"Полуночная роза" - читать интересную книгу автора (Стюарт Энн)

12

Жизлен было тепло, уютно и спокойно. Ей казалось, что она снова в Сан Дут, все еще девочка, что ее маленький братик заснул в своей детской, а родители ушли на свою половину. Ей, должно быть, сейчас никак не больше пятнадцати, потому, что потом ее жизнь превратилась в сплошную череду мрачных событий, и с тех пор она никогда не чувствовала себя счастливой.

Возможно, все это происходило не наяву. Бесконечный кошмар, полный смерти и отчаяния окажется сном и, если она откроет глаза, то увидит бледно-розовые обтянутые шелком стены. Увидит голубое небо и певчих птиц.

Небо в Сан Дут всегда было голубым. Птицы всегда пели. До того дня, когда родителей увели, а они с Шарлем-Луи пошли за ними следом. Наверное, на улице все еще темно, озорной свет не проникает сквозь ее опущенные веки. Только вот по чему-то одеяло кажется не таким воздушным, как всегда, и подушка под головой более жесткая, словно сделана из костей и мышц, а не из пуха.

Но у нее под головой должна быть пуховая подушка, а если это не так, то она не в Сан Дут, и кошмар снова станет явью. Значит, нет ни спокойствия, ни безопасности — есть только страх.

Одной рукой Блэкторн обнимал ее за талию, крепко прижимая к себе, другая запуталась в ее вьющихся каштановых волосах. Жизлен без труда вспомнила картину, представшую перед ней в треклятой гостинице. Может, и она найдет горсть монет возле кровати?

Но она-то не заработала денег. И не заработает. Он не сможет ее купить. Может похитить, сделать своей пленницей, взять силой, даже убить. Но только не купить ее расположения.

Плечо мужчины не может быть удобным. Тем более если этот мужчина худощав и мускулист, как Николас Блэкторн. Однако ей было удобно. Его подбородок упирался в ее лоб, и она приказала себе не шевелиться, иначе он может проснуться и довершит то, от чего отказался вечером. Рисковать Жизлен совсем не хотелось. Единственное, что ей оставалось, — замереть в его объятиях, прижавшись к его горячему, сильному телу.

Он развязал ее ночью, и она этого не заметила, и сама обвила его рукой, прильнула, как беззащитная и слабая женщина. Нелепость. Неожиданно она почувствовала, что он проснулся, и поняла, что выжидать бессмысленно.

— Дайте мне встать, — сказала она негромко, но решительно, понимая, что сможет освободиться от него, лишь если он пожелает ее отпустить. А он, судя по всему, не собирался пока этого делать.

Его рука скользнула по ее подбородку, осторожно, ласково, и эта нежность заставила ее затрепетать. Он повернул ее лицо к себе.

— Вы пережили ночь, Жизлен, — пробормотал он, — ваша честь не пострадала. Не кажется ли вам, что я заслуживаю вознаграждения за мою воздержанность?

Она не успела объяснить ему, чего он заслуживает, как его губы уже накрыли ее рот, не дав говорить. Но только она подняла руку, чтобы оттолкнуть его, как он, скатившись на край постели, сел и откинул со лба длинные, спутанные волосы. Через минуту он повернулся и снова с любопытством взглянул на нее.

— Мой друг не поверит мне, — сказал он.

— У вас есть друзья? Меня это удивляет.

— Мы все еще воюем? Может, все-таки мне надо было вами овладеть? Вы бы тогда не чувствовали себя победительницей.

Он встал, потянулся, и мгновение она смотрела на него, как завороженная. Он был удивительно высок, длинноног, худощав, но при этом мускулист и грациозен. Это необъяснимая, дьявольская несправедливость, что такой злодей столь привлекателен, необычайно затрудняло ее задачу.

— Размечтались о яде, наверное? — поинтересовался он. — Вам придется подождать. Я предполагаю надолго осесть в деревне. Мы станем парочкой из пасторали — вы будете готовить, а я удить рыбу и охотиться, как примерный деревенский джентльмен. А по вечерам, сидя возле камина, и держась за руки, будем беседовать о нашей счастливой жизни.

— Охотиться? — Жизлен с опозданием заметила, что ее юбки задрались выше колен, и поторопилась их опустить, но Блэкторн не обратил на это никакого внимания.

— Я упомянул об охоте? Вот болван. Теперь вы будете знать, что у меня есть ружье. Может быть, мне снова придется вас связать. Не хотелось бы получить пулю в спину.

— Но я могу выстрелить вам в грудь, — сказала она.

— Заманчивое предложение, к тому же я отлично представляю, какой именно участок моего тела вы выберете в качестве мишени. Я все же предпочту спину. — Он посмотрел на нее сверху вниз. — Не собираетесь ли вы валяться в постели целый день? Может, соизволите приготовить мне что-нибудь на завтрак?

— Я ваша пленница, а не служанка, — возмутилась Жизлен.

— Если вы предпочтете все время оставаться в постели, то и у меня может появиться соблазн присоединиться к вам. У меня есть и другие желания, которые вы можете удовлетворить.

Жизлен встала и отошла от него подальше.

— Отлично. Я уверен, что и вы с удовольствием выпьете кофе. И, судя по вчерашнему ужину, вы умеете творить чудеса из яиц. Я страшно голоден.

Блэкторн снова дразнил ее, и, к сожалению, не без успеха. Будь у нее хоть что-нибудь под рукой, она бы швырнула это в него не задумываясь. Он казался сейчас удивительно добродушным в этой мрачной, убогой комнате, будто ночью сбросил с себя циничную и злую оболочку, и Жизлен неожиданно испугалась, что его улыбка снова как когда-то заворожит ее.

Вероятно и он понял, что может заставить ее покориться. Быстро и решительно он пересек комнату, не дав ей убежать. Он не тронул ее, что само по себе было удивительно, — он старался коснуться ее при каждом удобном случае, — пробежать рукой по волосам, потрепать по щеке, взять за руку, напомнив ей, что она в плену. Он стоял совсем близко в расстегнутой рубашке, и она не могла решить, куда безопасней смотреть — на его наглое, но бесконечно привлекательное лицо или на обнаженную грудь, и выбрала наконец левое плечо.

— А почему бы нам не заключить временное перемирие, Жизлен? — неожиданно спросил Николас, и предложение его прозвучало вполне разумно. — Ну зачем вам опять со мной сражаться? Если вы меня выведете из себя, я просто-напросто привяжу вас к кровати. Вам это наверняка совсем не понравится, хотя меня, вероятно, развлечет… Может, нам стоит пожить один день в мире, прежде чем мы начнем снова воевать?

Жизлен подумала, не попросить ли его отпустить ее, но тут же отказалась от этой мысли. Он не тот человек, чтобы проявить милосердие, а гордость — единственное оружие, которое у нее осталось. Если она унизится, то останется совсем беззащитной.

— Чего вы от меня хотите? — спросила она, не желая идти на уступки. Он пожал плечами.

— Честное слово, не знаю, моя крошка. Может, я оставлю вас в покое, а может, и нет. Я еще не решил.

— И вы, значит, хотите, чтобы я вела себя как примерное дитя, пока вы будете думать, убить вам меня или нет?

— Вы не должны обижаться. Ведь вы первая, задумав убийство, испортили наши чудные отношения.

— У нас нет никаких отношений.

— О, вот тут я с вами не согласен. Отношения у нас как раз есть. Я пока только не знаю, какие. Так что вы сами решаете, Жизлен? Что у нас сегодня, день мира, или день войны?

Жизлен понимала, что уступить даже в такой малости, значит, сделать шаг к поражению. Но она тоже смертельно устала. Ее тело впервые за долгое время немного согрелось и отдохнуло, и близость другого человеческого существа заставила ее смягчиться. Если бы на его месте оказался сейчас кто угодно, она бы чувствовала то же самое.

— На один день, — сказала она, — и с одним условием.

Николас вздохнул и откинул со лба волосы.

— Так и думал, что вы поставите условие. Какое?

— Что вы не станете до меня дотрагиваться.

Его рот скривила насмешливая гримаса.

— Совсем?

— Совсем. Мне не нравится, когда меня трогают. Оставьте меня в покое на один день, и я откажусь от удовольствия воткнуть вам нож между ребер.

— У вас нет ножа.

— Но если вы хотите, чтобы я вам готовила, мне он понадобится.

— Решено. Думаю, один день я смогу сдерживать мои животные инстинкты, — ответил он, наблюдая за ней из-под чуть приспущенных век. — Все женщины умеют лежать на спине и задирать юбки, но редкие из них умеют готовить.

— Вы обещаете?

— Обещаю, — он приблизился к ней на шаг, и был сейчас так близко, что она ощущала его тепло, и волнение, которое она испытала, говорило о том, что ему вовсе не обязательно касаться ее. — Мне очень интересно, моя птичка, почему вас совершенно не смущает то, что я намеренно груб с вами. Вы даже не краснеете. Я-то полагал, что годы, проведенные в монастыре, сделали из вас еще большую ханжу, чем моя сестрица Элин.

— Я никогда не была в монастыре.

Жизлен думала, что ее признание разозлит Блэкторна или хотя бы удивит, но он почему-то улыбнулся и ответил:

— Я знаю.

А потом повернулся и ушел, а ей оставалось лишь сожалеть, что в руке у нее не оказалось сейчас ножа. Немного успокоившись, она вспомнила о его обещании. У нее есть целый день, чтобы собраться с силами. Целый день, чтобы заставить его ей поверить. А потом, или она сумеет убежать, или он умрет.

«Господи, ну что за идиотское благородство», — думал Николас несколько часов спустя. — Он, наверное, был не в себе, когда решил увезти с собой Жизлен де Лориньи. Нет, дело, конечно, было не в алкоголе — скорее всего крысиный яд, попав в его организм, лишил его на время здравого смысла.

Нельзя, конечно, сказать, что прежде он жил, всегда руководствуясь лишь здравым смыслом. Джейсон Харгроув и его женушка — неопровержимое тому доказательство. Он должен был держаться подальше от Мелиссы с самого начала, зная, что за грубая скотина ее муж, и чувствуя, что она намеренно его провоцирует. Он же поддался минутному желанию, и будет теперь еще долго пожинать плоды своего легкомыслия.

Дальше он совершил еще две ошибки — увез свою мстительную пленницу с собой, да к тому же в Шотландию. Причем природа двух этих ошибок была одинакова. И то и другое показалось ему соблазнительным, хотя и не в привычном смысле этого слова. Он не лукавил, когда сказал Жизлен, что любая женщина способна удовлетворить его желания — ему было не столь уж важно, кто окажется с ним в постели, — лишь бы была здорова, и мало-мальски привлекательна.

К Жизлен его влекло так же, как влекло бы к любой красивой женщине. Но ее пылкость и отвага тронули его душу. Она стала ему не безразлична, и он нарушил правило, которому следовал неукоснительно — никогда и ни о ком, кроме себя, не заботиться.

То же относилось и к Шотландии. Он забыл, что любил эту страну с ее прозрачным воздухом, солнечным светом, запахом мокрой земли, не похожую на суетливый Лондон с его переполненным и салонами, где используют крепкие духи, чтобы перебить дух, исходящий от не слишком чистого тела. Он давно привык к людным сборищам, свыкся с этой жизнью.

Но Шотландия напоминала ему о детстве, все же не совсем лишенном радостей. И ему захотелось вернуться туда, чтобы обрести способность снова дышать легко и свободно, улыбаться и быть счастливым. Но проклятый рассудок подсказывал, что все уже давно позади, и что у последнего из безумных Блэкторнов не может быть надежды на свет и радость.

Он, конечно, не мог ожидать, что Жизлен все изменит. Странно, что она вынудила его дать обещание. Он не был намерен его сдержать, но решил, что лучше усыпить ее подозрительность, чтобы добиться от нее еще более бурной реакции.

Он понял, что Жизлен очень чувствительна к его прикосновениям, и именно это убедило его, что прошедшие годы она провела отнюдь не в монастыре. Она и сама не замечает, что с ней творится, когда он до нее дотрагивается. Если он касался ее маленькой, красивой груди, ее соски становились упругими, если он целовал ее в губы, ей хотелось ответить ему, хотя она и противилась собственному желанию. Сердце ее колотилось, кожа становилась горячей. Он переспал с достаточным числом женщин, чтобы знать, как проявляется у них возбуждение, но не встречал ни одной, которая бы этому сопротивлялась, а Жизлен сопротивлялась своим собственным ощущениям с тем же упорством, с каким противостояла ему.

Возможно, именно так он и отомстит ей — подчинит себе ее тело. Он знает толк в любви. Знает, как доставить наслаждение женщине, и употребит свое умение, для того чтобы лишить невинности, а заодно и избавить от непомерной гордости маленькую Жизлен де Лориньи. Правда, вопреки обыкновению, его немного смущало то, что он не решил, что будет делать с ней после. Лучше не думать об этом. Забыть, что однажды он уже оставил ее, и разрушил ей жизнь. Он в ответе только за самого себя, хотя и собственную судьбу не склонен воспринимать слишком серьезно.

Взошло солнце, согрело землю, и бесконечный дождь прекратился. Странно, что Шотландию считают холодной страной, погода здесь куда более ласковая и теплая, чем в Англии.

Трактирщик, конечно, поступил разумно, спрятав ружье, вот только жаль, что не сказал куда. Придется им обойтись без дичи, а, впрочем, это и к лучшему. Почему-то сегодня ему не хочется убивать.

Форель — совсем другое дело. Очевидно, Трак решил, что с помощью рыболовного крючка Жизлен не сможет причинить никому вреда. Рано утром Николас отправился к быстрому ручью, на который впервые набрел, когда ему было десять. Жизлен долго смотрела ему вслед.

Она выглядела нелепо в ярком платье его сестры, которое было ей велико. Он не подумал о том, какие они разные, приказав Трактирщику упаковать для нее вещи Элин.

Она высоко закатала рукава и подвязала юбку на тонкой талии, чтобы не споткнуться. Надо сказать, что цвет платья был ей к лицу больше, чем ее хозяйке. Может, он и возьмет Жизлен с собой в Лондон. Нарядит так, как она и должна быть одета, — в дорогие шелка, и еще в бриллианты. «Эта женщина создана для того, чтобы носить бриллианты», — подумал он, пробираясь сквозь густой кустарник.

Увы, этого он никак не сможет ей обеспечить.

Даже если бы у него и были деньги, он бы не стал тратить их на женщину. Быть может, он найдет способ устроить ее будущее. Например, обучив плотским радостям, отвезет в Лондон, а там отдаст тому, кто сможет содержать ее в роскоши. Пожалуй, это весьма разумный выход.

Конечно, если он сделает из единственной дочери графа де Лориньи даму полусвета, кому-то это может и не понравиться. Но ее отец умер, имущество разграблено, а подобная участь все же лучше, чем жизнь служанки.

Отчего-то ему не хотелось сейчас думать об этом. Не хотелось даже гадать, сдержит ли она слово, дождавшись его в развалившемся охотничьем доме. Подобные мысли навевали тоску, мешали насладиться красотой этого дня. А Николас не любил подолгу грустить.

В конце концов форель или лосось сейчас куда важнее, чем будущее маленькой французской злоумышленницы. С ней он разберется попозже.

Берег небольшой речки сильно зарос за последние двадцать с лишним лет, с тех пор как он рыбачил тут в последний раз. Он не сразу нашел подходящее место, но вскоре, наладив старые рыболовные снасти, найденные Трактирщиком в доме, уже стоял по пояс в воде, ожидая первой добычи. Сейчас надо выкинуть все из головы и сосредоточиться. Остальное потом.

Николас задремал, разомлев на солнце. Прошло несколько часов, и Жизлен сама пришла к нему. Она не старалась приблизиться неслышно. Он услыхал, что она идет, потому что ветки похрустывали у нее под ногами. Она пробралась сквозь густой кустарник к воде и улыбнулась. Он не двигался, лениво лежа на траве и размышляя о том, что привело ее сюда. Может, она решила нарушить уговор? Он и прежде не встречал ни одной женщины, которая была бы способна сдерживать данное слово, и было бы странно, если бы эта, с ее воинственными наклонностями, отличалась от всех остальных. Кроме того, он честно предупредил ее, что непременно нарушит свои обещания. Почему же она должна считать связанной себя?

Он оставил ей нож. На всякий случай не очень острый, но у нее было достаточно времени, чтобы его наточить. Он ушел несколько часов назад, и его пустой желудок подсказывал, что пришло время поесть. А вдруг ей повезло больше, чем ему, и она нашла ружье?

Эта мысль озадачила его. Он не сомневался, что сумеет отразить удар ножа, тем более, если на него нападет женщина. Ружье — совсем другое дело. Она может снести ему голову с двадцати шагов. Однако и это едва ли возможно. Сомнительно, что ей удалось разобраться, как его заряжать.

Жизлен ступала медленно и, судя по тому, что она немного задыхалась, несла что-то тяжелое. К реке подойти было действительно трудно, он протоптал тропку, а она была сильной и ловкой. Наверное, все же она нашла ружье.

Она уже приближалась к нему с весьма решительным видом. Ну и дурак же он, что оставил такой заметный след. А еще глупее, что он ей поверил.

Жизлен подошла к нему уже так близко, что он не мог спрятаться. И вообще, не хватало только залезть в кусты. «Дело, собственно, даже и не в достоинстве, — вздыхая подумал он, — просто его жизнь не стоит того, чтобы ею дорожить».

Солнечные лучи, проникавшие сквозь его неплотно прикрытые веки, стали вдруг менее яркими и Николас понял, что она стоит над ним. Он ощутил запах цветов и мыла, и замер в ожидании ружейного выстрела.

— Николас, — произнесла она после долгого молчания.

Он открыл глаза, полагая, что увидит ружейное дуло, а увидел Жизлен с корзиной в руках, больше всего напоминавшую сейчас пастушку.

Он сел и уставился на нее. Она ухитрилась искупаться. Ее каштановые волосы еще не просохли, и мокрыми тяжелыми прядями свисали на шее, лишь на концах начиная завиваться. Кроме того, она сумела как-то подогнать на себя одежду. На ней по-прежнему было одно из платьев, которые они прихватили с собой, но она укоротила рукава и подол, возможно с помощью ножа, который он ей оставил. Две верхние пуговицы были расстегнуты, и ничего соблазнительней тех нескольких дюймов влажной и розоватой кожи, которая виднелась оттуда, он еще не видел никогда прежде.

— Вы испытываете мое терпение, красавица, — медленно произнес он, — если уж мне не дозволено дотрагиваться до вас, то вы бы хоть постарались не выглядеть столь восхитительно.

Она вспыхнула, и это удивило его. Он не думал, что она может смутиться. Но краска мгновенно сошла с ее лица, и на нем снова появилось упрямое выражение, которое делало ее только миловиднее.

— Я принесла вам поесть.

— Неужели? Как вы предусмотрительны. Что склонило вашу оледеневшую душу к милосердию? — он протянул руку, чтобы взять у нее корзину.

— Я бы на вашем месте не торопилась судить о моей душе, в то время как ваша собственная отнюдь небезгрешна.

— Справедливо. Вы ведь на самом-то деле никого не убили, в то время как я в этом весьма преуспел. Правда, моя последняя жертва кажется выздоравливает.

Ему надоело ждать, пока она протянет ему корзину, и, забрав ее, он заглянул внутрь.

— Здесь слишком много еды для одного человека. Неужели я могу надеяться, что вы разделите со мной трапезу?

— Я не знала, позволите ли вы мне отказаться. Разве вы мне доверяете? — сказала она неуверенно.

— Ничуть, — ответил он. — Вы так и будете надо мной стоять, или все же сядете?

Жизлен села.

— У меня не было большого выбора, — предупредила она, пока он доставал из корзины еще теплый хлеб, масло и сыр. Жизлен прихватила и бутылку вина, достав ее из сундука, что взял с собой Трактирщик, и Блэкторн подумал, что она, быть может, надеется, что он опьянеет, хотя чтобы напиться до бесчувствия, ему требуется куда больше одной бутылки.

Она принесла с собой нож, который, как он и предполагал, стал куда острее. Они принялись молча есть, прислушиваясь к журчанию воды в ручье и шелесту листвы. Эта идиллия казалась странной Николасу, который неторопливо поглощал показавшуюся ему самой вкусной за последние двадцать лет еду, исподтишка поглядывая на Жизлен. Они были смертельными врагами, она ненавидела и боялась его, но трудно было представить себе более мирную картину. А потом он же нарушил этот мир, не умышленно, но нарушил.

— Почему бы вам не рассказать мне, как вы попали в служанки к моей милой сестрице Элин? Раз вы признались, что вашим прибежищем не был монастырь, то мне было бы интересно узнать, как вам удалось пережить террор.

Жизлен побледнела. Он, разумеется, предполагал, что такое может быть, но видел впервые. Ее чуть розоватая, фарфоровая кожа стала белой как полотно.

— Перемирие не означает, что я должна развлекать вас, — еле выговорила она.

Конечно же, Жизлен еще предстоит развлекать его, только сейчас ему не хотелось ей об этом напоминать.

— Хотите вина? — спросил он вместо этого, — вы забыли стаканы, так что нам придется пить из бутылки.

Он сделал большой глоток. Святотатство, конечно, так обращаться с превосходным кларетом, и все же вине показалось ему сейчас гораздо вкуснее, чем то, которое подавали в ирландском хрустале лондонских гостиных.

— Нет, спасибо, — Жизлен хотела встать, во он поймал ее руку.

— Выпейте вина, — попросил он ласково. Жизлен замерла.

— Вы обещали, что не станете дотрагиваться до меня.

— Выполните мою просьбу, и я отпущу вас. Она взяла бутылку свободной рукой, поднесла ко рту и сделала большой глоток. Он наблюдал за ней со смешанными чувствами. Николас надеялся в глубине души, что Жизлен станет упорствовать, и тогда он сможет продолжать настаивать на своем. Блэкторн отпустил ее запястье, хотя больше всего ему хотелось притянуть ее к себе, и улыбнулся холодной, любезной улыбкой.

— Не так уж это трудно, не правда ли? Ведь жить гораздо легче, если умеешь договориться с людьми.

Жизлен вскочила на ноги, опрокинув бутылку. Блэкторн лишь с легким сожалением смотрел, как уходит в землю темная жидкость.

— Мы никогда не договоримся, — сказала она, — я никогда не уступлю.

— Почему же вы тогда согласились на перемирие?

С решимостью, которая поразила бы любого, будь он на его месте, она сказала:

— Чтобы отвлечь мою будущую жертву, — а потом повернулась и, не произнеся больше ни слова, ушла.

Он смотрел ей вслед с молчаливым восхищением.

Если все французы столь же решительны, то слава Богу, что Наполеон согласился на Амьенский мир. В противном случае Англия бы попала в хорошую переделку.