"Первое Дерево" - читать интересную книгу автора (Дональдсон Стивен)

Глава 24 Остров

Еще два дня небо хмурилось, а море неспокойно ворочалось, словно было недовольно незваным вторжением «Звездной Геммы», потревожившей его сон. Но на третий день корабль Великанов наконец вошел в зону ясной погоды. Дни были солнечны, и водная гладь казалась отражением безоблачного неба; а по ночам звездная дорожка ложилась на воду прямо по курсу корабля, что для любого искушенного взгляда было добрым предзнаменованием.

С каждым днем Гримманд Хоннинскрю становился все беспокойнее. А Первую и Красавчика несущий судно прямо к цели бриз привел в состояние радостного возбуждения. В минуты, когда им казалось, что на них никто не смотрит, они взирали друг на друга с такой нежностью и любовью, что их лица — одно уродливое, а второе сурово-стальное — становились невыразимо прекрасными и даже как будто похожими, словно чем ближе было Первое Дерево, тем больше супруги сближались друг с другом. Все трое постоянно проверяли и перепроверяли пройденное расстояние и в конце концов заразили своим нетерпением всю команду. Даже во флегматичных глазах Яростного Шторма периодически вспыхивали азартные огоньки, а застарелая боль во взгляде якорь-мастера временами сменялась светлой надеждой.

Линден приглядывалась к ним, к кораблю, к Ковенанту, пытаясь найти в этой предпраздничной суматохе свое место. Она видела, как действует на Великанов несчастный вид Мечтателя, и понимала, что сейчас, когда цель так близка, они думают не только об избавлении Страны от Солнечного Яда, но и о том, что это сулит их любимцу и некоторое облегчение его мук Глаза Земли. Но сама она не разделяла их надежд, считая, что, очевидно, их представления об истинной сути Глаза Земли слишком далеки от того, что есть на самом деле.

А настроение Ковенанта еще больше усиливало ее мрачные предчувствия. В его стремлении к Первому Дереву было что-то болезненное. После ухода харучаев он словно замкнулся. Физически он находился рядом, но все его мысли витали далеко. Когда он говорил, в его голосе явно слышались раздраженные нотки, и он даже не делал попыток смягчить их, а в глазах его вновь горел неугасимый огонь боли по невинно пролитой крови. Линден читала на его лице воспоминания о Верных, о людях, приносимых в жертву Ядовитому Огню. Она видела его неверие в собственные силы, основанное на том, что он не знал, как долго еще сумеет держать яд и силу под контролем. Временами он надолго застывал, глядя в никуда. Даже в любви он стал неистовым и жадным, словно чувствовал, что вот-вот потеряет ее.

Линден не могла забыть, что Ковенант собирался отправить ее назад, в ту жизнь. Сам же он стремился к Первому Дереву в безумной надежде, что там найдет некий способ, который поможет ему совладать с Лордом Фоулом без помощи дикой магии и разрушения. Но конечно же, дело было и в Линден тоже. Он хотел отослать ее назад.

А она безумно боялась этого и так же безумно боялась Первого Дерева. То, что так мучило Мечтателя, терзало и ее, как открытая рана. Даже не видя немого Великана, Линден всегда ощущала его молчаливое присутствие. Временами ей хотелось закричать на всех, кто так рвался к Первому Дереву: на Ковенанта, на Первую, — заставить их немедленно повернуть, возвратиться в Страну и там отыскать оружие, при помощи которого можно будет совладать с Солнечным Ядом. Она верила, что Мечтатель — единственный, кто действительно понимает, что затеял Лорд Фоул. А главное — она не хотела возвращаться в прошлую жизнь.

Однажды ночью, когда Ковенант уже заснул, она, убедившись, что его не мучают кошмары, осторожно встала и поднялась на палубу. На ней была все та же шерстяная туника. Несмотря на то что в последние дни воздух стал значительно холоднее, Линден не хотела надевать джинсы и рубашку, напоминавшие ей о слишком многих ошибках и страданиях. Оперевшись на борт, она стала смотреть на луну, уже входившую в последнюю четверть. От темного купола ночи «Звездную Гемму» защищало лишь сияние звезд и нескольких фонарей. Но в эту ночь даже свет ущербной луны был слишком ярок.

Якорь-мастер приветливо помахал ей рукой с мостика. Линден чувствовала его ауру, как и ауру всех матросов, несущих вахту, как чувствовала каменный ритм бегущей по волнам «Геммы» и звонкую свежесть ветра. Но тут словно ледяная рука сжала ее горло, и она поняла: где-то здесь, рядом, мается своей несказанной скорбью Мечтатель. Кутаясь в складки просторной туники, Линден отправилась на поиски.

Немой Великан сидел, опершись спиной на фок-мачту и не отрывая глаз от смутно маячившего на носу силуэта элохима, будто там, за ним, уже видел Первое Дерево, и его лицо было искажено немыслимым напряжением, словно он пытался внушить Финдейлу, чтобы тот высказал все, чего Великан не может рассказать сам. Но элохим не замечал, а может, не хотел замечать его страстного безмолвного призыва. А может быть, то, что он был вынужден выслушивать рвущие сердце мольбы, являться свидетелем множества чужих страданий, не имея права никому помочь, тоже было частью той ноши, на которую его обрекли? Он также не отрывал глаз от горизонта, из-за которого уже скоро должен был появиться Остров Первого Дерева.

Мечтатель сидел по-турецки, положив ладони на колени. О чем он думал, говорили его руки и тело: он то раскрывал ладони и поднимал лицо к кебу, словно смирившись и принимая свою судьбу, то сжимал кулаки и сгибался, чуть не касаясь лбом коленей в немом протесте. Ни слова не говоря, Линден опустилась на палубу рядом с ним.

Она обернулась к нему — в скудном лунном свете виднелся лишь смутно белеющий шрам на темном размытом пятне лица — и тихо сказала:

— Попытайся. Должен же быть какой-то выход.

С внезапной, напугавшей Линден яростью он застучал кулаком себя по лбу. А затем, словно приняв решение, повернулся к ней и стал быстро жестикулировать.

Сначала она так растерялась, что не смогла ухватить смысла того, что он показывает. А Мечтатель, видя ее недоумение, повторил все снова, на сей раз медленнее. И она поняла:

— Первое Дерево?

Он нетерпеливо кивнул и широким жестом обвел палубу.

— Корабль. «Звездная Гемма», — догадалась Линден. Он снова кивнул и указал в сторону носа судна, а затем изобразил руками пышную крону и толстый ствол.

— Корабль плывет к Первому Дереву… Мечтатель отрицательно замотал головой.

— Когда корабль приплывет к Первому Дереву, случится… На сей раз она оказалась права, и Великан подтвердил это скорбным кивком, а затем пальцем постучал по своей груди в том месте, где находилось сердце. Потом двумя руками показал бьющееся сердце, которое вдруг разрывается. Линден очень надеялась, что его жест следует трактовать в переносном смысле, но не видела выражения его лица — лишь шрам отсвечивал серебром — и потому не могла уверить себя, что поняла правильно. Будучи не в силах больше смотреть на страдания Великана, она отвела глаза в сторону и тут же увидела Финдейла, стоящего рядом с ними и наблюдающего за пантомимой Мечтателя. Луна выглядывала из-за его правого плеча, поэтому выражения его лица Линден тоже не могла рассмотреть.

— Помоги ему, — тихо попросила она. «Помоги мне». — Разве ты не видишь, что его ожидает?

Элохим не шелохнулся. Молчание затянулось настолько, что Линден уже начала сомневаться, получит ли она вообще ответ. Но тут Финдейл, по-прежнему не говоря ни слова, шагнул к Великану и положил руку ему на лоб. Его пальцы легонько пробежались по глубоким морщинам, словно читая знаки судьбы. Мечтатель легонько вздохнул и расслабился, затем его голова склонилась на грудь, и он заснул.

Так и не сказав ни слова, Финдейл растворился в сумраке ночи, а в следующую секунду Линден увидела его темный силуэт на носу корабля.

Она тихонько встала, чтобы не потревожить покой измученного Великана, и вернулась в каюту, где долго еще лежала рядом с Ковенантом, глядя в потолок и предаваясь нелегким размышлениям. Наконец заснула и она.

На следующее утро она собрала Хоннинскрю, Первую, Красавчика и Ковенанта и поставила вопрос о состоянии Мечтателя ребром. Но капитан мало что мог добавить к ее выражениям озабоченности, а Красавчик высказал предположение, что, возможно, когда они достигнут Первого Дерева и Поиск будет завершен, кончатся и мучения Мечтателя.

В ответ на это Линден рассказала о своем ночном разговоре с ним.

На лице Красавчика отразился откровенный ужас, который он даже не пытался скрыть. Первая заехала кулаком в борт и разразилась длиннющим ругательством на великанском языке. Лицо Хоннинскрю скривилось, словно суровый капитан еле сдерживал слезы.

Ковенант один сохранил спокойствие, и взгляд его был настолько холоден и отчужден, что даже Линден отвела глаза, когда он процедил:

— Ты что, хочешь сказать, что нам нужно повернуть назад?

Как ей хотелось крикнуть в ответ: «Да!» — но язык не повернулся: она слишком хорошо знала, что значило Первое Дерево для Ковенанта.

Несколько часов после этого разговора команды Хоннинскрю звучали без обычной бодрости и уверенности, словно все внутри него противилось тому, что он делал, и больше всего на свете ему хотелось отдать команду немедленно поворачивать назад. Но он был Великаном и потому, зажав свое сердце в кулак, лишь хмурился, а корабль шел дальше — по намеченному курсу.

Прошло еще пять дней. Попутный ветер держался, лишь с каждым днем, по мере продвижения на север, ощутимо холодало. В течение первых трех дней на корабле не происходило ничего особенного: море было спокойным, опасностей никаких не предвиделось, каждый занимался своим делом, и все даже немного расслабились.

Но на четвертый день рутинный покой на палубе взорвался от сигнала тревоги. Каменная палуба затрепетала под ногами Линден так, словно все море вокруг было охвачено мощной вибрацией. Хоннинскрю тут же приказал убрать несколько парусов и отдал команду «Свистать всех наверх!». Еще через лигу выяснилось, что «Звездная Гемма» вошла в район, где море буквально кишело никорами.

То тут, то там над волнами взмывали их змееподобные кольца и тупые морды; казалось, что их здесь тысячи. Линден, как и всю «Гемму», насквозь пронизывали их подводные разговоры. Памятуя о встрече с одним-единственным никором, она не на шутку испугалась. Но, к ее удивлению, эти твари совершенно не обращали внимания на корабль. Да и двигались они с ленцой, сыто ворочаясь в воде, миролюбиво, сонно переговариваясь между собой. Морда одного из них вынырнула почти рядом с кораблем, но никор, даже если и заметил «Гемму», не проявил к ней ни малейшего интереса. Он лишь шумно вздохнул и вновь ушел под воду, подняв мощную волну, на которой судно подпрыгнуло как поплавок. Хоннинскрю стал осторожно лавировать, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания и как можно скорее убраться из этого логова.

— Камень и море! — восторженно прошептал Красавчик на ухо Линден. — Никогда бы не подумал, что во всех морях Земли их наберется столько! Мы знаем о них так мало! Да и в наших сказаниях, как правило, фигурирует только один никор. До сих пор считалось, что и этого более чем достаточно! Интересно, чем может обернуться наша беспечность, с которой мы вкатили прямо в середину их стаи? Однако, — добавил он, заметив подходящую Первую, — из этого выйдет недурное сказание. А уж детишки — те будут слушать с открытыми ртами.

Суровая воительница отвела глаза, и на ее губах появилась странная мягкая усмешка, словно в тоне Красавчика она уловила что-то очень личное.

Несколько часов «Гемма» осторожно двигалась по морю, бурлящему от никоров, и лишь к вечеру, оставив их позади, смогла снова набрать скорость. Напряжение этого непростого перехода вылилось во всплеск безудержного веселья. Великаны смеялись, дурачились, пели озорные песенки, словно весь экипаж превратился в ребятишек, которым не было никакого дела ни до Поиска, ни до Первого Дерева, ни до неизбывной боли Мечтателя. В центре внимания, конечно же, находился Красавчик — он был заводилой и умело подстегивал всех на еще большие дурачества. Линден прекрасно видела, что в своем лихорадочном веселье он близок к истерике, да и другие не отстают, но понимала, что Великаны таким образом пытались скрыть друг от друга дурные предчувствия и хоть как-то разрядить обстановку. И Красавчик, как умелый режиссер, дав им полностью разрядиться, постепенно стал наполнять их оптимизмом; его шутки становились все светлее, исчезала горечь, и вместо оскалов на лицах Великанов заиграли теплые улыбки.

Если бы Ковенант захотел во всем этом участвовать, Линден, конечно же, последовала бы за ним.

Но он не захотел. Он держался особняком, и его не трогали шутки и озорные выходки Красавчика. Казалось, после ухода харучаев его уже ничто не могло развеселить. А может быть, он уже просто забыл, каково нести свой крест в одиночку, не надеясь, что хоть кто-то разделит твою ношу. Так или иначе, спустившись вместе с Линден в каюту, Ковенант ничком бросился на тюфяк. Но не смог улежать спокойно. Первое Дерево уже близко. Сверху доносились приглушенные раскаты хохота Великанов. Линден приникла к его груди и мысленно повторила мольбу, которую все эти дни твердила про себя, но так и не решалась произнести вслух: «Ну пожалуйста, не отсылай меня назад!» Но, взглянув на его застывшее лицо, поняла, что и сегодня этого не скажет.

Всю ночь ее мучили кошмары из прошлого, но, проснувшись, она не помнила об этом. Осталось лишь смутное неприятное ощущение.

Ковенант стоял спиной к Линден и держал в руках джинсы и тенниску, очевидно, собираясь их надеть. Она внутренне сжалась и мысленно взмолилась: «Не надо! Не возвращайся к себе прежнему! Не возвращай нас обоих к нашему одинокому безнадежному прошлому!»

И, словно ощутив спиной этот страстный призыв, Ковенант обернулся и глянул ей в лицо. Его лицо искривила нервная усмешка, но он не отвел глаз, и Линден поняла, что он и сам безумно боится того момента, когда увидит Первое Дерево. Ковенант не давал забыть ни ей, ни себе, насколько он опасен для тех, кто его любит. Лишь секунду они смотрели друг на друга, а затем он зашвырнул одежду в угол, опустилсяна колени перед любимой и, обняв ее, прижал к себе с невыразимой нежностью.

Когда спустя какое-то время они поднялись на палубу, Ковенант вновь был одет в шерстяную тунику. И хотя осенний воздух был уже достаточно холоден, он не дрожал, словно проказа не позволяла ему чувствовать перемены температуры. А Линден согревала мысль о том, что он понял ее и согласился.

Весь день они в ожидании простояли на носу корабля, вглядываясь в горизонт. Ждали все: и Ковенант, и Линден, и Великаны. Даже те, кто нес вахту, старались найти повод оказаться на баке и замедляли шаги, вглядываясь вперед, но видели лишь бегущие навстречу волны. Наспех пообедав, все, кто был свободен, снова устремились на нос, и опять потянулось ожидание.

Когда наконец раздался радостный крик впередсмотрящего, Линден вздрогнула, словно услышала похоронный набат. Великаны разом загалдели, и через минуту большая часть экипажа оказалась на реях, выглядывая желанную цель. На палубу поднялся и Мечтатель и, не глядя ни на кого, угрюмо направился на бак. Ковенант перегнулся через борт и вытянул шею, надеясь, что так скорее увидит остров. Но, поняв, что ведет себя глупо, пробурчал, обращаясь к Линден: «Пошли», и, взяв ее за руку, повел к капитанскому мостику. Она чувствовала, что он с трудом удерживается, чтобы не побежать, и сама, поддавшись его возбуждению, невольно ускорила шаг.

На мостике, кроме Хоннинскрю и рулевого, уже стояли Первая и Красавчик. И почти сразу же к ним присоединились якорь-мастер и Яростный Шторм. В напряженном молчании все уставились на линию горизонта, ожидая, что с минуты на минуту из-за нее поднимется Остров Первого Дерева.

Но корабль прошел еще около лиги, прежде чем Хоннинскрю поднял руку и указал вперед. Линден не обладала таким острым зрением, как Великаны, но вскоре и она увидела на горизонте небольшое пятнышко. Там, вдалеке, где небо встречалось сморем, маячил крохотный островок, бывший центром всей этой Земли, центром роковым и судьбоносным. Ветер гнал «Звездную Гемму» прямо на него, и остров рос на глазах.

Линден оглянулась на Ковенанта, но тот не отрываясь смотрел вперед, забыв обо всем, и глаза его горели мрачным огнем. С того момента, когда показался остров, он не произнес ни слова, но по выражению его лица можно было понять, что именно там для него решается вопрос жизни и смерти.

Вскоре уже можно было разглядеть некоторые детали: остров походил на сложенную из камней древнюю пирамиду. Ветра и бури обточили его скалистые уступы. Между ослепительно-белыми под солнечным светом камнями лежали черные, словно сгустки мрака, тени. Он словно находился на границе дня и ночи: седой, обрывистый, неприступный. Его форма наводила на мысль, что это угасший вулкан и что на его вершине находится кратер.

Когда корабль подошел ближе, выяснилось, что остров окружен кольцом рифов. Они торчали из воды, словно хищные клыки, и нигде между ними не было видно прохода достаточно широкого, чтобы мог войти корабль Великанов.

Капитан в поисках гавани повел «Гемму» вокруг острова, а нескольким матросам дал команду тем временем высматривать Первое Дерево. Линден включила свое видение на полную мощность и тоже стала внимательно исследовать остров с подножия до вершины, скользя внимательным взглядом по сложному узору света и тени. Но она не видела и не чувствовала присутствия никаких форм жизни, кроме разве что слепой дремоты древних камней. Даже в омывавших его берега волнах не было ни водорослей, ни прибрежной живности.

Вздымавшиеся гранитные скалы казались торчащими над водой костями обнажившегося скелета Земли. Может, именно поэтому здесь господствовала единственная форма жизни (или нежизни?) — камень. Даже птицы здесь не гнездились.

— Так где же оно? — пробормотал Ковенант, обращаясь ко всем и ни к кому в отдельности. — Где же оно?

— За краем гребня, где ж еще! — наконец отозвался Красавчик. — Разве это не идеальное место для того, что мы ищем?

Линден сильно в этом сомневалась, но высказывать свои опасения вслух не стала. Когда «Звездная Гемма» обошла вокруг острова полный круг, так и не найдя подходящего прохода, солнце уже стало садиться, и дикие берега окрасились в золотисто-оранжевые тона. Но Линден так и не ощутила присутствия Первого Дерева, словно его там никогда и не было. Или оно давно уже засохло?

Хоннинскрю вместе с Первой решили до рассвета поставить корабль на якорь с северной стороны острова, а утро вечера мудренее. Только сейчас Линден осознала, что радостная суматоха прибытия давно сменилась угрюмым, настороженным молчанием. Негостеприимные берега острова напомнили всем, что цель еще не достигнута и неизвестно, с какими препятствиями придется столкнуться. Перед кораблем Великанов возвышалась гранитная твердыня в ожерелье рифов, причем с таким неприступным видом, словно не собиралась открывать своих тайн никому и никогда, до самого скончания времен. Но в то же время сияющая золотом и багрянцем в лучах заката каменная пирамида невольно внушала почтение: от нее исходила неведомая грозная сила. Великаны почтительно понижали голоса, а вскоре и вовсе приумолкли, и вечернюю тишину нарушали лишь жалобные поскрипывания кабестана да влажный плеск волн.

— Друг Великанов, — сдержанно произнесла Первая, — может быть, лучше дождаться утра? Или ты непременно хочешь отправиться на поиски прямо сейчас?

— Я не могу ждать, — сдавленным голосом произнес Ковенант, не отрывая глаз от скал.

Первая судорожно сглотнула и, приказав якорь-мастеру спускать на воду баркас, вновь обернулась к Ковенанту:

— Мы вместе прошли очень долгий путь, прежде чем достигли этих берегов. Все это время из уважения к тебе за то, что ты сделал ради наших Мертвых в Коеркри, я не досаждала тебе расспросами об истинной цели твоего путешествия. Но теперь я имею право знать все.

Солнце тонуло в морских волнах, и глаза Ковенанта светились, то ли отражая его последние умирающие лучи, то ли бушевавшее внутри него пламя.

— Знаешь ли ты, как нужно обращаться с Посохом Закона? И как ты определишь, из чего именно его делать? Там ведь может расти и несколько деревьев.

— Для того здесь есть я, — торопливо ответила Линден, всеми силами пытаясь доказать ему свою необходимость. Ей не хотелось, чтобы он отослал ее в ту жизнь.

Ковенант бросил на нее предостерегающий взгляд, но она, словно не замечая этого, посмотрела на Первую и, смущаясь оттого, что могут подумать, будто она хвастается, почти прошептала:

— Я же умею видеть. То есть все, что я вижу глазами, я чувствую, понимаю. Состояние здоровья. Степень искренности. Где настоящее, а где фальшь. Это трудно объяснить. Короче, я и Закон тоже вижу особым образом. И могу сказать, что годится для Посоха, а что нет. Я буду ему подсказывать.

Но как только эти слова сорвались с ее губ, она поняла, что не смогла выразить всего, что хотела. Она чувствовала, что Ковенант доверяет ей и с радостью примет ее помощь, но ощущала примешивавшуюся к радости горечь: похоже, он понял ее так, будто она торопится найти Посох лишь для того, чтобы поскорее вернуться домой. Чтобы бросить его.

Первая приняла ответ Линден, очевидно, так и не заметив, сколь противоречивые чувства вызвал он у Ковенанта, и вместе с Красавчиком и Хоннинскрю пошла проследить, как спускают баркас.

Хозяйкой на мостике осталась Яростный Шторм. Убедившись, что корабль надежно закреплен, она ободряюще подмигнула Ковенанту:

— Все идет как по маслу.

Но тот, похоже, не услышал ее: все его внимание было поглощено островом, освещенным заходящим солнцем. Он так пристально вглядывался в его скалистые берега, в игру теней на камнях, словно по ним мог прочесть свою судьбу.

Линден положила ему руку на плечо, и лишь тогда он обернулся и позволил ей прочитать в своих глазах все мучившие его сомнения. Его лицо, медное от закатного света, испещренное глубокими тенями, было схоже с каменным ликом острова. Линден снова попыталась объяснить ему свои опасения:

— Мечтатель испуган. Я думаю, что он знает истинную цель Лорда Фоула.

Ковенант сдвинул брови, но почти тут же лицо его разгладилось, и на нем возникло некое подобие столь напугавшей ее когда-то улыбки, которой он одарил Джоан.

— Это неважно. — Он все еще не позволял возбуждению овладеть собой. — Когда я был в Анделейне, Морэм сказал мне: «Ничто не поможет тебе избежать его западни, поскольку она окружена другими ловушками. Жизнь и смерть вросли друг в друга, и их невозможно отделить. Лишь понимая и принимая эти крайности, ты обретешь над ними контроль и власть». — Лицо его снова помрачнело, и он добавил: — Ну что ж, пошли, посмотрим, что нам там приготовили.

Линден очень не хотелось пускать его на остров. Если бы ее объятия могли остановить его, она вцепилась бы изо всех сил, лишь бы не допустить, чтобы он ступил на эти камни и исполнил задуманное. Но она знала, что даже ей не остановить его. Да и разве не за то, что он никогда не боялся боли, она так любила его? Собрав все свое мужество, она последовала за ним, почти не видя ступенек трапа в сгущающихся сумерках.

Палуба уже погрузилась в вечернюю тень, хотя на концах мачт еще догорали прощальные отблески заката. Вдали, у борта, где спускали баркас, Линден увидела несколько силуэтов и, лишь подойдя ближе, разглядела рядом с Первой, капитаном и Красавчиком Мечтателя. Тут же чернела фигура Вейна, а рядом с ним привычным контрастом перламутрово светилась мантия Обреченного. К своему удивлению, она вдруг увидела и Бринна с Кайлом. Ковенант, завидя их, ускорил шаг. Но, поскольку харучаи не проронили ни слова и даже не подняли глаз, он, не сбавляя шага, устремился мимо них к Первой и бросил ей нетерпеливо:

— Ну что, мы готовы?

— Готовы, — усмехнулась она. — Насколько это возможно, если учитывать, что понятия не имеем, с чем столкнемся.

— Ну что ж, тогда в путь. — Тон его голоса был сумрачнее сгущавшейся вокруг ночной мглы.

Ковенант шагнул к борту, но на пути его вдруг возник Финдейл.

— Обладатель кольца, хорошо ли ты подумал? — В голосе элохима звучала мольба. — Ведь у тебя пока еще есть выбор. Так стоит ли следовать своей сумасшедшей мечте? Я не раз говорил тебе в открытую, что ты владеешь силой, которая может уничтожить не только тебя самого, но и всю Землю. Ты не должен идти к Первому Дереву.

Мечтатель страстно закивал, словно цепляясь за соломинку.

— Я знаю, чего вы все боитесь, — скорее себе, чем Обреченному, тихо ответил Ковенант. — Первого Дерева. Посоха Закона. Вы боитесь, что у меня получится. Зачем еще вам, элохимам, было пленять Вейна? Зачем еще вам нужно было прилагать столько усилий, чтобы вселить в нас неуверенность? Похоже, если мы преуспеем, вы что-то потеряете. Не знаю, что именно, но вас это очень волнует, если не сказать — пугает. А теперь, смотри, — продолжил он с мрачной усмешкой, — Вейн все еще с нами. И разве не напоминание о старом Посохе следует за нами по пятам? И я еще здесь. И кольцо мое тоже со мной. И Линден тоже здесь. — Его голос упал до шепота, словно он пытался сдержать ярость. — Черт тебя подери, элохим, если ты хочешь удержать меня, то попробуй найти для этого разумную причину!

Обреченный не ответил и, по-видимому, отвечать не собирался.

Ковенант развернулся к остальным и, словно ожидая, что и они станут ему препятствовать, ожег всех непримиримым взглядом. Но ни капитан, ни Первая, ни Красавчик не выказали ни желания отложить вылазку, ни удивления его речами. Даже Мечтатель — и тот больше не пытался остановить его.

Подстегиваемый нетерпеливыми чертиками, Ковенант, забыв о головокружении, перелез через борт и начал спускаться в баркас.

Линден тут же последовала за ним, не доверяя никому место рядом.

А сразу же за ней через борт полезли Кайл с Бринном.

Весь остров уже покрывала ночная тень, лишь его пик еще пламенел на закатном солнце, но и его вскоре должна была поглотить долгая ночь Земли. Но, пока гребень был освещен, он казался единственным местом, где могло находиться Первое Дерево. Уже спускаясь по лестнице, Линден вспомнила, что сегодня новолуние и ночь будет очень темной. При мысли об этом по ее телу пробежала дрожь. Внезапно ей показалось, что туника — слишком слабая защита от ночной сырости, поднимавшейся от тусклых вод внизу. Когда она ступила на борт баркаса, ногу ее лизнула волна, и ей показалось, что соль проникла в плоть и разъедает ее, как кислота. Но Линден сдержала невольный вскрик и, стиснув зубы, пробралась на нос, где уже сидел Ковенант. Соленая вода, высыхая, слегка пощипывала и стягивала кожу.

За харучаями в лодку спустился Хоннинскрю. И тут солнце окончательно исчезло за горизонтом, и остров погрузился во тьму. Теперь он казался лишь темным силуэтом на фоне звездного неба. Первая с Красавчиком молча заняли свои места на корме, а спустившийся за ними Вейн примостился рядом с харучаями. Линден даже не могла различить бурунчиков на рифах. Хоннинскрю что-то говорил брату, но шум волн и всплески весел не позволяли расслышать ни слова.

Из ночной темноты за спиной Мечтателя сгустился силуэт Финдейла Обреченного.

Линден протянула руку, нашла ладонь Ковенанта и сжала ее. Его пальцы были холодны как лед, онемение его рук можно было уже почувствовать на ощупь.

Первая помахала Великанам, остававшимся на корабле, и якорь-мастер с Яростным Штормом помахали ей в ответ. Но никто не произнес ни слова. Хоннинскрю отвязал канат и оттолкнул баркас от корабля веслом. В тишине, нарушаемой лишь плеском волн, каменная лодка заскользила в ночь.

Ковенант сидел, уставясь на мрачную громаду острова и вцепившись в руку Линден, словно она была якорем. Линден тоже разглядывала то, что была способна увидеть, хотя рифы все еще оставались для нее неразличимыми на фоне черной воды и темного камня. Капитан и Мечтатель взялись за весла, и их мощные руки ритмично заработали, словно они и вслепую могли разыскать безопасный путь. И все равно Линден казалось, что тьма абсолютно непроницаема. Но весла продолжали ритмично вздыматься и падать, и баркас довольно быстро скользил к берегу, где их ожидали неведомые события и тайны. Остров рос, заслоняя собой небо, и, чем ближе путешественники к нему подходили, тем больше брала их оторопь, словно они находились в преддверии ада.

Внезапно Линден пронзила мысль о том, что, вне всякого сомнения, лодка напорется на рифы и они утонут.

— По правому борту что-то есть, — тихо констатировала Первая, и баркас тут же сменил направление.

А через несколько секунд с другой стороны вырос пышный коралловый куст. Линден безумно перепугалась, но лодка, к ее удивлению, благополучно скользнула мимо и вошла в полосу прибоя.

Сейчас, когда ночь простиралась от горизонта до горизонта, остров казался отсюда даже дальше, чем с борта «Звездной Геммы». Но лодка быстро двигалась вперед. Мечтатель, подгоняемый видениями Глаза Земли, налегал на весла с такой силой, что они жалобно скрипели, а Хоннинскрю, хоть и горестно вздыхал, но приноравливался к ритму, который задавал брат. И вскоре уже почти все небо закрыла темная громада, окаймленная по краям звездным сиянием. Линден подумала, что в такой темени, даже если Ковенант и сумеет совладать со своим головокружением, они все равно не смогут вскарабкаться на вершину. Его рука в ее ладони была совсем ледяной, словно промерзла до самых костей.

Но тут Линден забыла обо всех своих опасениях, забыла даже о руке Ковенанта; Первая с Красавчиком вскочили, а гребцы остановились и подняли весла: с островом прямо на глазах стали происходить странные изменения.

Внезапно из всех щелей и трещин начали сочиться струйки тумана, с каждой секундой разбухая и плотнея. Вскоре уже вся гора была покрыта клубящимся, плотным как облако покрывалом, каскадом ниспадавшим к морю. А небо вокруг острова заволокло полупрозрачным флером.

И этот туман светился!

Однако при этом он не выглядел каким-то необычным, загадочным явлением: он был похож на обыкновенный ночной туман, озаренный лунным светом. Вот только никакой луны на небе не было. Вместо острова перед ошеломленным Поиском висело косматое светящееся облако, с каждой секундой все ближе подползавшее к воде. Лишь вершина все еще темнела, слегка подсвеченная млечным отблеском тумана. А серебряные клубы свечения все ползли по воде, как щупальца, словно намеревались заполнить пространство до самых рифов.

Линден подавила в себе желание немедленно сбежать. Она вдруг с необычайной ясностью ощутила, что не имеет ни малейшего желания, чтобы этот странный мистический туман коснулся ее. Но Поиск был нацелен вперед. Первая тихо, но строго приказала Хоннинскрю и Мечтателю снова взяться за весла:

— Я устала ждать. Если уж нам суждено с этим встретиться, то лучше самим, по своей воле пойти к нему навстречу.

Весла вновь опустились на воду, и каждый их взлет все больше сближал Поиск с таинственным туманом. Звезды странно мерцали в вышине, словно предупреждали о неведомых опасностях, но баркас упрямо шел прямо на светящуюся завесу. Вскоре все вокруг окуталось тончайшей дымкой, а пелена на склонах так уплотнилась, что вершина острова почти исчезла из виду. Словно боясь, что и она вот-вот растворится, братья-Великаны заработали веслами с таким усердием, что лодка помчалась к дальнему, уже неразличимому берегу с необычайной скоростью.

Первая неразборчиво отдала какую-то команду, Хоннинскрю с Мечтателем подняли весла, и лодка по инерции заскользила навстречу мерцающей завесе.

Небо исчезло. Ощутив на лице влажное прикосновение тумана, Линден инстинктивно сжалась, ожидая неведомой опасности. Но ее видение подсказало ей, что сама по себе дымка настолько слаба и неуловима, что не может причинить никакого вреда. Она видела всех сидящих в лодке, однако море уже полностью скрылось под сияющим покровом, и концы уходящих в туман весел казались обрубленными.

Линден вдруг испугалась, что их группа заблудится и никогда не найдет дороги к острову. Но тут Первая спокойно отдала команду слегка изменить курс и снова начать грести. Очевидно, она руководствовалась присущим всем Великанам чувством направления.

Лодка пошла быстрее, и туман влажной маской облепил лицо Линден. Капельки светящейся жидкости сконденсировались на волосах Ковенанта, словно пот, порожденный его усилиями достичь цели. Туман на секунду расступился, и Линден, увидев впереди вершину острова, убедилась, что способность ориентироваться в любых условиях Первую не подвела.

Вдруг ни с того ни сего Красавчик, хрипя и сипя, словно туман до отказа наполнил его исковерканные легкие, начал благодарить Хоннинскрю и Мечтателя за их замечательную греблю, Вейна — за его непроницаемую таинственность, а затем перешел к долгому повествованию обо всех туманах, которые когда-либо встречались на его пути во время долгих странствий. Линден поняла, что ему было не важно, о чем говорить, главное — помочь всей компании сохранить спокойствие в этом странном тумане. Но голос его звучал глухо, и каждое слово порождало странное эхо, словно лодка невзначай заплыла в пещеру. От его разглагольствований всем стало еще больше не по себе, и Первая что-то прошипела. Красавчик замолчал на полуслове.

В тишине, которую нарушали лишь мерные всплески весел, лодка скользила к острову.

Линден показалось, что здесь, в тумане, время течет как во сне — несоразмерно реальным меркам. Слабое свечение уже начало оказывать на нее гипнотическое воздействие. Мельчайшие частицы светящегося тумана, собираясь в крупные капли, стекали по лицу Ковенанта и усыпали его тунику мерцающими жемчужинами. Да и сама Линден была с ног до головы украшена эфемерными драгоценностями. Волосы ее намокли и темными прядями обрамляли бледное лицо.

Когда в тумане вновь на секунду образовалась брешь, оказалось, что остров находится на том же расстоянии, что и прежде.

Хоннинскрю и Мечтатель вновь перестали грести, но Линден видела впереди их сгорбленные усилием спины и слышала тяжелое дыхание. Только сейчас она поняла, сколько времени уже прошло. Похоже, что они, словно в трансе, пытались доплыть до острова в течение нескольких часов. Прошла как минимум уже половина ночи. Линден попыталась стряхнуть овладевшее ее телом оцепенение и снять с лица влажную маску тумана. Вновь дымка рассеялась, и на сей раз она увидела остров отчетливо

Баркас не приблизился к нему ни на шаг.

— Черт побери! — воскликнул Ковенант.

— Я совсем запутался, — сдавленно признался Красавчик. — Эта атмосфера… — И, окончательно растерявшись, замолчал.

Финдейл стоял на носу баркаса и разглядывал остров. Его одежда и волосы были абсолютно сухими — на него туман не оказывал никакого воздействия. Руки он скрестил на груди с таким непримиримым видом, словно вся сила морей была сосредоточена в его локтях. Его глаза буравили туман, словно одной силой воли он мог проникнуть в непроницаемое.

— Финдейл, — обратилась к нему Линден, — ради Бога, скажи, что ты делаешь?

Но в ту же секунду на баркасе началась суматоха.

Бринн попытался вскочить, но Мечтатель, ухватив его за руку, заставил сесть на место. В результате оба свалились на дно лодки. Несколько секунд Хоннинскрю пытался грести, но затем бросил весла, чтобы поймать беспомощно болтавшиеся весла брата. Но тут же ему на помощь подоспел Красавчик. Пока он занимался веслами, капитан попытался разнять боровшихся Мечтателя и харучая.

Кайл тоже не остался встороне и попытался принять участие в схватке. Но Первая, вскочив на ноги, удержала его. А в следующую секунду в ее правой руке сверкнул палаш.

— Хватит!

Хоннинскрю снова взялся за весла, а Мечтатель утихомирился. Острие клинка повисло в опасной близости от горла Бринна.

Кайл отчаянно бился в железном объятии Первой, пытаясь прийти на помощь другу.

— А теперь, — холодно заявила Великанша, — объясните мне, что на вас вдруг нашло.

Бринн почему-то смутился и пролепетал:

— Если юр-Лорд позволит мне говорить с тобой… Мечтатель яростно затряс головой, то ли отрицая, то ли пытаясь стряхнуть с себя видения.

Ковенант хотел ответить, но Линден перебила его:

— Минуточку.

Она задыхалась в этом тумане. С трудом перешагивая скамейки, она приблизилась к Мечтателю, скорчившемуся на дне баркаса. Его глаза устремились к ней с немой мольбой.

— Ты что-то видел, — констатировала она. — Ты понимаешь, что здесь происходит.

Его лицо светилось от покрывавших его капелек тумана. Шрам ослепительно сверкал, словно молил о помощи.

— Ты не хотел, чтобы Бринн переговорил с Ковенантом. Мечтатель прикрыл веки. Она ошиблась. Тогда Линден предприняла еще одну попытку:

— Ты не хотел, чтобы Бринн сделал то, что намеревался. И ты не хотел, чтобы харучай убедил Ковенанта в необходимости этого.

Немой Великан тут же согласно закивал. Вдохновленная интуитивными предчувствиями и странной трансцендентной логикой Мечтателя, она продолжила:

— Если бы Бринн сделал то, что намеревался, то на нас обрушилось бы то, что ты видел в своих видениях. И это было бы ужасно. И мы не сумели бы остановить это.

Внезапно у нее перехватило горло, и она поняла, что у них есть только один-единственный шанс сохранить свои жизни.

Невольно повысив голос, Линден обратилась к Ковенанту, уже шагнувшему к носу лодки:

— Не позволяй Бринну выполнить задуманное! — Ее голос дрожал от напряжения. — Обстоятельства против нас…

Но Ковенант смотрел не на нее, а на Бринна. И в его взгляде читалось столь знакомое сумасшествие, что Линден рванулась, чтобы оказаться между ними.

Харучай ухватился за лезвие, приставленное к его горлу, и, несмотря на огромную силу Великанши, попытался отвести клинок в сторону. По его запястью зазмеилась струйка крови. Но он словно не обращал на это внимания. Если Первая не дрогнет и не отведет клинок, то через несколько секунд он отрежет себе пальцы.

— Бринн! — отчаянно воззвала к харучаю Линден. Но тот словно не слышал ее.

Первая, ругаясь одними губами, отвела клинок в сторону.

— Да ты рехнулся,- хрипло пробормотала она.- Но я не стану помогать тебе помереть, если ты так уж этого захотел вдруг.

Не глядя на нее, освобожденный Бринн рванулся к Ковенанту. Он совершенно не обращал внимания на рану на ладони. Он лишь сжал руку в кулак, и со стороны казалось, что он хочет ударить Неверящего.

Но, оказавшись совсем рядом со своим господином, харучай остановился и произнес:

— Юр-Лорд, ты должен меня выслушать.

Ковенант устремил на Бринна долгий взгляд и неуверенно кивнул, будто решимость харучая лишила его сил. Туман сгущался, словно пытался напомнить, что дороги дальше нет.

— У харучаев есть легенда, — бесстрастно промолвил Бринн, — дошедшая до нас из незапамятных веков. Она относится к тем временам, когда харучаи ничего не знали о Лорде Кевине и еще не произносили великой клятвы. В ней говорится о некоем человеке, который стоит в конце времен, на краю Земли, и держит в руках нити судеб харучаев. Человек, которого мы называли Кенаустином Судьбоносным. В своем мастерстве и величии он вознесся выше пиков самых высоких наших гор. Только сверяясь по его неизмеримым достоинствам, мы можем судить, одержали ли мы победу или понесли поражение. Легенды гласят, что однажды кто-то из нас приблизится к ак-хару и познает меру его добродетели. Потому-то харучаи и находятся в вечном поиске. В сердце каждого из нас сквозит надежда, что именно он окажется избранным и постигнет меру вещей. Но путь, ведущий к ак-хару Кенаустину Судьбоносному, нам неведом. По легенде, этот путь нельзя узнать заранее, его можно лишь постичь по прошествии. И приведет он нас вовсе не к тому, к чему мы стремились. — Голос Бринна, столь ровный поначалу, затрепетал, словно его хозяин не был уверен в том, что говорит. — Я один из ищущих. Потому-то я и бросился очертя голову в то, что ты предложил мне. Юр-Лорд, мы отреклись от самих себя ради службы тебе. Но теперь я больше не твой слуга. Хоть ты и носишь кольцо. Твоя сила противостоит моим стремлениям. Ведь если ты возьмешь всю тяжесть предназначения только на свои плечи, то нам, харучаям — всем харучаям, — это будет заказано навеки. Я прошу тебя, я умоляю разделить ее со мною. Я ничего не понимаю в смутных видениях Троса-Морского Мечтателя, но отчетливо вижу, что мы должны вместе достичь нашей цели. Если я ошибаюсь, то плоды моей ошибки падут на тебя. Но если я прав… — Он запнулся, не в силах выразить всю полноту своих чувств. — Юр-Лорд, молю тебя, — воздел он к небу кровоточащий кулак, — не останавливай нас на пути к самим себе!

Линден ничего не поняла из его путаной речи. Ей показалось, что все, о чем он говорит, наполнено смыслом не больше, чем ночной кошмар. Лишь Мечтатель и Финдейл согласно кивнули, словно им все было понятно. Немой Великан закрыл лицо руками, будто не в силах был вынести то, что услышал. А элохим страдальчески молчал, словно знал ответы на все вопросы, но не испытывал ни малейшего желания произнести их вслух.

Ковенант провел по лицу рукою, стирая светящиеся капельки. Его губы заплясали в попытке сказать что-то. Но только с третьего раза он наконец исторг из себя звук:

— Да о чем ты, черт возьми, толкуешь?!

Бринн не ответил. Он лишь простер окровавленную руку в сторону острова.

Его жест был столь страстным, что приковал к себе внимание всех, кто находился в лодке.

Очередное окно в тумане вдруг открыло им в осязаемой близости острый край скалы острова. В этой странной светящейся дымке все расстояния казались неопределимыми. Однако край скалы надвигался, твердый, реальный, как бы ни казалось мистически зыбким все вокруг. В конце концов, эта скала могла быть вовсе не частью острова, а лишь одним из рифов. А может, она была лишь частью морока, навеянного туманом.

На ее вершине восседал в позе лотоса человек в изодранной рясе.

Склоненная голова свидетельствовала о глубоком погружении в медитацию. Однако глаза его были широко открыты, а зрачки закатились, открывая перламутровые белки. Слабый ветерок шевелил его волосы, и на изможденных щеках залегли глубокие тени. Его кожа была испещрена морщинами, и он казался слабым и зависимым от внешнего мира. И в то же время Линден ощутила идущую от него волну незыблемой силы.

— Да, — выдохнул Финдейл, словно не думая о том, что хоть кто-нибудь его услышит. — Хранитель Первого Дерева. Мы должны пройти мимо него.

Ковенант воззрился на Обреченного. Но элохим не ответил на его взгляд. Тогда Неверящий ссодроганием обратил взгляд на Бринна. В тумане лицо его приобрело странный синюшный оттенок.

— Так вот чего ты хотел? — хрипло прокаркал он. — Сразиться со стражем Дерева? Одолеть его?

Тщательно подбирая слова,Бринн ответил:

— Элохим сказал, что мы должны миновать его, прежде чем достигнем Первого Дерева. Я понял, что он и есть ак-хару, Кенаустин Судьбоносный. И если я последую за ним, то мы оба обретем служение.

— А если ты неправильно понял? — бросил Ковенант в бесстрастное лицо Бринна. — Вы опять разуверитесь в себе? Как ты думаешь, долго вы сможете тогда продержаться, харучаи, а?

Но смутить Бринна было невозможно:

— Скоро я узнаю правду. И любой, кто избегает ее, кто боится ее, — лишь жалкий трус.

Ковенант вздрогнул и бросил молящий о помощи взгляд на Линден.

Она прекрасно поняла бушующие в его груди чувства. И испугалась, что он обрушит бушующую в нем силу на стража Дерева. Ведь Ковенант никогда в жизни не задумывался о том, где находятся его друзья в ту минуту, когда он испуган и жаждет действия. Но его страх преобладал над отвагой. Ему вовсе не хотелось зависеть от проницательного взгляда Мечтателя. А немой Великан все прятал лицо в ладонях, словно не желал перейти границы недозволенного.

Линден вдруг ощутила, как в ней начинают возрождаться старые противоречия. Инстинктивно она доверяла Мечтателю, но та нужда, что принудила Бринна оттолкнуть клинок Первой, потихоньку забирала власть над ней. Линден вдруг осознала всю глубину одиночества харучаев, и ей захотелось помириться с ними. В то же время ей трудно было забыть яростные попытки Мечтателя обрести ее понимание.

Она вдруг осознала, что Первая и Красавчик встали со своих мест и теперь в упор смотрят на нее. Хоннинскрю впился пальцами в плечи брата. Великаны изучали ее. И Ковенант не отрываясь смотрел на нее. Один лишь Бринн не искал ее взгляда: все его внимание было приковано к Неверящему.

Не в состоянии ответить прямо «да» или «нет», она попыталась найти средний путь.

— Мы плывем уже почти половину ночи, — ее слова были обращены в основном к Бринну, — но до сих пор не достигли берега. Так как же вы собираетесь добраться до того человека, чтобы сразиться с ним?

Последний вопрос прозвучал воплем в ее устах, но Бринн воспринял его как разрешение. И, прежде чем кто-либо успел его остановить, нырнул в клубящийся на носу лодки туман.

Светящаяся дымка поглотила его. Линден услышала слабый всплеск в тот момент, когда он входил в воду. Но проследить его путь была не в состоянии — харучаи оказался вне досягаемости ее видения. А плыл он совершенно бесшумно.

— Черт бы вас всех побрал! — взорвался Ковенант. Его восклицание отозвалось тусклым эхо в каверне тумана. — У нас нет права на ошибку!

Целое мгновение никто не отзывался. Затем раздался голос Первой:

— Хоннинскрю, Мечтатель. Мы зашли уже так далеко, как никогда не заходили. Если это только в силах Великанов, мы догребем до этого острова.

Капитан снова взялся за весла. Но Мечтатель замешкался. Линден испугалась, что он настолько погружен в ужасы своих видений, что не способен откликнуться. Она даже подготовилась к тому, чтобы защитить его от Первой. Но она недооценила немого Великана: он громадным усилием согнал с себя морок, вновь сел на весла и ударил по воде с такой яростью, словно хотел ее разбить.

Линден была потрясена, но как только она слегка пришла в себя, то вновь обернулась к Ковенанту.

Хоннинскрю недолго пытался поймать ритм брата; вскорости они работали веслами, словно близняшки.

И вновь в тумане зазияла дыра. И вновь свет звезд вокруг неприступной вершины свидетельствовал, что лодка не продвинулась вперед ни на дюйм.

Но скала впереди была вновь отчетливо видна. Казалось, она намного ближе, чем остров. Но теперь она была пуста. Отшельник исчез.

И на сей раз туман не стал наползать. В прорехе дымки все увидели Бринна, подтягивающегося на утес. Он вел себя так, словно видел там кого-то. Он осторожно поднялся на уступ, и вдруг на него обрушились невидимые удары, которым он не способен был противостоять.

Он упал с обрыва, и туман тут же затянулся, не давая увидеть, что случилось потом.

Линден только сейчас осознала, что гребцы перестали грести и заерзали на скамейках. Никто не произнес ни слова, лишь Красавчик бормотал что-то себе под нос да хрипло, невнятно ругался Ковенант.

И вновь туман раздвинулся, как театральный занавес: на сей раз перед ними появилась россыпь камней где-то на недосягаемой вышине.

И по этим голым камням полз Бринн, борясь с разреженным воздухом. Его правая рука была испятнана кровью, сочившейся из вены. Но он продолжал ползти, словно от этого зависела вся его жизнь. Пальцами рук, ног он впивался в камень и двигался вперед. Казалось, что некто невидимый противостоит ему, пытается сбить его с пути, но харучай упрямо продвигался вперед. Удары, пытающиеся его сдержать, скользили по его лицу, запутывались в складках туники. И вновь туман сгустился.

Ковенант скорчился на носу, словно снедаемый внутренним жаром. Капли светящегося тумана окутывали его, как сияние дикой магии. Линден понимала, она была даже уверена в том, что пламя не копится в нем. Ледяной холод тумана пронизал его насквозь и погасил в нем бьющийся огонь. Линден ощущала это. Он перестал сыпать проклятиями, словно осознав их тщетность.

Кайл перебрался на нос лодки и теперь стоял там, пытаясь взглядом разогнать туман. Его лицо заострилось, а по лбу, словно пот, стекали светящиеся капли тумана. Впервые в жизни Линден увидела взволнованного харучая.

И вновь завеса тумана раздвинулась. Путешественники увидели уступы почти у самой вершины, но это не приблизило их к цели. Однако они успели рассмотреть, что местами камни просели и тропинки усыпаны сколами острее ножа. Бринн продолжал свой путь, невзирая на страшные раны на ногах. Вся его одежда была растерзана в клочки. И на теле не оставалось места, которое бы не кровоточило.

Но теперь сквозь туман можно было разглядеть стража. Он мерцал и переливался в лунном свете и по-прежнему был недостижим. Но чем ближе к нему продвигался Бринн, тем реальнее он казался.

Внешне страж никак не отреагировал на появление харучая, однако на Бринна вновь обрушилась невидимая атака. Линден не понимала, как у харучая нашлись еще силы, чтобы противостоять новой серии ударов. Ему даже пришлось спрятаться за камнями, чтобы этот странный старик не швырнул его вниз.

И даже отступить он был не в состоянии: туман закрывал все вокруг, не давая ни малейшей возможности сориентироваться.

— Я должен помочь ему, — заявил Ковенант, сжимая кулаки с такой яростью, что на побелевших костяшках проступили капли крови.

Но каждый изгиб его тела, согбенность его плеч говорили о том, что он понятия не имеет, как это сделать.

Линден воззвала к себе, но не добилась ничего, кроме того, что нужно немедленно осушить незваные слезы. Бринну уже недолго осталось сражаться. Скоро он погибнет — рана его настолько глубока, что он истечет кровью. Разве может он сражаться с неведомым, в то время как силы его тают с каждой секундой?

И вновь в тумане появилось окно, и вновь в нем показались горы. Линден даже пришлось задрать голову, чтобы увидеть то, что открылось. Но там не оказалось ничего, кроме горных круч и непреодолимых уступов.

И вдруг в окне возник Бринн. Неведомый враг, сбив его с ног, кружил его в воздушном водовороте, колотя об острые края скал. Одежда харучая изорвалась в клочья, и тело его было покрыто лишь полосками истекающей крови. Он с трудом воздел руки, чтобы защититься от невидимой опасности.

Теперь все ясно разглядели стража.Его перламутровые закатившиеся глаза мерцали в тумане. Казалось, он гнал харучая к краю обрыва. Борьба происходила в полном молчании. Одеяния стража струились вокруг него и не имели ни цвета, ни формы. Посылая Бринна на верную смерть, он оставался неизменно спокойным.

И вот харучай уже скатился к самому краю обрыва. Там он остановился, закачался и вдруг с неизвестно откуда взявшейся силой рванулся к своему врагу и обрушился на него в последней яростной атаке. Но ни один удар не причинил стражу ни малейшего вреда, и он отшвырнул харучая назад.

И чем больше старец воплощался, чем реальнее становилось его тело, тем более опасным противником он делался. Нанеся харучаю резкий удар в солнечное сплетение, он полностью лишил его возможности сопротивляться, а затем мощным ударом в лоб снова отправил его на край обрыва. Бринн зашатался и стал клониться в сторону пропасти.

— Бринн! - раздался звериный вопль Ковенанта. Все растянувшееся на бесконечность мгновение, пока харучай пытался удержать равновесие, он в упор смотрел на потрясенных свидетелей его последнего боя. Его нога соскользнула с камня, и он стал падать, но в последнюю секунду резко выбросил руки вперед и намертво вцепился в мантию старца.

Потерпев поражение, он решил погибнуть вместе с противником.

Линден, скрючившись, застыла на скамейке. Она не слышала ни стонов Мечтателя, ни скорбных причитаний Красавчика, ни восторженного вопля Кайла. Падение Бринна настолько потрясло ее, что все ее чувства были словно ослеплены последней вспышкой его ярости. Она ничего не видела и не слышала: лишь перед глазами повторялся и повторялся его последний прыжок в пропасть. Он сделал свой выбор.

И вдруг лодку тряхнуло, днище заскребло по камню, а нос застрял в щели между двумя валунами. Линден с Ковенантом инстинктивно уцепились друг за друга и повалились на дно баркаса.

Когда они поднялись на ноги и огляделись, оказалось, что все вокруг в одно мгновение преобразилось. Туман исчез, а вместе с ним пропало и большинство звезд. Небо на востоке побледнело, так как вскоре должен был наступить рассвет. Вдалеке, за барьером рифов, на якоре стояла «Звездная Гемма». А над баркасом темным монолитом нависал Остров Первого Дерева, словно курган славы всем отважным воинам Земли.

Хоннинскрю обошел Линден и вскарабкался на валун, чтобы попытаться освободить нос лодки. Справившись с этим, он наклонился и предложил Линден и Ковенанту свою помощь, чтобы и они могли выбраться на берег. Его лицо было бледно от переживаний и столь неожиданной потери. Он двигался и говорил словно во сне. Да и сам походил на видение из сна.

Кайл, не скрывавший ликования, легко подхватил Линден за талию и передал ее в руки капитана. Великан осторожно опустил ее на скалу позади себя. Она машинально сделала несколько шагов и застыла на месте, словно незрячая. Ковенант рванулся к ней. Вершина острова уже окрасилась первыми лучами рассвета. В этом нежном свете отсутствие у корабля средней мачты как никогда бросалось в глаза. Мечтатель с трудом взобрался наверх, словно видения Глаза Земли за одну ночь состарили его на много лет. Первая, Красавчик и Хоннинскрю заботливо окружили его. Вслед за ними поднялись Вейн с Финдейлом — оба торжественно сосредоточенные, словно наемные плакальщики на чужих похоронах. Но кто бы как себя внешне ни вел, все до сих пор не могли опомниться от гибели Бринна. Все еще поглощенные мыслями о том, чему явились свидетелями, они не могли смотреть друг другу в глаза, и никто не отваживался заговорить об этом первым.

Единственным, кто не выглядел удрученным, был Кайл. Его лицо вновь стало бесстрастным, но глаза сияли гордостью, и в уголках губ таилась торжествующая улыбка. Если бы сейчас Линден была способна издать хотя бы звук, она обругала бы его самыми последними словами. Но в ее голове не осталось ни мыслей, ни слов. И сил, чтобы произнести что-то, тоже не осталось. Бринн слышал крик Ковенанта и после этого упал. О чем еще говорить? Нет ни слов, ни сил.

Красавчик подошел к Ковенанту и обнял его за плечи. Первая держала за руки Мечтателя, словно хотела помочь ему выкарабкаться из пучины горя, в которой он тонул на ее глазах. Вейн пялился вдаль с обычной саркастической усмешкой. Элохим замер без движения рядом с ним и никак не проявлял своего отношения к происшедшему. Лишь Кайл продолжал взирать на всех со счастливым видом, и чем ярче становились рассветные лучи, тем больше сияли его глаза. Наконец он сказал:

— Не волнуйтесь. Он сделал все правильно.

И будто вызванный словами Кайла из небытия, из-за скалы появился Бринн и зашагал им навстречу. Его движения были легкими и энергичными, он почти бежал. Казалось, он не испытывает ни малейшей боли. Однако, когда он остановился перед Линден, та увидела на его теле следы от бессчетных ран. Но, к ее удивлению, все они уже затянулись и лишь покрывали смуглую кожу свежими рубцами. Сам же он был весел и полон сил.

Вместо старого наряда на нем красовалась мантия стража.

Линден смотрела на Бринна во все глаза. Губы Ковенанта беззвучно шевелились, повторяя имя харучая, но он не мог издать ни звука. Хоннинскрю и Первая замерли, не веря своим глазам. На губах Красавчика появилась слабая, неуверенная улыбка, как эхо счастливого взгляда Кайла. Мечтатель мрачно кивал, словно окончательно смиряясь с роком.

Бринн склонился в поклоне перед Ковенантом.

— Юр-Лорд, дорога к Первому Дереву открыта пред тобой, — учтиво произнес он и широким жестом показал на вершину острова, сияющую в солнечных лучах, как драгоценная корона. И торжественно, не скрывая гордости, добавил: — Я открыл ее для тебя.

Лицо Ковенанта задергалось, словно он не мог решить, плакать ему или смеяться.

Линден уже все поняла, и ее глаза засияли в рассветных лучах, как две звезды.

Немой Великан все продолжал кивать, словно победа Бринна отняла у него все другие способы самовыражения.

Все. Теперь Ковенант отправит ее домой.