"Жемчуг Лутры" - читать интересную книгу автора (Джейкс Брайан)

ГЛАВА 5

Обитатели Рэдволла направились по лесной тропе на север от аббатства. Возглавлял экспедицию Мартин-воин, вооруженный древним мечом, принадлежавшим некогда самому Мартину Воителю Первому, одному из первых строителей аббатства. Ему же принадлежит свод заповедей. Дух его по сию пору наведывался в Рэдволл, помогая его обитателям мудрым советом. А потом в течение многих и многих поколений меч был в руках врагов, пока его не обрел вновь Маттиас, прадед нынешнего Мартина.

Безмолвные как тени скользили по ночному лесу рэдволльцы. Опытные путешественники, они прекрасно знали, что скорость в сочетании со скрытностью — вот залог безопасности в лесу. Луны на небе не было, но Мартин, прекрасный следопыт, вел свой отряд самым кратким и надежным путем, огибая буреломы и не выходя из глубокой мглы у самых стволов деревьев. Вскоре перед ними возвышалось нагромождение плит слоистого песчаника.

Мартин жестом приказал всем оставаться на опушке и, позвав с собой Вальджера и Кротоначальника, направился к камням, обнажив меч. Крот и выдра следовали за воином, держа в руках лампу и веревку. Дождь кончился, и южный ветер стремительно подсушивал промокший лес. Мартин взобрался на ближайший камень, подождал, пока его спутники разожгут лампу, и стал внимательно осматривать все трещины и ямы. Время от времени приходилось опускать лампу, привязанную к веревке, в наиболее глубокие и темные трещины. Неожиданно, где-то на полпути к самому высокому камню, Мартин услышал какое-то шуршание, недовольный вздох и, обернувшись, увидел, что Кротоначальник, шедший позади, исчез.

— Хур-р-р! — донеслось из ближайшей расщелины. В яму тотчас же опустили лампу, и Вальджер поинтересовался:

— Эй, ты там как, не поранился?

Недовольно потирая ушибленный затылок, Кротоначальник пробурчал:

— Чего там… хур-хур… Я тут, кажись, нашел этот ваш… скелет… Хур-р-р!

Мартин ловко спрыгнул в яму и поспешил получше осветить белевшие в свете лампы кости, торчавшие из груды лохмотьев.

Вальджер присмотрелся к черепу и с сожалением в голосе произнес:

— Бедняга. Представить только: помирать здесь одному, без надежды на помощь.

Мартин тем временем наклонился над останками и вынул какой-то предмет из кучки костей, бывшей некогда правой передней лапой этого зверя.

— Посмотрим-посмотрим, — пробормотал Мартин, — не эта ли штуковина привела тебя сюда, к такой смерти.

Едва слышимый свист, донесшийся с опушки, заставил выдру распластаться на камнях.

— Эй, тихо там, и прикройте лампу, — негромко, но требовательно произнес он. — Похоже, у нас гости.

Мартин проворно сбросил плащ и отдал его кроту.

— Накрой лампу, но не гаси ее, — распорядился он. — Эй, Вальджер! Придержи там веревку.

С помощью друга Мартин мгновенно выкарабкался из расщелины и, приказав тому оставаться на камнях, особо не высовываясь на всякий случай, поспешил к друзьям, оставшимся на опушке.

Старик летописец Ролло чуть не взвизгнул, когда Мартин-воин бесшумно вырос перед ним как из-под земли.

— Не пугай ты меня так! — буркнул он недовольно. Аббат подозвал Мартина:

— Вон там, в той стороне: я сначала услышал какие-то голоса. Еще думаю — показалось. А потом смотрю — нет, идут двое, ну, две такие светлые тени. Да вон они, видишь?

На фоне ночного леса действительно выделялись два силуэта.

Мартин наклонился к Хиггли Пеньку и сказал ему на ухо:

— Бери свою кочергу и иди за мной.

Прикинув, куда направляются незнакомцы, Мартин и Хиггли вышли им наперерез, пользуясь тем, что лес был лучше знаком им, чем чужестранцам. Хиггли с полуслова понял замысел воина: они встали по обе стороны узенькой тропинки, спрятавшись — один за вязом, а второй — между корнями огромного бука. Кочерга была положена поперек тропинки, и друзья крепко взялись каждый за один ее конец.

— По моему сигналу — резко приподнимаем кочергу, — распорядился Мартин.

Друзья затаились, прислушиваясь к голосам незнакомцев, становившимся все ближе и ближе.

— Нет на свете ничего темнее темноты, как говаривала, бывало, моя старая матушка.

— Да неужели?! Мудрое наблюдение. А я-то думал, что она у тебя света белого от тьмы кромешной не отличила бы. Ой!

Мартин и Хиггли Пенек подняли кочергу как раз вовремя: незнакомец не успел ничего заметить и, сделав очередной шаг, споткнувшись, растянулся на земле прямо перед ними.

Тут Мартин увидел, что второй незнакомец — какая-то птица. Схватив плащ Хиггли, он набросил его на чужака и постарался придавить того к земле. Сам же Хиггли, как и остальные рэдволльцы, накинулся на упавшего зверя, тоже пытаясь скрутить и обезвредить незнакомца, что оказалось не так-то легко — тот отчаянно сопротивлялся, орал и весьма умело пинался задними лапами.

— Ребята, засада! Отряд, тревога! Маме передайте, что ее сын погиб в бою как герой!

Топтавшаяся под плащом птица умудрилась садануть повисшего на ней Мартина головой о дерево, вынудив того на миг ослабить хватку. Одновременно до мыши-воина донесся голос второго незнакомца, и Мартин побежал к своим, крича на ходу:

— Отставить! Успокойтесь и отпустите его! Это же заяц!

Заяц же, расшвырявший к тому времени большую часть нападавших, встал наконец на ноги и с негодующим видом начал отряхиваться, приговаривая:

— Ну и дела! Заяц я, оказывается! А кто ж я еще такой, по-вашему, а? Что — головастик длинноногий, решивший прогуляться ясным солнечным деньком вокруг родной лужи?

Прошмыгнув мимо Мартина, он освободил своего спутника, который оказался большой амбарной совой, взъерошенной и недовольно моргающей. Заяц встал в боевую стойку и бесстрашно бросил вызов нападавшим:

— Жалкие трусы! Бесчестные разбойники! Ишь чем промышлять надумали: нападать целой толпой на мирных путников! Ну да не на тех напали, ясно? Я вам сейчас покажу! Защищайтесь, если это вам поможет. Я вам сейчас преподнесу пару уроков древнего и благородного боевого искусства. Ну, подходи, кому жить надоело!

Комично пританцовывая, заяц свирепо топорщил усы и при этом убедительно наносил показательные удары лапами в воздух, то и дело приседая и деловито уворачиваясь от ударов воображаемого противника.

— Что встали на месте, гнусные, трусливые животные? Боитесь? Слышишь, ты, набивка для матраса, бери на себя вон тех шестерых, а я уж с этой дюжиной управлюсь!

Не переставая прыгать и размахивать лапами, заяц так увлекся, что не заметил, как ткнулся носом в толстенную ветку, свисавшую над тропинкой. Он тотчас же с преувеличенной готовностью рухнул на землю, словно получив настоящий нокдаун, и, раскинув пошире лапы, стал театрально обращаться к несуществующему судье поединка:

— Вы видели? Чертовски нечестная игра! Мерзкое жульничество! Коварнейший удар и абсолютно не по правилам! Невиданная беспринципность, вычесть десять очков! Вы слышите? Я требую десять очков — не меньше!

Тут заяц сделал паузу и посмотрел на своего товарища, который, все так же моргая, сосредоточенно приводил в порядок помятые перья.

— Да, помощи от тебя не дождешься!.. — сокрушенно взвыл заяц Слышишь, ты, перина на просушке, не стой как вкопанный! Что вылупился, как жаба, у которой зубы болят? Давай, давай, помоги мне расправиться с этими разбойниками.

Прикладывая все усилия, чтобы не рассмеяться, Мартин протянул зайцу лапу дружбы.

— Приношу свои извинения, — сказал он, — вам и вашему другу. Мы с друзьями подумали, что как раз вы и есть разбойники или какие-то еще злоумышленники. Но вы же не станете отрицать, что бдительность в лесу лишней не бывает и мы не преступили границ разумной и необходимой обороны.

Заяц с готовностью сменил гнев на милость. С достоинством пожав протянутую ему Мартином лапу, он по-цокал и поклонился остальным рэдволльцам:

— Мир, говорите? А я с самого начала так и думал. Просто проверить вас решил, вот. А теперь позвольте представиться: меня зовут Звездохват Лепус (это значит «заяц» по научному) Горный, с далеких Северных гор (что на севере, как, надеюсь, вы понимаете). Впрочем, друзьям дозволяется называть меня кратко, по-приятельски: просто Хват. Того же, кто некогда, вплоть до этого мига, был моим единственным спутником на этой дороге, можете величать Снопом. Запомнить нетрудно: Хват и Сноп. Как вы, вполне вероятно, заметили, Сноп — сова, хотя и не принадлежит, увы, к тем мудрым птицам, бестолочь преизрядная, скажу я вам.

Сноп всей честной компании поморгал огромными глазами, поклонился и сообщил:

— А, куда тут: рад познакомиться, почтенные господа. Мне очень, очень приятно, вот.

Хват закатил глаза и в отчаянии покачал головой.

— Ой, я больше не могу! — взвыл заяц. — От него гораздо меньше вреда, когда он молчит. Ой, а это что такое? Смотрите: толстая-толстая мышь-на-костре идет сюда!

Кротоначальник и выдра Вальджер присоединились к компании; крот при этом не стал гасить лампу. Он приветственно сморщил нос и обратился к зайцу:

— Хур-хур, ну вы, любезный, и шутник! Никаких, это, горрящих мышей тут нет, а есть только кр-р-рот с лампой.

В общем, здравый смысл и добрые чувства восторжествовали, и, не тая обид друг на друга, вся компания направилась в аббатство.

По пути аббат Дьюррал подобрал корзину Пижмы. Просматривая на ходу ее содержимое, он бормотал:

— Все нашла, что просили, все нужные травки, даже немного свежей зимолюбки! Какая она все-таки молодец, наша Пижмочка, сама прилежность! И как жаль, что ее так напугал этот скелет! Кстати, Мартин, вы что-нибудь успели там выяснить про эти кости?

Мышь-воин поплотнее закутался в плащ и сказал:

— Не слишком-то много мы узнали. Ну, понятно, что при жизни этот бедняга был горностаем и, похоже, пиратом, судя по лохмотьям. Но странное дело, в лапе он сжимал ложку Фермальды. Получается, что этот горностай побывал в нашем аббатстве!

Старая ложка была аккуратно вырезана из подходяще изогнутой ветки крушинного куста. Мартин передал ее аббату, который тоже сразу узнал знакомую вещь.

— Точно-точно, эту ложку и вправду носила при себе старая Фермальда. А, понял! Бедняга, на кости которого мы наткнулись, — Седоглуп, горностай, который появился у нас две осени назад.

Мартин озадаченно почесал подбородок:

— Две осени назад? А почему тогда я его не видел?

— Действительно — почему? А, вспомнил, тебя же в тот год не было в Рэдволле. Ты отправился к землеройкам Гуосим, воевать против лис-воришек.

По прибытии в Рэдволл большая часть компании разошлась по своим спальням. Не собиравшиеся ложиться Мартин, Ролло и сам аббат вызвались подложить дров в камин в Большом Зале и собрать на стол то, что осталось от Весеннего Пира, чтобы угостить нежданных гостей.

Хват налил себе и тут же выпил полную кружку клубничной наливки, а затем приступил к ужину, решительно расправился с внушительным куском пирога, основательной порцией свежего салата и парой ломтей сыра. После чего он смахнул слезу умиления уголком своей белой туники и вздохнул:

— Ну и дела! Знатно, ребята, вы меня подкормили. Ущипните меня кто-нибудь, я хочу убедиться, что все это — не сон.

Сноп, оказавшийся действительно еще совсем юной совой, прервал расправу над морковно-грибным фланом и заметил:

— Брось придуриваться, лопоухий. Чтобы ты уснул, когда по соседству еда пропадает? Да никогда в жизни! Я-то видел, как морковка сама выдергивалась из земли и убегала куда глаза глядят, как только ты появлялся на краю поля.

Мартин с улыбкой послушал перебранку старых приятелей, а затем обратился к сидевшим рядом летописцу и аббату:

— Похоже, у брата Хиггли завтра будет одной головной болью меньше: с такими едоками ему не придется утром решать вопрос, куда девать остатки вчерашнего пира. А пока я попросил бы рассказать о том горностае, что побывал у нас в мое отсутствие. Начинай, Ролло.

Поглядывая время от времени в свои записи, Ролло-летописец поведал Мартину такую историю:

— Горностай по имени Седоглуп появился у стен аббатства где-то в середине осени. Выглядел он, как и все горностаи, — разбойник разбойником, но был при этом абсолютно безопасен: из-за страшной раны на голове он едва держался на ногах. Кто его так отделал — неизвестно. Скорее всего кто-нибудь из своих же. В общем, пожалели мы его: впустили, стали кормить, как могли лечили рану. Но до конца он так и не выздоровел, так и остался слабым, болезненным, да и с головой у него явно не все в порядке оказалось. Я как сейчас помню, что Седоглуп прятался по самым темным углам аббатства, боялся всего, даже тени пролетающей птицы, и все бормотал себе под нос: «Безумный Глаз найдет меня! Его когти дотянутся куда угодно. Какой же я дурак — позарился на „Слезы Океанов»! Ведь смерть ходит по пятам за всеми, кто к ним прикоснется. И поделом, поделом тебе, бестолочь! Вот доберется до тебя Безумный Глаз, попробуй-ка избежать его мести, куда там…»

Тут Мартин перебил летописца:

— Подожди-ка. Пока, на первый взгляд, все это полная белиберда. Хотя — как посмотреть… «Слезы Океанов», Безумный Глаз, когти, которые могут достать кого угодно за тридевять земель… Получается, что этому Безумному Глазу позарез нужны эти «слезы», где бы они ни оказались… Да, а почему все-таки этот Седоглуп оказался там, на камнях, да еще и с ложкой Фермальды?

— Помню-помню я этого плаксу, — вступил в разговор аббат. — Даже самые терпеливые обитатели Рэдволла устали от его беспонятного нытья и причитаний. Вскоре жалела его одна лишь старая Фермальда.

Мартин еще раз обтер рукавом старую ложку.

— Да, кто ж не помнит старушку Фермальду, — грустно улыбнувшись, сказал он. — Странная была белка. Вечно говорила стихами, что-то напевала, даже на вопросы отвечала в рифму. Говорят, такое с возрастом бывает. Но никому ее странности в тягость не были. Она придумала свой мир, где все про всё стихами говорят, но никого туда не тянула. Она даже жить перебралась куда-то на чердак, спускалась только иногда, всегда улыбалась, довольная такая. Кстати, может быть, там, на чердаке, и разгадка этой тайны найдется. Ладно, извини, Ролло, перебил я тебя.

Летописец отложил свой свиток и пожал плечами, заметив:

— А особо-то больше и рассказывать нечего. Фермальда забрала Седоглупа к себе на чердак, поселила его где-то там, по соседству с собой; его потом порой неделями никто и не видел. Наверное, думал, что там безопаснее всего. Только, помню, как-то раз спускается Фермальда на кухню, еды взять, а накладывает в кастрюльку только на себя одну…

Тут вновь подал голос аббат:

— Точно-точно. Ролло, ты уж извини меня, но я тогда как раз был там, помогал Хиггли торт печь. Я и спрашиваю Фермальду: чего, мол, на гостя-то не рассчитываешь? Уж не голодом ли его морить собралась? А она посмотрела на меня и говорит: «Нет его». Я, конечно, помню, что у него за рана была и как он себя чувствовал. Вот и говорю ей тихонько, чтобы раньше времени никого не беспокоить: «В каком смысле — нет? Умер, что ли?» А она отвечает, да так, что поди разбери. Бубнит свои вирши, и всё.

Мартин подался вперед и, сгорая от любопытства, спросил:

— Отец-настоятель, а что она тогда сказала, вы не запомнили? Дьюррал откинулся на спинку стула, скрестил лапы на груди, засунув их в широкие рукава, и прикрыл глаза.

— Помню, конечно, — сказал он. — Сам не знаю почему, но стишки Фермальды всегда хорошо запоминались. А эти — так просто впечатались в память:

Наступила тишина. Из дальнего угла зала, откуда-то с лестницы, вдруг послышался какой-то шум. Мартин поднял лапу, призывая сохранять молчание, и, бесшумно ступая по полу, направился к лестнице. Следом за ним крался Ролло. Неожиданно, громко шаркая, их обогнал Хват. Заяц первым подошел к нижней ступеньке и поднял с нее два осколка фарфоровой тарелки.

— Тарелка упала, вот и все дела! — торжествующе объявил Хват. — Мы, зайцы, ребята решительные и соображаем побыстрее некоторых. Пока вы там себе невесть чего воображали, я уже тут как тут: все выяснил, во всем разобрался, вот так!

Мартин стремительно взбежал по лестнице, а Ролло раздраженно процедил зайцу сквозь зубы:

— Премного вам благодарны, господин Безмозглый Торопыга. Спасибо, что спугнули того, кто подслушивал нас с верхней площадки. Ваше шарканье за версту предупредило любого, кто там прятался, о том, что его раскрыли.

Горный заяц оскорблено всплеснул ушами и заявил:

— Ах вот как! Да если бы вы действовали хотя бы чуточку быстрее, хотя бы вполовину того, как действовал я, подозреваемый в подслушивании уже держал бы ответ перед вами!

Ролло крепче сжал кулаки и не сдавался:

— Что же ты, дважды быстрый, не схватил подозреваемого и даже не увидел, кто там прятался? Нет, ты еще и нам помешал выяснить, кто нас подслушивает, и сцапать его по-тихому!

Хват обезоруживающе улыбнулся рассердившемуся летописцу и похлопал его по плечу:

— Не беда, старина, все мы иногда ошибаемся. Может быть, в следующий раз ты воспользуешься моим советом и, действуя порезвее, сумеешь добиться своего.

С этими словами дерзкий заяц поспешил вернуться к столу, чтобы ни в коем случае не отстать от Снопа, уплетавшего ужин.

Мартин спустился в зал и, покачав головой, сообщил:

— Никого. Малыши спят. Может быть, кто-то из них оставил тарелку на верхней ступеньке лестницы, кто-то случайно сдвинул ее на самый край, вот она от сквозняка и соскользнула вниз.

Сова Сноп с важным видом заявил:

— Я вот что думаю. Сквозняк — дело такое, он еще и не то вытворяет. Если резко открыть амбарные ворота, он может и здоровую сову с лап сбить, если, конечно, врасплох застать или если устал и лапами плохо цепляешься. Вот такие дела.

Аббат Дьюррал положил лапы на плечи Мартину и Ролло.

— Сдается мне, что друг Сноп абсолютно прав, — с улыбкой сказал он. — И что нам всем сейчас нужно — так это дуновение ласкового бриза, который перенес бы нас наверх, в спальни. По-моему, нам давно пора отдохнуть.

Мартин с трудом удержался от того, чтобы зевнуть, и поспешил согласиться:

— Отличная мысль, отец-настоятель. Договорим утром, за завтраком. — Посмотрев на гостей, он сказал: — А вы, ребята, когда доедите, устраивайтесь пока здесь на матрасах, где сидят малыши. Места тут хватит, у камина тепло. А завтра мы что-нибудь придумаем.

Совенок бодро помахал в ответ поварешкой и сообщил:

— Само собой! А матрасики у камина — самое милое дело для нас.

Хват же, отставив вылизанную миску из-под трюфелей, возмущенно заявил:

— Для каких это «нас»? Ты за себя отвечай, понял? Для «нас»! Ты как хочешь, а я себе кресло аббата давно присмотрел. Еще не хватало, на матрасе спать! Это ты, считай, подушкам да матрасам родственник. Привык в амбаре сидеть, глазами моргать, бестолочь.

— Что верно, то верно. Моя старая матушка говорила: «Лучше быть совой в амбаре, чем принцем во дворце». Вот как.

— Сделай одолжение, растолкуй, что твоя мамаша имела при этом в виду?

— А я почем знаю? Но звучит шикарно, согласен?

— Да согласен, согласен. Иди спи, смотри перья не спали около камина… Спокойной ночи.

В аббатстве было тихо-тихо. Чуть слышно трещали дрова в камине. Ветер завывал в трубе. И хотя до рассвета оставалось всего несколько часов, Мартин-воин не спал: он лежал с открытыми глазами и обдумывал события прошедшего вечера. Скелет Седоглупа в расщелине; ложка Фермальды; ее странные стихи; какой-то Безумный Глаз (знать бы, что это за зверь такой); да еще загадка — кто же подслушивал их разговор в Большом Зале? Что же все это значит?