"Синий Мир" - читать интересную книгу автора (Вэнс Джек Холбрук)

Глава 4

Никто и никогда не достигал дна океана. Двести футов были границей, которую не переступали даже самые отважные ныряльщики, срезавшие в этой пучине стебли тростника и добывавшие твердую древесину корня. Дальше начиналась неизвестность. Некто Бен Мармен, Шестой, из Зазывал наполовину сорвиголова, наполовину безумец, опускался на триста футов, и там в чернильном мраке разглядел стебли, поднимающиеся с еще большей глубины. Однако дальше ход был закрыт; не помогали ни грузы, привязываемые к ногам, ни ведра с воздухом, надеваемые на голову. Каким же образом морская растительность умудрялась прикрепляться корнями ко дну? Некоторые предполагали, что растения эти очень древние и растут с тех пор, когда уровень воды в океане был гораздо ниже. Другие считали, что, наоборот, опустилось океаническое дно.

Из всех плотов Уведомляющий был самым большим; это был первый плот, заселенный колонистами. Центральная его часть простиралась примерно на девять акров; лагуну окружали три-четыре десятка отдельных плотов-островков. Здесь, на Уведомляющем, примерно раз в год проходили традиционные сборы колонистов, в которых принимали участие все взрослые члены сообщества. Не считая этих сборов, люди редко оставляли свои плоты – существовало распространенное поверье, что Царь-Краген не одобряет путешествий. Он дозволял утлым лодкам Кидал и самодельным плотам из ивы и тростника сновать вдоль прибрежной зоны и между плотами, но на этом его снисходительность заканчивалась. Суда, выбирающиеся в океан без определенной цели, он безжалостно уничтожал.

Лодки, доставлявшие колонистов к месту сбора, Царь-Краген никогда не трогал, хотя, казалось, всегда знал о намечающемся собрании и даже наблюдал за происходящим со стороны, с расстояния примерно в четверть мили. Откуда он получал эту информацию, оставалось загадкой; бытовало мнение, что на каждом плоту есть такой человек, который только с виду похож на человека, а на самом деле воплощает в себе дух самого Царя-Крагена. Через него-то, согласно поверью, морскому животному и становится известно все, что происходит на плотах.

В течение трех дней перед Советом между плотами безостановочно перемигивались маяки. История разрушения плота Спокойствия была передана во всех подробностях, вкупе с обвинениями Арбитра Мирекса против Склара Хаста и его сторонников. На плотах завязывались дискуссии, были даже разногласия. Однако, поскольку, как правило, Арбитр и Сводник каждого из плотов выступали против Склара Хаста, нашлось очень немного таких, кто поднимал голос в их защиту.

В утро Совета, когда небо еще не успело налиться синевой, лодки-кораклы, нагруженные людьми, двинулись со всех сторон к Уведомляющему. Выжившие с плота Спокойствия, которые нашли прибежище на плотах Трашнека и Бикля, прибыли одними из первых, вместе с публикой с Альмака и Сционы, находившихся в крайней западной части флотилии.

Все утро лодки сновали между плотами, свозя народ к месту сбора. К полудню первые группы уже добрались до Уведомляющего. Каждая группа имела свою эмблему, указывавшую плот, с которого она прибыла. Кроме того, кое-кто носил также знаки, выражающие принадлежность к касте: традиционные прически, метки на лбу и ленты на груди. В остальном одежда была почти одинаковой: рубахи и панталоны из морского льна, сандалии из рыбьей кожи, церемониальные перчатки и эполеты, украшенные дробленым жемчугом моллюсков.

Новоприбывшие останавливались в предусмотренной для этого гостинице, где им предлагался обед, состоявший из пива, пирогов с морским горохом, заперченной рыбы, которая по особому рецепту консервировалась в пряностях, и маринованного лосося. После этого гости расходились по разным частям плота, в соответствиигс традиционным кастовым делением.

В центре плота находился помост с трибуной. Вокруг него располагались скамьи, на которых сидели Старейшины каст, Мастера, Арбитры и Сводники. С трибуны мог выступить любой желающий, в порядке очередности. Как правило, все собрания открывали Старейшины, призывавшие молодежь к доблести и благородству, – так случилось и в этот раз. Час спустя после того, как солнце достигло зенита, к помосту пробился первый оратор «из толпы»: осанистый и дородный Пакостник с плота Моделинда, который подобным же образом открывал дискуссию на пяти предыдущих собраниях. Каждое его выступление было заранее одобрено Старейшинами, и сейчас его речи рассматривались уже как необходимое зло. Взгромоздившись на трибуну, он начал свою речь. Его голос был голосом прирожденного оратора: звучным, хорошо поставленным, с мощными верхами и бархатными низами. Его речь лилась плавно и соразмерно; его периоды были длинны, сравнения – продуманны, описания – красочны.

– Ну вот, мы и снова вместе. Я рад вновь увидеть ваши лица, которые с каждым годом становятся для меня все более знакомыми и любимыми. Но увы! – многих я не вижу среди нас; они ушли за бесконечные Пределы! И сколь многие из них ушли безвременно, испытав на себе лишь несколько дней назад праведный гнев Царя-Крагена, перед которым мы все испытываем благоговейный страх. Ужасное стечение обстоятельств побудило эту Первозданную Сущность выказать свое величие. Это не должно было случиться; этого никогда не случилось бы, если бы мы свято придерживались наших древних традиций. Ибо кто мы такие, чтобы оспаривать мудрость предков? Эти благороднейшие и мужественнейшие из когда-либо живших людей, отважившиеся противостоять тирании обезумевших рабов, сумели захватить Корабль, уносивший их к жестокой судьбине, и нашли для себя убежище здесь, в этом благословенном мире! Наши предки хорошо знали необходимость дисциплины и неукоснительного следования законам; они определили касты и назначили для каждой из них свою задачу, согласно занятиям, которым они предавались в Отчем Мире. Кидалам привычнее было закидывать сети и удить рыбу, Поджигателям – заниматься маяками, Пакостникам, к которым я имею честь относить и себя, – варить смолу, в то время как каста Казнокрадов дала нам немало славных Сводников, которые смогли обеспечить нам милость и благосклонное покровительство великодушного Царя-Крагена… Подобное порождает подобное, – продолжал оратор. – Дети наследуют родителям, и навыки не исчезают, но сохраняются и оттачиваются до совершенства. Почему же в таком случае касты разрушаются и уступают место неразберихе и беспорядку? Я обращаюсь к нынешней молодежи: читайте Аналекты, изучайте артефакты в Музее, вернитесь к принципам, которые были выработаны вашими отцами! У вас нет наследства более драгоценного, чем ваша кастовая принадлежность!

В таком духе он вещал еще несколько минут, после чего его сменил другой из пожилых, тоже метивший со временем в Старейшины. Бывший фонарщик с неплохой репутацией, он работал на своем посту, пока глаза ему не заволокла пелена, и он не мог уже отличить одного сигнала от другого. Как и предыдущему оратору, ему было что сказать насчет старых ценностей.

– Увы! Что зрю перед собою? Достойна сожаления леность нынешней молодежи. Во что мы превращаемся – в нацию бездельников и лежебок? Счастье еще, что Великий Краген защищает нас от алчности остальных своих сородичей! А что, если какой-нибудь тиран из Отчего Мира отыщет нашу мирную гавань и решит прибрать нас к рукам, пленить и сделать рабами, как в прежние времена? Чем мы будем защищаться? Отстреливаться рыбьими головами? Или заберемся под плоты в надежде, что противник не полезет туда, а если полезет – утонет?

– Ладно, не тяни, – послышались из толпы утомленные возгласы.

– Так вот я и говорю, – поспешил выступающий. – Нам надо организовать народное ополчение. Пусть каждый плот выставит хорошо обученных воинов и снарядит их метательными ножами и копьями из самых прочных и надежных стеблей, какие только найдутся!

Старого фонарщика с бельмами на глазах сменил Сводник с плота Самбер, который в хорошо построенной речи прозрачно намекнул, что, появись тиран из Отчего Мира – и Царь-Краген немедленно придет на помощь и обратит его в бегство. Так что в следующий раз тиран уже и не сунется. И все это благодаря скромному самоотверженному труду Сводников, к которым он с гордостью и смирением причисляет и себя…

– Царь-Краген велик; Царь-Крагенвсемогущ; он мудр и снисходителен; его достоинства неоспоримы! Однако его величие было оскорблено безобразной выходкой на плоту Спокойствия, где вольномыслие отдельных выродков стало причиной гибели многих наших сограждан. – На этих словах он скорбно поник головой. – Я не обладаю ни правом, ни полномочиями, чтобы предложить достойное наказание за столь чудовищное злодеяние. Но я хочу обратить ваше внимание на некоторые факторы, послужившие подспудной причиной случившегося – а именно, на самонадеянность отдельных лиц, поддержавших непосредственного виновника, и чрезмерное легкомыслие тех, кто, пусть не потакая им, не остановил их вовремя, проявив снисходительность и малодушие…

Наконец оратор спустился с трибуны. Его сменил хмурый крепыш в одеждах самых безыскусных.

– Меня зовут Склар Хаст, – сказал он. – Я тот самый злонамеренный вольнодумец, о котором сегодня уже говорили. Я хотел бы сказать многое, вот только не знаю, как. Поэтому буду краток. Царь-Краген – вовсе не мудрый и самоотверженный защитник, каким нам его рисуют Сводники. Это громадная и прожорливая тварь, которая с каждым годом становится все громаднее и прожорливее. Я хотел убить другого крагена, поменьше, который пожирал мой урожай. И когда Царь-Краген каким-то образом узнал об этом, он отомстил за своего сородича.

– Что он городит! – закричали со своих скамей Сводники. – Какой позор! Неслыханно!

– А ведь я, в сущности, помогал Царю-Крагену делать его работу. С чего бы ему гневаться? Ведь это его задача – отбивать атаки своих жадных родственников. Это же очевидно! Царь-Краген просто боится, что, научившись убивать его родственников, люди постепенно доберутся и до него. Именно это я и предлагаю сделать. Сколько можно пресмыкаться перед какой-то морской тварью? Давайте оставим это подлое заискивание, давайте обратим свои усилия на то, чтобы найти способ прикончить Царя-Крагена!

– Что за безответственные высказывания! Да это просто сумасшедший! Глупец неблагодарный! – кричали Сводники.

Склар Хаст ждал, пока шум уляжется, но крики не прекращались. Наконец Фирал Бервик, Арбитр Уведомляющего, взобрался на помост и поднял вверх руки:

– Спокойствие! Пусть Склар Хаст договорит. Он стоит на трибуне, и это его право – высказать все, что он пожелает.

– А мы почему должны слушать этот вздор? – воззвал Семм Войдервег. – Этот человек, как нам известно, – виновник гибели целого плота. Теперь он собирается распространить свою ересь дальше – так он отправит на дно всю флотилию!

– И все же, – настаивал Фирал Бервик. – Мы должны блюсти наши обычаи.

Склар Хаст наконец смог продолжить:

– Само собой, Сводники не хотят этого. Царь-Краген – их пища, они такие же паразиты, как и он. Это очевидно: нельзя давать им общаться с Царем-Крагеном, которому они передают всю информацию о нас. Мы рабы Крагена, – мы просто боимся признать эту правду. А Сводники – наши надсмотрщики. Те, кто выступли передо мной, ссылались на традиции предков – людей, которые сумели отнять у тиранов Корабль. Вы считаете, эти мужественные люди стали бы подчиняться прожорливой твари? Очень сомневаюсь! Как нам убить Царя-Крагена – это другой вопрос. Он требует серьезных размышлений и всестороннего обсуждения; но ни в коем случае нельзя, чтобы эти планы дошли до Сводников. Если кто-нибудь здесь думает так же, как я, сейчас настало время им подняться с места и объявить об этом во всеуслышание.

С этими словами Склар Хаст сошел с помоста. На плоту воцарилась тишина. Лица людей застыли. Склар Хаст посмотрел направо, потом налево. Никто не смел встретиться с ним взглядом.

Тучный Семм Войдервег взгромоздился на помост.

– Вы все слышали, что сказал этот убийца. Он не имеет ни стыда, ни совести. На нашем плоту мы уже вынесли ему смертный приговор. Согласно обычаю, он имел право сказать свое слово перед собранием. И он его сказал. Как вы видите, он ничуть не раскаивается. Более того – он пытается распространить свою ересь, приплетая к тому же наших предков к своим гнусным замыслам. Да утвердит это справедливое собрание тот приговор, который был вынесен ему на плоту Спокойствия; пусть те, кто чтит Царя-Крагена и благодарен ему за милость и покровительство, поднимут вверх свои кулаки – /и это будет означать смерть!

– Смерть! – возгласили Сводники, потрясая кулаками.

Однако другие не торопились поддержать их. Люди переглядывались, охваченные неуверенностью и беспокойством; некоторые опасливо посматривали в сторону океана.

Семм Войдервег растерянно поглядел на толпу:

– Я, конечно, понимаю, что вам трудно вынести столь суровый вердикт бывшему соплеменнику и согражданину, но в этом случае любое колебание неуместно.

Он указал длинным бледным пальцем на Склара Хаста.

– Понимаете ли вы, насколько злостным и бесчестным негодяем является этот человек? Я могу добавить и еще кое-что о его подвигах. До того, как совершить преступление, за которое мы сейчас его судим, он совершил еще и другое – против собственного благодетеля и учителя, Мастера-Поджигателя Зандера Рохана. К счастью, попытка обмануть благородного Рохана в бесчестном поединке, с тем чтобы сместить его с должности и самому стать Мастером-Поджигателем, была вовремя пресечена Арбитром плота Иксоном Мирексом и мной самим.

– Но это же клевета! – воскликнул Склар Хаст. – Неужели я должен выслушивать, как меня поливают ядом?!

Фирал Бервик объяснил:

– Ты должен позволить ему высказаться до конца; потом, если ты сможешь доказать, что это клевета, клеветник понесет заслуженное наказание.

Семм Войдервег продолжал очень искренним тоном:

– Суровая правда – это не клевета. Чтобы клеветать, нужно испытывать ненависть, а у меня нет причин ненавидеть этого человека. Итак, я продолжу…

Склар Хаст обратился к Фиралу Бервику:

– Прежде чем он продолжит, необходимо пояснить, о какой клевете идет речь. Я могу доказать, что этот человек обвиняет меня из зависти.

– Ты можешь это доказать? – Да.

– Хорошо. – Фирал Бервик обернулся с Семму Войдервегу:

– Тебе придется подождать со своим обвинением, пока не будет прояснена суть клеветы.

– Вам достаточно спросить Арбитра Мирекса, – возмущенно отозвался Сводник. – Он подтвердит, что все сказанное мной – чистая правда.

Фирал Бервик кивнул Склару Хасту.

– Продолжим: докажи клевету, если можешь. Склар Хаст указал на второго помощника фонарщик Вика Кэверби:

– Пусть он скажет.

Кэверби, небольшой человек с волосами песочного цвета и бледным перекошенным лицом – его нос был сдвинут одну сторону, а рот в другую, – несколько неохотно выбрался из толпы.

– Войдервег утверждает, что я победил Мастера-Поджигателя Рохана благодаря длительным упражнениям с учебными текстами. Правда ли это?

– Нет, это не так. Это было просто невозможно. Подмастерья тренируются на упражнениях с первого по пятидесятое.

Когда Арбитр Мирекс приказал принести тексты для состязания, я достал продвинутые упражнения, которые всегда хранятся под замком. Арбитр сам выбирал тексты, вместе со Сводником Войдервегом.

– Ну что, – обернулся Склар Хаст к Арбитру Мирексу, – это правда или ложь?

Тот вздохнул, борясь с досадой.

– В техническом смысле это так. И все же у тебя была возможность упражняться.

– Она была и у Мастера Рохана, – заметил Склар Хаст с угрюмой усмешкой. – Надо ли говорить, что я ничем подобным не занимался?

– Пока все ясно, – сухо прервал его Фирал Бервик, – но что до клеветы…

Склар Хаст кивнул на Кэверби:

– В этом он также может свидетельствовать. Тот продолжал с еще большей неохотой:

– Сводник Войдервег делал предложение Мэрил Рохан, дочери Мастера-Поджигателя, но та ответила ему решительным отказом. Случайно я слышал их разговор. Она сказала, что хотела бы выйти за первого помощника Склара Хаста, если бы только он не относился к ней как к рычагу наборной машины. Сводник Войдервег показался мне чрезвычайно раздраженным.

– Да ну? – воскликнул Войдервег, побагровев. – И где здесь клевета?

Склар Хаст отыскал глазами в толпе Мэрил Рохан. Она не стала дожидаться приглашения и встала сама.

– Мерил Рохан – это я. Свидетельство второго помощника полностью правдиво. В то время я действительно собиралась замуж за Склара Хаста.

Склар Хаст обернулся к Фиралу Бервику.

– Вот мое свидетельство.

– Твое свидетельство достоверно, – отвечал тот. – Я признаю Сводника Семма Войдервега виновным в клевете. Какого наказания для него ты требуешь?

– Никакого. Это не столь важно. Я хочу лишь, чтобы те предложения, которые я выношу на суд, оценивались по достоинству, без искажений со стороны Сводника Войдервега.

Фирал Бервик повернулся к Своднику:

– Можешь продолжать, но предупреждаю – воздержись от дальнейшей клеветы.

– Я не скажу больше ни слова, – ответил тот тусклым голосом. – В конце концов вы убедитесь, что я был прав. – Он спустился с помоста и сел рядом с Арбитром Мирексом, который подчеркнуто отвернулся, словно не замечая его присутствия.

Вперед выдвинулся высокий темноволосый мужчина в расшитой бело-ало-черной пелерине и попросил слова. Это был Баркан Блейсдел, служивший Сводником на Уведомляющем. Он держался спокойно, уверенно, со значением, что придавало его словам куда большую убедительность, чем мог добиться чересчур вспыльчивый Войдервег.

– Как признает сам обвиняемый, факт клеветы не имеет большого значения в рассматриваемом вопросе, и я предлагаю суду полностью выбросить из головы этот досадный инцидент. Не считая этого небольшого недоразумения, суть дела вполне ясна – я бы сказал, на удивление ясна. Заветом предусматривается, что Царь-Краген осуществляет справедливость в океанских просторах. Склар Хаст, будучи в здравом рассудке, полностью осознавая смысл своих деяний и их возможные последствия, нарушил Завет, что повлекло за собой гибель сорока трех мужчин и женщин. Здесь просто не о чем спорить!

Баркан Блейсдел пожал плечами, выражая крайнее недоумение.

– Хотя мне и крайне неприятно делать это, я вынужден потребовать для этого человека смертного приговора. Кулаки вверх! Смерть Склару Хасту!

– Смерть! – снова подхватили Сводники, вздымая кулаки и оборачиваясь к остальным в ожидании поддержки.

Размеренная речь Баркана Блейсдела вдохновила гораздо большее количество людей, чем яростные обвинения Войдервега, но толпа по-прежнему пребывала в нерешительности; все словно бы чувствовали, что здесь скрывается нечто большее и правда еще не до конца раскрыта.

Баркан Блейсдел склонился к народу, перегнувшись через трибуну, словно для того, чтобы лучше видеть лица сограждан:

– Как? Вы медлите? Разве доказательства не очевидны? Фирал Бервик, Арбитр Уведомляющего, поднялся с места:

– Вынужден напомнить Баркану Блейсделу, что он уже дважды призывал к смерти Склара Хаста. Если и в третий раз он не получит достаточной поддержки, Склар Хаст будет считаться оправданным.

Баркан Блейсдел усмехнулся толпе и, смерив Склара Хаста взором, спустился вниз.

Помост опустел. Больше никто не испытывал желания выступить. Наконец Фирал Бервик сам поднялся по ступеням, чтобы обратиться к собравшимся. Это был кряжистый человек с широким лицом, волосами, тронутыми сединой, с голубыми глазами и короткой бородкой. Он начал свою речь раздумчиво и неторопливо.

– Склар Хаст требует смерти Царя-Крагена. Семм Войдервег и Баркан Блейсдел требуют смерти Склара Хаста. Что я могу сказать? Первое требование вызывает у меня оторопь, второе тоже не представляется уместным. Не сказал бы, что имею отчетливое представление, что нам надлежит делать. Склар Хаст, прав он или не прав, вынуждает нас принять решение. Мы должны сделать это, но не стремглав, на скорую руку, а обдумав как следует и не торопясь с выводами.

Баркан Блейсдел вскочил с места:

– При всем уважении я вынужден настаивать, чтобы мы не отклонялись от сути рассматриваемого вопроса, каковой состоит в том, чтобы определить степень виновности Склара Хаста в трагедии, разыгравшейся на плоту Спокойствия.

Фирал Бервик коротко кивнул:

– Мы соберемся вновь через час и вынесем решение.