув в изгиб коридора, мы увидели впереди, примерно в тридцати ярдах, широкую лестницу и в конце еще одну арку. Дверь была открыта, створка прислонилась к стене, но в арке висела тяжелая занавеска. С одного краю пробивалась полоса света. Мы остановились и прислушались. Даже дыхание казалось громким в мертвом воздухе, но ничего не шевелилось, ни звука не доносилось из-за занавешенного проема.

Осторожно зажав фонарь рукой, так что только слабый розовый отблеск пробивался наружу, Чарльз поднялся по лестнице и медленно придвинулся к арке. Остановился, я – у его плеча. Фонарь он выключил, теперь светилась только щель у края занавеса.

Все так же ни звука. Но я почувствовала запах чудного табака бабушки Ха. Должно быть, это – диван принца. Она где-то очень близко. Может, читала и заснула над книжкой. Я не слышал ее дыхания, но комната же очень большая, а если она задвинула полог на кровати…

Кузен протянул руку и отодвинул край занавеса на несколько дюймов. Приложил к щели глаз. Я тоже наклонилась и стала смотреть.

Действительно, спальня принца. Это – занавес за кроватью бабушки Ха. Очень мало света. Щель казалась светлой только по сравнению с темнотой, где пребывали мы. Лампа слабо светила со стола, хранила в себе совсем маленький язычок пламени. Но я же знала комнату и ясно все различала. В точности, как прошлой ночью: стул, немытые тарелки на столе, шкаф, миска на полу с надписью «собака», наполовину заполненная молоком для кошки, а на кровати…

Сначала мне показалось, что бабушка Ха там, в ярде от нас, сидит, как прошлой ночью, в своих шалях и шелках. Потом я увидела, что комната пуста. Темный угол у изголовья скрывал только кипу одеял, красную кофту и скомканную шаль.

Через секунду мне стало плохо, холодная волна озноба прошла по телу. С кровати на нас смотрела кошка. Чарльз увидел ее одновременно. Когда я отшатнулась назад, он отпустил занавес и отступил вместе со мной. Обнял.

– Все хорошо, она сюда не пойдет.

– Правда?

– Конечно, все в порядке, любимая, расслабься. – Я дрожала, он обнял меня еще крепче. Моя макушка прижалась к его подбородку. – Потерпи минуточку, и пойдем. – Он не ослаблял объятий, пока я не перестала дрожать и мерзнуть. Темно и тихо. По дыханию Чарльза я слышала, что он отвернулся, прислушивается и присматривается. Повернулся обратно, вдохнул, будто собрался заговорить, щека прижалась к моим волосам. «Кристи»…

– Да?

Пауза. От его дыхания шевельнулись мои волосы.

– Ничего. Все в порядке?

– Да.

– Тогда пошли.

– Ты… Правда не хочешь дождаться и увидеть бабушку Ха? Я почему-то не думаю…

– Нет. Забудь все, возвращаемся.

– Я чувствую себя виноватой, Чарльз.

– И совершенно правильно. – Он тихо и нежно надо мной издевался. – Смелей, моя любовь, она тебя не поймает. Будь большой смелой девочкой, Чарльз победит противную кошку.

Ужас почти пропал. Я захихикала.

– Большой храбрый Чарльз. А если мы встретим собак? Мне уже хорошо, спасибо.

– Правда? Ну и хватит приключений на ночь. Возвращаемся в твой гарем, моя девочка.

Разрисованная дверь была все так же открыта. Воздух перед павильоном восхитительно свеж и сладок. Мы прошли по мосту до провала, я перепрыгнула следом за Чарльзом. Он не отослал меня сразу.

– Кристи. Я должен тебе кое-что сказать.

– Я поняла. Поняла, что ты что-то скрываешь. Ну?

– Ты не совсем права. Точно я ничего не знаю. Скажем, меня мучили дикие догадки. И я сразу понял, что кое-что очень подозрительно, как говорится, пахнет жареным. Но, и очень прошу понять, пока ничего тебе не скажу.

– Почему?

– По той простой причине, что тебе придется остаться здесь до утра, а мне нет. Нет, послушай, Кристи, нужно встретить Джона Летмана прилично и спокойно, потом вдруг бабушке Ха взбредет в голову увидеть тебя опять и…

– Прилично и нормально обращаться с Джоном Летманом? Значит, что-то не в порядке с Джоном Летманом?

– Сказал, что это все мои догадки. Но тебе нужно остаться здесь.

– Поэтому, чем меньше я знаю, тем лучше? Не морочь мне голову, дорогой Чарльз. Черт тебя дери, я могу притворяться невинной, я этим постоянно занимаюсь. Не своди меня с ума. В конце концов, я попала в самую середину этой истории, а вовсе не ты. Давай, ты должен рассказать. Что, Джон Летман любовник бабушки Ха, или что?

– Бог мой, если бы в этом было дело…

Я спорила, конечно, но мне не удалось его переупрямить. В конце концов он решил покинуть меня и собрался прыгнуть на мост. Я спросила:

– А зачем тебе идти так? Почему бы просто не спуститься из окна по веревке?

Он покачал головой.

– Так проще. А ты закрой ставни, чтобы ничто не бросалось в глаза. Не засовывай на место поперечную планку, на всякий случай. Я пошел. Ложись в кровать, утром приду к тебе в отель. – Он вдруг заколебался. – Не боишься?

– Боюсь? Чего мне, ради Бога, бояться?

– Ну и прекрасно, раз так, – сказал Чарльз и удалился.