"В аду места нет" - читать интересную книгу автора (Хиггинс Джек)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Дождь хлестал по оконному стеклу, когда Брейди выглянул, всматриваясь в темноту. Немного времени спустя он повернулся и натянуто улыбнулся.

— Ну и ночка — прямо как по заказу!

Эванс стоял у двери, прислушиваясь. Он обернулся и кивнул.

— То-то и оно, сынок. Если уж уходить, то сейчас.

Брейди приподнял матрас и вынул оттуда моток веревки; он перекинул его через плечо. Страховку он отвязал вокруг пояса, кусачки сунул в карман, на этом приготовления закончились.

Эванс уже стоял на коленях у двери. Через мгновение раздался щелчок, и дверь тихонько приотворилась. Старик осторожно выглянул, потом повернулся и кивнул головой.

— Ты все взял?

Брейди похлопал его по плечу.

— Я только об одном беспокоюсь. Что будет с тобой?

Эванс ухмыльнулся.

— Я в жизни так не удивлялся, как в ту минуту, когда ты открыл эту дверь; я ведь не из тех, кто может накапать, знаешь? Уж этого-то у меня не отнимешь.

Брейди попытался найти достойный ответ, и Эванс опять улыбнулся.

— Давай, отправляйся, сынок. Выбирайся-ка поскорее отсюда, черт бы тебя побрал, и удачи тебе!

Площадка была слабо освещена, и во всем корпусе стояла мертвая тишина. Брейди с минуту постоял, затем, когда дверь за ним закрылась, он двинулся быстро и бесшумно в своих ботинках на резиновой подошве к лестнице в дальнем конце.

Одна-единственная лампочка освещала вестибюль внизу, а сам купол был погружен в темноту. Брейди встал на перила и полез по металлической сетке вверх, пока не добрался до крыши корпуса. Он быстро закрепил зажимы от страховки на проволоке, потом вынул кусачки и принялся за работу.

Это оказалось на удивление легко, и он выиграл время, разрезая сетку сначала по прямой, через крышу, а затем вниз, вдоль стены, звено за звеном. Это заняло всего пять минут, закончив, он сунул кусачки в карман и сдвинул в сторону вырезанный кусок.

Первая стальная перекладина поднималась от выступа в стене вестибюля футах в трех справа от него. Он отстегнул зажимы страховки и осторожно пролез сквозь отверстие. Он едва мог дотянуться до балки. Брейди поглубже вздохнул и, оттолкнувшись, качнулся вперед, какое-то мгновение проволочная сетка держала его, а когда она начала прогибаться, он крепко ухватился за край перекладины. В следующую минуту он уже стоял на выступе между перекладиной и стеной.

Ворота внизу, в вестибюле лязгнули, и он затаил дыхание и ждал. Дежурный надзиратель прошел в кругу света, остановившись у письменного стола. Он сделал пометку в журнале и двинулся дальше, к корпусу «А» в дальнем конце вестибюля. Он отпер дверь в ограждении, потом запер ее за собой и исчез.

Брейди не стал терять времени. Он закрепил страховку на перекладине и у себя вокруг пояса. Защелкнув пружинные зажимы, он откинулся далеко назад и, держась на одной лишь страховке, полез наверх.

Это ничуть не труднее, чем на какой-нибудь стройке, где он работал, говорил себе Брейди. Взять хотя бы тот мост в Венесуэле, высоко в горах; ветры там дули такие, что людей с их ненадежных насестов на верхотуре сдувало каждую неделю, как мух; там было куда опаснее! Единственная разница — там ему за это платили — и хорошо платили.

Брейди подавил в себе неуместное желание расхохотаться и посмотрел вниз. Пятно света сужалось, оно заметно уменьшилось. Казалось, сама тюрьма проваливалась куда-то; он набрал в грудь побольше воздуха и полез дальше.

Несколько раз ему приходилось отстегивать свою жесткую страховку, когда он добирался до поперечных прогонов, но, только поднявшись к основанию купола, он впервые столкнулся с настоящими трудностями.

Балки здесь выгибались, почти вплотную прилегая к стене последние футов десять, так что за ними оставался крохотный зазор, куда он мог бы просунуть конец страховки. Мысль о неудаче ни разу не приходила ему в голову. Он глянул вниз со своей перекладины на крохотное пятнышко света, затем протолкнул конец страховки за балку и защелкнул зажимы.

Первую пару футов шло еще ничего, но, по мере того, как купол начинал выгибаться, его тело все больше откидывалось назад. Он покрепче уперся подошвами в балку, перенеся всю тяжесть на страховку. Дюйм за дюймом он мучительно продвигался наверх, пока тело его не выгнулось, словно лук, и он подумал, что стоит ему еще хоть чуточку откинуть голову назад, и он увидит пятно света прямо под собой внизу. Один раз его нога соскользнула, и страховка угрожающе скрипнула. Внутри у него все оборвалось. Он с силой уперся ногами в балку, рывком поднялся еще на шесть дюймов и оказался, наконец, наверху, у самого выступа. Он отчаянно шарил вокруг себя, нащупывая опору, и, наконец, ухватился за железную кромку. Держась за нее одной рукой, он повис, другой в то же время аккуратно отстегивая страховку.

Так же тщательно, не спеша, он закрепил ее на поясе. Его тело качнулось назад. Теперь он мог уже схватиться за кромку обеими руками и, подтянувшись, выбрался на уступ.

С минуту он лежал там, глубоко переводя дыхание; руки его немного дрожали. Уступ был так узок, что ему приходилось прижиматься вплотную к выгнутым стеклам купола. Вентиляционный люк был на другой стороне, и Брейди осторожно пополз к нему.

Выступ был липкий от пыли, скопившейся за долгие годы; она кружилась во мраке, забиваясь ему в ноздри, и Брейди ужасно хотелось чихнуть.

Люк был закрыт. Брейди попытался открыть его, но рама не поддавалась. Топа он вынул кусачки и перерезал провода, уходившие вниз, через купол в вестибюль. Он взял обрезанные концы и аккуратно закрепил их на металлическом шпингалете, потом выдвинул раму и выбрался на наружный уступ.

Вид отсюда открывался великолепный; огни Мэннингема мерцали, переливаясь, сквозь сетку дождя. Прошел поезд, и гудок его эхом прокатился в ночи; Брейди вдохнул ее прохладу и свежесть с яростным, немыслимым наслаждением.

Водосточная труба сохранилась еще от викторианской эпохи — массивная, прямоугольная, вделанная в стену так прочно, будто строители надеялись, что она простоит тут века.

Брейди, не раздумывая, перелез через край. С минуту повисел, зацепившись за квадратное навершие, и начал спускаться; пальцы его свободно скользили в пространстве между трубой и стеной. Ему потребовалось чуть больше минуты, чтобы спуститься на крышу корпуса «Д». Внизу, во дворе, у контрольного пункта стоял лимузин. Дежурный офицер вышел и наклонился к окошку машины. Мгновение спустя, он дал сигнал, створки ворот раздвинулись, и автомобиль выехал со двора. Должно быть, начальник тюрьмы, как и обычно в воскресный вечер, отправился поиграть в бридж. Брейди невольно усмехнулся. Завтра этому сукину сыну придется попотеть.

Он без труда продвигался по гребню крыши — расставив ноги по обе его стороны, держась руками за черепицу. Труба прачечной была еще теплой, и Брейди прислонился к ней, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть внизу.

Тьма — хоть глаз выколи. Ему вспомнились слова Эванса, что если даже он как-нибудь и доберется сюда, у него все еще останется немало возможностей свернуть себе шею, и Брейди вздрогнул. Он отбросил от себя эту мысль и, присев у стены на корточки, быстро размотал веревку.

Это, пожалуй, была самая трудная часть операции. Он не мог привязать веревку к трубе, так как она была нужна ему, чтобы спуститься с наружной стены. Он закрутил один конец веревки вокруг трубы, с минуту постоял так, натягивая ее и проверяя на прочность, крепко, обеими руками снимая концы петли; потом шагнул через край.

Ноги его заскользили по мокрому кирпичу, и он с размаху ударился о стену, обдирая костяшки пальцев; колени его больно ударились о трубу.

Брейди оседлал ее, прислонившись спиной к стене, потянул за конец веревки, и она соскользнула к нему в темноте. Он поспешно смотал ее, накинул кольцо на шею и медленно пополз по трубе, В эти оставшиеся минуты время, казалось, остановилось, все звуки затихли, пока он двигался почти в непроглядном мраке. Ему почудилось, что он грезит, когда, протянув вперед руку, он тронул шершавый камень и, подняв глаза кверху, увидел над собой край стены, темной линией прорезавший черное небо.

Брейди быстро расправил веревку, один ее конец обвязал вокруг трубы, а другой перекинул через стену. Он пальцами зацепился за крохотную трещинку в каменной кладке и встал.

Край стены был совсем рядом с ним. Он подтянулся, осторожно пробираясь между ржавыми железными шипами, и соскользнул на другую сторону. Мгновение он повисел, раскачиваясь, уцепившись за веревку, прежде чем съехать по ней, упав прямо в мокрую траву на железнодорожную насыпь.

Он промок до костей; заслышав, что приближается поезд, Брейди лег лицом вниз, уткнувшись в сырую траву; сердце его отчаянно колотилось. Когда шум поезда затих в отдалении, и влажный воздух еще вибрировал от стука колес, Брейди поднялся и съехал с насыпи, даже не оглянувшись напоследок на стену у себя за спиной.

Он перешел через пути и вскарабкался на насыпь с другой стороны; часы пробили половину. Прошло двадцать минут с тех пор, как он вышел из камеры — только-то и всего. Если не случится ничего непредвиденного, у него было в запасе двенадцать часов, прежде чем начнется утренняя поверка.

Он перелез через низкую ограду на кладбище и осторожно пошел между могилами. Высокие церковные окна были освещены, послышались первые звуки органа. Еще через мгновение к ним присоединился хор верующих, голоса их взмывали в ночную высь.

Брейди решил, что вечерняя служба, должно быть, только началась. Он прошел до ворот, всю дорогу держась у стены, и незаметно выскользнул на улицу.

Район был, как видно, небогатый — вдоль улиц тянулись ветхие одинаковые домики; лавчонка была на углу, ярдах в двадцати-тридцати, не больше. Мимо промчался фургон, его шины зашуршали на мокром асфальте; затем все стихло.

Брейди перешел через улицу, держа ключ в руке, наготове. Он неожиданно почувствовал странную пустоту внутри, и ему в первый раз стало страшно. А что если Эванс ошибся? Что если ключ не подходит к замку?

Он подошел к неосвещенному входу в магазинчик, поколебался какую-нибудь долю секунды, затем наклонился. Его пальцы нащупали замочную скважину, ключ легко повернулся. Еще мгновение — и он был внутри, стоял, прислонившись к двери спиной, дрожа от пережитого напряжения.

По ту сторону прилавка была еще одна дверь, и Брейди быстро подошел и открыл ее. Маленькое окошко выходило на темный двор позади магазина; он задернул занавески и зажег свет.

Комната была завалена товарами от пола до потолка. Большая часть их выглядела подержанными; Брейди быстро отыскал себе среди них вполне приличный твидовый костюм и выбрал пару туфель из кучи в углу. Все остальное, что было нужно, он нашел на полках.

В углу был умывальник и зеркало над ним, и Брейди быстро, внимательно оглядел себя в нем. Из зеркала на него глянуло лицо незнакомца — скулы туго обтянуты кожей, волосы прилипли к вискам.

Здесь был только кран о холодной водой, но Брейди разделся и смыл с себя грязь, как следует растеревшись полотенцем. Костюм на нем сидел вполне сносно. Одевшись, он запихал свои тюремные тряпки под кучу подержанной одежды в углу и вернулся в лавчонку.

Эванс был прав. В кассе нашлись наличные. Три фунта в банкнотах по десять шиллингов и два серебром. Брейди сунул деньги в задний карман брюк, выбрал себе дешевое теплое пальто из висевших на вешалке и подыскал шляпу на одном из прилавков. Она оказалась немного великовата, но сдвинутая набок смотрелась вполне прилично.

Он подошел к двери и приоткрыл ее. Вокруг стояла полная тишина. Брейди осторожно повернул ключ в замке и решительно зашагал по улице; звуки пения, доносившиеся из церкви, таяли во тьме у него за спиной.

Дождь лил вовсю, и Брейди поднял воротник пальто; он остановился у автомата, чтобы купить сигареты и спички. У сигареты был странный вкус — наверное, оттого, что он курит ее на свободе — подумал Брейди, и он вдруг снова ощутил, что он жив — впервые за последние месяцы.

В том, что он работал в тюрьме на строительстве, было одно преимущество — это дало ему достаточно хорошее представление о плане города. Он шел по пустынным улицам в направлении реки, на удивление легко отыскав «Клуб Двадцать одно» — всего лишь раз ему пришлось спросить дорогу у парня, поджидавшего на углу свою девушку.

Клуб находился на мощенной булыжником улочке, спускавшейся к лодочной пристани; старый, перестроенный под питейное заведение дом на углу переулка. Над входом красовалась дешевая неоновая вывеска; надпись на ней гласила: «Только для членов клуба». Брейди толкнул дверь и вошел.

Коридор был длинный и темный, с грязными коричневыми стенами и каким-то слабым, неприятным запахом. Седой старичок в поношенной синей униформе с тусклым золотым галуном сидел в стеклянной кабинке под лестницей и читал газету.

Он поднял глаза — блеклые, водянистые — и равнодушно взглянул на Брейди.

— Только для членов клуба, сэр! — произнес он слабым, бесцветным голосом.

Брейди наклонился к окошку и улыбнулся.

— Я здесь только на одну ночь. Один мой приятель сказал мне, что «Двадцать одно» — отличное местечко, чтобы немного поразвлечься.

— У вас должен быть поручитель, сэр, — ответил старик. — Таковы правила.

Брейди вынул банкноту в десять шиллингов и пальцами разгладил ее.

— Как жаль; ведь утром я уезжаю из Мэннингема.

Старичок кашлянул и отложил газету. Он придвинул к Брейди толстую книгу для записей и протянул ему ручку.

— Ну, раз уж такое дело, думаю, большого вреда от этого не будет, сэр. Вам только придется заплатить членский взнос в один фунт.

— С удовольствием, — сказал Брейди. Он записался в журнале под именем Джонсона и дал старичку три бумажки по десять шиллингов.

— Куда мне теперь идти?

— По лестнице наверх, сэр. Идите прямо на звуки музыки.

Брейди быстро поднялся на второй этаж. Главное — он здесь. Дальше ему придется действовать по наитию.

В конце коридора был небольшой гардероб; молоденькая, неумело накрашенная девица лет шестнадцати, не больше, полировала свои ногти со скучающим видом.

Она взяла у Брейди пальто и шляпу и дала ему номерок.

— А что, Вильма сегодня здесь? — спросил он словно бы невзначай.

Девушка кивнула.

— Она промачивала горло у стойки, когда я заглядывала туда минут пять назад.

Главный зал клуба получился, оттого что снесли стены нескольких комнатушек поменьше. Он весь был заставлен столиками и стульями, так что оставался лишь крохотный пятачок для танцев; из громадного железного ящика в углу гремела музыка.

Было еще слишком рано, и в клубе почти никого не было. Две пары танцевали, еще двое сидели за столиком, потягивая напитки.

Брейди направился к стойке бара. Подходя, он видел свое отражение в зеркале; костюм на удивление хорошо сидел на нем. Бармен, прислонившись к стене, протирал стаканы. Он был похож на киприота или грека — курчавый, со смазливым мальчишеским лицом.

Брейди заказал двойной бренди, чтобы сразу произвести впечатление, и задумчиво скользнул взглядом по женщине, которая сидела на том конце стойки, листая иллюстрированный журнал.

— Спросите у дамы, не согласится ли она выпить со мной, — сказал он.

— Эй, Вильма, ты выпьешь? — окликнул ее бармен.

Она подняла глаза и окинула Брейди спокойным, оценивающим взглядом. Потом улыбнулась.

— Почему бы и нет? Сделай мне «Пиммз», Дино.

Волосы ее светлым ореолом стояли вокруг головы; она обошла вокруг стойки и остановилась неподалеку от него, подбоченившись.

— Мы знакомы?

Поза ее была заученной, деланной — он сразу это заметил. Похоже, на ней не было ничего под черным облегающим платьем, и она этим очень гордилась. Грудь ее с острыми, выпирающими сосками была совершенна по форме, живот чуть круглился, длинные ноги сужались к изящным лодыжкам.

Это была великолепная женщина — почти безупречная. Впечатление портило только лицо: чувственное, грубое и вульгарное, взгляд холодный, расчетливый, полный коварства. В лице этом было что-то животное.

Брейди улыбнулся.

— Нет, я первый раз в Мэннингеме.

Она скользнула на табурет рядом с ним, высоко обнажая ноги.

— Странно, я могла бы поклясться, что где-то уже вас висела. Вы ведь американец, правда? У нас тут полно американцев. Здесь недалеко, всего лишь в нескольких милях от города, их военный аэродром.

— Я приехал сюда из Лондона по делам, — сказал он. — Утром я уезжаю. Вот я и подумал — почему бы мне немного не поразвлечься напоследок.

— Ну что ж, посмотрим, может, что-нибудь и придумаем, а?

Женщина допила свой бокал и встала. Она разгладила платье на пышных бедрах и улыбнулась зазывной улыбкой.

— Потанцуем?

Они пробрались между столиками, кто-то сунул монетку в музыкальный автомат, и из него полилась нежная, мечтательная мелодия на фоне жалобных подвываний саксофона.

Вильма таяла в объятиях Брейди, ее гибкое, податливое тело будто плавилось, сливаясь с его; рука ее, скользнув вверх, обвила его шею. Они медленно двигались на крохотном пятачке танцплощадки, и Брейди сжал ее крепче, привлекая к себе.

— Эй, берегись! Мне ведь много не надо! — шепнула она.

Он усмехнулся.

— А я что же, по-твоему — каменный?

— А я почем знаю, — ответила она.

Брейди так давно не был с женщиной, что ему было нетрудно играть эту роль. Он погладил ее по спине, шепнув нетерпеливо:

— Бога ради, Вильма, нельзя ли нам куда-нибудь пойти?

— Конечно, можно, — сказала она спокойно. — Но это недешево.

— Ну так пойдем же, — сказал он.

Она пошла впереди, до конца коридора. Лестница вела в темноту, на второй этаж. Брейди поднялся следом за ней; она открыла дверь и вошла в роскошную спальню.

Стены были окрашены в голубоватые пастельные тона по контрасту с бежевыми коврами. Из мебели тут была только громадная кровать, стоявшая у стены, и маленькая тумбочка рядом с ней, на которой стоял телефон.

Вильма потушила большой свет и щелкнула другим выключателем; комната озарилась неярким сиянием бра, незаметных глазу. Брейди остановился у порога, и женщина прикрыла за ним дверь, повернув ключ в замке, и обвила его шею руками.

Что там о ней ни говори, но дело свое она знала. Она поцеловала его, ее губы раскрылись, и мурашки побежали у него по спине.

Через мгновение она отстранилась, задыхаясь и хохоча.

— Давай покурим, — предложила она. — У нас еще уйма времени. Он дал ей сигарету, и она растянулась на кровати, откинувшись на подушку.

— Чем больше я смотрю на тебя, тем больше убеждаюсь, что уже видела где-то твое лицо.

Брейди закурил сигарету и выпустил облако дыма.

— Тут нет ничего удивительного, — оказал он спокойно. — Оно достаточно долго мелькало во всех газетах. Я — Мэттью Брейди.

На какое-то мгновение воцарилась мертвая тишина: глаза ее округлились.

— Брейди! — выдохнула она. — Но это же невозможно.

— Мне жаль огорчать тебя, голубка, — ответил он. — Но это так. Я драпанул из тюрьмы «Мэннингем» чуть больше часа тому назад.

Она села, спустив ноги на пол, и загасила окурок в пепельнице.

— Что тебе нужно, Брейди? — спросила она спокойно; самообладание, казалось, вернулось к ней.

— Мне некогда ходить вокруг да около, так что я перейду прямо к делу, — ответил Брейди. — Джанго вчера попытался переправить меня в лучший мир. Под некоторым нажимом он признался, что это ты его надоумила. Я хочу знать, почему.

— Черта с два я тебе что-нибудь скажу, — ответила она. — Убирайся отсюда, пока я не вызвала полицию.

Она привстала, и Брейди наотмашь ударил ее по лицу, отбросив обратно на кровать и сдавив ей рукою горло.

— Послушай-ка лучше меня, ты, потаскушка паршивая! — сказал он. — Если только ты посмеешь навести на меня фараонов — сейчас или когда угодно — я позабочусь, чтобы Джанго расплатился за это. У меня там остались друзья — надежные друзья. Стоит мне им намекнуть — и они превратят его морду в рубленую котлету.

Она злобно посмотрела на него, но в глазах у нее был страх — настоящий страх, и он понял, что задел ее за живое. Что Джанго для нее что-то значит. Брейди убрал руку с ее горла, и она села, потирая его.

— Что ты хочешь знать? — спросила она угрюмо.

— Вот так-то лучше, — сказал Брейди. — Намного лучше. Кто приказал тебе натравить на меня Джанго?

0на взяла сигарету из пачки, лежавшей у телефона, и прикурила от настольной зажигалки.

— Его зовут Дас, — сказала она. — Он индиец — возглавляет какое-то дутое религиозное общество под названием «Храм Тишины»; оно примерно в миле отсюда, рядом с театром «Ипподром». Брейди нахмурился.

— Не понимаю. Я никогда раньше не слышал о нем.

Женщина пожала плечами.

— Но это правда. Он замешан во всех сомнительных предприятиях, какие только есть здесь в округе — от наркотиков до девочек. Он пришел ко мне в среду. Сказал, что у него есть клиент, которому охота, чтобы ты там гробанулся в тюряге. Сказал, что мы получим пять сотен, если только Джанго это устроит.

— И двести пятьдесят сверх того, в случае если он управится к сегодняшнему дню, — добавил Брейди. Вильма кивнула.

— Верно. Если хочешь узнать побольше, пойди, повидайся с Дасом.

— Именно это я и сделаю, — ответил Брейди. Он дошел до двери, отпер ее и обернулся.

— Не забудь, что я сказал тебе, Вильма. Если ты меня выдашь, Джанго заплатит по счету.

Она грязно, отвратительно выругалась; Брейди аккуратно прикрыл за собою дверь и вышел в коридор.

Вид у девушки в гардеробе был все такой же скучающий. Она подала ему пальто и шляпу без какого-либо проблеска чувства; Брейди надел их, спустился по лестнице и вышел на улицу, в дождь.