"Наследник Осени" - читать интересную книгу автора (Карвин Джайлс, Фэнсток Тодд)

ГЛАВА 5

– Да, я готова переспать с ним, – бросила Шара в лицо Брофи и прикусила губу, надеясь на положительную реакцию и не зная, какой она будет.

Брофи остановился как вкопанный, и следующим за ними пришлось обходить его. Не дождавшись ответа, Шара проглотила естественное разочарование, быстро повернулась и двинулась дальше.

Заседание Совета никак не начиналось, и собравшиеся уже нервничали – последний час они только и делали, что разгуливали бесцельно по Ночному рынку. Шара заметила Брофи в толпе, а разговор завязался уже сам собой.

Подружились они еще в детстве. Шара обожала Брофи, но ей не нравилось, что он как тень следует за Трентом. И вот результат – разбитая физиономия. Один дурак затеял игру, другой не смог отказаться.

Одинокий зов трубы, прозвучавший с крыши Зала Окон, известил об открытии Колеса, и сотни людей, горожан и чужестранцев, присоединились к процессии, потянувшейся от Ночного рынка к садам Совета. На вершину круглого плато, известного как Колесо Перемен Года, вела одна-единственная лестница с широкими, в десять футов, вытесанными из камня ступенями. Лестница шла вверх не прямо, а по спирали, совершая один полный оборот, и красота дизайна заключалась именно в ее неэффективности. Долгий подъем давал людям возможность обдумать все еще раз, может быть, поменять мнение и, оставив внизу обыденную жизнь, настроиться на другую, более возвышенную.

Брофи догнал Шару у подножия лестницы. Подниматься следовало чинно и важно. Поглядывая искоса на юношу, Шара корила себя за несдержанность, за то, что позволила себе обидеться. Брофи ведь еще так молод. Реальную жизнь представляет плохо. И все равно обида не уходила. Мнение друга всегда ценно, а у нее, кроме Брофи, других настоящих друзей, в общем-то, и не было.

– Так ты собираешься пройти ритуал? – спросил он. – С магистром Виктерисом?

– Да.

Он кивнул.

– Вот пройду и стану настоящей Зелани. – Она уже протянула лишний год, но рано или поздно решение нужно принимать – не оставаться же вечной ученицей.

– И потом уедешь?

– Не знаю. Все будет зависеть от Совета. Они решают, куда кого послать.

– Как было с Сирол и Пейтер?

Сирол и Пейтер стали первыми выпускниками огндариенской школы Зелани. Шара пришла вместе с ними и считалась самой способной, самой талантливой из всех, однако ж все еще ходила в учениках.

Десять месяцев назад Пейтер отправили в Кериф вместе с новым посланником. Сирол до сих пор оставалась в Свободном городе и служила при Горлиме, мастере Цитадели. Шара нередко видела ее, и каждый раз завидовала элегантным платьям Сирол и красивой серебряной цепи, которую та носила на поясе. Цепь украшал голубой камень, знак отличия Зелани. Знак, неизменно вызывавший уважение и почтение к тому, кто его носит.

Слухи о необыкновенных способностях Зелани распространились уже через оба океана. Мать магистра Виктериса воскресила из забытья секреты, утерянные с разрушением Эффтена. После ее смерти Виктерис перебрался в Свободный город, где и основал свою школу древнего искусства. Теперь кудесники рождались в Огндариене, и Шаре предстояло стать продолжательницей легендарной династии.

– И что потом? Ты уже знаешь, чем будешь заниматься?

– Перестань, Брофи. Не говори глупости.

– Тебе действительно придется?..

– Да. Если им это будет нужно.

Он нахмурился, что тоже не укрылось от нее.

– Подумай лучше, что я смогу увидеть. В каких местах смогу побывать. Если бы я не попала сюда, была бы сейчас женой какого-нибудь крестьянина, с орущими детками на руках и в поросячьем дерьме по колено. В лучшем случае.

Брофи посмотрел на Шару, и взгляд его, как это неизменно случалось, замер на ее груди, едва прикрытой тонкой, как паутинка, и почти прозрачной тканью синего платья, какие носили все ученицы Зелани.

– По крайней мере, на меня не будут постоянно пялиться, – добавила Шара.

Брофи смущенно отвел глаза и застенчиво улыбнулся. Шара рассмеялась и шутливо толкнула его в бок. Мальчик взрослеет. Наблюдать это было интересно, но и немного грустно.

Шара постоянно ловила обращенные на нее мужские взгляды и уже не обращала на них внимания. Привыкла. Так и должно быть. Они должны на нее смотреть. Этой цели служило и соблазнительное, с боковым разрезом платье. И все же иногда она мечтала об уединении. Может быть, именно в этом секрет пьянящей силы очарования. Тот, кого все замечают, обретает власть, но тот, кто остается незамеченным, сохраняет свободу, совершенно иной тип власти.

Брофи молчал. Он всегда становился таким серьезным, когда бывал здесь, как будто, проходя под аркой Зала Окон, добавлял себе лет пятьдесят. Оставив его в покое, Шара взглянула на город. Они поднимались по западному склону Колеса. Бухта кишела кораблями. Одни уходили, другие подтягивались к причалам. Холмы за бухтой ощетинились строительными лесами, напоминающими издали расползающиеся во все стороны побеги. В последние годы Огндариен все шире открывал ворота для чужестранцев. Облик его менялся – приезжие возводили дома и устремлялись на поиски новой судьбы.

Свободный город был красив во все времена года, но особенно осенью. Через несколько недель деревья сменят прежнее убранство и расцветут новыми красками, всевозможными оттенками золотого, оранжевого, красного. Шара выросла среди вечно голубовато-зеленых сосен Фарадана. Они тоже были по-своему красивы, но их красота оставалась неизменной круглый год. Ей больше нравился Огндариен с его волшебной сменой сезонов.

Она вдохнула полной грудью и медленно выдохнула. Дыхание – первые врата, основа всего.

Шара повернулась к другу, и он улыбнулся. На мгновение все преграды между ними исчезли. Она перестала быть будущей Зелани, а он сыном Перемен Года. Они будто вернулись в детство, в тот день, когда впервые встретились, купаясь в заливе.

– Я боюсь, Брофи.

В его глазах вспыхнула тревога.

– Виктериса?

Теплая волна благодарности окатила сердце. Как хорошо он ее знает и понимает. Какой он замечательный.

Она кивнула.

– Да. Есть кое-что… – Шара не договорила.

– Что?

Она огляделась. Слишком много вокруг посторонних. Не лучшее место для откровенного разговора.

– Знаешь, когда я сбежала из школы в одиннадцать лет… может быть, мне и не стоило возвращаться.

Он нахмурился.

– Еще не поздно. Сбежать можно и сейчас.

– Нет, – с чувством бросила она и уже спокойнее добавила: – Нет. Выбор сделан. Я проучилась девять лет и не собираюсь выбрасывать все, что приобрела.

Он кивнул и как будто снова надел маску серьезности, которую всегда носил в Зале Окон.

– Понимаю. Иногда ты просто делаешь то, что должен, хотя и сам не знаешь, зачем.

Подъем закончился. На вершине Колеса хватило места и для фонтанов, и для садов, и для укромных дорожек. Живые краски цветов, журчание неспешно текущей воды, птичьи голоса. В центре плато возвышался сияющий в послеполуденных лучах Зал Окон. Четыре высоченные арки из голубовато-белого мрамора поддерживали громадный куполообразный амфитеатр, стены и потолок которого складывались из нескольких акров узорчатого стекла, заключенного в изящную паутину медных решеток. Каждый раз, когда Шара видела перед собой этот невероятной красоты и великолепия коронный бриллиант Огндариена, к горлу подступал комок.

Почему в мире столь много уродливого и отвратительного, если люди способны создавать такую красоту? Откуда берутся страхи и сомнения, если рядом, стоит только повернуть голову, находишь примеры силы и мужества? Больше всего на свете Шара ненавидела бессмысленное уродство, презирала грязь и небрежение. И поэтому стремилась стать Зелани. Рожденная среди грязных, ничтожных людишек, прятавшихся от мира в жалких, вонючих лачугах, она твердо решила, что проживет свою жизнь иначе, вознесясь над всеми подобно Залу Окон, став символом несущей свет красоты.

Брофи осторожно тронул ее за плечо.

– Я знаю, у тебя все получится. Ты добьешься всего, чего хочешь. Ты же всегда всего добиваешься. Тебя ждет слава.

– Спасибо. – Она крепко сжала его руку и тут же, не сдержавшись, ткнула кулаком в живот.

Он молниеносно перехватил ее запястье. Пальцы у Брофи были теплые и твердые, как сталь.

– Будь осторожна, ладно? – С серьезным лицом он казался вдвое старше.

Ей вдруг вспомнился мужчина на Ночном рынке, тот, с плащом. В животе свернулся тугой узел. Она медленно выдохнула, и напряжение исчезло.

– Обязательно буду, – пообещала Шара и, привстав на цыпочки, чмокнула друга в щеку. – А ты тоже веди себя прилично. И не слушай все, что говорит Трент.

Чувствуя на себе его взгляд, она покинула процессию и присоединилась к другим Зелани, собравшимся у врат Весны. Ее место здесь, а Брофи – там, среди избранных.

Сегодня пришли почти все Зелани – около полсотни учеников в возрасте от десяти до восемнадцати лет. В амфитеатр они войдут последними. Самые младшие чувствовали себя неловко, едва ли не впервые облачившись в форму, но Шара знала – правила этикета они усвоят быстро. Робкие и боязливые в школе долго не задерживались.

Брофи приходил на заседания Совета, потому что ему это нравилось. Шара – потому что от нее это требовалось. Брат Креллис хотел, чтобы воспитанников школы видели как можно чаще. Рано или поздно всем им предстояло стать советниками при самых влиятельных, самых могущественных друзьях и союзниках Свободного города. Зелани были своего рода ценной валютой, мощным инструментом политики Огндариена. Пусть каждый смотрит, любуется, завидует и знает: это может принадлежать ему… но только если он сохранит верность Огндариену.

Шара заняла свое место рядом с Калебом, старшим из мужской половины школы, и, стряхнув с ноги сандалию, провела пальчиками по голой лодыжке юноши. Тот выжал из себя слабую улыбку, но головы не повернул, полностью сосредоточившись на дыхании. Ей доставляло удовольствие дразнить его – Калеб был на редкость милый, но уж очень серьезный и старательный.

Потерпев неудачу с Калебом, Шара обратила внимание на потянувшуюся к Залу толпу. Заглядывая людям в глаза, она пыталась угадать, что они чувствуют, представить, каково будет служить им. Какие они, когда остаются наедине с собой, в темноте? И как раздуть тот внутренний огонь, что есть почти в каждом, чтобы он горел ярче солнца?

Пульс убыстрился, и Шара инстинктивно ощутила приближение Креллиса. Люди почтительно пропускали брата Осени. Он не отличался красотой, не вьщелялся нарядом, но толпа раздавалась перед ним, как раздается волна, встречая береговой выступ. Черные волосы его были всклокочены, но лицо неизменно привлекало к себе всеобщее внимание.

Брат Осени не имел при себе Зелани. Поговаривали, что соответствующие обязанности исполняет Беландра, но Шара в это не верила. Креллис просто ждал подходящую выпускницу.

Хотя минуло немало лет, многие огндариенцы все еще неодобрительно относились к чужестранцу, сумевшему пройти испытание Каменным Сердцем и стать братом. Однако, вопреки мнению недоброжелателей, город процветал под его руководством. Креллис втрое увеличил армию. Порты при нем работали не только днем, но и ночью. Большинство тех, кто помнил, оплакивали пропавших братьев, отправившихся далеко на север с тайной и священной миссией. Брофи не знал их, но ощущал отсутствие отца как глубокую и незаживающую рану.

Креллис подошел ближе, и Шара с удивлением обнаружила, что он не один, что рядом с братом Осени вышагивает сгорбленный старичок с напудренным белым лицом и длинными завитыми черными волосами, безошибочно указывающими на его принадлежность к правящему кругу далекой Западной империи. Рядом с братом Осени старичок казался едва ли не карликом, поскольку не доставал ему и до плеча. При этом чужеземец цепко, как малыш за юбку матери, держался за рубашку Креллиса. В Огоггиме – Шаре рассказывали об этом наставники – каждому полагается держаться за рукав вышестоящего. Ей приходилось слышать о целых процессиях, разгуливающих по Опаловому дворцу в строгом соответствии с установленным иерархическим порядком.

В данном случае за ветхим старичком следовала миниатюрная женщина с таким же напудренным белым личиком и черными волосами. Она держалась за своего поводыря точно так же, как он держался за Креллиса. Женщине могло быть и пятнадцать, и пятьдесят – белая маска скрывала возраст, к тому же она почти не отрывала глаз от земли.

Если Креллис и чувствовал себя не в своей тарелке, возглавляя шествие похожих на кукол чужестранцев, то никакого видимого неудовольствия странным обычаем он не выказывал и держался, как всегда, с невозмутимым достоинством.

Случившееся затем застало Шару врасплох. Креллис покинул ряды процессии и подвел гостей прямо к ней. Она приветствовала его низким, как и полагается в официальной обстановке, реверансом.

– Отец Льюлем, это Шара.

Девушка снова поклонилась, но уже не так низко.

– Она учится в школе Зелани, о которой я вам рассказывал.

– Дочь моего сердца, какая радость снова встретить тебя в первый раз.

Глаза старичка задорно блеснули, и Шара мгновенно прониклась к нему симпатией. Людей почтенного возраста с улыбкой ребенка встречаешь не часто.

– Отец моего сердца, – ответила она, не без труда вспомнив подобающую форму обращения – уроки этикета остались в далеком прошлом. – Я всегда вспоминаю вас с нежностью и теплом, хотя и вижу ваше лицо впервые.

– Мне бы хотелось попросить тебя быть провожатой отца Льюлема до конца вечера. У меня, к сожалению, есть и другие обязанности, – сказал Креллис.

– Почту за честь, – без всякого жеманства ответила Шара. Никогда прежде Креллис с ней не заговаривал, но при этом, очевидно, знал, что она выпускница. Такое внимание брата Осени наводило на определенные мысли.

Отец Льюлем разжал пальцы, разгладил невидимые морщинки на рукаве, за который только что держался, и убрал руку в складки своего платья.

Креллис наклонился к уху Шары.

– Держись за рукав его жены и не отпускай, пока она сама тебя не отпустит.

Девушка взглянула на миниатюрную женщину, застывшую в шаге от мужа. Маленькая, робкая, она напоминала напроказившего и получившего нагоняй ребенка. Как только Креллис отвернулся, Шара ловко обогнула посланника и уцепилась двумя пальцами за рукав платья его супруги. Она еще успела взглянуть на Калеба, который ободряюще улыбнулся в ответ.

– Желаете присоединиться к процессии? – неуверенно осведомилась Шара.

Старичок расцвел улыбкой и с энтузиазмом ребенка захлопал в ладоши.

– Да, да, давайте посмотрим, как управляется этот «свободный» город.

Пропустив супругов вперед, она последовала за ними по дорожке. Совет проводился в первый день осени, а потому для входа были открыты врата Осени, расположенные на дальней стороне Колеса.

– В Середине мира, откуда я прибыл, – начал посланник, – император провозглашает, а далее все происходит, как он сказал. Его вечная мудрость наделен властью Ога, и за пять тысяч лет он еще ни разу не ошибся. Таков высший порядок жизни, но мне интересно узнать, какому порядку следуете вы.

На языке у нее уже вертелся подходящий ответ, но Шара решила больше полагаться на веселый огонек в глазах старичка, чем на помпезность обязательных фраз.

– Жизнь была бы проще, будь и у нас император. Должна признаться, мы, огндариенцы, постоянно ошибаемся.

Льюлем захихикал, как девчонка, и снова захлопал в ладоши.

– Ах, эта примитивность Востока! Очарование варварства.

Шара улыбнулась в ответ – теперь она уже не сомневалась, что они нашли общий язык.

– Пожалуйста, расскажи мне о вашем городе. Многое мне, конечно, известно, но я бы хотел услышать всю историю из уст моей очаровательной дочери.

К такому повороту событий Шара была готова.

– Чтобы объяснить, что такое Огндариен, мне придется вернуться к началу. К возведению стен приступили менее двухсот пятидесяти лет назад. Наш город – относительно молодой, но по-настоящему уникальный. Заложившие его основы четыре семьи положили на общий стол самые разнообразные таланты. Гельдары обосновались на берегах бухты много столетий назад, задолго до того, как мечта о Свободном городе впервые посетила Донована Моргеона. Гельдары занимались рыболовством, разводили скот, добывали мрамор и отправляли каменные блоки на запад и восток. Они первыми поверили в пророческие видения Донована и составили большую часть тех, чьими руками строился город. Впоследствии именно Гельдары дали начало Дому Лета. Их потомки и поныне составляют большую часть населения.

Огромный, сияющий в лучах солнца купол притягивал взгляд. Каждый раз, приходя сюда, Шара испытывала чувство восхищения и гордости. Она протянула руку, указывая на картину, изображающую скульптурные башенки и зеленое побережье Эффтена – обреченную на гибель родину отцов-основателей Огндариена.

– Моргеоны бежали из Эффтена после падения города Магов. Уцелеть, как вам известно, удалось немногим. Обстоятельства вынудили эту семью ученых обратиться к торговле. Два поколения сменилось, прежде чем после долгих скитаний по двум океанам Донован Моргеон, стоявший у руля первого торгового корабля, посетил землю Гельдаров. Здесь он прожил сорок лет, мечтая построить Огндариен.

Моргеон думал о дороге через горы, чтобы перевозить грузы на телегах. Идея эта, однако, не находила воплощения, пока он не познакомился с прославленным мастером Коэльо. Моргеоны основали Дом Зимы. В Огндариене они ведут торговлю и занимаются науками.

Коэльо был выдающимся архитектором, посвятившим всю жизнь строительству знаменитой водопроводной системы Гильдхельда. Донован разыскал мастера во время посещения Летних морей. Идея Моргеона разожгла воображение усталого старика, и следующий год они провели вместе. Шлюзы, ветряные мельницы, Водная стена – это все идеи Коэльо. Преклонный возраст не позволял ему путешествовать, и старик умер задолго до начала строительства, но именно его гений позволил воплотить мечту Донована в жизнь. Жена и дети Коэльо довели начатые им планы до совершенства. Его потомки создали Дом Весны и в их ведении находятся шлюзы и водопроводные системы Огндариена.

Шара улыбнулась.

– У нас говорят, что мастер Коэльо живет в камне стен и в водах каналов.

– Уверен, что так оно и есть, – подхватил Льюлем. – Духи умерших пребывают с нами вечно, в тени пещеры Ога.

Шара изобразила знак уважения, как их учили в школе, и продолжила рассказ:

– Одного лишь плана для осуществления мечты было недостаточно. Чтобы приступить к проекту, требовались деньги или военная мощь. Какой смысл строить город, если он не способен себя защитить. Донован переезжал из королевства в королевство, пересекал океаны и моря в поисках золота и солдат, но его идеи представлялись слишком радикальными и в них никто не верил.

– Он побывал и в Опаловом дворце, – вставил Льюлем. – Император благоразумно отказал ему в просьбе.

Шара так и не поняла, говорит старичок серьезно или иронизирует. Похоже, чувство юмора позволяло посланнику посмеяться над тем, кто называл себя воплощением Бога на земле, но лицо его оставалось непроницаемым. Она ограничилась тем, что почтительно кивнула.

– В конце концов Донован обратился к Жакулину Хитрому, печально знаменитому предводителю наемников, называвших себя «разящими молниями». Жакулин разбогател – и покрыл свое имя позором – во время гражданских войн между Верхним и Нижним Керифом, когда он несколько раз менял хозяев, переходя на сторону того, кто обещал большее вознаграждение. И все же Донован поверил человеку с репутацией предателя, заявившему, что он устал от войны. Жакулин хотел жениться, осесть и спокойно проживать нажитое, но у него были определенные обязательства перед своими солдатами. Их ненавидели и презирали на берегах обоих океанов, и ни одно королевство не соглашалось их принять.

– Император тоже отказал этому человеку. Так что без мудрости Огоггима ваш прекрасный город, возможно, и не был бы построен,– заметил Льюлем.

– Нисколько не сомневаюсь, что и мир перестал бы крутиться, если бы император не удерживал столь искусно его ось.

Посланник захихикал и всплеснул руками.

– Хорошо сказано, дочь моя. Хорошо сказано. А теперь, пожалуйста, продолжай.

Процессия уже миновала украшенную золотистыми и красными листьями арку врат Осени и вступила в Зал Окон. Люди рассаживались по периметру огромного амфитеатра. Устремленный ввысь купол изнутри выглядел еще красивее, чем снаружи. Стекло было уложено таким образом, что разные его части по-разному отражали свет в зависимости от времени года. Осенью преобладали золотистый и красный цвета. Зимой Зал наполнялся голубым и серебристым. Весна приносила ярко-желтый и бледно-зеленый. Летом же купол переливался всеми цветами радуги.

Больше всего Шара любила бывать здесь ночью, при лунном свете, когда огромное помещение повисало в темно-синей тени, будто опускалось глубоко под воду.

В середине Зала был выложен круг из бело-голубого мрамора с расставленными на нем восемью каменными сиденьями, а в середине круга темнело отверстие, уходившее к Каменному Сердцу Огндариена, священной палате, где соискатели места в Совете проходили испытание.

Шара знала – однажды туда спустится и Брофи. Спустится и, может быть, не вернется. Она вздохнула.

– Жакулин мог бы завоевать какой-нибудь городок и управлять им силой оружия, но, потратив жизнь на уничтожение, он хотел теперь хоть что-то создать. Донован поверил человеку, которому не верил уже никто, и неожиданно для себя получил вдруг и золото, и армию, и лучшего друга. У Жакулина было четырнадцать жен и сорок детей, а умер он в шестьдесят пять лет с мечом в руке, защищая Огндариен от третьего из многих вторжений. Его отпрыски составили Дом Осени и взяли на себя обязанности по сбору налогов и обороне города.

– Четырнадцать жен? – восхищенно повторил Льюлем.– у меня было только четыре… пока.

Старик искоса взглянул на Шару. Краешек напудренных губ едва заметно дрогнул.

Девушка невольно улыбнулась. Гость из далекой империи определенно пришелся ей по вкусу.

– На постройку акведука, каналов и шлюзов ушло семьдесят пять лет. Доновану Моргеону исполнилось сто тридцать четыре года, когда его перенесли на корабль, совершивший первый переход из Великого океана в Летнее море. Согласно легенде, он умер с улыбкой на лице в момент отплытия.

– Прекрасная история. – Посланник восторженно зааплодировал. – Типично восточная, но тем не менее прекрасная.

– Не все в нашей истории было так же прекрасно. Вот почему городом правят братья и сестры Перемен Года.

– Восемь человек для управления одним городом. На мой взгляд, то же самое, что жена при восьми мужьях.

Шара взглянула на супругу посланника. За все время женщина не только не произнесла ни слова, но и ни разу не подняла глаз. Интересно, как эти двое ведут себя, когда остаются наедине, в постели?

Огромная аудитория притихла, когда через украшенные цветами врата Весны прошла высокая седовласая женщина в зеленом платье.

– Это Джайден, сестра Весны, – шепнула Шара, наклоняясь к старичку. – Факел в ее руке символизирует пропавшего без вести брата Весны.

Джайден разменяла девятый десяток и на встречах Совета частенько засыпала, но знающие люди поговаривали, что ее дряхлость наполовину притворство. Старуха не только сохранила зубы, но и не боялась пускать их в ход.

Вторая женщина с факелом вошла в амфитеатр через вечнозеленые врата Лета. Светловолосая, довольно полная, около пятидесяти. Скромное золотисто-желтое платье. Широкая улыбка придавала ей несколько глуповатый вид.

– Хезел, сестра Лета, – прокомментировала Шара. Следующими были Беландра и Креллис, вошедшие рука об руку через врата Осени. Эта пара неизменно привлекала к себе всеобщее внимание. Брат Осени казался великаном рядом с изящной зеленоглазой красавицей, но именно к ней устремились взгляды собравшихся. От ее красоты захватывало дух. Рыжие волосы как будто горели под лучами солнца.

– Женщина рядом с Креллисом – Беландра, сестра Осени.

– Солнце, должно быть, завидует ее красоте, – заметил Льюлем.

Шара ощутила укол ревности, но избавилась от нее легким выдохом.

– Самая молодая женщина из всех, что прошли испытание Каменным Сердцем. Красота – наименьшая из ее добродетелей.

Проходя мимо, Беландра заметила Шару и едва заметно улыбнулась девушке. Тетя Брофи была женщиной редкой доброты. Много лет назад, когда Шара убежала из школы Зелани, а Брофи и Трент привели ее домой, Беландра приняла беглянку без всяких расспросов. Сначала Шара думала, что провела их, выдав себя за заблудившуюся сироту. Сестра Осени поверила ей на слово и ничего не сказала. Позднее выяснилось, что женщина знала все, но давала девочке время подумать и принять собственное решение. Когда же Шара в конце концов призналась в содеянном, Беландра кивнула, не выразив удивления и не высказав порицания, и задала один-единственный вопрос:

– Что же ты собираешься делать теперь?

Шара предпочла вернуться в школу и закончить обучение. Знала ли Беландра заранее, каким будет выбор беглянки? И что бы она сделала, если бы Шара решила оставить школу? Ответа на эти вопросы не было.

Провожаемая почтительными взглядами, пара заняла места за двумя каменными сиденьями.

Последней вошла женщина с темно-каштановыми, подстриженными коротко, как у мужчины, волосами. Болезненно худое, с резкими, грубоватыми чертами лицо делало ее наименее привлекательной из всех четырех сестер.

– Валлия, сестра Зимы, – тихонько сказала Шара. – Как только они займут свои места, брат и сестра Осени преподнесут остальным дар.

Отец Льюлем постучал себя по плечу, и его молчаливая супруга тут же выпустила рукав. Посланник повернулся к Шаре и слегка склонил голову.

– Дочь моего сердца, Креллис пожелал представить меня членам вашего Совета. Пожалуйста, составь компанию моей супруге.

– Конечно.

Посланник неспешно направился к мраморному кругу. Шара осталась с его женой, не вполне уверенная, что делать в такой ситуации: держать ее за рукав или отпустить?

– Извините, я не знаю вашего имени…

Робкая молчунья вдруг повернулась и схватила Шару за лиф платья. Маленькие, но цепкие пальцы ущипнули ее за сосок.

– Слушай меня, грязная подстилка, – прошипела гостья, сверля Шару злобными глазками. – Я буду его последней женой.

Шара едва удержалась, чтобы не съездить ей кулаком по носу. Годом раньше она бы, наверно, так и сделала, но курс подготовки не прошел зря. Шара понимала, что не может позволить себе устроить сцену на глазах у всех.

– Так что не крутись возле него, как сучка в течку, – продолжала четвертая супруга Льюлема. – Я вашего восточного колдовства не боюсь. И какую б магию ты под юбкой ни прятала, меня не испугаешь. Только тронь моего мужа – придушу во сне.

Шара сделала два глубоких, ровных вдоха. Выдохнула боль и злость, преобразовав их в силу. И когда открыла глаза, чужестранка быстро отступила и убрала руку.

– Вы неверно меня поняли, госпожа, – сказала она, выбирая слова из кипящего внутри огненного водоворота. – Если бы меня приставили к Льюлему как Зелани, вы, может быть, и потеряли бы часть его внимания, но зато приобрели нечто несравненно большее. Я бы научила вашего супруга дарить вам такое наслаждение, о котором вы и не мечтали. И он сам получал бы от вас вдесятеро больше того, что способен принять обычный мужчина. Вы лишились бы супруга, которого знаете, но получили бы истинного повелителя. Не растрачивайте на меня свои угрозы, мать. Возможно, я – ваш величайший шанс.

Жена посланника попятилась и оступилась. Шара схватила ее за руку и помогла не упасть. Потом осторожно взялась двумя пальцами за рукав.

– Посмотрите, мать, Совет вот-вот начнется.

Часом позже, разобравшись с текущими вопросами, Совет объявил короткий перерыв до начала новых обсуждений.

Шара вежливо направила жену посланника к выходу, туда, где стояли столики с закусками и прохладительными напитками. Чужестранка послушно засеменила в указанном направлении. Энергия переполняла девушку, щеки горели румянцем, и Шара знала – на нее все обращают внимание. Мужчины и женщины. Она ощущала их желание как сотни ниточек, за которые могла дергать как ей заблагорассудится.

Под высокой сливой оживленно беседовали о чем-то Креллис и молодой, высокий и худощавый мужчина в серебристой жилетке и с черными как уголь волосами. Шара вспомнила его лицо, но имя ускользнуло из памяти. Определенно кровник. И зовут его…

Селидон.

Теперь она вспомнила. Третий сын отсутствующего брата Зимы. Два его старших брата отправились пару лет назад на поиски отца и других братьев, да так и не вернулись.

Заметив на другой стороне лужайки отца Льюлема, Шара легонько подтолкнула его супругу. Она держалась за ее рукав уже полтора часа, и плечо начало уставать от напряжения. Увидев неразлучную пару, посланник моментально пробился к ним через толпу. Ревнивая молчунья тут же вцепилась в мужа. Шара любезно улыбнулась.

– Что вы теперь думаете, отец, о нашем Совете?

– Мне очень все понравилось.

Она вовсе не собиралась удовлетворяться общими словами.

– Нет, нет, пожалуйста, скажите, что вы на самом деле думаете. Будьте по-варварски откровенны.

Старик дважды хлопнул в ладоши.

– Такое широкое обсуждение – прекрасная вещь, но, на мой взгляд, оно излишне открыто. Как если бы дочь моего сердца подняла юбку и пригласила всех к публичным дебатам. Я не смутил тебя?

Она рассмеялась.

– Вовсе нет. Мы ценим искренность.

– Понимаю. Но, пожалуйста, дитя, продолжай рассказ.

Она кивнула.

– Мне осталось лишь завершить повесть. Вскоре после того, как Огндариен укрылся за крепостными стенами, между правящими семьями начались раздоры. Делили, как всегда, богатство и власть. Во избежание междоусобной брани дети рассорившихся кланов заперли родителей в пещере под этим самым Залом и заявили, что выпустят их только после того, как старшее поколение разрешит все противоречия. Родители отказались пойти на примирение и остались в заточении. – Шара вздохнула. – Видите ли, мы считаем, что управление есть долг, обязанность, но не привилегия. Только тот, кто умеет работать с другими людьми, может быть допущен к власти и управлению этими другими.

Льюлем деликатно откашлялся.

– Какой трагический эпизод.

Шара вдруг почувствовала, что теряет контроль над ситуацией. Что случилось? Уж не оскорбила ли она ненароком посланника? Представителю культуры, основанной на строгой иерархии, история могла показаться кощунственной, но если человек действительно хочет понять Огндариен, он должен знать, какая трагедия определила судьбы города.

Отец Льюлем покачал головой.

– Я уже слышал и о пещере, и о Камне в ней. Правда ли, что он часть наследия Эффтена и обладает ужасной силой?

– От уничтожения его спасла семья Донована Моргеона, бежавшая из Эффтена перед катастрофой. Они и привезли камень сюда, когда город еще только строился. Ужасным его никто, насколько я знаю, не называл, но наверняка знают только братья и сестры.

Полудетская улыбка слетела с лица посланника, и оно как-то сразу постарело.

– Я обидела вас, отец?

– Нет, дитя. Благодарю за гостеприимство.

Он повернулся и пошел прочь. Жена последовала за ним, и Шара разжала, наконец, пальцы, выпустив ее рукав.

Труба возвестила о возобновлении заседания, и Шара вернулась на восточную сторону, где расположились Зелани. Калеб вопросительно поднял бровь – она не ответила. Что-то случилось, но что? Откуда взялось это ощущение страшной, непростительной оплошности?

Сосредоточившись на дыхании, Шара смотрела на дыру над Камнем – впервые в жизни с неясным страхом.

Братья и сестры вернулись на свои места. Когда Зал заполнился, и наступила тишина, Креллис объявил, что желающие могут сделать заявления. Несколько человек выступили вперед, но брат Осени остановил взгляд на молодом человеке в серебристой жилетке.

Селидон пробился через толпу и остановился перед Советом.

– Что у тебя сегодня? – спросил Креллис.

Прежде чем ответить, молодой человек глубоко вздохнул и нерешительно огляделся.

– С вашего позволения, – начал он. Присутствующим пришлось напрячься, чтобы расслышать сухие слова ритуального обращения. – Я готов разделить свою кровь с кровью Огндариена. Я готов принять его беды как собственные, его радость как свой долг. Я готов посвятить жизнь вечному служению Свободному Городу.

Хезел закрыла глаза и закивала. Седоволосая Джайден поднялась, сжав пальцы в кулак. У Валлии задергалась левая бровь. Беландра, как всегда сосредоточенная и внимательная, сохраняла хладнокровие.

– Братья и сестры Совета, – продолжал Селидон. – Я желаю пройти испытание Каменным Сердцем и принять отцовское наследие как брат Зимы.

Легким усилием воли Шара раздвинула горизонт проникновения, заглянула в самую глубину глаз Селидона и не увидела там ничего, кроме страха.