"Идеальный выбор" - читать интересную книгу автора (Джеймс Саманта)

Глава 10

Двумя днями позже Девон ровно в девять часов утра явилась в библиотеку. Себастьян уже ждал ее там. Солнечный луч, проникший в комнату через окно, высветил четкие очертания его густых бровей, линии красиво вылепленного носа и плотно сжатые, по-мужски твердые губы.

Странное чувство охватило ее. Она стояла, не в силах сдвинуться с места, словно приросла к полу. И едва могла справиться с таким естественным и простым действием, как дыхание. И откуда взялось это стеснение в груди? Инстинктивно она догадывалась, что это как-то связано с нехваткой воздуха в легких… а также с Себастьяном, с его присутствием.

Он что-то деловито писал на листке пергаментной бумаги. Если и заметил, что она стоит на пороге, то никак этого не показал. Девон обратила внимание на его пальцы — сильные, длинные и смуглые.

Со все еще стесненным дыханием она наблюдала за тем, как он аккуратно складывает листок втрое, капает на него растопленным воском и прижимает к воску свою печатку. Вид его рук породил у нее желание спрятать собственные, и Девон укрыла их в складках юбки. Танзи дала ей целебный бальзам, чтобы она втирала его в кожу каждый вечер перед сном, но руки все еще были потрескавшиеся и сухие.

Он, как видно, заметил ее присутствие. Отодвинул стул от стола, встал и проговорил с улыбкой:

— Прекрасно, я вижу, что вы готовы к занятиям.

Девон поспешила взять себя в руки. Подняла повыше голову и вошла в комнату. Двигаясь мимо книжных полок, она вела пальцем по корешкам толстых томов, выстроившихся в ряды.

— Да, я готова, — сказала она, вытаскивая с полки какой-то из томов. — Вот эту, — заявила она, легонько похлопав ладонью по обложке с золотым тиснением. — Я хочу прочитать эту книгу.

Себастьян взглянул на обложку.

— Это собрание английского фольклора. Волшебные сказки. Насколько помню, одна из любимых книг Джулианны. — Он помолчал. — Если она вам понравится, то есть еще парочка братьев, которые пишут замечательные сказки, просто очаровательные, как мне говорили. Кажется, их вторая книга вышла в этом году.

— Тогда я прочту и то и другое, — сказала Девон.

Какое-то быстрое и немного необычное выражение промелькнуло по его лицу и тотчас исчезло, но Девон успела его заметить.

— В чем дело? Я думала, вам понравится, если я так сделаю.

— Мне понравилось, Девон, я просто боюсь, что поспешил со своим сообщением. Книги этих замечательных братьев написаны по-немецки.

— Два брата, вы говорите?

— Да. Братья Гримм.

— Вы живете в этом большом доме вдвоем с вашим братом Джастином. Может, и вы начнете когда-нибудь вместе писать сказки.

— Сказки? — Он усмехнулся. — Поверьте, Девон, что это дело лучше всего предоставить братьям Гримм.

Девон почудилось, что в глазах у него появилось грустное выражение. Она поставила книгу обратно на полку и вернулась к столу.

— А вы умеете читать по-немецки?

— Да. Боюсь, это не слишком красивый язык. Впрочем, говорят, что у меня ужасное произношение.

Девон была потрясена тем, что ее учитель говорит и читает по-немецки.

— Вы знаете еще какие-нибудь языки? — спросила она.

— Разумеется, но еще только греческий и латынь.

Разумеется. Девон заметно приуныла: вряд ли ей удастся преодолеть препятствия на пути между ней и образованием.

Выражение лица выдало Девон, и Себастьян поспешил ее успокоить:

— Вам нет необходимости изучать греческий и латынь, да и немецкий тоже. Немножко французского, не более того.

— Французского? — удивилась она. — Зачем? Мы же воевали с французами. И не любим их.

Себастьян рассмеялся:

— Я знаю. Вернее сказать, я вас понимаю, но мы живем в таком странном мире. Все французское у нас в чести, начиная с фасонов одежды, Бог мой, даже повара! Портниха уже более не портниха, а модистка. Дети должны учиться французскому языку, а значит, гувернантка обязана его знать.

Девон немного подумала.

— А ваш повар тоже француз?

— О нет! Я вполне доволен моей истинно английской кухаркой.

Девон все еще находилась где-то между надеждой и страхом.

— А чему еще я должна научиться? — неуверенно спросила она.

— Я буду рад дать вам несколько уроков истории и географии, покажу, как вести записи расходов. Когда моя сестра Джулианна вернется с континента, она научит вас манерам настоящей леди, а также музыке, танцам, вышиванию, рисованию. Сама она делает прекрасные акварели.

Вышиванию? Боже милостивый, почему она не научилась от мамы хотя бы искусству вязать на спицах? И рисовать красками… Она осталась совершенной неумехой в таких вещах. На сердце Девон словно лег тяжелый камень. Но не успела она опомниться, как ее подбородка коснулись длинные пальцы. Легким движением большого и указательного пальцев Себастьян приподнял ее низко опущенную голову и посмотрел ей в глаза.

— Да не огорчайтесь вы так, Девон. Вы справитесь со всем этим. Я верю в ваши силы.

Но в голове у нее все еще царил хаос отчаянного беспокойства. Сумеет ли она? И сколько времени ей на все это понадобится? Может, стоило бы задать вопрос, каким временем она располагает? Ведь она не имеет представления, на какой срок он позволит ей остаться у него в доме.

Ей ужасно хотелось верить ему. И его спокойная убежденность помогла поверить.

Она добьется своего, твердо сказала она себе. Научится читать и всему прочему, о чем он говорил. Стимул был весьма убедительный: она ни за что не хочет возвращаться на работу в «Воронье гнездо». И ни за что не вернется в Сент-Джайлз.

Справится со своей неуверенностью. Со своей слабостью. Это единственная возможность улучшить собственную жизнь, и она будет попросту дурой, если не воспользуется такой возможностью.

На ее губах появилась чуть заметная улыбка.

— В таком случае, сэр, на станем тянуть время. Проницательные серые глаза смотрели на нее одобрительно.

— Отличная мысль, — похвалил он Девон и тотчас перешел к сугубо деловому тону: — Кажется, вы упоминали, что знаете буквы?

— Да, мама обычно изображала их прямо на земле, когда мы гуляли. Думаю, я их помню. — Соединив перед собой кончики пальцев обеих рук и прикрыв глаза, Девон начала вслух произносить названия букв алфавита.

— Отлично. — Себастьян одобрительно кивнул. — Это значительно упростит дело.

Так и начались их занятия.

Следующие четыре дня Девон и Себастьян занимались ее образованием с девяти утра и до четырех часов дня, уединившись либо в библиотеке, либо у него в кабинете. Делали перерыв только на ленч, а заканчивали к чаю. Себастьян был человеком слова, весьма пунктуальным и никогда не запаздывал к началу занятий.

К тому же он был твердым приверженцем раз навсегда усвоенных привычек.

Неудивительно, что Девон испытывала острое чувство вины, когда остановилась однажды утром у двери его спальни.

Соблазн был непреодолимым. Горничная только что вышла из комнаты с охапкой постельного белья в руках. Девон была уже хорошо знакома с заведенными в доме порядками. Она знала, что служанка сюда уже не вернется. И Себастьян тоже — она слышала раскаты его баритона, доносившиеся с нижнего этажа.

Затаив дыхание, Девон вошла в спальню.

Комната была совершенно в духе ее хозяина: строгих пропорций, затемненная, обставлена красивой мебелью. Девон прошла мимо большой кровати с четырьмя столбиками для балдахина. С отчаянно колотящимся сердцем открыла она дверцу массивного зеркального шкафа. Ее обволокло запахом свежего, накрахмаленного белья — запахом Себастьяна. Стараясь ничего не сдвинуть с места, Девон пошарила одной рукой за стопкой аккуратно сложенных шейных платков. Дотрагиваясь до вещей Себастьяна, она испытывала такое чувство, словно дотрагивается до него самого. Прогнав по возможности от себя это странное и возбуждающее ощущение, она возобновила свои поиски.

Какая досада! Там ничего не было.

Она огляделась и увидела бюро со множеством выдвижных ящиков. Сердце вновь сильно забилось от страха и волнения, но Девон все же выдвинула верхний ящик. От этого движения опасно накренилась стоящая на крышке бюро ваза в форме античной урны, Девон едва успела ее подхватить. Ругнув себя, она выдвинула следующий ящик. Сдерживая нетерпение, открыла третий. В луче света, падающего через окно, в этом третьем ящике что-то сверкнуло. Неужели это ее ожерелье? Вне себя от волнения, Девон потянулась за ним.

В эту минуту что-то дотронулось до ее юбки. В полной панике Девон посмотрела вниз. С нервным смешочком наклонилась, чтобы погладить Банни по голове, потом снова запустила руку в ящик бюро.

И тут она услышала предостерегающее ворчание собаки.

Девон застыла на месте, выдернув руку из ящика. Даже не поворачивая головы, она поняла, что поймана на месте преступления. Черт возьми, как мог этот большой мужчина подойти настолько бесшумно?

Она обернулась. Себастьян стоял в трех шагах от нее в непринужденной позе, скрестив руки на груди и прислонившись одним плечом к стене. Обтягивающие коричневые панталоны обрисовывали каждый мускул сильных ног. На ногах начищенные до сияющего блеска черные короткие сапоги.

Он казался совершенно невозмутимым. Даже вполне доброжелательным. Неужели этого человека ничто не в состоянии вывести из себя? Он неправдоподобно спокоен. Но у Девон все задрожало внутри, когда она поняла, что эта внешняя невозмутимость опасна. Черты его смуглого лица как бы заострились, квадратный подбородок выступил вперед, и даже ямочка на нем обозначилась четче.

Щеки у Девон вспыхнули огнем, но она не испугалась.

— Ну, Девон, — заговорил Себастьян холодно-вежливым тоном, — вы можете хоть что-нибудь сказать в свое оправдание?

— Да, — огрызнулась она. — Вы что, вечно намереваетесь ко мне подкрадываться?

Лицо у Себастьяна стало еще более мрачным.

— Подозреваю, что вы мне и на этот раз скажете, что вы не воровка.

— Совершенно верно. Я ищу свое ожерелье.

— Почему вы не попросили его у меня?

— А вы бы мне его отдали? — выпалила Девон в ответ.

Какая-то тень промелькнула по его лицу, и тень эта почему-то вызвала у Девон мгновенную вспышку гнева.

— Отдали бы? — потребовала она.

— Не знаю.

Гневное возмущение вспыхнуло в ее глазах.

— Тогда вам понятно, почему я не попросила вас. И во всяком случае, это вы — вор! Вы украли у меня ожерелье, Себастьян.

— То, что у вас когда-то было ожерелье, еще не свидетельствует о том, что вы являетесь его владелицей. Напомню вам, что замочек сломан.

— Это я его сломала!

— Хорошо, что вы хоть это признаете. Подозреваю, что нет нужды спрашивать, при каких обстоятельствах это произошло.

Последние слова сопровождались весьма выразительным, «понимающим» движением бровей.

Даже если бы он спросил, при каких обстоятельствах, Девон ему не сказала бы. Она никогда не забывала о том, как случилось, что она сломала замочек ожерелья. Она в те уже далекие годы редко спрашивала мать о своем отце, поняв, насколько мучительны для той подобные расспросы. Мама почти ничего не говорила о нем, но каждый раз неизменно упоминала, что он был человеком знатного происхождения. Эти скудные сведения не приносили Девон ни пользы, ни радости, тем более что дети, с которыми она иногда играла, смеялись над ней и дразнили ублюдком.

— Ты говорила, что мой папа джентльмен, — сказала Девон однажды матери, горько расплакавшись.

— Он им и был, — коротко ответила та, и лицо ее исказила боль.

— Тогда почему другие дети называют меня ублюдком? — выкрикнула Девон. — Почему?

В жизни ей не забыть потрясенный взгляд матери, когда та бережным движением отвела прядь волос со щеки дочери и произнесла горестно и нежно:

— Девон… Бедная ты, бедная моя девочка.

Тогда мать и рассказала ей всю правду.

— Однажды летом, в то время я была совсем молодая и служила гувернанткой у племянниц хозяев дома в одной очень богатой семье, я полюбила… Полюбила сына хозяев. Это подарок от него. — Она дотронулась до ожерелья у себя на шее. — Я была глупа, не понимала, что он мне не пара, он, со своим огромным богатством и знатностью. Когда я говорила ему о своей любви, он сказал, что не может… не хочет на мне жениться. Он… бросил меня.

Итак, это оказалось правдой. Ее отец — человек знатный.

Но вряд ли порядочный.

Голос матери дрогнул, и она продолжала:

— Я уехала в Лондон, собственной семьи у меня не было, я осталась совсем одинокой. Через несколько недель я узнала, что твой отец погиб во время несчастного случая на скачках. А потом поняла, что ношу под сердцем его ребенка. — Слова, казалось, застревали у нее в горле. — Работы было мало, но я не могла отказаться от тебя… не могла! И не могла обратиться к его родным. Возможно, из гордости. А возможно, из упрямства, такого же, как у тебя. Но больше всего меня мучил страх, о, какой страх! Его семья была настолько влиятельной и богатой, что тебя могли отнять у меня, а я поняла, что не могу этого допустить, особенно когда увидела тебя. — Лицо у мамы вдруг сделалось задумчивым, она долго молчала, перебирая пальцами ожерелье у себя на шее. — Ты унаследовала его вспыльчивость, — продолжила она шепотом. — Его порывистость. И у тебя такие же глаза, какие были у него.

Но, слушая признания матери, Девон с каждой минутой все сильнее пылала негодованием — таким, какого никогда не замечала у Амелии. Она злилась на то, что мама страдает от неутолимой печали, которую и сейчас видела у нее в глазах.

Несмотря на то что он от нее отказался, мать не перестала любить отца. Девон же его ненавидела за то, что он причинил им столько горя.

— Зачем ты это носишь? — закричала тогда она и сорвала ожерелье с шеи матери. — Зачем?

Мать заплакала.

То был их последний разговор об отце. И последний случай, когда дочь довела мать до слез. Но Девон не могла простить себе этого случая — она поняла, какую великую ценность представляло ожерелье для матери…

Девон медленно подняла глаза на Себастьяна и проговорила с нескрываемой злостью:

— Это мое ожерелье! Его подарил моей матери… очень богатый человек.

— Ваши возражения становятся утомительными, Девон. Должен признать, что в вас произошла замечательная перемена. Я почти полностью уверовал в то, что вы не воровка. Но сейчас мне кажется, что я должен вас предостеречь. Я терпеть не могу, когда меня используют. И не желаю быть обманутым.

Обманутым! Девон процедила сквозь зубы:

— Я обещала маме, что никогда не стану воровкой, проституткой или нищенкой, и я сдержу слово!

Его молчание ясно свидетельствовало о недоверии. В полном бешенстве она обозвала Себастьяна таким нецензурным словом, что он ушам своим не поверил.

— Ругательствам вы тоже научились от матери?

— Мама ни разу не слышала, чтобы я выругалась. Она была самым добрым, самым деликатным человеком из всех, кого я знала, и я ни за что не унизила бы ее подобным образом. А вы — дело другое.

— Так я и понимаю. Жаль, что вас не научили контролировать вашу речь.

Девон сделала реверанс и сказала с ядовитой любезностью:

— Как, сэр? Вы не ожидали от меня ничего подобного?

— Напротив, именно этого я и ожидал.

Они стояли очень близко друг к другу. Отвечая на ее издевку, Себастьян наклонился и придвинулся еще ближе. Улыбки Девон как не бывало. Что, если он сейчас поцелует ее? Фу, что за нелепая мысль! Но пульс у Девон зачастил до невозможности. Тем не менее она не отстранилась — такого удовольствия она ему не доставит! Запрокинув голову, она вдруг заметила, что его взгляд скользнул по ее шее и устремился к выступающей за пределы корсажа верхней части ее грудей, вернее, к ямке между ними.

— Прекратите глазеть на мою грудь!

— С чего вы взяли, что она меня интересует? Девон взорвалась:

— Это очевидно! Хватит пялиться! Взгляды их встретились.

— Послушайте, Девон, будем откровенными друг с другом. Я посетил «Воронье гнездо». Я видел хозяйку, кажется, ее зовут Бриджет. Да, точно Бриджет.

Девон ощутила, как у нее вспыхнули щеки. Ее охватил горячий стыд, который сменился гневом, растущим с каждой секундой. Себастьян ходил в пивную, чтобы проверить истинность ее рассказа…

— Бриджет не выразила ни малейшего неудовольствия, когда какой-то мужчина запустил одну руку ей за корсаж, а другую — под юбку.

— Бриджет не шлюха, — ровным голосом произнесла Девон.

Себастьян скривил губы:

— Если вы и в самом деле так думаете, то ваши представления о нравственности явно искажены.

Девон открыла рот, чтобы дать Себастьяну достойный отпор, но тот опередил ее:

— Бриджет, бесспорно, шлюха. Хотел бы я узнать, как обстоит дело с вами.

Девон влепила ему пощечину со всей силой, на какую была способна.

Его явное потрясение послужило ей наградой.

— Но ведь это вполне логичный вывод, — произнес он в свое оправдание.

— А вы треклятый вор!

— Как, мы опять возвращаемся все к тому же?

— Вы, — дрожащим голосом продолжала она, — вы лицемер, вот вы кто такой! И я знаю, что это слово значит! Вы смеетесь надо мной, а сами бесстыдно глазеете на мою грудь. Я видела, как вы на нее таращились, когда думали, что я этого не замечаю. Вы думаете обо мне самое плохое, разве я не права? — бушевала Девон. — Да как вы смеете осуждать Бриджет или меня, вы, в вашем огромном доме со всей этой роскошью?! — Тут она ткнула пальцем в его широкую грудь. — Уверена, что вы не прожили вашу жизнь в полной непорочности. Уверена, что в вашей постели побывала не одна женщина!

Себастьян поначалу был ошеломлен ее натиском, потом парировал:

— Но ведь я мужчина.

Как будто это все объясняло. Как будто могло объяснить хоть что-то. И при этом Себастьян говорит таким тоном, холодно подумала Девон, будто у него есть право обладания любой женщиной.

Впрочем, тот факт, что от него исходит обаяние напряженной мужской силы, отрицать невозможно. Девон сама ощутила это с первого взгляда, с первой их встречи. Ее тогда словно жаром обдало. Нет ничего невероятного в том, что и многие другие женщины находят его широкие плечи, узкие бедра и черные блестящие волосы неотразимо привлекательными.

Реальность неопровержима. Вечерний костюм не скрывал, а подчеркивал достоинства его великолепного сложения. Девон окинула быстрым взглядом его фигуру — сверху донизу.

Себастьян выпятил подбородок:

— Нечего глазеть на…

Он запнулся, и Девон закончила за него:

— На вашу ширинку?

— Не будьте такой вульгарной, — почти угрожающе процедил он.

Она возразила с подчеркнутой любезностью:

— Если бы я хотела быть вульгарной, то сказала бы…

— Достаточно, Девон! — перебил Себастьян.

Девон с невозмутимым видом посмотрела ему в лицо, все еще грозно насупленное:

— Вы сказали, что вы мужчина. Я подумала, что стоит в этом удостовериться.

В иное время Девон не посмела бы говорить так нагло и дерзко, она сочла бы это унизительным для себя. Но не теперь. Себастьян только что дал ей понять, как он к ней относится и кем считает. Так пусть получит свою порцию!

Он распрямил плечи, но не ответил. Что ж, вернемся к тому, с чего начали. И Девон произнесла ледяным тоном:

— Итак, когда мы уяснили, что вы не вели целомудренный образ жизни, будьте добры сказать, случалось ли вам делить постель с женщиной, которой вы за это платили?

Себастьян продолжал молча смотреть на нее с высоты своего роста, и вид у него был донельзя высокомерный.

— Случалось ли такое, милорд?

— У меня не было необходимости платить женщине за то, что она спит со мной. Но если бы такое положение возникло…

Теперь уже Девон перебила его:

— Позвольте мне высказать мое суждение, милорд. Смею предположить, что у вас, людей голубой крови, все это происходит иначе. — Она не дала ему возможности возразить. — Признаю, что я любопытна. Есть ли у вас любовница, милорд? Оплачиваете ли вы ее жилье, платья и…

— Это не ваше дело, — строго проговорил Себастьян. — И вы нахалка, Девон.

Она удовлетворенно фыркнула, не собираясь отвечать на эту грубость. Главное, она попала в точку!

— Вам не приходилось мучительно размышлять на тему о том, где взять денег на еду, Себастьян. Вы не провели ни одной ночи, дрожа от холода. Так не смейте осуждать меня. Не смейте осуждать Бриджет, Да, она принимает мужчин в задней комнате пивной. Да, она берет за это деньги, иначе ей не на что было бы кормить братьев и сестер.

Все это Девон произнесла, глядя Себастьяну прямо в глаза. Потом подобрала юбки и направилась к двери. Но прежде чем уйти, повернулась к нему и бросила:

— К вашему сведению, я непременно заберу мое ожерелье перед тем, как покину ваш дом.