"Тень сомнения" - читать интересную книгу автора (Джексон Лиза)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ 1980

Глава 4

– Не понимаю, что ты нашла в Харли Таггерте! – Тесса накрутила еще один белокурый локон на валик электрических щипцов для завивки. Она сидела за туалетным столиком в одних трусиках и лифчике, глядя на Клер в зеркало. – Если хочешь знать мое мнение, Уэстон гораздо интереснее.

– Он подонок.

Старший из братьев Таггертов всегда вызывал у Клер страх и отвращение.

– Ну и пусть! Все равно ты не станешь отрицать, что Харли – размазня. О, черт! – Тесса втянула воздух сквозь зубы и затрясла обожженной рукой, уронив щипцы. – Вот всегда я так!

Клер опасливо подобрала раскаленные щипцы и водрузила их в держатель. Тесса нахмурилась и сунула палец в рот.

– Проблема Харли в том...

– Нет у него никакой проблемы.

– Ты прекрасно знаешь, что есть! Он тряпка. Делает все, что ни прикажет его старик.

– Ничего подобного.

Но в голосе Клер не чувствовалось полной убежденности. У Харли действительно имелся недостаток, и немалый: он был слишком мягким человеком.

– Тогда почему он до сих пор не порвал с Кендалл? – спросила Тесса, изогнув тонкую бровь, и вновь потянулась за щипцами. – По-моему, это непорядочно – встречаться с вами обеими.

– Он не встречается с Кендалл, – сухо возразила Клер. – Просто разорвать помолвку не так уж легко, хотя об этой помолвке никто и никогда не объявлял официально.

Ей было неприятно, что приходится вроде как оправдывать Харли. Он такой хороший, добрый, ласковый. Ну и что, что он не спортсмен, не светский лев и не покоритель сердец, как Уэстон? И если ему иногда бывает трудно принять решение, что в этом такого? Просто ему требуется время подумать.

– Я вчера говорила на пляже с Пейдж, – сказала Тесса. – Ну, она, конечно, еще соплячка, но все-таки она младшая сестра Харли, и кое-что ей известно. Так вот, она уверяет, будто Кендалл отказывается верить, что помолвка расторгнута. Пейдж говорит, что Кендалл проводит все свободное время в пляжном домике своих родителей в Мансаните, чтобы быть поближе к Харли.

– Пейдж Таггерт сидит у меня в печенках.

Клер чего только не делала, буквально на части разрывалась, стараясь подружиться с единственной дочерью Нила Таггерта. Но та в ответ только задирала свой длинный нос и не желала даже здороваться с ней по-человечески.

– Она обожает Кендалл и смотрит ей в рот, будто все, что Кендалл ни скажет, это и есть святая истина. – Тесса нахмурилась, закручивая последний локон. – Если хочешь знать, по-моему, Пейдж просто извращенка. Она как будто влюблена в Кендалл или что-то в этом роде.

– А по-моему, это ты извращенка.

– Да говорю тебе, это нездоровое увлечение. – Тесса промокнула лицо бумажной салфеткой. – И я не верю, что Харли не встречается с Кендалл. Он ведь тебе сегодня не звонил, так?

– Нет, но...

– А вчера?

– Он был занят.

– А позавчера?

– Я не веду учет.

– Другим рассказывай. Ты слонялась по дому как в воду опущенная, бросалась на каждый телефонный звонок, все надеялась, что это Харли. Кстати, почему бы тебе самой не позвонить ему? – спросила Тесса, поправляя бретельку лифчика, и потянулась за губной помадой. – Я бы так и поступила.

– Не сомневаюсь, что ты бы так и поступила. Но я – не ты.

– В том-то все и дело! Я бы никогда, ни за что на свете не стала бы убиваться из-за какого-то парня, будь это даже сам Уэстон Таггерт. Это просто вредно для здоровья, поверь мне. Ни один парень того не стоит, а уж тем более Харли Таггерт.

Клер закатила глаза и решила, что не стоит продолжать разговор. Все, включая Тессу и Ранду, не одобряли ее встреч с Харли. Как будто он какой-нибудь зачумленный. Атмосфера в доме вдруг показалась ей удушающей, и она решила, что оставит Тессу наедине с ее косметикой, Ранду – с ее книгами, а сама поедет кататься верхом.

Проходя мимо комнаты Миранды, Клер увидела свою старшую сестру в кресле у окна. Миранда сидела с книжкой в руках, но не читала, а глядела в открытое окно, словно высматривала кого-то. В последнее время Миранда изменилась, стала меньше придираться к младшим сестрам, а иногда по несколько часов пропадала неизвестно где. Никто не знал, куда она ходит, но она всегда захватывала с собой книгу, и Клер решила, что ее старшая сестра нашла себе для чтения какое-то потайное местечко в лесу. Одно только было странно: вот уже несколько недель Миранда читала один и тот же роман – «Полет над гнездом кукушки». Обычно она проглатывала любую книгу за пару дней. Да, с Мирандой творилось что-то неладное, но у Клер не было ни времени, ни охоты поинтересоваться, куда ее сестра убегает из дома тайком.

День выдался душный, все окна были распахнуты настежь, и по всему дому разносились звуки знаменитой мелодии из фильма «История любви». Это их мать упражнялась на рояле, пытаясь скрасить музыкой свою жизнь в ненавистном ей доме.

Впрочем, нельзя сказать, что Доминик не прилагала стараний. В холле и в гостиной всегда стояли свежие цветы в вазах, столовое серебро аккуратно начищалось раз в неделю и использовалось каждый день – вместе с хрусталем и парадным фарфоровым сервизом – для сервировки вечерней трапезы. По дому сновала бесконечная череда преподавателей французского и игры на фортепиано, танцев и фехтования, не говоря уж об инструкторах верховой езды.

Клер провела пальцами по гладкой полированной поверхности перил до самого нижнего столбика, который был искусно вырезан в форме выпрыгивающего из воды лосося. За долгие годы его изогнутая спинка залоснилась от многочисленных прикосновений любящих пальцев. Но, разумеется, не пальцев Доминик. Она считала резные перила со столбиками, изображающими разную живность, вульгарными, сложенный из скальных пород камин – грубым и грязным, а канделябры из оленьих рогов – варварством. Зато Клер все это обожала.

В одних шортах и футболке она побежала на кухню, где Руби Сонгберд, здоровенная индианка, месила толстыми пальцами тесто для домашнего хлеба, тихонько напевая себе под нос. У нее было плоское лицо, сверкающие темные глаза и редкая улыбка, способная осветить всю комнату. Если бы она распустила свои черные с проседью волосы, они, наверное, упали бы ниже колен, но Руби всегда носила их стянутыми в тугой узел на затылке. Клер не сомневалась, что у нее имеется запасная пара глаз: ничто не могло укрыться от Руби.

По мнению Клер, в последнее время Руби немного изменилась и казалась встревоженной, хотя по-прежнему неукоснительно выполняла свои ежедневные обязанности: готовила, убирала и строго надзирала за остальными слугами. Именно Руби отвечала за порядок в старом доме и делала все, чтобы у Доминик не возникало нареканий.

– Привет, – сказала Клер, схватив яблоко из корзинки с фруктами, оставленной на кухонном столе.

– Опять кататься верхом? – спросила Руби, бросив на нее взгляд через плечо, причем ее пальцы ни на минуту не переставали ритмично двигаться.

– Да вроде того.

– Гм.

Клер стало немного не по себе. Неужели эта женщина читает ее мысли? Может, она ясновидящая или, как теперь говорят, экстрасенс? Руби утверждала, что все ее предки были шаманами, но Клер уверяла себя, что она во всю эту чушь не верит.

– Будь осторожна.

– Я буду неподалеку. Руби прищелкнула языком.

– Но иногда здешние леса...

Она выпятила нижнюю губу и умолкла на полуслове, словно сожалея, что сказала слишком много.

– Что? Что такого в здешних лесах? – Клер с хрустом надкусила яблоко.

– В них водятся духи. Не только добрые, но и злые. Здесь когда-то была священная земля.

– Ничего со мной не случится, – решительно заявила Клер, не желая вступать в спор.

Руби утверждала – и, наверное, ничуть не преувеличивала, – что местные индейские племена в прошлом сильно пострадали от рук белого человека. Клер не собиралась об этом спорить: она изучала историю. Но при этом Клер не считала лично себя ответственной или обязанной как-то исправлять зло, некогда причиненное индейцам ее бледнолицыми предками. К счастью, дети Руби – Кристи и Джек – не так остро ощущали вековую обиду, как их мать. Кристи, красивая и умная девушка, не рассматривала свой статус «коренной американки»[4] как почетный знак или как тяжкое бремя. А Джек был просто непослушным сорванцом, и цвет его кожи дела не менял.

– Просто будь осторожна, – упрямо повторила Руби, раскатывая тесто.

На крыльце Клер натянула свои любимые сапоги для верховой езды и, отшвырнув огрызок яблока, направилась по вымощенной каменными плитами дорожке к конюшне. Там она надела уздечку на Марти и, решив не возиться с седлом, просто вскочила на его широкую спину. Марти сразу азартно прижал уши, и они пустились вскачь через старую пихтовую рощу.

Лучи солнца пробивались сквозь кроны деревьев, устилая землю пятнистым узором. Конь и всадница следовали по старой оленьей тропе, змейкой вьющейся среди холмов-Иллахи. В неподвижном от жары воздухе пахло морской солью и водорослями, в небе не было ни облачка. Клер старалась выбросить из головы предупреждение Тессы насчет Харли, но так и не смогла. Слова сестры навязчиво повторялись у нее в голове, подтверждая ее собственные опасения.

Но с какой стати для нее должно что-то значить мнение Тессы? Клер с досады хлестнула вожжами по холке Марти, и мерин перешел в галоп. Стуча копытами, он несся через лес, легко преодолевая поваленные бревна, и только раз шарахнулся в сторону от взлетевшего из-под копыт глухаря.

На вершине холма Клер натянула поводья. Мерин недовольно фыркнул и заплясал на месте, на боках у него выступили пятна пота.

– Ты молодчина, – сказала Клер и похлопала его по холке, оглядывая тянущуюся внизу узкую полоску земли.

К западу расстилались темно-серые воды Тихого океана. К востоку раскинулось неподвижное, как стекло, озеро Эрроухед, отражавшее синеву неба. Перемычкой между двумя водными бассейнами служил узкий, поросший лесом клочок земли. Клер нравилось это место, она часто приезжала сюда, чтобы побыть одной. С края утеса был виден выгнутый полумесяцем «Камень Иллахи» – курорт, построенный ее отцом. Волны океана с грохотом разбивались о зазубренные обломки скал, белые брызги тучей взлетали высоко в воздух.

Клер глубоко вздохнула, все ее тревоги как-то позабылись, отступили на задний план. С Харли все как-нибудь уладится. Иначе и быть не может.

Внезапно за спиной Клер хрустнула ветка, и у нее волосы шевельнулись на голове. Это была частная земля, приобретенная ее отцом, и никто не смел сюда вторгнуться, если ему была дорога жизнь. Клер вдруг вспомнилось предупреждение Руби. Повернув коня, она принялась отчаянно всматриваться в лесную чащу, пока наконец не разглядела за деревьями Кейна Морана – юного хулигана, который бросил школу и подрабатывал в местной газете на должности курьера. Кейна подозревали всякий раз, когда в городе Чинук или его окрестностях происходило что-то неладное. Волосы у него были слишком длинные и нечесаные, подбородок нуждался в бритве, джинсы стали белесыми от бесчисленных стирок, а теперь были покрыты пылью. Он сидел на корточках у потухшего костра и ворошил прутиком черные угли, но его светло-карие глаза не отрывались от лица Клер.

Несмотря на свою скверную репутацию, Кейн Моран всегда возбуждал ее любопытство, и, хотя им не часто приходилось сталкиваться, Клер чувствовала по его взгляду, медленно скользившему по ее телу, что она тоже вызывает у него интерес. Впрочем, от такого парня любой разумной девушке следовало держаться подальше.

– Я не знала, что ты здесь, – сказала она, направляя лошадь к его маленькому лагерю.

– Никто не знает.

– А ты сам-то знаешь, что это частные владения?

Он поднял золотистую бровь, и на губах у него появилась наглая улыбочка.

– А-а, понятно. Ты работаешь в охране «Камня Иллахи», патрулируешь территорию и гоняешь посторонних?

– Нет, но...

– Неужели только меня одного?

– Я не собираюсь тебя прогонять.

Он хмыкнул:

– Я все равно бы не ушел, Принцесса. Такое обращение не понравилось Клер.

– Меня зовут Клер, – сказала она.

– Я знаю. Весь Чинук знает, как тебя зовут.

– Что ты здесь делаешь?

– Отдыхаю, – ответил он, и его глаза блеснули. – Я мог бы расположиться на курорте твоего отца, но там для меня дороговато, вот и решил провести какое-то время здесь.

– И ты на самом деле думаешь, что я тебе поверю?

– Не-а. – Кейн покачал головой и поднялся на ноги. Только тут она поняла, какой он высокий. – На самом деле мне все равно, что ты думаешь.

Клер оглядела его пожитки: старый спальный мешок, довольно дорогая фотокамера, рюкзак и пустая бутылка из-под дешевого виски. Неподалеку, поблескивая никелировкой, стоял спрятанный в кустах мотоцикл – огромная черная машина, на которой он носился по шоссе и по городу. Клер показалось странным и почему-то трогательным, что Кейн провел ночь здесь – один у костра под открытым небом, глядя на звезды и слушая неумолчный рев океана. Как-то это не вязалось с образом мелкого городского хулигана.

– Ну, теперь твоя очередь, – сказал Кейн, подойдя к Марти и погладив его по бархатистому носу. – От чего ты убегаешь?

– Ни от чего я не убегаю.

Он взглядом дал ей понять, что она врет.

– Как скажешь.

– Мне просто захотелось выбраться из дома.

– Твой старик не дает тебе житья?

– Что? Нет. У нас все в порядке, просто иногда мне надоедает сидеть в четырех стенах.

– А где же Таггерт?

– Что?

Этот вопрос ее удивил. Хотя они с Харли встречались уже пару месяцев, Клер не думала, что это известно всем, а главное, считала, что это никого не касается. А уж тем более такого человека, как Кейн Моран.

– Твой дружок, Принцесса. Ты его еще не забыла? Где он?

С этими словами Кейн вытащил пачку сигарет, вытряхнул две и предложил ей закурить. Когда Клер отказалась, он покачал головой, криво усмехнулся, как будто она чем-то его позабавила, и, щелкнув зажигалкой, глубоко затянулся.

– А тебе-то что? – нахмурилась Клер.

– Ничего, – сказал он, выпустив клуб дыма. – Просто поддерживаю вежливый разговор.

Она видела, что он нарочно ее дразнит, но устоять не смогла и ввязалась в спор, как рыбка, клюнувшая на наживку.

– По-моему, это хамский разговор. Кейн пожал плечами:

– Тебе виднее.

– Слушай, я не хочу обсуждать свою личную жизнь с посторонними.

– Я не посторонний, Клер. Я всю свою жизнь прожил на том же озере, что и ты.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

– Конечно, понимаю, милочка. – Кейн еще раз затянулся сигаретой и выпустил дым уголком рта. – Конечно, понимаю.

Развивать свою мысль он не стал, просто похлопал Марти по плечу рядом с ее голой ногой и отвернулся. Не говоря больше ни слова, он собрал свои вещи, повесил камеру на шею, закатал остальное в спальный мешок и закрепил его эластичными ремнями на багажнике мотоцикла.

– Хочешь прокатиться?

– Мне есть на чем кататься.

Неожиданно для Клер Кейн поднял камеру, навел на нее и сделал несколько снимков, потом швырнул окурок в потушенный костер и завел мотоцикл. Марти вскинулся на дыбы, когда мотор взревел, но Клер сумела удержаться у него на спине. Ловко петляя по извилистой горной тропе, Кейн Моран исчез, как чертенок в преисподней, растворился в сизом дымке выхлопа, тянувшемся за мотоциклом.

А у Клер осталось смутное ощущение разочарования, сменившееся внезапно нахлынувшим отчаянием. Откуда взялось это отчаяние, она не знала, но оно, безусловно, имело какое-то отношение к Кейну Морану.


– Сколько раз я тебе говорил, держись подальше от Клер Холланд!

Нил Таггерт с раздражением швырнул скоросшиватель на стол. Бумаги из папки разлетелись, подобно вспугнутой стайке птиц, и приземлились в полном беспорядке на толстый ковер. Нил этого, кажется, даже не заметил. А может, ему было все равно.

Харли хотелось убежать и спрятаться. Его отец был мастер закатывать скандалы, которые всегда пугали его. Но на этот раз Харли заставил себя стоять на месте перед полированным столом красного дерева. Он застыл, держа спину прямо, как фельдфебель на плацу. Пускай старик орет, что ему вздумается, он не собирался отступать.

– Я люблю ее, папа.

– Любишь? – Нил испустил длинную цепочку грязнейших ругательств, отчего у Харли загорелись уши. – Нет на свете такой штуки, как любовь, ясно? Это все выдумки для идиотов вроде тебя! – Он вскочил из-за стола и ткнул мясистым пальцем прямо в нос Харли.

– Я не собираюсь порывать с ней. Мы будем встречаться.

– Черта с два! – Неожиданно для Харли старик стремительно обогнул стол. При своей внушительной комплекции Нил обладал поразительным проворством. – Послушай меня, малыш. Или ты сейчас же теряешь интерес к этой девчонке, или, – он щелкнул пальцами, – будешь вычеркнут из моего завещания. Тебе все ясно?

На секунду сердце у Харли замерло, и в эту секунду, словно при вспышке молнии, он увидел свою будущую жизнь с Клер. Они останутся без гроша в кармане, без денег, без всех тех роскошных мелочей, к которым он привык, будут жить в дешевой квартире над гаражом или над итальянским ресторанчиком, ему придется отказаться от «Ягуара». Харли стиснул кулаки; его челюсти были так крепко сжаты, что зубы заныли.

Словно прочитав его мысли, Нил широко усмехнулся, блеснув золотой пломбой:

– Что, скверная картинка, сынок?

– Это не имеет значения. Я не откажусь от нее. Нил вздохнул и провел рукой по жидким волосам.

– Да брось! Со мной можешь не ломать комедию. Конечно, тебе хотелось бы думать, что ты такой благородный, такой романтичный и прочее. Но на самом деле ты ничем не лучше меня или Уэстона. Хорошую жизнь ты любишь больше, чем любую женщину, – он опять ухмыльнулся.

– Но Клер...

– Она носит фамилию Холланд – как и ее папаша! Нил оперся бедром о край стола и испустил тяжелый вздох, шедший, казалось, из самой глубины души. Правда, еще неизвестно, была ли у него душа. В том, что касалось души или совести Нила Таггерта, небесное жюри присяжных все еще совещалось и пока не пришло ни к какому заключению.

– Я пытался вести дела со старым Датчем по-хорошему, ты же знаешь. Приехав сюда, я сразу предложил ему партнерство, но Бенедикт Холланд повел себя как феодальный барон. Он не мог даже сосчитать, сколько денег получил бы, если бы мы работали вместе, а не конкурировали друг с другом! С самого начала он стал строить планы, как бы от меня избавиться. Все, что имело отношение к «Таггерт Индастриз», стояло ему поперек горла. Хочешь знать мое мнение? Ты не хочешь, я знаю, но все равно скажу: бьюсь об заклад, Датч приплачивает своей дочке, чтобы она строила тебе глазки, лишь бы мне досадить.

– Это невероятно, – прошептал Харли. – Ты просто сошел с ума. Ты настолько зациклился на своей персоне, что считаешь, будто весь мир вращается вокруг тебя. Но ты ошибаешься, наши отношения с Клер тебя не касаются. И я буду встречаться с ней, нравится тебе это или нет.

– Ну тогда готовься съехать отсюда и забудь о возвращении в Беркли[5] на осенний семестр. А что касается машины, ты ездишь на ней по доверенности, так что можешь вернуть ключи.

Харли проглотил тошнотворный страх, подступивший к горлу. Этот необъяснимый страх преследовал его с самого детства. Он всегда чувствовал свою второсортность и боялся, что в решающую минуту окажется не на высоте. Годами он жил в тени Уэстона. Высокий, спортивный, Уэстон был непревзойденным чемпионом и на футбольном поле, и на заднем сиденье автомобиля. Уэстон шутя окончил среднюю школу и благодаря своим спортивным достижениям поступил в Стэнфорд[6] на полную стипендию, черт бы его побрал. Великий Уэстон, царь и бог, сидел у него в печенках.

– Ты не сможешь запугать меня, папа, – сказал Харли вслух и нервно сглотнул.

– Запросто, сынок. – Нил казался спокойным и уверенным в себе, он как будто получал удовольствие от этого поединка. – Сколько, по-твоему, ты сумеешь продержаться в реальном мире, имея грошовую работу и кучу счетов? У Клер Холланд запросы большие, как, впрочем, и у тебя самого. Едва ли она будет счастлива, живя одной любовью или как там это называется. И ты тоже на это не проживешь.

Внезапно распахнулась дверь, и Пейдж, младшая сестра Харли, даже не подумав постучать, влетела в кабинет.

– Кендалл приехала!

С упавшим сердцем Харли посмотрел в окно и увидел маленький красный «Триумф» Кендалл, затормозивший у их гаража. Она вышла из машины – хрупкая на вид девушка с нежной белой кожей, светлыми, почти белыми волосами и громадными невинными голубыми глазами, взиравшими на него с горьким упреком. Она без слов, одним взглядом умела обвинить его в обмане, в измене и всех других смертных грехах.

День, начавшийся для Харли скверно, грозил закончиться еще хуже.

– Надеюсь, ей ты сумеешь объяснить все это более связно, чем мне, – сказал Нил в спину Харли, выходившему из кабинета в холл.

Пейдж успела гостеприимно распахнуть входную дверь и теперь ослепительно улыбалась красивой гостье.

– Я думала, ты уже в Портленде.

Пейдж обожала Кендалл. То же чувство она испытывала к красивым одноклассницам, попавшим в группу поддержки спортсменов, к тем, кого выбирали королевами красоты или «мисс» какой-нибудь рекламной продукции, а еще раньше, когда она была на несколько лет младше, – к своим дурацким куклам Барби. Это было исступленное, безмерное, неистовое чувство. Настоящая безумная страсть.

Кендалл хватило совести слегка покраснеть.

– Я... м-м-м... заехала повидаться с Харли. – Она бросила на него траурный взгляд, заставивший его внутренне съежиться.

– Вот как? – Лицо у Пейдж вытянулось, улыбка погасла, скрыв пластинки на зубах.

– Но я непременно загляну к тебе перед отъездом, – с улыбкой обещала Кендалл.

Харли молча собирался с силами для предстоящей сцены.

– Кендалл! – громогласно приветствовал гостью Нил. Его улыбке мог бы позавидовать Чеширский кот[7]. – Как поживаешь? Как твои старики?

– Прекрасно.

– Твой отец все еще играет в гольф? И как успехи?

– Он уверяет, что нулевые.

– Ни за что не поверю.

От души смеясь, Нил отечески похлопал ее по плечу, скользнул взглядом мимо своей собственной дочери, словно она была пустым местом, и молча уставился прямо в глаза Харли. Его мысль и без слов читалась совершенно ясно: «Вот твоя женщина, сынок!»

Харли был иного мнения. Когда его отец вернулся к себе в кабинет, а Пейдж тактично, хотя и неохотно удалилась, он повел Кендалл на обшитую кедровым деревом веранду, нависшую высоко над каньоном. Глубоко внизу по дну каньона бежала, торопясь к морю, река Чинук. Верхние ветки пихтовых деревьев защищали веранду от летнего солнца, а шум потока приглушал их голоса.

– Не знаю, что ты здесь делаешь, – сказал он, закрывая за собой тяжелую дверь.

Сделав глубокий вдох, Кендалл простодушно призналась:

– Я люблю тебя.

– Мы уже это обсудили.

– Я хочу стать твоей женой.

– Нет, не хочешь.

– Ради бога, Харли, не спорь! Ты прекрасно знаешь, чего я хочу! – Похожая на эльфа, почти прозрачная Кендалл шагнула ближе и обдала его ароматом своих духов, заглушившим терпкий запах подступающего леса. – Мы же занимались любовью. Прямо здесь, на этой веранде, в твоей машине, в твоей постели. Ты лишил меня невинности, и ты... Тогда ты говорил, что любишь меня!

Он стиснул зубы и крепко ухватился пальцами за поручень, увидев слезы у нее на глазах.

– Ачто, если... что, если я забеременела? – продолжала Кендалл.

У Харли чуть не остановилось сердце. Беременна? Кендалл? Ноги у него подкосились, перед ним словно разверзлась пропасть. Нет, она не могла залететь! Они предохранялись. Он предохранялся, если на то пошло!

– Ты не беременна.

– Нет. – Она сокрушенно покачала головой, и ее светлые волосы вспыхнули на солнце. – А жаль. Лучше бы это было правдой.

– Чтобы я женился на тебе?

– Да! Я сделаю тебя счастливым, Харли!

Кендалл схватила его руку обеими руками и начала поднимать ее к своим губам, но Харли резко вырвал руку. Он и без того чувствовал себя подонком и не хотел, чтобы она перед ним унижалась.

– Все кончено, Кендалл. Я не знаю, что еще я должен сказать или сделать, чтобы тебя убедить.

– Неправда, ты все еще меня любишь.

– Нет.

Кендалл отшатнулась, словно он ее ударил. Слезы полились всерьез, она с трудом подавила рыдание. Харли никогда не был таким бессердечным. Глуповатым – да. Наивным – безусловно, он неоднократно ей это демонстрировал, но бессердечным? Нет, никогда. И он никогда не мог спокойно смотреть, как она плачет.

Понимая, что совершает колоссальную ошибку, Харли вздохнул и обнял ее.

– Прости, Кендалл, мне очень жаль, – сказал он, прижимаясь губами к ее волосам. – Честное слово, жаль.

– Просто люби меня, Харли. Неужели я прошу слишком многого?

Она запрокинула лицо и поцеловала его с такой страстью, что он даже удивился. Поцелуй был горячим, требовательным и соленым от слез. На секунду Харли поддался порыву, колени у него ослабели, но он тут же опомнился и поспешно отступил, разжав руки.

– Извини.

Он говорил искренне. У него никогда и в мыслях не было обманывать ее или причинять ей боль, просто ужасно трудно было принять решение. Но теперь, когда решение было принято, он чувствовал себя последней скотиной.

– Это все из-за Клер Холланд? – проговорила она, всхлипывая и заикаясь.

– То, что между нами было, не имеет никакого отношения к Клер.

– Черта с два! – Размазывая по лицу потекшую тушь, Кендалл вздернула подбородок. – Если мне придется тебя отвоевывать, я готова.

– Речь не идет о войне.

– Для тебя, может, и нет, а для меня – да.

– Кендалл! – послышался голос Пейдж, эхом прокатившийся по каньону.

Запрокинув голову, Харли увидел сестру, сидящую на подоконнике в своей комнате. Ее тусклые темные волосы свесились вниз, во взгляде, брошенном ею на брата, ясно читалось желание убить его на месте. Она, вероятно, слышала весь разговор и наблюдала развернувшуюся на веранде сцену. Отлично! Только этого ему и не хватало. Теперь на него будет давить еще и эта пигалица Пейдж.

– Я... я поднимусь через минуту, – сказала Кендалл, ослепительно улыбаясь, хотя глаза у нее были красные, а все лицо в потеках туши.

Когда Пейдж скрылась в комнате, Кендалл прошептала:

– Эта девчонка не должна совать нос в чужие дела!

С этим Харли не мог не согласиться. Хотел бы он знать, сколько еще пар глаз следило за ними через окна трехэтажного особняка, выходившие на каньон! Ему показалось, что еще чье-то лицо мелькнуло за стеклом, но он сказал себе, что хватит фантазировать и шарахаться от теней.

– Ну дай мне еще один шанс! – умоляла Кендалл, снова хватая его за руку и притягивая к себе.

Она потащила его к лестнице на северной стороне веранды, оплетенной ломоносом с крупными пурпурными цветами. Все еще оглядываясь через плечо, Харли спустился следом за Кендалл, на каждом шагу напоминая себе, что это опасно. Она тянула его за собой, как на буксире, по тропинке, бегущей через лес вдоль берега реки, и он знал, куда они направляются. Ну конечно, к тому самому месту, где они десятки раз бывали раньше, – к тенистой поляне, поросшей густой травой.

– Я думаю, тебе лучше уйти, Кендалл, – сказал Харли, но сердце и у него забилось сильнее, когда она обвила его шею обеими руками и поцеловала. Мужской инстинкт возобладал над разумом. – Не надо, – прошептал он уже не так настойчиво, чувствуя, как ее пальцы забираются ему под свитер. – Нет, Кендалл.

Он схватил ее за плечи, чтобы оттолкнуть, но тут пряжка его ремня щелкнула, расстегнулась, а ее ловкие пальцы потянули вниз «молнию». Кендалл соскользнула вниз, опустилась на колени, и Харли понял, что погиб. Он проклинал себя на чем свет стоит, а его пальцы между тем сами собой вплелись в ее белокурые волосы.


Пейдж открыла окно чуть пошире и до боли закусила нижнюю губу. Харли и Кендалл отсутствовали вот уже полчаса, и она начала волноваться. Наверное, Кендалл все-таки сумеет убедить Харли, что она лучшая партия для него, – это можно считать хорошей новостью. Но по возвращении она, конечно, и не взглянет в сторону Пейдж, и это плохая новость.

С тяжелым вздохом Пейдж взяла свой блокнот и принялась выводить имя Кендалл, отрабатывая подпись, которая никогда не станет ее собственной. Как бы ей хотелось быть хоть чуть-чуть похожей на Кендалл! Она такая тоненькая, как будто вот-вот переломится, такая красивая и грациозная от природы, так умеет флиртовать. Она всегда кружила головы мальчикам, не прилагая особых усилий.

Так почему же Кендалл так зациклилась на Харли? Господи, да он же слизняк! И что он нашел в этой Клер Холланд? Предложи ей выбирать между верховой прогулкой и походом по магазинам за фирменными нарядами, так она с большей охотой поскачет верхом. А у Кендалл Форсайт идеальная фигура, напоминающая песочные часы, светлые, совершенно прямые шелковистые волосы и личико точно с обложки журнала «Севентин». Кендалл жила в Портленде, ходила в частную школу вместе с детьми других богачей и ездила на своем собственном «Триумфе». Она была капитаном группы спортивных болельщиц и даже позировала в качестве фотомодели.

Пейдж достала с полки свой альбом с вырезками и открыла специальный раздел, посвященный Кендалл. На прекрасной зернистой фотобумаге камера запечатлела ее богиню в коротенькой кружевной сорочке, приобретенной на распродаже за полцены. Пейдж закрыла глаза и на мгновение вообразила себя на месте Кендалл Форсайт, хотя прекрасно знала, что этого никогда не случится. Никакие диеты, скобки на зубах и пластические операции не помогут ей приобрести хотя бы толику изящества и утонченности Кендалл!

Однажды она увидела Кендалл голышом: случайно зашла в ванную как раз в тот момент, когда та переодевалась в купальный костюм. Ее кожа в не покрытых загаром местах была молочно-белой, пупок впалый, как лунка на поле для гольфа, талия такая тонкая, что было непонятно, где же умещаются внутренности – печень, селезенка, почки и все, что положено. Но больше всего Пейдж поразили груди Кендалл. Белые высокие полушария, увенчанные крупными, круглыми сосками, слегка всколыхнулись, но, увы, уже через секунду скрылись под натянувшимся эластиком в красную и белую полоску.

Пейдж покраснела и принялась извиняться, как ненормальная, а Кендалл только лишь посмеялась и отмахнулась от ее смущения, как будто привыкла, что люди видят ее раздетой. Даже теперь щеки Пейдж загорелись при одном воспоминании о роскошной груди Кендалл.

Какой же Харли дурак!

Груди самой Пейдж представляли собой жалкое зрелище. Маленькие, с крошечными темными сосками, напоминавшими бородавки. И эти жалкие сиськи, если можно их так назвать, были не единственным ее недостатком. По какой-то непонятной причине она не унаследовала красоты Таггертов и получилась похожей на свою грузную тетю Иду, обладательницу крючковатого носа и глазок-бусинок. Зато Пейдж была умна – наверное, даже умнее Уэстона, который больно много о себе возомнил. И, уж конечно, в тысячу раз умнее Харли – но это даже нельзя было считать достижением.

Уэстон, старший из детей Нила Таггерта, напоминал древнегреческих богов. Волнистые каштановые волосы, глаза синие, как дельфтский фарфор, волевой подбородок, которому позавидовал бы сам Рок Хадсон[8], и тело с безупречной мускулатурой, закаленное годами тренировок и спортивных занятий. Харли, конечно, идиот, но он тоже по-своему хорош собой. Волосы прямые, темнее, чем у брата, глаза зеленовато-карие, с искоркой, опушенные такими длинными ресницами, что Пейдж отдала бы за них полжизни. Кожа чистая, без единого прыщика. Ему ужасно шло, когда на скулах и на подбородке у него начинала пробиваться темная щетина.

К тому времени, когда Нил и Микки Таггерт решили обзавестись третьим ребенком, все хорошие гены были, по-видимому, уже истрачены на сыновей. Микки часто жаловалась, что третья беременность чуть не убила ее. Как бы то ни было, Пейдж оказалась лишена привлекательной внешности и обаятельной живости, которые считались фирменным знаком Таггертов.

Пейдж редко заглядывала в зеркало: ей не требовалось лишний раз напоминать себе о том, что родителям не стоило ею обзаводиться. Она была тяжеловесной и рыхлой, что абсолютно не поддавалось исправлению. Дорогие наряды и косметика делали ее просто смешной. Чего она только не предпринимала со своими космами, они не желали укладываться ни в какую прическу. Вот если бы стать такой, как Кендалл!

Услыхав голоса, Пейдж опять бросилась к окну. Харли и Кендалл поднимались по ступенькам к веранде. Оба раскраснелись, причем Харли, похоже, был зол как черт, а Кендалл плакала. Слезы текли у нее по щекам, и она отчаянно цеплялась за Харли.

Черт возьми, мало того, что Харли туп, как бревно, так неужели он, кроме того, еще и слеп? Разве он не видит, что Кендалл в тысячу раз красивее Клер Холланд?!

– Но я же люблю тебя! – твердила Кендалл, безуспешно пытаясь удержать слезы. Ее светлые волосы растрепались, на юбке остались зеленые пятна травы.

Пейдж тяжело вздохнула и ощутила глубоко внутри знакомое зудящее ощущение. Нетрудно было догадаться о том, что только что произошло в лесу. Кендалл и Харли занимались этим!А ведь Харли должен был бежать на свидание с Клер!

– Я всегда тебя любила.

– Прекрати! – прорычал он.

– Но ведь ты тоже меня любишь!

– Заткнись! – заорал Харли, и Кендалл ахнула. – О господи, извини... я не хотел... – Он замолчал, закрыл глаза, словно пытаясь найти нужные слова в своей тупой голове. – Все кончено, Кендалл. Просто смирись с этим.

– Не могу! Я же знаю, что на самом деле ты меня любишь. – Она громко всхлипнула и вздернула подбородок тем самым гордым жестом, которому Пейдж столько раз пыталась подражать перед зеркалом.

– Я не люблю тебя.

– Значит, ты меня использовал, так выходит?

– Это ты меня соблазнила.

– А ты не мог остановиться! – злорадно напомнила она и тут же спохватилась: – А вдруг я забеременела?

Что? Пейдж вся покрылась «гусиной кожей». Беременна? Кендалл?Кендалл станет толстой, пузатой, с отвислыми сиськами? Тьфу!

Харли побелел от страха.

– Ты не... Этого не может быть!

– Отчего же? Ведь на этот раз мы не предохранялись Впрочем, точно мы будем знать через пару недель.

Харли привалился к перилам, вцепившись в деревянный поручень. Вот бесхребетный слизняк!

– В таком случае... тебе придется от него избавиться Я помогу. Я достану денег.

– Если ты говоришь об аборте... о том, чтобы избавиться от нашего ребенка – нашего ребенка, Харли! – то можешь об этом забыть. Я никогда на это не пойду.

– Но я не могу... мы не можем.

С печальным вздохом Кендалл медленно покачала головой из стороны в сторону, словно наконец увидела этого жалкого червяка в истинном свете.

– Все будет хорошо, милый, вот увидишь, – сказала она, как будто это он нуждался в утешении, хотя «залететь» могла именно она.

Боже, какая мерзость! Кендалл обвила руками талию Харли и прижалась головой к его груди. Он не шевельнулся, только весь напрягся. Пейдж оттолкнулась от подоконника и села на полу, прислонившись спиной к своей кровати, вытянув перед собой короткие толстые ноги.

– Кендалл, ради всего святого, мы не можем себе этого позволить, – в напряженном голосе Харли звенел страх.

Трус! Кендалл была слишком хороша для него. Пейдж потянулась к ночному столику за карандашом и блокнотом, но ее пальцы наткнулись на проволочное приспособление для зубов, которые отказывались расти прямо. Девочка с отвращением отдернула руку: из-за этой гадости она чувствовала себя какой-то инопланетянкой и отказывалась надевать проклятую проволоку в школу. Ее рука замерла, когда вновь послышался голос Кендалл:

– Слушай, Харли, я не могу подняться к Пейдж в таком виде... скажи ей, что мне пришлось уйти. Скажи, что я опаздываю на встречу или что-нибудь в этом роде.

– Сама скажи.

– Я не могу разбираться с ней сейчас. Ну пожалуйста, Харли! – умоляюще проговорила Кендалл, и у Пейдж внутри все перевернулось от разочарования. – Уж это самое малое, что ты можешь для меня сделать! Я хочу пощадить ее чувства.

– Что ты имеешь в виду?

– Она хорошая девочка. Немного бестолковая, но милая. Пейдж немного приободрилась. Кендалл считает ее милой.

– Она чокнутая, – пробормотал Харли. Кендалл кокетливо захихикала.

– Все вы, Таггерты, немного чокнутые. Вот потому-то вы все такие неотразимые. И, наверное, потому я так люблю тебя.

– Только, пожалуйста, не «залетай».

Слова Харли еще висели в летнем воздухе, когда шаги Кендалл удалились. Торчащие вперед зубы Пейдж впились в нижнюю губу. Она выглянула в окно и увидела Харли. Он все еще держался на поручень и, ссутулив плечи, смотрел вниз, в каньон. В лице у него не было ни кровинки, и Пейдж даже подумала, что его сейчас стошнит.

– Отпугнул пташку? – донесся до Пейдж густой и тягучий, как масло, голос Уэстона.

– Ты о чем? – сердито обернулся к брату Харли.

– Кендалл меня чуть не сшибла, когда отъезжала. – Теперь и сам Уэстон показался на веранде. Ростом он был выше Харли и, по мнению большинства людей, красивее его. Ловко подтянувшись на руках, Уэстон уселся на поручень. Один небольшой толчок, и он свалится в реку, текущую тридцатью футами ниже. Но он не замечал опасности, и его ухмылка была нахальной, как всегда. – У тебя точно есть особый подход к женщинам, братец!

Харли не ответил, только бросил мрачный взгляд на Уэстона.

– Судя по всему, ты никак не можешь сделать выбор между Кендалл и этой Холланд?

– Ее зовут Клер.

Губы Уэстона скривились.

– Должен тебе сказать, я не понимаю, что ты в ней нашел.

– Где уж тебе понять. Уэстон пожал плечами:

– Она довольно миленькая, но таких сисек и задницы, как у ее сестер, у Клер нет. И не стоило ради нее бросать Кендалл Форсайт. Вот в Кендалл действительно что-то есть. Говорят, она похожа на горячий мед – вся такая липкая, тягучая и сладкая.

Пейдж судорожно сглотнула.

– И она не позволяет всем без разбора залезать к себе в трусы, – продолжал Уэстон. – Так что считай себя одним из немногих избранных.

– Заткнись, Уэс!

– Я бы отдал половину своего трастового фонда, чтобы проверить, правду ли о ней рассказывали. Но я не для того сюда пришел, чтобы обсуждать твои сексуальные проблемы.

– Прекрасно.

– Завтра утром отец отправляется к своему адвокату. Хочет переписать завещание.

– Ну и что?

– Он недоволен тем, что ты перешел во вражеский стан, так сказать. Тебе это может дорого обойтись.

– Пусть убирается ко всем чертям. Уэстон покачал головой.

– Неужели до тебя все еще не дошло? Ты можешь потерять миллионы из-за своего дурацкого увлечения Клер Холланд.

На щеке у Харли задергался мускул, он отвернулся и понуро повесил голову. «Вот и хорошо! – подумала Пейдж. – Так ему и надо».

– Знаешь, я понимаю твое стремление стать бунтарем и бегать на свидания к дочери папиного врага. Но тебе надо научиться правильно разыгрывать свои карты. Ты неудачно выбрал время. Говорю тебе, папа вычеркнет тебя из завещания.

– А тебе-то что?

– Мне? – Уэстон задумчиво вытянул губы трубочкой и, тряхнув головой, отбросил волосы со лба. – Да мне-то, по правде говоря, начхать с высокой башни на твои делишки.

– Тогда зачем ты пришел?

– Просто мне противно думать, что Холланды смогут одурачить одного из нас. Даже такого дурачину, как ты.

– Никто меня не дурачит.

– Клер Холланд водит тебя за нос, да так ловко, что он вот-вот отвалится, а ты и не заметишь.

– Чушь.

– Опомнись, Харли. Никому из нас не пойдет на пользу, если ты выставишь себя влюбленным сосунком, которого водит на поводу хитрая телка.

– А как насчет тебя и Кристи?

«Кристи Сонгберд? – удивилась Пейдж. – Это индианка, подрабатывающая у Холландов? Не знала, что Уэстон с ней встречается».

– Кристи можно доверять.

– С чего ты взял?

– Она знает: все, что мне нужно, это со вкусом перепихнуться и больше ничего. В этом она мне не отказывает.

– А что она за это имеет?

– Помимо самого классного секса, о каком только можно мечтать? Побрякушки.

– Побрякушки?

– Помнишь, Манхэттен в свое время купили за нитку бус? С тех пор расценки не менялись. Я покупаю ей сережки, одежки – все, что она попросит.

– Значит, она просто шлюха, – голос Харли был полон отвращения.

– Смотри не скажи этого при ней. Кристи принадлежит к очень гордому народу.

– Это верно. Неужели ты не боишься, что если ее старик обо всем узнает, то сначала отрежет тебе яйца, а потом оскальпирует? По-моему, ты болен, Уэстон.

– Нет, Харли, я умен. Кристи – это отличный выбор. И не потому, что она дочь местного индейского вождя, а просто потому, что она бедна. Попробуй, и ты сам убедишься: когда у женщины нет денег, она пойдет для тебя на все ради пары ласковых слов и небольших подарков. С бедными женщинами всегда все просто.

– Это отвратительно, Уэс!

– Так создан мир.

– Могу только повторить: ты болен.

– Не все из нас могут быть моногамными, Харли. Скажу больше: лишь очень немногие способны на такое благородство. Но ты, по-видимому, один из немногих, верно? – осведомился Уэстон с таким дьявольски невинным видом что Пейдж поняла: это его особый способ мучить младшего брата. – Ты верен Кендалл... то есть Клер.

Пейдж напряглась в ожидании ответа. Но Харли, видимо, решил, что с него довольно издевательств и поучений старшего брата, и повернулся, чтобы уйти. Однако Уэстон удержал его, схватив за рукав.

– Погоди минутку. Я не хотел тебя обижать, честное слово. Я даже понимаю, почему тебя так тянет к девчонкам Холланд. Запретный плод, все элементарно! Как только старик изменит завещание и я буду точно знать, что моей доле наследства ничто не угрожает, я, пожалуй, сам сорву себе яблочко с древа Холландов. Харли вырвал у него руку.

– Держись подальше от Клер! Уэстон потер подбородок.

– Как насчет пари?

Харли изумленно воззрился на него.

– Ты хочешь биться об заклад?

– Именно. Еще до конца лета я затащу в постель одну из дочек Холланда.

– Оставь их в покое.

– Всех трех? – Уэстон демонически заломил бровь. – Только не говори мне, что ты окучиваешь всех трех сестричек!

Харли бросился на него, стараясь вцепиться в горло, но промахнулся. Уэстон с легкостью уклонился, схватил его руку и заломил ее назад, заставив Харли поморщиться от боли.

– Не будь таким жадным, Харли. Бог велел делиться, сестричек Холланд хватит на всех.

– Ты грязный ублюдок.

– Возможно. Но это у нас семейное, не так ли? Во всяком случае, я не клянусь в вечной любви к леди Клер, трахая Кендалл в лесу у нее за спиной.

Он оттолкнул Харли, и тот отлетел к перилам, стукнувшись о них спиной. Тень нависающих пихтовых ветвей упала ему на лицо.

– Ты свое еще получишь! – пригрозил он.

– Надеюсь, – засмеялся Уэстон. – И твое тоже. Разве не здорово – перекокать всех трех сестричек Холланд? Интересно, что скажет по этому поводу старик Датч?

Лицо Харли мучительно скривилось от отвращения и унижения. Он ушел под навес веранды и скрылся из поля зрения Пейдж, но до нее донесся его голос:

– Почаще оглядывайся, Уэс!

Пейдж услыхала, как взвизгнула на своем полозе скользящая дверь, а затем вернулась на место со стуком, потрясшим весь дом. Какое же Харли дерьмо! Он должен был душу вытряхнуть из Уэстона за все те гадости, что тот говорил о Кендалл! А Уэстон – настоящий сексуальный маньяк. Недаром Кендалл говорила, что такие, как он, работают членом, когда надо действовать головой.

Между тем Уэстон, щурясь от солнца, вскинул голову, и не успела Пейдж отпрянуть в глубину комнаты, как их взгляды встретились.

– Наслушалась вволю? – спросил он, прищелкнув языком, и укоризненно покачал головой; на лице у него заиграла злорадная улыбочка. – Что ж, у каждого свои маленькие радости. Верно, Пейдж?

Пейдж хотела послать его к черту, но воздержалась, зная, что Уэстон скор на расправу. В подростковом возрасте он жестоко избивал малыша Харли, подманивал белок арахисом и потом убивал их из рогатки, а чуть позже стал вести счет кошкам, енотам и опоссумам, раздавленным колесами его автомобиля. Да, Уэстону с детства была свойственна извращенная жестокость, пугавшая Пейдж. Так что она не стала усугублять свое положение, вступая в спор, а лишь отошла подальше от подоконника. Щеки у нее горели, пальцы сжались в кулаки. Он с самого начала знал, что она подслушивает, и все равно всласть поиздевался над Харли!

– Знаешь, Пейдж, – продолжал Уэстон, – подслушивание доведет тебя до беды. А может, тебе только этого и надо? Попасть в беду, чтобы немного оживить твое тусклое существование?

Пейдж проглотила подступившие к глазам слезы. Сколько раз он унижал ее, когда она была совсем еще маленькой – толстенькой, смешной коротышкой, боготворившей своих старших братьев! Что ж, с тех пор она многому научилась. Уэстон – бессердечный сукин сын, а Харли... ему срочно требовалась операция по пересадке позвоночника.

Услыхав смех Уэстона, Пейдж внутренне сжалась. Он часто делал ее мишенью своих шуток: Пейдж не раз видела, как его друзья стараются подавить усмешку, слушая гнусности, которые Уэстон нашептывал им на ухо, и все как по команде поворачиваются в ее сторону. А всего несколько недель назад он отпустил замечание, от которого она чуть не заболела. Он сказал, что из-за Пейдж их отец начал гулять налево. Стоило Нилу бросить один взгляд на свою кошмарную дочурку, и он решил больше не спать с Микки, чтобы она, не дай бог, снова не «залетела». Вместо этого он начал «шляться по бабам», как выразился Уэстон. Друзья Уэстона не знали, что Пейдж стоит на ступеньках и слушает, пока они играли в бильярд в спортзале, размещенном в подвальном этаже. Они смеялись над ней, а один из них даже прошелся насчет того, что никому и никогда не придет охота залезть к ней в штаны. Разве что парень сообразит напялить для начала бумажный пакет на голову.

Пейдж тогда бесшумно уползла с лестницы подвального этажа наверх и проплакала целый час. В отместку она украла видеокассету с жуткой порнухой, спрятанную на дне спортивной сумки Уэстона, и оставила пленку в таком месте, где ее не могла не обнаружить их мать. Разразился страшный скандал, Микки расколотила кассету любимой бейсбольной битой Уэстона, а заодно сломала и саму биту.

В конечном счете последнее слово осталось за Пейдж – годы научили ее справляться с издевательствами старшего брата. Но до сих пор его ядовитые стрелы не были направлены против Кендалл. Теперь же, когда он сделал ее своей мишенью, все изменилось.

А ведь Кендалл может оказаться беременной.

Закусив нижнюю губу, Пейдж подошла к дальней стене комнаты, где в стенном шкафу с открытыми полками стояли на страже ее мягкие игрушки. Их было много – целый зверинец. Размерами всех превосходил медведь-панда, он даже не помещался в шкафу и сидел на детском стульчике рядом. Пейдж обхватила панду руками и нащупала у нее на спине небольшой разрез по шву. Там, в глубине, лежал тщательно замаскированный мягкой набивкой маленький пистолет, украденный ею из комнаты матери несколько недель назад.

Пейдж иногда обыскивала ящики ночного столика Микки Таггерт и однажды наткнулась на пистолет, спрятанный под коробкой бумажных салфеток, пакетиками с сухими духами и пачкой тошнотворных старых любовных писем. Он казался забытым, хотя и был заряжен. В тот момент Пейдж сама не понимала, зачем ей понадобилось присваивать маленький пистолетик. Просто ей понравилось прикасаться к холодному металлу, держать его в руке, понравилось внезапное ощущение могущества, которого она никогда прежде не испытывала. В ту же минуту она решила, что пистолет должен принадлежать ей. Воровать она научилась давно, у нее скопилась целая коллекция похищенных вещей: кольцо, украденное у няни, когда та была еще жива, цепочка с брелком для ключей, взятая в местном магазинчике, просто чтобы убедиться, что можно украсть и не попасться, зажигалка Харли, тюбик губной помады Кендалл. Но оружия у нее не было никогда, а это совсем другое дело.

Пейдж ощупала гладкий ствол, облизнула губы и снова привалила панду спиной к стулу. В сущности, ей был ни к чему этот пистолет, и она почти забыла о нем. Но сейчас, вдыхая поднимавшийся с веранды едкий запах дыма от сигареты Уэстона, она решила, что скорее в аду мороз грянет, чем она отдаст пистолетик.

Впервые за всю свою злосчастную жизнь Пейдж Таггерт почувствовала себя победительницей!