"Большая пайка (Часть пятая)" - читать интересную книгу автора (Дубов Юлий)

Камень в фундамент

Довольно быстро проверяющим удалось нащупать единственное слабое звено в платоновской схеме. Слабина эта заключалась в том, что каждый последующий филиал "Информ-Инвеста", приобретая у соответствующего управления по оптовой торговле веники, платил за них ровно ту же цену, по которой их сбывал предыдущий филиал. То есть, государственную. А это как раз и было запрещено. И несмотря на наличие всех необходимых писем, обосновывающих полную невозможность реализации злополучных веников на каких-либо иных условиях, данное обстоятельство служило формальной зацепкой. Поэтому возникли дополнительные накладные расходы. К Ларри, как к директору всех восьми филиалов, и к Бенциону Лазаревичу, его непосредственному начальнику, все эти претензии никакого отношения не имели. Под удар попал только сам главк, но накладные расходы легли на "Мельницу". Их размеры поставили рентабельность операций под серьезное сомнение. Нет, прибыль осталась, и весьма приличная. Но, по любым прикидкам, прямая торговля автомобилями выглядела куда как привлекательнее. Поэтому, посовещавшись, Платон и Ларри решили, что пора мало-помалу выходить из дела.

– Ларри, – сказал Платон. – Надо начинать что-нибудь свое. Только не кооператив.

Ларри кивнул. Присутствовавший при разговоре Марк Цейтлин хотел что-то сказать, но хмыкнул и промолчал. Муса Тариев вопросительно поднял брови:

– Папа Гриша?

– Может быть, – ответил Платон. – Ларри, ты как думаешь? Ларри снова кивнул:

– Надо лететь и договариваться. Только тут нужна идея.

На следующий день Платон и Ларри вылетели на Завод первым же рейсом.

– А что? – Папа Гриша посмотрел на платоновские каракули. – Пожалуй, есть разговор.

– С директором? – подал голос Ларри, до этого сидевший молча.

Папа Гриша кивнул.

К директору пошли втроем. Платон не виделся с ним со времен той самой поездки в Италию. Да и в Италии им пришлось разговаривать всего раза три, причем на темы незначительные, поскольку основную часть времени занимали переговоры на высоком уровне, которые директор вел либо единолично, либо в присутствии двух-трех особо доверенных лиц, а Платону доставалось лишь завязывание контактов среди свиты. Тем не менее директор сразу вспомнил Платона.

– Платон Михайлович, здравствуйте, – сказал он и вопросительно посмотрел на Ларри, которого увидел впервые.

Платон думал, что папа Гриша представит Ларри сам, но этого не произошло. Григорий Павлович повернулся к большому столу для заседаний и принялся вдумчиво наливать в стакан минеральную воду. Платон скороговоркой рассказал директору про Ларри и его роль в Проекте, после чего все уселись.

В кабинете воцарилось молчание. Наконец папа Гриша заговорил:

– Тут вот ребята пришли с предложением. Люди они не чужие, так что, может, обсудим?

Пока Платон рассказывал, директор не перебил его ни разу, а по завершении не задал ни единого вопроса. Подумав секунду, он сказал:

– Ну что ж. Наверное, что-то в этом есть. Посмотрим.

Это обозначало конец аудиенции.

Когда все выходили из кабинета, директор окликнул папу Гришу:

– Григорий Павлович, задержись на секундочку. Уже при закрытой двери он спросил:

– Ты чего их привел? Им что нужно – тридцать тысяч в уставный капитал?

– Ну да, – сказал папа Гриша.

– Дай ты им тридцать тысяч и пусть катятся.

Может, потому, что у директора, как у большинства крупных и физически сильных людей, чувственное восприятие мира преобладало над интуицией, может, из-за нервной жестикуляции Платона и смешно торчащих усов Ларри, совершенно не вписывавшихся в подавляюще солидную атмосферу кабинета, или, может быть, из-зa очевидном смехотворности предмета обсуждения, – но директор не удержал в памяти деталей этой встречи и ничего особого не почувствовал. А зря. Именно в эти минуты завязался узелок и потянулась ниточка. Этой ниточке было суждено разветвиться в где-то видимую, а где-то невидимую, но неизменно прочную сеть, уловившую впоследствии и судьбу страны, и судьбу Завода, и судьбы очень многих людей, включая самого директора. И наверняка кое-кто из этих людей, обладая более тонкой нервной конституцией, вздрогнул в эту минуту и посмотрел на часы.

Потому что в фундамент финансовой империи "Инфокара" был положен первый камень.