"Стратегия исхода" - читать интересную книгу автора (Рашкофф Дуглас)2 ТварьМашина сцапала меня острыми алюминиевыми челюстями и вот-вот прикончит. Как же это меня угораздило? Основная Сеть вышла онлайн первой, я потому в нее и записался. Хотел перейти в другую, едва найдется подходящая. Но, не успев нажать на сайте кнопку «Согласен», заподозрил, что совершаю ошибку. Я указал, чтобы дивиденды поступали электронными деньгами, которыми только в сети и расплачиваться. С каждого доллара, потраченного на межгород, я получал десятицентовый кредит. Если пообещать, что будешь пользоваться только «АТиТ», дивиденды возрастают до четвертака. С авиаперелетами то же самое. Пока я летаю одной «Америкэн Эйрлайнз», на каждую милю мне капают две. Та же петрушка с «Э-Трейд», «Найки» и «Кока-Колой». Поначалу несложно, моя «Виза»[67] так запрограммирована, чтобы не платить за «Пепси» или «Рибок». Не ошибешься, даже если очень хочется. Когда открылись вторая и третья сети, программа стимулирования стала чуть навязчивее. Мои приятели из Куинза в основном предпочли Народную Сеть, Алек и коллеги из «МиЛ» – Группу Люкс, а родичи вообще решили не подписываться. Сети росли, боролись за конкурентные преимущества и начали препятствовать смешению. Не проблема заказать колу, когда приятели пьют «Снэпл», или слетать на похороны на «Америкэн Эйрлайнз» и потом встретиться с семьей, которая летела «Юнайтед»[68]. Но едва к сетям прицепили политические партии, частные школы и поликлиники[69], потребительское пространство обернулось зоной военного конфликта. До того дошло, что запрещалось смотреть кино вражеской студии или – еще хуже – поступать на работу в неподключенную к сети компанию. Телефонные звонки клиентам конкурирующих сетей стоили втрое дороже. Когда я наконец решил сменить сеть, было уже слишком поздно. По договору, в первые десять лет я мог выйти из сети, лишь вернув все полученные дивиденды – наличкой. Я заработал и потратил более 50 тысяч долларов в дивидендах, так что это был не вариант. К счастью, возник черный рынок – там продавались липовые идентификаторы для неавторизованных сделок. Я мог ходить с родичами на мероприятия, не связанные с Основной Сетью, а с друзьями – в незарегистрированные клубы. Так делали все, и придраться к таким нарушениям практически невозможно. Почуяв, какие деньги утекают в незаконные транзакции, сети пошли во всеамериканскую атаку. Министерство торговли и прочие структуры, которым вроде полагалось принимать меры, съежились до сувениров из прошлого, и потому сети сами диктовали правила. Вычисленных и пойманных нарушителей лишали всех привилегий и отправляли на принудительные работы в какую-нибудь подключенную компанию. Движение сопротивления росло и ширилось, но и простимулированная мощь комитетов бдительности тоже. Любому, кто успешно стукнул на соседа, выдавали десять тысяч долларов кредита. Нарушать мудрено, однако возможно: мелкие лавки по-прежнему с радостью вели несетевой бизнес – его можно было не оформлять. Не то чтобы налоги душили, просто многие разорялись – не выдерживали обязательных комиссий с продаж сетевой продукции. Я приучил себя использовать идентификаторы только в крайних случаях, но сейчас, решил я, – просто край света. Карла сказала, у нее аллергия на презервативы из латекса[70], требовались органические резинки, а их выпускала компания из Народной Сети. Кроме того, я в этом самом погребке уже покупал без осложнений какие-то мелочи. Проще спереть три штуки в упаковке, чем воспользоваться липовым идентификатором, но неохота воровать. Про это есть настоящий закон. В Библии, через один после «не убий». Для начала я осмотрелся. Старушка читала журналы, а Джуд присматривался к диетической коле. Все чисто. Я вытащил наличку и поддельный идентификатор. Кто знал, что меня выдаст лучший друг? Видимо, Джуд тайком щелкнул по кнопке тревоги на пейджере, послав сигнал в ближайшую машину полиции Основной Сети. На входе в магазин уже опускалась металлическая решетка, в дверном проеме замелькал луч фонарика. Ныряя под железные шипы, я оглянулся и увидел Джудово лицо. Джуд скрипел зубами и тыкал в меня пальцем – злобно, с упреком – дескать, «Как я мог? – думал я, мчась по холодным узким улицам. – Как Провод змеей обвил мне бедра и медленно потащил меня к распахнутым челюстям машины, к сотням пластмассовых языков-щупалец внутри. На каждом – свой логотип, все разом прицепились мне к паху и давай сосать. Жизнь из меня высасывали. Я знал: когда машина закончит, я уже и человеком-то не буду. Я орал от боли, но звука не получалось. Щупальца сосали, вливая мне вместо крови какую-то белую жижу. В паху чудовищно напряглось, против моей воли стало расти, и наконец из штанов вырвалась пугающая эрекция. Тут-то я и понял, что это был сон – и осознал, чья голова скачет у меня между ног. Карла. Я, видимо, отрубился, едва кончив. Теперь она сосала меня, надеясь до утра проскакать еще раз. Шмаль.[71] Мы ведь шмаль курили, так? В этом дело, не иначе. – Ммм, – простонала Карла. Прилежная, порнофильмы смотрит. – Мммм, – повторила она тоном ниже. Заглянула мне в глаза и облизнулась. Я откинул голову – дабы скрыть ужас и симулировать страсть. Не успел я и глазом моргнуть, Карла уже меня оседлала – не открывая глаз, утонув в своем мире. Вот и славно. Я остался в своем. По кусочкам собирал вечер, который вот так закончился. Считал бокалы между первой встречей с Карлой и второй, у гардероба, когда ее рука скользнула мне в карман, гладя вставший член[72]. Как она туда попала? Собранные визитки подсчитывала, что ли? Мы чуть-чуть потрепались, слегка пофлиртовали, затем разделились – обработать побольше народу. Я опять наткнулся на Джуда, осушил, видимо, еще два джина с тоником, познакомился с чередой точка-комеров. Каждый выдумал новый способ максимизировать РИ, минимизировать риск, расширить сектор рынка или сузить конкурентную среду. Потом Алек пытался мне что-то сказать. Мы забились в угол, бизнес-шабаш достиг крещендо. Алек бубнил про школу и как он чуть не утонул, но у него заплетался язык. А зал уже слегка вертелся. Потом стал вертеться чуть быстрее. В разговорах я различал лишь отдельные слова. Сетевые факторы. Навязчивость. Серверный зал. Купленные опционы. Покупка опционов. Тут-то все и началось. У противоположной стены я увидел Тая – губы шевелятся со скоростью миля в минуту, без сомнения, «конфиденциально» выбалтывает про систему метаинкубаторов. А напротив него Карла – возбужденно читает помощнику записи с «Палма». Оба пускают слюни и хлопают друг друга по спинам. Буйная орава пижонов слилась в единый многоголовый организм. Я различал его отражение наверху, в кусках майлара. Мы – будто стадо, всей толпой куда-то несемся. Между мощными глухими басами, что грохотали вокруг, каждая гигантская пасть вопила свое. Казалось, женщины визжат, а мужчины улюлюкают. Алек посмотрел на меня. Встревожился или еще не досказал про колледж? Не поймешь. Плевать. Выбраться бы. Вернулась Карла – все равно удачнее повода не найти. Она примостилась ко мне по обыкновению этак уклончиво, мол, как хочешь, так и понимай, и я решил послушаться. Как хочу, так и понять. Наклонившись, я чересчур слюняво поцеловал ее в губы. (Если что, скажу потом, что был пьян, – вот чем прекрасно опьянение.) И предприняв этот смелый шаг, я тут же почувствовал, что карусель вокруг замедляется. Какофония в голове смолкла, голоса уползли в свои беседы. То ли я вырубил в игре звук, то ли слишком глубоко нырнул и теперь не слышал. Мы собрались за плащами, вежливо помахали Алеку. Тот стоял, всеми покинутый. Я попытался оглянуться – завтра поговорим. Но Алек вяло показал большой палец – мол, валяй, чувак, – как на тусовках в Доме Плюща, наш знак на случай, если кто-то умудрялся залучить наверх пьяную первокурсницу. Я примерился к Алековой стратегии толпорезки, но меня размазали по стенке два голландских дизайнера мобильников, чуть не плюнувшие мне в лицо: – Ты что о себе думаешь, а? Карла меня спасла. Ее скорее восхитила моя попытка произвести впечатление, чем ужаснула беспомощность. Карла улыбалась, точно маленькая девочка, стояла очень близко и терлась щекой об мою шею. Я влип по самые уши. Надеясь, что кошмар испарится, я заговорил про бизнес. Может, мое подхалимство ее остудит. Я почтительно отрапортовал, как замечательно хвалил нашу компанию и с какой кучей народу перезнакомился. Тут-то Карла и закопалась ко мне в карман в поисках визиток, и когда хрен у меня встал, обратной дороги не было. Однако мое стратегическое отступление к корпоративной иерархии задало тон на остаток вечера. Карла, впрочем, ничего другого и не допустила бы. Даже когда она скакала на мне верхом, я ощущал себя не будущим бойфрендом – скорее наемником. Она брала, что ей требовалось, так Алек брал коктейль с подноса официантки: словно живая барышня – лишь деталь подноса, обеспечивающая передвижение, – колеса, например. Так Карла обращалась с теми частями меня, что не приходили в непосредственный контакт с ее эрогенными зонами. Мелькнувшая было ранимость улетучилась. Теперь Карла делала дело. В этом есть свои плюсы: она точно знала, чего хочет. И она была по-своему красива. Чуть тяжеловата без одежды – тяжелее, чем я воображал, и груди свисают на живот. Но ведь настоящая самка так и выглядит. Не бойкий ребенок, а женщина тридцати с гаком, которая все обвисшее компенсирует беззастенчивой решимостью кончить во что бы то ни стало[73]. И на том спасибо: я-то был способен разве что член не уронить. Я понимал, что больше не кончу – мысли совсем куда-то унесло, – но если продержусь и Карла успеет, мы заснем, а утром я разберусь, как эта ночь повлияет на всю мою оставшуюся жизнь. Утро и впрямь наступило. Я лежал на животе, меня разбудило солнце из зеркальных окон на противоположной стене длинной студии. Я отвернулся и зажмурился. Вжался лицом в мягкую наволочку. Толстое, плотное белье. Словно гигантская салфетка из ресторана отеля «Плаза». Я вытянулся, голой кожей впитывая эту мягкую плотность. Никогда не испытывал ничего подобного – разве что в те каникулы у Морхаусов. Где эти люди берут такое белье? Меня будто в рубашку «Брукс Бразерс» запеленали. Ну точно. Лежу голышом у Карлы в пуховой постели. Вечерний кошмар почему-то поблек. Странно – я чувствовал себя невинным и свободным. Я повернулся к свету и чуть-чуть приоткрыл глаза: вот Карла, сидит за столом, курит, кофе пьет, читает доставленные в субботу секции воскресных газет. Такая компетентная, такая просвещенная – в очках, нога на ногу, аккуратно листает страницы, чтоб краской не запачкаться[74]. Я лежал себе в постели – игрушка в хозяйкиной спальне, готовая выполнять приказания. Освежает. Ни решений, ни ответственности. Просто повинуйся. Кем мы станем друг для друга, спрашивал я себя, разглядывая партнершу. Может, мы влюбляемся? Можно ли уже считать нас «парой»? Что скажут мои родители, узнав, что Карла не еврейка? Какой она будет матерью? Смогу ли я отказаться от квартиры и переехать к Карле? Или это был одноразовый перепихон с женщиной, которая, так совпало, со мной вместе работает; а теперь мы пожмем плечами и забудем: пьяное стечение обстоятельств, две молекулы в мензурке ненароком столкнулись при нагревании? Как ни странно, я надеялся, что нет. Этот мир теперь мой, объединиться с Карлой – разумно. Я ей тоже окажусь полезен. Сглажу ее обтрепанные кромки, трезвым взглядом на технобудущее укреплю ее деловые инстинкты. Нам удержу не будет. Победители. У меня есть работа и подруга – и все благодаря Алеку. В таком случае, откуда эти жуткие сны? Я скатился с кровати и минуту постоял перед антикварным зеркалом, изучая голого себя в полный рост. Руки – на вид сильные после ночных трудов, да еще с царапинами от Карлиных ногтей, член привстал – пережитки утренней эрекции. Я решил подобраться к Карле уверенно нагим. Прошел через сводчатый дверной проем в большую комнату и замер перед Карлой. Она увлеченно изучала новости искусства. Я взял ее кружку с кофе и отхлебнул. – Эй! – Она отняла кружку и рукавом вытерла край. – Возьми себе сам. Отлично. Я принял этот вызов, встал у Карлы за спиной и положил руки ей на плечи. Утренний минет – еще в пределах досягаемости. Я нежно массировал Карле шею. – Ты что делаешь? – спросила она, дернув плечами. – Ты напряжена. – Мне так нравится. Напряженно. Я сдался и пошлепал к кофеварке. – А чашки у тебя где? Она наконец подняла голову и увидела меня – голого, посреди ее кухни. – Слушай, Джейми. – С размеренной такой модуляцией. – Я сегодня развлекаться не могу, у меня дел полно. – Клево. – Я сам удивился, до чего стало обидно. – Мне до полудня надо с дизайнером встретиться в новой квартире. – Вот и славно. Нет времени на неловкий завтрак. – Не говори так. – Ну конечно: она предположила худшее. Что мне на нее плевать, что она для меня слишком стара, что мы по пьяни сделали глупость, что я попросту проебываю себе путь наверх. Надо ведь разубедить. – Знаешь, кажется, я в тебя по правде втюрился. – Отсюда и неловкость, Коэн. – Она сгребла кофе, газету и пепельницу и направилась к террасе. – Кружки над раковиной. Полотенце на вешалке в душе. Когда закончишь, вытри им пол и кинь в корзину. Кофе и душ я пропустил, оделся и застыл посреди впечатляюще обустроенной квартиры, не понимая, что делать. Шагнул было к террасе попрощаться, но Карла, наверное, меня услышала. Не отрываясь от газеты, помахала – «пока-пока». – До понедельника, – бросил я, хотя внутри уже кипел. Я развернулся и вышел – как мне теперь чудилось, с места преступления, где я оказался невольной жертвой. Ну и ладно. Я прошествовал через вестибюль, подмигнув швейцару, точно мы с ним товарищи по борьбе с правящим классом. Ухмыльнулся ему как мог красноречивее – мол, «я выеб богатую жилицу» – и вышел на солнечную улицу. Ясное мартовское утро, только ветрено. Зимы уже не такие, как раньше[75], и дети шастают по улице в шортах. Я шел вдоль Грамерси-парка. Пара с двумя детишками в шмотках от «Малышовой Бреши»[76] вошла через железные ворота и закрыла их за собой. У Карлы наверняка тоже ключ есть. Сука. А я-то фантазировал, как перееду к ней! Что я тут забыл, в этом идиотском выпендрежном квартале? Я переезжаю в новейший, самый что ни на есть настоящий, взаправду крутой район: в Обри, недавно переименованный уголок нижнего Ист-Сайда, как раз над Уильямсбергским мостом. Художники, пуэрториканцы, панки и рейверы – все живут в домах, где сто лет назад обитали мои еврейские предки. Секция «Нью-Йорк Таймс» про недвижимость, в отличие от агентов, размещавших в ней объявления, уверяла, что Обри – «следующая бомба». В процессе Обри стал бомбой. Я получил квартиру с двумя спальнями в старательно отреставрированной достопримечательности – раньше то была вторая по возрасту синагога на Манхэттене. «Святилище» – так назывался новый кондоминиум[77] – строилось с расчетом на растущую популяцию интернет-миллионеров. Весь дом опутывали современнейшие мультиплексные кабели, в стенах и потолках, куда ни сунься, – динамики «Долби» плюс джакузи, сауны и пять стандартных стилей оформления: колониальный, космополитический, ретро пятидесятых, токийский модерн и Ральф Лоран[78]. Приборы, коммуникации и детали обстановки квартир управлялись с центральной консоли, подключенной к мини-суперкомпьютеру в стенном шкафу. Консоль отвечала за все – от подключенных мониторов безопасности с веб-доступом и ирригационной системы для домашних растений до смены коллекции художественных полотен на жидкокристаллических дисплеях – высокое разрешение, видеорепродукции оригинальных работ мастеров, арендованы с повременной оплатой через «Майкрософт-Лувр». Распознавание внешности и биометрическая система считывания отпечатков пальцев избавляют жильцов от нелепых колец с ключами, вестибюль и коридоры патрулируются минимум полудюжиной охранников – опять же полная безопасность по пути в тренажерный зал, на гидромассаж или в обогреваемый бассейн на крыше. Архитекторы изгалялись как могли, изобретая многочисленные удобства «Святилища» и выдумывая, как бы интернет-богачам еще потратиться, консультировались с психологами, которые специализируются на ТСБ – текущем синдроме богача. И всего от двух с половиной лимонов за студию. «А вот интересно, – думал я, шагая по району, который через пару дней станет моим, – сколько нужно времени, чтоб эти развалины присоединились к городскому возрождению». Как ни поразительно, местные жители, очевидно, прогресса не желали. Когда строители начали рыть под «Святилище» котлован, протестовать явилась тысяча с лишним человек. Почему они сопротивлялись созданию, считай, районной дойной коровы? С таким зданием только растет стоимость окрестной собственности. «Тайм» писал, что активисты – в основном художники и сквоттеры – живут на родительские подачки или на пособие, а протестуют по всевозможным невнятным причинам – какое-то культурное разнообразие и угроза глобального капитализма. Наверняка в конечном итоге они лишь хотели через оставшиеся законы о контроле аренды сохранить в силе собственные расчудесные договоры. А если это просто семьи, которые опасаются, что их выкурят из их района, – ну, очень жалко. Но кто в здравом уме воспротивится городскому обновлению, что периодически охватывает Нью-Йорк еще с 1990-х? Местным жить стало безопаснее и гораздо комфортабельнее, уверял я себя. Те, кому не нравится или кто не может себе позволить жить тут, пусть переезжают в пригороды. Может, меня самого уже одолел ТСБ. В двух кварталах от «Святилища» протянулась длинная очередь бездомных с целыми тачками и магазинными тележками мусора. Как в старые времена, когда бродяги сдавали жестянки и бутылки и возле магазинов стояли в очередях за деньгами. Я добрался к началу очереди: гараж мусороуборочной службы. За компьютерными терминалами сидели пять муниципальных сотрудников в форме. Бездомные описывали свое добро в тележках. – Что они делают? – спросил я старуху с парой мешков одежды. – «Э-бмен»[79], – объяснила она. – Записываешь свои шмотки, в понедельник приходишь и смотришь, кто их купил. Видите? В этом все увязли. Все в игре. Я ее развиваю – и все поголовно в шоколаде. Никаких минусов. – Ну так для вас же это прогресс? – с надеждой спросил я. – На это прожить можно? – Хуй мне в рот[80] дороже выйдет! – загоготала она, распахнув беззубую пасть. Несколько парней и одна девчонка в оранжевых кепках и с флаерами в руках бродили вдоль очереди и с энтузиазмом агитировали за новые рабочие места на «последней миле» сетевой доставки. Бездомные в ответ равнодушно пожимали плечами. Людей с флаерами, зазывавших на работу последних городских безработных, это не смущало. Даже у неимущих есть шанс – во всяком случае, так я себе твердил. Сетевая Революция многих выкинула на обочину, это правда, но в то же время создала новые возможности. Впрочем, один бездомный, крупный негр в розовом кашне, не уверовал. – В чем проблема? – В голосе его мешались сарказм и откровенная злоба. – Закончились рабы для доставки фигни богатеям? – Присоединившись к «Последней Миле», – с широкой улыбкой возразила девушка, – вы сами – Ага, вот Я тихонько попятился от пробуждающейся толпы. Видимо, не всем охота заполучить делянку в интернет-будущем. – Чтоб мы продавали хлам – этого они больше не хотят, – вступил еще один. – Хотят, чтоб мы его – Да нет же, нет, – взмолилась девушка. – Это ведь шанс. Вы что, не понимаете? Я сама курьером начинала. – И глянь, девка, во что влипла, – крикнула старуха. – Впариваешь лабуду таким, как – Ты нас из очереди не вытуришь, – в перепалку вступил другой бездомный. – Я тут с восьми утра торчу. – Я пытаюсь помочь вам найти что-нибудь получше, – сердито всхлипнула девушка. Она и ее коллеги сгрудились вместе, а толпа постепенно смыкалась вокруг. – Слыхали, ага. – Негр прямо плевался словами. – У нас, леди, своя доля имеется. У нас организация. Покровители. Мы электронной коммерцией занимаемся, усекла? Мы коммерсанты, а не мулы. – И он принялся скандировать эту нелепую фразу, точно лозунг. Остальные вскоре присоединились: – Ком-мер-сан-ты, а не му-лы! Ком-мер-сан-ты, а не му-лы! – Сотрудники мусорной службы высыпали из гаража и закрыли оцинкованные ворота, отгородившись от суматохи. Эти люди вовсе не против Интернета. Они боятся потерять свою долю! Но если не они, кто же «Святилище». Вопли озлобленной толпы стихли, едва автоматические двери сомкнулись у меня за спиной. Мне кивнули два молодых швейцара – на вид сошли бы за фотомоделей. Один проводил меня к лифту и нажал кнопку. Я ждал, а юноша в кителе без воротника терпеливо стоял рядом. – Они еще довольно медленные, сэр, – сообщил он, аккуратно заправляя за ухо длинную черную прядь. – Мы работаем над программой. – Наверняка ходит в бруклинские клубы, о каких я слыхом не слыхивал. – Спасибо, – ответил я. – Нормально. Можете не ждать. – Ничего страшного, сэр. Может, парень чаевых хочет? Так странно, когда в моем распоряжении – целый человек. Который притом круче меня и лучше выглядит. Интересно, каково подчиняться своему сверстнику. – Ваш дизайнер ждет в квартире, мистер Коэн. – Спасибо, – сказал я, входя в лифт. – Откуда вы знаете, как меня зовут? – При сканировании на консоли появляется имя. Но через пару дней вас все будут узнавать. Я прижал руку к стеклянному скан-планшету, чтобы лифт понял, куда меня везти. Шестой. Не в эксклюзивной башне, где по одному блоку на этаж, зато в оригинальном здании. У моего блока – исторический дух, каковой отсутствовал в современной двадцатидвухэтажной пристройке. Я вышел и свернул направо в Западный блок – оттуда вид на закаты, поэтому он чуть дороже Восточного. Дверь была открыта. Мне нравилось, как щелкают мои ботинки по лакированной древесине[82]. Внутри – токийский модерн. Первый владелец выбрал. Судя по всему, он отменил ссуду, не успев въехать: его компания так и не вышла на биржу. «МиЛ» приобрел квартиру, передав ее мне всего за двенадцать тысяч в месяц, которые по налоговым соображениям вычитаются прямо из зарплаты. Треть с гаком моего дохода, но теперь многие тратят на аренду больше половины, а я уже предвкушал щедрые бонусы. Дизайнер стояла в кухне над громадным чертежом. Высокая азиатка лет сорока, в пастельном брючном костюме а ля 1970-е. – Похоже, все в порядке, – сообщила она, пожимая мне руку через большое кухонное окно. – Ну еще бы. – Я раскинул руки, чтобы она поняла: я не принимаю эту роскошь как должное. – Просто шикарно. – Я и не думал, что смогу себе такое позволить, когда уйду из «МиЛ». Но пока забавно. – Окна самоокрашиваются, – сказала она, переходя из кухни в сумрачную гостиную. Две стеклянные стены выходили на Нолиту, один из прошлых «новых», если верить «Таймс», районов. Будто над пропастью стоишь. – Но если хочется солнца, можно их отключить вот тут. Уединения не нарушите. – Она щелкнула крошечным выключателем у окна, и стекла превратились из серых в прозрачные. – Ух ты. – Я погладил плоскую подушку на ступеньках гостиной. – И диваны отличные. – Да, – отозвалась она. – Пожалуй, насчет ткани вы были правы. Весьма удачно. – На той неделе я возразил дизайнеру лишь однажды – настоял на обивке цвета авокадо, которую чистить легко, взамен стандартной белой. – Конечно, не вполне соответствует эстетике, но добавляет тепла. Не так потрясающе, зато мягче. – Да тут все до фига потрясающе. – Я невольно перешел на диалект ахов-охов. – Просто великолепно. Они тут неплохо подготовились. Я жуть как рад, что моя компания ухитрилась меня с черного хода протащить. – Я хотел, чтоб она поняла: я в этом мире чужой. – Ну то есть тут в основном те еще богачи живут. – Я рада, что вам нравится. – Ни на дюйм[83] не подалась. Видимо, ей удобнее считать меня клиентом, а не живым человеком. Но я был полон решимости убедить ее, что я из среды трудящихся профессионалов, как и она сама. – Ну вот те, которые в башне, – продолжал я. – Там же бог знает какие миллиардеры живут. – Мы с мужем на семнадцатом, – ровно ответила она. Вот вам и размывание классовых границ. Эта тетка на порядки богаче меня. Придется отползать. – Наверняка вы ее отлично оформили. Я бы с радостью как-нибудь посмотрел. – Мы же в конце концов соседи. – Хорошо. – Официально так. – Мне нужно будет свериться с графиком. – Клево. – Клево? – В столовой лежит руководство. – Она свернула чертежи и сунула их в алюминиевую трубку. – Там все написано про безопасность, как программировать ирригацию, свет, развлечения и сауну. – Благодарю. Буду читать по главе на ночь. Ноль эмоций. Я ведь понял уже: не надо с этой дамой шутить. – Если что, звоните вниз, вам помогут, – прибавила она. – Если с чем-то не справитесь. – Я в теме. – Требовалось защитить собственный интеллект. – Индустрия технологий. – Ну тогда у вас, наверное, проблем не будет, – ответила она, выходя в открытую дверь. – Всего доброго. Я подождал, пока она исчезнет из виду, и лишь затем вернулся в квартиру. Я хотел вступить туда обновленным, без привкуса этой встречи. Потрясающе. Что скажут предки? Слишком дорого, вот что они скажут. Деньги на ветер. Но дядя Моррис, наверное, будет в восторге – тут весь старый район под ногами. В бывшей аудитории иешивы поселился американский еврей третьего поколения. Бизнес-герой. Так вот оно, мое амплуа? Бизнес-герой? Чем я зарабатываю? Чем делюсь? Капиталом? Вот уж только не своим. Но я стану помогать достойным предприятиям получать капитал, выживать и расти. Я – фильтр. Судия. Лучше того: я прожектор, освещаю цели, что заслуживают внимания. Могу рулить будущим, советуя, куда направлять энергию настоящего. Более того – на мне ответственность за то, чтобы энтузиазм по поводу новых технологий не угас и предотвратил очередной обвал рынка – ну то есть «коррекцию». Обвалом это называть не полагается. Не обвал. Просто временный кризис веры. Размышления о работе без труда оправдывали тошнотворную роскошь апартаментов, которые общество сочло возможным мне даровать. Я направился во вторую спальню – для нее я выбрал оборудование домашнего офиса, к чему прилагалось автоматическое снижение налогов. Большинство выбрали офис лишь ради налоговой льготы и потом втайне реконструируют спальню. Это не для меня, с гордостью думал я, разглядывая встроенные книжные шкафы вишневого дерева. Я тут по-честному стану работать. Да я это все заслужил больше, чем любой обитатель «Святилища». Кого я пытался надуть? Я подпрыгнул, рухнул на кровать и вслух объявил: – Просто заебись. – Я выиграл – и по-крупному. Я высосу из этих людей все до последней капли, пока до них не доперло, что я понятия не имею, чем занимаюсь. И тут меня позвали: – Але? Кто-ньть дома? – Эй? – Я уже что-то не то натворил? В дверях стоял невысокий лысоватый человек под сорок, в разноцветном свитере. – Здрасьть. – Улыбка до ушей. – Дверь открыта. Хотел проверить, все тут нормалек или как. – Можно подумать, тут бывает не нормалек. – Ты меня понял, приятьль. – Он протянул руку: – Тео Майлз. Сосед. Из 6В. – Джейми Коэн. Послезавтра въезжаю. – Токийский модерн, у? – Тео говорил с чудовищным австралийским акцентом. – Интернет? – Тут во всех квартирах сеть. – Я грю – – А, ну да. Но стиль не я выбирал. – Наплюй. Че стыдиться. – Хочешь посмотреть? – Не-а, я видел ниже. И еще через два этажа. – Они что, все?… – Угумс. Токийский модерн – поплярное решение. – А подушки цвета авокадо у кого-нибудь есть? – Я насмешливо поднял брови. – Чего нет, того нет, – ухмыльнулся он. – Ты прям ренегат. Под свою дудку пляшешь. Мы оба расхохотались. Он тоже все насквозь видел. Такой же игрок. – Пшли, ральф-лорана покажу. – И Тео поманил меня за собой. – Ты уверен, что сейчас вовремя? – Пшли! – И он рванул по коридору. Я вошел следом к нему в квартиру – зеркальное отражение моей, только с деревенской плиткой вместо лакированного паркета, белыми окнами и большими пухлыми диванами в сумрачной гостиной. – Аж жуть, у? – Тео пихнул меня локтем в бок. – Да уж. – На псевдоантикварном[84] столе я засек кое-что интересное. Отрывной блокнот со словами «Стратегия «МойШвейцар.com» на обложке. – Твое? – Кимпания или блокнот? – То и другое. Оба. – Не привык я темнить с австралийскими троллями. – Значит, оба, – сказал он. – Блокнот из «Стэплз». Семь долларов сорок девять центов. Кимпания «МойШвейцар.com» токо что получила двадцать лимонов. Второй раунд. Поразительное совпадение. – Эта штука через веб двери открывает, так? – Приятно быть настолько в теме. – Не-не, – поправил Тео. – То «МойПривратник.com». А у нас – «МойШвейцар.com». Совсем другой прибамбас. – Правда? – Я не поверил, хоть и не показал. На вид – обычный бизнес-клон. – А как? – Подписку о неразглашении дашь? – Тео, мы соседи. И я в этом бизнесе не для того, чтоб людей наебывать. Кто знает, может, «МиЛ» этим заинтересуется. – Я ему не скажу, что «МиЛ» поддерживает конкурента. – Ну, по сути, – Тео глубоко вздохнул, готовясь изложить то, что излагал уже, наверное, тысячу раз. – Как ты сказал, «МойПривратник.com» – веб-ориентированный. Подключаешь камеру к компу, имеешь к ней доступ через веб. А «МойШвейцар.com» – следующее поколение. Беспроводной. Поставляем камеру и микрофон вместе со встроенным беспроводным модемом. Дома комп вообще не нужен. – Но на работе-то онлайн нужно сидеть? – Не-а. «МойШвейцар» бимкает наручным телефонам, карманному видаку, чему токо не бимкает. Звук, картинка, или то и другое. – Ох ты черт. – И бесплатно. – А откуда, позволь спросить, доходы? – РИ? – Я знаю, да. Матерное слово. – Прям скажем, два, и оба-два матерные. Осведомляться у технобизнесмена о движении капитала почти так же неприлично, как выспрашивать о движении кишечника. И против принципов динамической рыночной психологии[85], общей эмоциональной системы мер, в которой все мы – элементы. – Ну ты храбрый. Прикольно, – одобрил он. – Будем впаривать логи маркетинговым компаниям и системам сертификации. Можно сказать, бизнес бизнесу. Они много платят, чтоб узнать, как люди решения про безопасность принимают. Пчу доверяют кому-то. – Умно, – сказал я, раздумывая, взаправду ли это умно. – А система уже действует? – Ну как бы, – замялся Тео. – Фокус же не в этом, правильно? – Да, видимо. Фокус в том, что по сравнению с «МойШвейцар.com» проект Карлы – просто реликт ушедших эпох. Она меня разозлила, и я готов выебать ее по-настоящему. |
||
|