"Боевая маска" - читать интересную книгу автора (Пендлтон Дон)

Глава 8

Мак Болан уютно устроился в мягком кожаном кресле в гостиной Брантзена. Из блондина, каким он был несколько недель тому назад, покидая Питтсфилд, Мак превратился в жгучего брюнета с благородной сединой на висках. Сейчас он выглядел, как сорокалетняя кокетка, пытающаяся с помощью овощных масок сохранить свежесть увядающей кожи: Джим приклеил ему на лоб, над каждым глазом и на скулах по кусочку пластыря, похожего на пластик. Ленты из того же материала тянулись справа и слева вдоль нижней челюсти и сходились под подбородком. Большой кусок обычного пластыря украшал нос Болана.

— Ну, как дела? — спросил Брантзен, входя в гостиную.

— Полагаю, неплохо, — ответил Болан, почти не шевеля губами. — Но, думаю, я еще не очень разговорчив.

— Может, сделать инъекцию обезболивающего? — предложил доктор.

Болан отрицательно качнул головой и, подняв руку с зажатым в кулаке зеркальцем, снова стал всматриваться в свое неузнаваемо изменившееся лицо.

— Никак не могу поверить, что это я, — пробормотал он. — А когда я уже смогу обойтись без этих штуковин? — Болан коснулся пальцем пластиковых лент.

— Если бы не эти, как ты говоришь, штуковины, то в обычных бинтах ты напоминал бы мумию, Мак, — ответил хирург. — Заметь, это единственное, что удерживает тебя на месте.

— Да, но как долго?

Брантзен пожал плечами.

— Это зависит от тебя, от способностей твоего организма к восстановлению. Может, неделю, может, две. Суть в том, что края оперированного участка не сшиваются, а прижимаются друг к другу. Поверь мне, это лучше, чем обычные хирургические швы. Но стоит потревожить пластиковые ленты, и у тебя на всю жизнь останутся грубые, неприятные шрамы. Так что пусть они делают свое дело. Скоро ты выйдешь отсюда с лицом красивым и розовым, как попка младенца.

— Трудно поверить, что все так просто, — едва шевеля губами, еще не отошедшими от заморозки, прокомментировал Болан.

— Это кажущаяся простота, — с улыбкой ответил Брантзен. — Когда начнет отходить заморозка, тебе небо с овчинку покажется. Здесь и вот здесь, — он указал пальцем, — я срезал кость, особенно на носу, а в других местах добавил силикона. Он мягкий и со временем может сместиться. Если вдруг такое случится, приедешь ко мне и я тобой займусь. Современные методы эстетической хирургии не имеют ничего общего с тем, что было раньше, хотя бы пару лет тому назад. Тебе вполне можно будет вернуть прежний облик… Если захочешь, конечно…

— Либо снова изменить мое лицо?

Хирург кивнул.

— Конечно. Только не стоит слишком злоупотреблять: природа этого не потерпит. Ты бы только видел, что можно сделать для девушки, которая хочет увеличить себе грудь или бедра, или… Возможности хирургии неограничены.

Болан попробовал улыбнуться, но почувствовал, что мышцы лица ему еще не подчиняются.

— Ты хочешь сказать, что можешь решить и проблемы пола?

— Я тебе еще раз говорю: возможности пластической хирургии неограничены, — серьезно ответил Брантзен. — То, что я сделал для тебя, — пустяки по сравнению с восстановительными операциями, которые я здесь провожу. В твоем случае мне не пришлось восстанавливать мягкие ткани… Пришлось всего лишь изменить один-два угла. Но, тем не менее, следует соблюдать осторожность. Если ты не будешь следить за собой, все может пойти насмарку. Тебе придется тщательно соблюдать все мои инструкции.

— А шрамы меня не выдадут?

— Нет, если не будешь пренебрегать моими советами! Во всяком случае, никто, кроме хирурга, занимающегося эстетической хирургией, ничего не заметит.

Болан снова уставился в зеркало.

— Обалдеть можно, — произнес он, наконец. — Даже с этими штуковинами, — Мак коснулся пальцем ленты, — я, как две капли воды, похож на рисунок. Но ведь это маска, разве не так? Не совсем обычная, но все же маска. В зеркале не мое отражение.

Брантзен согласно кивнул.

— Ну, если тебе так хочется, считай свое лицо маской. Но за такой маской ты можешь провести остаток своей жизни.

— Или сражаться, — негромко произнес Болан.

Хирург опустил глаза и, не скрывая волнения, сжал руки.

— Я подозревал, что ты подумаешь именно об этом.

— Это не просто мысль, Джим.

Болан уронил зеркало на колени.

— Это мой долг. У меня нет выбора. Я буду драться до победы или до гробовой доски.

— Мы словно снова вернулись во Вьетнам, — с горечью произнес Брантзен.

— Почти что так, — согласился Болан.

— Смиренным в наследство достанется земля, — с серьезной улыбкой сказал хирург.

— Верно, — отозвался Палач. — Но не раньше, чем ее освоят жестокие.

Он поморщился, поднес руки к лицу и осторожно прикоснулся к скулам.

— Чувствуешь, как отходит заморозка?

— А-а! Вот оно что, — скривился Болан. — Впечатление такое, будто кто-то бьет по голове молотком.

— Когда тебе покажется, будто ты угодил в камнедробилку, позови меня. Я помогу тебе пережить эти трудные часы.

— Только без наркотиков, — запротестовал Болан.

— Ничто другое не поможет, Мак.

— Тогда я обойдусь без них, — Болан, покачиваясь, поднялся на ноги. — Я должен сохранять ясное сознание.

— Чтобы не стать слишком уж смиренным, а?

Брантзен вовсе не хотел, чтобы в его словах прозвучали саркастические нотки, но вышло именно так.

— Ты угадал.

Болан сжал зубы, почувствовав острый приступ боли, и, чтобы отвлечься, осмотрел пистолет-пулемет и вставил новый магазин.

— Я задержался у тебя слишком долго, — заявил он.

— Но ты же не можешь уйти в таком виде!

— Вполне. Я научился чувствовать их, Джим. Они где-то близко, можешь поверить мне.

— Кто? — спросил хирург, заранее зная ответ.

— Свора. Псы мафии. Они здесь. Я знаю.

Брантзен вздохнул.

— Полагаю, ты прав. Они уже приходили. Я не хотел тебе говорить об этом, но… ну, ладно… если ты решил уйти, Мак, то не заводи разговоров с книготорговцами.

— А-а, вот, значит, какое прикрытие… — протянул Болан, собирая свои вещи.

— Да. Только те два типа, что приходили ко мне, очень плохо вошли в свою роль. Они предложили мне серию книг для комнаты ожидания в обмен на разрешение взглянуть на моих пациентов. Правда, я ответил им, что в настоящий момент в клинике никого нет. Собственно, так оно и есть. Потом они…

— Они поняли, чем ты здесь занимаешься? — быстро спросил Болан.

Брантзен покачал головой.

— Сомневаюсь. Мне кажется, они приняли клинику за санаторий или дом отдыха. Расспрашивали о вчерашней стрельбе… Не беспокоила ли она моих «стариков»… Думаю, они пытались поймать меня на слове, ведь я уже сказал им, что был один. Мои ответы, должно быть, их удовлетворили. Я видел, как они вошли в дом напротив.

— А ты видел, как они оттуда вышли? — спросил Болан.

Промолчав, Брантзен растерянно покачал головой.

— Покажи мне этот дом. Потом покажи, как выйти отсюда так, чтобы меня нельзя было видеть из того дома, затем…

Кто-то легонько постучал в дверь. Болан замолк и прижался к стене, прячась за дверью, пока Брантзен разговаривал с посетителем — симпатичной молодой женщиной в белом халате.

— Начальник полиции хотел бы поговорить с вами, доктор. Я попросила его подождать в вашем кабинете…

— Иду, — коротко ответил Брантзен, закрывая дверь.

— Черт! — прошептал он. — Это Канн. Принесла же его нелегкая!

За дверью послышались громкие голоса — мужской спорил с женским, — затем дверь распахнулась и в комнату вошел высокий мужчина в форме защитного цвета с широкополой шляпой из серого фетра.

— Я сказал дамочке, что пришел с неофициальным визитом, док, — спокойно произнес гость.

Он дружески улыбнулся Брантзену, потом устремил прищуренный взгляд на Болана, застывшего у стены, скользнул глазами по его оттопыренной куртке, прикрывавшей оружие, и, наконец, обернулся к встревоженному доктору.

— Спокойно, дети мои, — улыбнулся Канн. — Я пришел не для того, чтобы играть в героев. — Он метнул быстрый взгляд на Болана. — И не для того, чтобы похоронить одного из них, — добавил он.

— Я… У меня пациент, Чингиз, — произнес, наконец, Брантзен.

— Вижу, док.

Канн бросил шляпу на стол и рухнул в кресло. Он вытащил из кармана сигару и откусил ее кончик, не сводя глаз с Болана.

Мак подошел к шезлонгу и сел, почти вытянулся на его подушках, по-прежнему прикрывая «Узи» полой куртки.

— Все в порядке, Джим, — пробормотал он.

— Конечно, — подтвердил полицейский. — Я зашел, просто чтобы убить время. Мы с доком немало говорили о войне и мире. Не так ли, док?

Брантзен холодно кивнул и, притянув к себе ближайший стул, уселся, скрестив руки на груди.

— Мы оба ненавидим насилие, — продолжал Канн, тихонько посмеиваясь.

Он обкусил сигару с другой стороны и сунул ее в рот.

— Странно, не правда ли? — полицейский наклонился к Болану. — Фараон, который ни о чем другом, кроме мира и спокойствия и слышать не хочет? Но… э-э… видите ли, поддержание порядка — единственное ремесло, знакомое мне. Так что я пришел в пустыню, чтобы обрести то, к чему стремится большинство людей. Покой…

Он засмеялся.

— Я не слуга правосудия… Я слуга мира и покоя.

Глаза Канна блеснули и уткнулись в хирурга.

— Мы говорили об этом прошлым вечером, а, док? Помните?

Брантзен снова кивнул.

— В вашем городе царит полный покой, Чингиз, — натянуто подтвердил он.

— Именно так! И я хочу, чтобы так было и впредь.

Полицейский кольнул взглядом Болана.

— А вы, мистер? Вы не совершали в моем городе преступлений?

— Насколько мне известно — нет, — ответил Мак.

Канн закивал головой, придерживаясь, очевидно, того же мнения.

— Именно так я и думал, — он вздохнул, задумчиво пожевал сигару и добавил:

— Разумеется, насилие расцветает пышным цветом, захлестывает и традиционно спокойные районы. Мне бы очень не хотелось, чтобы оно проникло и сюда… Как долго вы рассчитываете гостить в моем городе, мистер?

— Я уже собираюсь уезжать, — ответил Болан.

Канн поднялся на ноги.

— Может, вас куда подбросить?

Болан и Брантзен переглянулись. Хирург незаметным жестом сделал Болану знак, чтобы тот соглашался.

— Соблюдай мои указания, и все будет в порядке… Сухой пузырь со льдом снимет боль и опухоль. Только ничего не мочи. Ленты пусть остаются на местах, пока не отвалятся сами. Если начнется воспалительный процесс, немедленно обратись к врачу.

Он встал и поднял чемодан Болана.

— Я помогу тебе.

— Я поставил машину за домом, — подсказал Канн.

Он пошел к двери, за ним последовал Болан, временами осторожно прикасаясь к своему новому лицу.

Брантзен догнал своего пациента в холле и пошел с ним рядом. Он протянул Болану большие солнцезащитные очки и сказал:

— Держи. Они скроют большую часть перевязки.

Болан проворчал слова благодарности и, стараясь говорить потише, добавил:

— Странный тип, этот полицейский.

— Я о нем практически ничего не знаю, — хриплым шепотом ответил Брантзен. — Мне никогда не удавалось раскусить его. Думаю, он знает, кто ты.

— Совершенно очевидно, — пробормотал Болан. — Посмотрим, чем это кончится. Еще раз спасибо, Джим… Возьми этот конверт. Ты сумеешь найти применение его содержимому.

Хирург резко качнул головой.

— Меньше часа тому назад я звонил в клинику. Старик выкарабкается.

— Тем лучше. Ему понадобятся деньги.

Они остановились перед выходом. Канн уже был на улице и открывал дверцу машины со стороны пассажира. Болан схватил друга за руку.

— Джим… не знаю, как и благодарить тебя.

— Ты уже сделал это. Много лет тому назад. Будь осторожен с Канном. Кто знает, что у него на уме.

О нем у меня сложилось самое хорошее впечатление, — ответил Болан.

Он подхватил чемодан и вышел к машине. Канн взял чемодан у него из рук и поставил на заднее сиденье. Болан помахал рукой своему благодетелю и сел вперед. Канн обошел машину и устроился за рулем.

— Куда едем?

— Решайте сами, — ответил Мак напряженным голосом. — В вашем городе полно нежелательных лиц.

— Можно подумать, что я не знаю, — вздохнул Канн, заводя машину.

«Камнедробилка» начала обрабатывать лицо Болана. Он с отчаянием смотрел в окно машины, видя, как постепенно исчезают из вида здания «Новых горизонтов». «Горизонты, — подумал Мак, — никогда не стоят на месте для тех, кто постоянно в бегах».

— Я вывезу вас за черту города, — сказал Канн. — Мне наплевать, куда вы направитесь потом. Провалитесь хоть в пекло, если хотите, только не забудьте прихватить с собой всю вашу «свиту».

— Не беспокойтесь, — бросил Болан, — просто у них такая привычка — везде таскаться за мной.

— Мне кажется, у них есть на то основания.

— Я разделяю ваше мнение.

Но у «свиты» Болана была еще одна дурная привычка — повсюду расставлять ему ловушки. Патрульная машина обогнула «Новые горизонты» и уже ехала вдоль тенистой улицы, тянувшейся вдоль южной ограды клиники, когда откуда-то сбоку выскочил синий «крайслер» и перекрыл дорогу. Вторая машина перегородила улицу метрах в двадцати позади них. Из подъезда дома, что напротив клиники, выскочили два человека с пистолетами в руках и прямо по газонам помчались в их сторону.

— Сукин сын Браддок! — рявкнул Канн.

Болан же распахнул ставшую помехой куртку и поднял свой «Узи».

— Это не полиция! — он скрипнул зубами и пригнулся, держась рукой за дверцу машины.

Резкие движения заставляли его морщиться от боли — действие анестезии проходило очень быстро.

Канн лихорадочно расстегивал кобуру револьвера, когда над капотом «крайслера» появился ствол автомата и раздался гнусавый голос:

— Мы хотим, чтобы ваш пассажир вышел из машины на дорогу. Нам нужно взглянуть на него. Выходить медленно, очень медленно. Руки держать на голове.

Болан исподлобья бросил взгляд на Канна и открыл дверцу.

— Надеюсь, вы не собираетесь выходить, — прошипел шериф.

— Придется, — ответил Болан.

Канн приоткрыл дверцу машины со своей стороны на несколько миллиметров.

— Приготовьтесь прыгать!

Он бросился на бок на колени Болану, до отказа нажав педаль газа. Тяжелая машина рванулась вперед, описывая неправильный полукруг. Ветровое и боковые стекла разлетелись сверкающим колючим дождем под ударом стегнувших по ним автоматных очередей.

— Дальше выкручивайтесь сами! — крикнул Канн, когда его машина врезалась в «крайслер».

Злобный лай автомата мгновенно захлебнулся. Болан чуть было не вылетел из машины, к счастью, двери не дал раскрыться бок «крайслера». Мак поднял голову. Канн стрелял через выбитое ветровое стекло. Сзади загрохотали новые выстрелы, насквозь прошивая машину.

— Черт! Меня зацепило! — вскрикнул Канн.

Болан протиснулся мимо него и вывалился из машины на асфальт. По водосточной канаве он прополз под обеими автомобилями и выбрался с другой стороны «крайслера». Здоровенный детина с окровавленным лбом с трудом сполз с места водителя и чуть было не наступил на грудь Болану. Мак выстрелил мафиози в рот и тут же откатился в сторону, чтобы труп не накрыл его. Совсем рядом, у высокого бордюра, на коленях стоял гангстер с автоматом. Правая рука у него была сломана. Из разодранного рукава пиджака чуть выше локтевого сустава торчал острый конец сломанной кости. Кровь ручьем лилась из рваной раны открытого перелома, но мафиози пытался поднять тяжелое оружие другой рукой. Болан вскинул «Узи», нажал на курок и, слегка поведя стволом снизу вверх, прошил его очередью от паха до горла. Забросив «Узи» за спину, Мак потянулся за автоматом.

Вытянувшись на переднем сиденье, Канн стрелял назад, в сторону деревьев, за которыми прятались мафиози, прибежавшие из дома напротив клиники. От Болана их отделяло метров пятнадцать, не больше. Один из гангстеров что-то кричал, отдавая команды тем, кто сидел во второй машине. Болан поднял автомат и выпустил по ней длинную очередь, целясь в двигатель и бензобак. Из под капота вырвались яркие языки пламени, и через мгновение огонь с плотоядным урчанием набросился на всю машину. Охваченная пламенем фигура, нелепо размахивающая горящими руками, вывалилась из пылающего ада в тот самый момент, когда автомобиль с дьявольским грохотом взлетел на воздух.

— Ах, черт! — воскликнул Канн, продолжая вести огонь. Болан отложил автомат и снова взялся за «Узи»: он был легче и удобнее для обходного маневра. Парочка, прятавшаяся за деревьями, покинула свое укрытие и стремглав помчалась назад к дому. Быстро перебежав улицу, Мак двинулся в сторону деревьев, заметив краем глаза, что за ним следует Канн, выбравшийся из своей покореженной машины.

Резкий, дробный стук «Узи» потонул в громовом «ба-бах!» крупнокалиберной винтовки. Один из беглецов рухнул наземь, словно ему поставили подножку. Ружье грохнуло еще раз — второй гангстер покатился по газону и замер, сотрясаемый конвульсиями.

Канн ступил на проезжую часть дороги и, положив винтовку на сгиб локтя, молча посмотрел на Болана. Мак вставил в «Узи» новый магазин и так же молча пошел к полицейскому.

— Вы хорошо стреляете, — заметил он. — Очень хорошо для блюстителя мира и покоя.

Канн улыбнулся и обвел взглядом поле боя, оценивая результаты скоротечного боя.

— Черт побери! — взволнованно проговорил он. — Как быстро все произошло!

Его форменная рубашка на правом боку медленно пропитывалась кровью.

— Вы серьезно ранены? — спросил Болан.

— Не столько серьезно, сколько больно, — ответил полицейский. — Надо заехать к доку. Пусть посмотрит, что там.

Канн повернулся к своей машине.

— Как вы думаете, «крайслер» на ходу? — спросил он у Болана.

— На первый взгляд, ему не так уж сильно досталось, — ответил тот.

— О'кей. Все, что я говорил, остается в силе. Дальше выкручивайтесь сами. Даю вам минуту времени. Потом я должен сообщить о происшедшем по рации. Только вот что… если вы еще раз завернете к нам… погостить, я убью вас.

Держась за бок, Канн медленно опустился на сиденье и потянулся за микрофоном своей рации.

— Лично я, старина, восхищен вашим мужеством, — продолжал он, — но я не дам и цента за ваше будущее, будь у вас лицо новое или старое.

— Спасибо, — ответил Болан.

Он достал с заднего сиденья чемодан, бросил его в салон «крайслера», забрался в него сам и осторожно отъехал от разбитого автомобиля Канна. Резко дав газ и под визг покрышек покидая поле боя, Болан увидел в зеркале, как Джим Брантзен несется к шерифу, держа под мышкой чемоданчик первой медпомощи.

Вылетев на перекресток, Мак резко повернул вправо, и машину занесло. Двумя точными движениями он выровнял ее и дал газу. Мощный двигатель «крайслера» взревел, и машина понеслась прочь от места происшествия. Только теперь на Болана навалилась страшная слабость. Сказались боль и напряжение последних дней. Он сунул руку под рубашку и провел ею по боку — там, где сильно щипало. Мак вытащил руку — пальцы были в крови. Ранен! Ко всем прочим несчастьям он позволил себя ранить! Внезапно Болан почувствовал головокружение, но усилием воли поборол его и заставил себя сосредоточиться на дороге и новой проблеме: как незаметно выбраться из города. Ему казалось, что сотни, тысячи прожорливых невидимых насекомых жадно вгрызаются в кости лица, отчего нестерпимая боль черными волнами расходилась от носа, накатывалась на скулы, обжигала челюсти. По сравнению с ней глухая боль в боку была почти приятной.

Маку вдруг вспомнилась фраза, брошенная как-то «Дитем-цветком» Андромедой — его бывшим соратником по «команде смерти»:

— Ад — это для живых…

Болан уже знал, куда приведут его новые горизонты. Все дороги вели… в ад.