"Нежный плен" - читать интересную книгу автора (Джеллис Роберта)

9.

Джоанна вернулась из бурного путешествия по владениям своей матушки почти неделей позже, чем предполагала. Сэр Питер привез ей два письма. В одном из них, кратком послании Джеффри, сообщалось, что Ллевелин сдался и Джеффри надеется, что его невеста Прибудет в Клайро, как и собиралась. Он обещал также вскоре проводить ее назад в Роузлинд или в любое другое Место, куда она пожелает. Джоанну задело, что в письме не нашлось ни одного обращенного лично к ней слова, даже таких, как «любящий муж» перед подписью.

Второе письмо было от леди Элы, в котором она просто-таки умоляла Джоанну любой ценой избавиться от общества Генри де Брейбрука. В вопросах женской чести, писала леди Эла, гораздо безопаснее пренебречь приказом королевы, нежели давать почву для сплетен. Не важно, насколько невинны отношения между мужчиной и женщиной, но в случае, когда паутину слухов плетет королева, никто не поверит в невиновность Джоанны.

Потрясенная, Джоанна прочитала письмо леди Элы несколько раз. Затем медленно перевела взгляд на письмо Джеффри. Кровь ударила ей в лицо, превратив глаза в две яркие звездочки. Ее не столько взбесил намек на вину перед Джеффри, сколько задело сомнение относительно ее хорошего вкуса.

— Брейбрук! — разгневалась Джоанна. — Я могла бы просто наплевать на этого напыщенного хвастуна и пустослова, на этого безмозглого осла! Если Джеффри валяется в постели с любой падалью, предлагающей себя, то неужели он думает, что я не знаю себе цену?! Неужели он думает, что я настолько глупа, чтобы прельститься фальшивой монетой?!!

Однако Джоанна обладала врожденной осторожностью и не обратила свой гнев на пергамент, чтобы потом сожалеть о сказанном. Сперва она поинтересовалась у слуг, не искал ли ее какой-нибудь знатный человек. Убедившись, что никто ее не спрашивал, Джоанна кликнула Брайана и отправилась на прогулку, чтобы немного охладить раздражение. Джеффри, возможно, ни в чем и не виноват. Ведь существовала вероятность, что он отправил посыльного прежде, чем до него дошли какие-то слухи, и его сдержанность объясняется просто усталостью.

Джоанна написала резкое письмо леди Эле, решительно заявив, что из Уайтчерча она убыла только в сопровождении Бьорна, Нуда и вооруженного отряда. Более того, она не могла положить глаз на сэра Генри де Брейбрука, поскольку их встреча, когда он пытался выбраться из розового куста, куда его загнал Брайан, едва ли могла вызвать в ней романтические намерения. Ее несказанно удивило и обидело, что леди Эла могла допустить мысль, будто ее воспитанница настолько вульгарна, что может получать удовольствие от пустых излияний сэра Генри.

«Очень скверно, — писала Джоанна, — что вы так думаете о моем благоразумии и неспособности обходиться без нежелательных ухаживаний. Но гораздо хуже то, что вы поверили, будто я позволила этому пустоголовому болтуну следовать за мной, тайно присоединиться ко мне и оставаться в моем обществе. Даже если не говорить о приличиях, я избавилась бы от него, какова бы ни была воля королевы, хотя бы для того, чтобы спасти свой рассудок. Четырех дней общения с сэром Генри, от Роузлинда до Уайтчерча, мне вполне хватило. Я скорее задушила бы его голыми руками, нежели вынесла с ним четыре недели! Не знаю, можно ли как-нибудь закрыть королеве рот. Наверное, нельзя. Что касается моей чести, то я могу доказать: сэра Генри и близко рядом со мной не было все это время. За исключением одного дня в Шрусбери, я постоянно находилась в обществе жен и дочерей вассалов и смотрителей замков моей матушки. Таким образом, я не боюсь столкнуться с любой небылицей, придуманной обо мне, но подобные вещи никогда не выносятся на открытый суд, где их можно опровергнуть. Смею надеяться лишь на то, — продолжала Джоанна, — что вы сможете каким-либо образом узнать, где на самом деле провел Брейбрук все это время. Полагаю, он не нежился под крылышком жены, так что правда о нем обеспечила бы меня прекрасным оружием. К сожалению, это оружие обрушилось бы прежде всего на него. Если он и позволил разлететься нелепым слухам из злобы ко мне, то виновата в этом и я. Просто в очередной раз увлеклась забавной игрой. Но об этом я вам лучше расскажу с глазу на глаз, а не в письме».

Написав все это, Джоанна вдруг почувствовала к Брейбруку не злость, а жалость. Она почти не сомневалась, что он был лишь пешкой в игре королевы. Ей казалось, что бедолага оказался между двух огней: с одной стороны, его задевало явное презрение Джоанны, а с другой — королева внушала ему, что он одолеет девушку, нужно только хорошо постараться. Вот что хуже всего: если сдержанность письма Джеффри связана с его ревностью, то Брейбрук будет раз. давлен, прежде чем сгорит меж этих двух огней. Эта мысль заставила Джоанну рассмеяться, но она тут же одернула себя. Ничего смешного нет. Отец сэра Генри — фаворит короля и пользуется влиянием при дворе. Публичное унижение, тем более убийство его сына опасно для Джеффри, несмотря на заступничество графа Солсбери.

Подумав, Джоанна приписала в конце:

«Если Джеффри уже при дворе и слышал все эти сплетни, можете показать ему мое письмо, если сочтете нужным. Однако любой ценой не позволяйте ему нападать на сэра Генри, который оказался скорее пешкой в чужой интриге, нежели отъявленным совратителем».

Осмыслив всю ситуацию в новом свете, Джоанна пересмотрела свое намерение уехать в Роузлинд в самое ближайшее время. Но это уже не имело никакого значения, разве что гнев ее поутих, ибо через день после того, как она отправила гонца к леди Эле, приехал Джеффри. В это время Джоанна и сэр Питер прогуливались, размышляя, отвести ли открытую поляну на склоне горы под пастбище или высадить там саженцы деревьев. Когда они вернулись, Джеффри сидел во всем своем военном снаряжении у окна, понуро рассматривая сад.

Изумленный управляющий начал было извиняться за неучтивость своей жены, но, правду сказать, он просто не знал, что говорить. Леди Мэри не слыла умнейшей из женщин, но она хорошо знала, чего требует вежливость по отношению к гостю, особенно к жениху будущей хозяйки поместья.

Джеффри мгновение безучастно смотрел на стоящего перед ним мужчину, затем вздохнул и улыбнулся.

— Скорее прощения должен просить я, — успокоил он сэра Питера, понимая, почему тот так запинался. — Крайне неучтиво с моей стороны сидеть здесь в подобном виде, словно я жду, что в этом замке мне причинят зло. Клянусь, это не так! Будьте добры, передайте мои извинения и своей супруге. Я в крайне дурном расположении духа, но это не ее и не ваша вина.

Это замечание заставило Джоанну поднять брови, не отвечая на него прямо. Она еще успеет поделиться с Джеффри своими мыслями! Зачем это делать на людях? Если уж Джеффри хочет ссоры, они могут поругаться наедине!

— Поскольку я должна учиться мириться с вашей раздражительностью, милорд, — лукаво сказала Джоанна, — не соблаговолите ли вы подойти, чтобы я сняла с вас доспехи и ваш грозный вид не оскорблял гостеприимных хозяев?

Легкий румянец вспыхнул на щеках Джеффри. Сэр Питер откашлялся и беспокойно стал переминаться с ноги на ногу. Он не был сообразителен, но за долгое время общения с хозяйкой Роузлинда успел уяснить, что лучше держаться подальше, когда она начинает выказывать признаки гнева. Конечно, он не знал Джоанну так же хорошо, как знал леди Элинор, но не сомневался, что яблоко от яблони недалеко падает.

— Если вы позволите мне покинуть вас, — поспешил сказать сэр Питер, — я распоряжусь насчет воды для мытья…

— Да, конечно, — согласился Джеффри. — И, будьте любезны, присмотрите, чтобы моих людей разместили как можно удобнее.

Сэр Питер кивнул головой. Но, уходя, все же услышал, как изменился тон молодого лорда, когда тот обратился к невесте.

— Не говори со мной так, Джоанна. Мне жаль, что пришлось потревожить сэра Питера, но, как видишь, все можно уладить парой-другой слов. Есть вещи и похуже, которые я уладить вообще не в состоянии.

Все мысли о его необоснованной ревности тотчас вылетели из головы Джоанны. Из слов Джеффри абсолютно ясно, что он гневается не на нее. Джоанна положила руку на голову Брайана, словно искала опору, и тихо спросила:

— Настолько все плохо? И как скоро…

— Не знаю! И в том, что мне это неизвестно, только моя вина, — с горечью ответил Джеффри.

Джоанне ничего не нужно было объяснять: Джеффри, видимо, опять говорил слишком смело там, где следовало промолчать.

— Не призвать ли мне всех вассалов для нашей защиты? — спросила она.

Джеффри, не отрывавший взгляда от руки Джоанны на голове пса, поднял глаза и улыбнулся.

— Для нашей защиты? Ты именно это хотела сказать?

Джеффри придвинулся к Джоанне и поднял руки, чтобы обнять ее.

— Но ты ведь мой! — воскликнула она.

Не зная, плакать ему или смеяться, Джеффри опустил руки. Нет, это не проявление нежности. Он слышал от Джоанны подобную фразу неоднократно, она касалась любых предметов. Слышать эти слова по отношению к себе было одновременно и смешно, и больно, и приятно.

— В этом пока нет необходимости. Нам не угрожает опасность, как и другим, — сказал Джеффри. — Но я очень удручен. Именно я спровоцировал сожжение Бангора, после чего и сдался Ллевелин. Мне ненавистна даже мысль об этом, но я считал — не может быть ничего плохого в том, что принесет длительный мир между Англией и Уэльсом, а также между самими валлийцами. Однако все эти мудрецы — король, мой отец, Фиц-Питер, да и другие — сеют семена лютой ненависти к Англии и небывалого по своей свирепости бунта в Уэльсе, отнимая у этой страны свободу.

— Когда же? — спросила Джоанна. — Не следует ли мне побеспокоиться о запасах продовольствия? Может быть, приказать сэру Питеру нанять побольше людей?

Джеффри рассмеялся. Чрезмерная озабоченность Джоанны действовала на него отрезвляюще, а ее абсолютная уверенность в его знаниях и правоте суждений льстила самолюбию.

— Возможно, я и ошибаюсь, — сказал он.

Джоанна покачала головой:

— Я так не думаю. Ты умен, Джеффри. Ты все видишь и все помнишь, учтив и учишься анализировать связь вещей. Даже если все уладится само собой и опасения не оправдаются, в твоей ошибке не будет большой беды. В заблаговременной подготовке к тому, чего может и не случиться, нет ничего плохого.

— Ладно, в любом случае это не начнется раньше весны. Валлийцы, сражавшиеся против Ллевелина, еще не вкусили яда справедливости нашего короля. В то же время гнев Ллевелина к ним еще слишком горяч, так что они не обратятся к нему за помощью в ближайшие месяцы. А когда наступит зима, они и вовсе не станут сражаться, ибо снег в горах заметет их тайные тропы.

— Хорошо. Значит, у нас есть время подумать и поговорить о том, что нужно делать. А теперь пойдем, я сниму с тебя доспехи, — ласково предложила Джоанна.

Джеффри вздохнул и поднялся, чтобы последовать за ней. Девушка видела, насколько он устал, но что-то еще явно тревожило его. Сердце Джоанны разрывалось на части. Если Джеффри переживает из-за дурацких придворных сплетен, нужно его успокоить.

— Боюсь, твое сердце терзают не только неприятности в Уэльсе, — осторожно сказала Джоанна.

— Ты права, — угрюмо проворчал Джеффри. — Уэльская кампания тяготит меня, я виноват, что ввязался нее, но, по правде говоря, все гораздо хуже. Я боюсь…

Он замолчал и посмотрел на служанок, раскладывавших чистую одежду для него, сукно для обтирания, мыло и ароматные травы для воды, которой слуги заполняли большую деревянную бочку.

— Позволь мне снять с тебя доспехи, пока они заканчивают… — Джоанна многозначительно кивнула Джеффри.

Со слугами не привыкли считаться, но они имели уши и сплетничали между собой и со слугами гостей. Несколько невинных, а иногда и не таких уж невинных слов раздули бы До настоящего урагана слухи, которые могли уничтожить опрометчивого человека. Джоанна отстегнула меч Джеффри и сняла с него кольчугу. От запаха туники и рубахи Джеффри она сморщила нос.

— Откуда ты приехал?

— Из Нортгемптона.

— Из Нортгемптона? Я думала, что ты был в Уэльсе.

— А я и был там. Условия договора с Ллевелином определили двенадцатого числа. Тем же вечером король принял гонца, который рассказал о прибытии папских эмиссаров и Ренода Даммартина из Булони…

— Он порвал отношения с Филиппом Французским?

— Вернее сказать, наоборот: Филипп порвал с ним. Более того, лишил его права на собственность и принудил его дочь, леди Мод, выйти замуж за своего сына от Агнессы Меранской.

— Филипп? — Джоанна подняла брови и закусила губку. — Я рада, что предупредила магистрат Роузлинда и отправила послание в Мерси. Если этот хромоногий захочет поиграть, мои люди будут готовы к любой его выходке!

— Ты уже предупредила их? Но откуда ты обо всем узнала?

— Придворные петушки прокукарекали, похаживая с важным видом перед курочкой, а курочка лишь бы что не слушала.

В этих словах слышалось и презрение, и самодовольство. Они соскочили с языка Джоанны, прежде чем она успела что-либо сообразить. Лицо Джеффри застыло.

«Дура! Какая я дура!» — от раздражения на саму себя Джоанна щелкнула пальцами, и слуги, быстро закончив свое дело, тут же удалились. Джеффри повернулся к бочке с водой. Джоанна начала лихорадочно думать, как успокоить его. Она легонько подтолкнула Джеффри.

— Ну, иди же. Полезай в бочку.

Джоанна вылила на голову Джеффри ведро воды и намылила его светлые волосы.

— Расскажи мне, как ты попал из Уэльса в Нортгемптон.

— Утром король отправился в Уайтчерч, где, как он приказывал, его встретили Марш и другие придворные. Я и еще некоторые остались с армией, дабы удостовериться, что нам передадут по условиям договора двадцать восемь заложников. Валлийские союзники получили разрешение разъехаться. Когда прибыли заложники, мы увели людей назад в Уайтчерч, но король уже уехал оттуда. Я послал гонца с прошением отправиться к тебе в Клайро, но получил приказ как можно быстрее доставить заложников к королю в Нортгемптон.

Джеффри выпрямился.

— Не нужно, — сказала Джоанна. — Так мне легче тебя мыть. Подожди, я подложу тебе под голову для удобства сукно.

Кто он для нее? Джеффри наблюдал, как Джоанна сворачивает простыню, которой вытирала его волосы, в толстый рулон, чтобы защитить его шею от острых краев бочки. Считает своей собственностью, как ферму, серфа или лошадь и поэтому так заботится о нем? Но ведь она так целовала его… сама…

— Теперь я понимаю, как ты попал в Нортгемптон. Но что тебя так беспокоит? — озабоченно спросила Джоанна. — Расскажи мне. Из тебя что-нибудь выжать — все равно что у змеи жало вырвать! Ты что-то увидел во время возвращения в Уайтчерч?

— О нет! Тогда я был вполне доволен, хотя, если сказать по правде, уже насытился обществом Джона и лучше бы поехал… не важно куда…. А вот в Нортгемптоне я увидел тени вещей… дьявольские тени.

Дурное предчувствие? Но голос Джеффри звучит уже более непринужденно, хотя и с оттенком грусти. Не так, как в зале. Тогда Джоанна испугалась настолько, что едва удержалась от слез. Теперь она понимает, что все дело лишь в усталости Джеффри. Горячая вода, ласковые руки Джоанны, возможно, заставят его расслабиться, поделиться своими тревогами, позволят ему увидеть ситуацию в лучшем свете… Лучше поговорить с ним о другом…

— Вылезай, Джеффри, я закончила.

Джоанна отошла назад, развернув большую льняную простыню, в которую закутала своего жениха, как только он вылез из бочки. Джеффри дрожал от холода в сыром помещении. Джоанна подвела его к огню, сбросила мокрую простыню и начала тщательно вытирать сухой.

— Джоанна… — Джеффри поймал ее руку, прежде чем она успела отойти, чтобы принести пояс для рубахи, лежавший на сундуке. — Джоанна, я боюсь…

Девушка подняла на него в удивлении глаза. Это не тот страх, к которому обычно испытывают презрение, это что-то серьезнее.

— Чего? — спросила Джоанна дрожащим голосом.

— Король вынудит баронов пойти на открытый бунт… это произойдет скоро, и я… я ненавижу его! Меня тошнит в его присутствии, особенно когда он говорит со мной… В каждом слове, в спокойствии его голоса я слышу только ложь. Но мне придется стать на его сторону. Сильнее Джона нет никого… и, как ни неприятно мне это говорить, он в общем-то не такой уж плохой король. Но бароны боятся его. Они его только боятся! Тут дело обстоит не так, как с Генрихом или Ричардом, где страх был сильно приправлен любовью. К Джону, если не считать моего бедного отца, абсо. лютно никто не испытывает любви, даже те, кто наиболее предан ему.

— Но это известно уже не первый год, Джеффри. Что в этом нового?

— Новое в том, что тщеславие короля перешло все границы. Через три года он полностью усмирит Шотландию, Ирландию и Уэльс, чего еще не удалось ни одному королю. Он не может не видеть, что в Ирландии засели граф Пемброкский и Иэн, что шотландский король Вильям слаб, а его бароны настолько вовлечены в междоусобицы, что им некогда обращать внимание на Англию и Уэльс… Но не будем возвращаться к этой теме.

— И все же я не понимаю… — Джоанна покачала головой. — Присядь. — Она усадила Джеффри в кресло, подставив ему под ноги скамеечку. Затем, вместо того чтобы устроиться в кресле напротив, она принесла себе стул и поставила его поближе к Джеффри. Взяв его руку в свою, она попросила: — Расскажи мне, что вызывает у тебя беспокойство?

— Во-первых, ответы короля папским эмиссарам. Посланник Пандулф, по-моему, — мудрый и достойный человек. Дурранд из Ордена тамплиеров прибыл скорее для охраны Пандулфа, нежели для переговоров. Поначалу я думал, что все будет хорошо. Джон был вежлив и сразу же сказал, что радушно примет в Англии нового архиепископа Кентерберийского, Стефана Лэнгтона, и всех епископов, находившихся в изгнании. Это очень обрадовало Пандулфа, я я видел, что ему просто не терпится заключить соглашение. Вот тут-то сладкое вино и превратилось в кислятину. Предложи Джон хотя бы тысячную долю фунта для возмещения убытков да скажи несколько теплых слов, все прошло бы удачно. Пускай даже ничего и не предложил бы, а только сказал, что проблему нужно рассмотреть и решить с епископами и архиепископом. Этого было бы вполне достаточно. Церковь пошла бы на примирение и принялась бы выжимать из него на возмещение убытков пенни за пенни, что, кстати, устроило бы и нас.

— Полагаю, король был непреклонен?

— Непреклонен? Хуже! Он открыто смеялся над властью папы и сказал, что гораздо больше благ получает от Бога, будучи отлученным от церкви, чем имел их, когда был ее преданным сыном.

— Ну и дела! Да Джон просто одержим дьяволом! — Джоанна вдруг вздрогнула. — Джеффри, а не случится ли так, что все эти добрые дела, все победы — лишь ловушки, расставленные сатаной?

— Я ведь говорил, что боюсь, — тихо сказал Джеффри. — А я не страшусь деяний людей.

— Что же теперь сделает папа? Джон уже отлучен от церкви. Чем теперь может Иннокентий запугать его?

— Он может продвинуться на два шага вперед. Я не припомню, чтобы папа слыл большим храбрецом, но, говорят, Иннокентий — именно такой человек. Он может освободить вассалов короля от клятв верности Джону.

— Освободить от клятв верности? — Голос Джоанны сорвался, и она нервно облизала губы. — Но, Джеффри, это же повлечет за собой…

— Хаос! Армагеддон! Закон перестанет царить в этой стране!

— Джеффри! — Джоанна с силой сжала его руку. — Я не хочу обидеть тебя, любимый, но… но…

— Но не послать ли нам за Иэном? Ты не обижаешь меня этим. Это была и моя первая мысль. Я умею командовать вассалами во время войны. Даже если бы начался бунт, Думаю, они подчинились бы мне. Но такое! Я написал письмо, но придержал его в надежде, что мой отец и епископ Винчестерский, который находится при дворе, хотя и не показывается на глаза Пандулфу, приведут Джона в чувство. Кстати, пришло известие, что в Корбюиле умер Браозе.

— Браозе? Но какое отношение он имеет к нам?

— Он сам? Никакого. Нас лишь касается… или скорее Иэна… реакция Джона на эту новость. Он явно торжествовал по этому поводу. Открыто заявил всему двору, какая участь постигла жену Браозе, обидевшую его. Затем смерил взглядом нескольких человек и меня тоже, улыбнулся и сказал, что подобная судьба уготована всем его врагам.

— Значит, и моей матушке… — прошептала Джоанна.

Джеффри обнял ее и почувствовал, как она дрожит.

— Я не послал письмо…

— Но они, должно быть, уже знают о том, как Джон обошелся с папой. Они узнают это от графа Пемброкского, даже если мы не напишем им ни строчки.

— Да. И я не решаюсь послать это предостережение об угрозах Джона. Ты знаешь, что случится, если я поступлю так.

Губы Джоанны задрожали в улыбке, хотя она все еще не избавилась от страха.

— Предостерегать Иэна об опасности — то же самое, что ткнуть быка острой пикой. Он помчится домой сломя голову… Джеффри, что нам делать?

— Во-первых, мы должны написать письмо вместе. Тебе лучше знать, как убедить твою матушку задержать Иэн в Ирландии. Я же преподнесу новости так, чтобы Иэн решил, будто большой опасности пока нет. И это на самом деле так, Джоанна. У Пандулфа еще есть время, чтобы связаться с папой. Во-вторых, мы должны объехать все: вассалов и смотрителей замков, чтобы предостеречь их и одновременно проверить. Думаю, все они преданы нам. Они увидят выгоду нашего покровительства в период хаоса.

Это успокоило Джоанну. Она глубоко вздохнула и кивнула головой.

— Нам хватит времени?

— Если отправимся порознь, то хватит. Ты должна объехать владения своей матери. Я же сначала поеду на север, потому что предпочел бы посетить северных вассалов Иэна дважды. Они больше других склонны к измене. Вся эта северная часть — настоящий очаг бунта. Затем я отправлюсь в свои замки, после чего заеду в Лестер за Адамом и проверю с ним его владения.

— За Адамом? О, Джеффри, ты ведь не допустишь, чтобы ему угрожала опасность?! Мой брат так безрассуден, так необуздан!

Джеффри укоризненно посмотрел на свою невесту:

— Адам уже не ребенок. Конечно, я буду по необходимости сдерживать его, но не более того. Он должен знать своих людей, а они — его. И не настолько неблагоразумен, как ты думаешь. За его дурачествами кроется прекрасный ум.

— Но при встрече с опасностью он так же теряет голову, как и Иэн, если не больше! Впрочем, и ты не лучше! — воскликнула Джоанна. — Позволь мне поехать с тобой. Адам иногда слушается меня.

Джеффри снисходительно улыбнулся.

— Как бы я ни относился к опасности, уверяю, что не позволю Адаму нестись сломя голову в самое пекло, — Он еще крепче обнял девушку. — Я не могу взять тебя с нами, Джоанна, и не потому, что не хочу. Папа способен на многое, и я молю Бога, чтобы ничего не произошло. Но мы должны быть готовы ко всему. Вот почему Адам должен находиться со мной в Суссексе, а ты — в Роузлинде, откуда можно легко добраться до других южных замков.

— Роузлинд? Южные замки? Неужели, кроме всего прочего, ты еще боишься и Франции?

— Конечно. Тебе ведь известно, что французские короли всегда хотели быть сюзеренами Англии. Начиная с Вильяма Бастарда [5], короли Англии были вассалами французских королей. — На своих землях, во Франции, но не в Англии! — Действительно, так оно и есть. Но французские короли всегда предпочитали забывать об этом. А если папа объявит Джона недостойным трона? Если он развяжет священную войну против человека, одержимого дьяволом, который ведет его подданных по дороге в преисподнюю?

— Тогда король Филипп набросится на нас, как голодный волк!

— Именно так. Тебе следует приказать рыбакам и купцам наблюдать за морем денно и нощно. Если мои опасения оправдаются, ты должна находиться там, где они могут легко прийти к тебе на помощь, а я направлюсь туда, где буду защищать свою страну.

— Джеффри! — Джоанна снова задрожала, но голос ее звучал ровно, спокойно. — Я не могу находиться в двух местах одновременно. Если я должна объезжать своих вассалов, то просто не смогу оставаться в Роузлинде.

Он наклонился, поцеловал девушку и еще крепче прижал к себе.

— До весны французы не нападут на нас. Папе понадобится немало времени, чтобы распространить известие о непокорности Джона и связаться с Филиппом. Вряд ли Филипп упустит возможность получить хорошую цену за то, что с радостью сделал бы и без вознаграждения.

Джоанна закрыла глаза и положила голову на плечо Джеффри. О, как бы она хотела, чтобы земля разверзлась и ад поглотил короля Джона, короля Филиппа, а вместе с ними и папу!

— Больше никаких новостей?

— Каких-то особенных — нет, но все говорит, что ветер дует не в том направлении. Джон объявил налог в две марки на всех тех, кто не участвовал в Уэльской кампании.

— Это, несомненно, справедливо, но ведь две марки — слишком большой штраф.

— Да. Полагаю, что он придумал его в качестве предупреждения. Джон уже поговаривает о походе на Францию в следующем году, чтобы отвоевать назад то, что перешло к Филиппу.

— Он когда-нибудь чему-либо научится? — вздохнула Джоанна.

— Знаешь, я не думаю, что это совсем уж плохая затея. Я и раньше говорил в порывах гнева, что ненавижу короля. Он ненавистен мне как человек, но как король, имеющий дело с вопросами, которые он понимает, там, где необузданный страх подданных не приводит его к ошибкам, а гордость не толкает на глупость, он мудр. И этот поход на Францию может иметь успех. На этот раз он не собирается использовать только мощь Англии.

— Я не понимаю, — пожаловалась Джоанна.

— Эта долгая история началась в дни правления короля Ричарда, который заключил соглашение с Оттоном из Германии, обещая помочь тому стать императором Священной Римской империи. После смерти Ричарда Джон ничего не делал, чтобы как-то способствовать этому, но он очень хорошо принимал Оттона и оказывал ему всяческие почести, когда тот приезжал в Англию. Теперь, когда Филипп стал таким могущественным, другие короли и великие герцоги Европы ищут способ сдерживать его.

— И они смотрят на Джона? — спросила Джоанна с недоверием.

— Возможно, пока и нет, но их можно подтолкнуть к этому. Король предложил Реноду Даммартину отличные условия, в том числе земли, ежегодный доход с которых достигает трехсот фунтов. Раз Филипп так обошелся с Ренодом, он станет преданным эмиссаром Джона.

— Ты считаешь, что это мудрое решение? — спокойно спросила Джоанна.

— Да, считаю. Если создать такой союз и фламандцы, и германцы — те, кого склонит на свою сторону Даммартин, ударят с востока, тогда как король нападет на Францию с юга и с запада, Филипп окажется между молотом и наковальней.

Последовала короткая пауза. Джеффри погрузился в размышления с легкой улыбкой на губах, видимо, думая о чем-то весьма приятном. Джоанна не видела всего его лица, но по линии подбородка и губам поняла, что он больше не нервничает. Волна негодования охватила ее.

— И ты отправишься на войну с Францией, если король призовет тебя? — тихо спросила она.

— Конечно, и с большой охотой. Это послужит многим целям.

— Даже если Англия при этом останется открытой для любого, кто захочет на нее напасть?

Джеффри наклонил голову и взглянул на Джоанну.

— Кто же сможет напасть на Англию? Филипп будет слишком занят. Булонь войдет в наш союз, если тамошние люди преданы Реноду, или останется под командованием Филиппа. Больше никто и не претендует на Англию. Кроме того, многие останутся здесь, не отправятся на войну. Для защиты нашей земли будет достаточно людей.

Ответ был логичным и абсолютно правдивым, но он не успокоил Джоанну. Она думала не об опасности для Англии.

Это был всего лишь предлог, чтобы упрекнуть Джеффри в его страстном стремлении к новой войне.

— Если твои надежды оправдаются, то я быстрее стану вдовой, чем женой! — в сердцах выпалила Джоанна.

Вместо ответа Джеффри наклонился к самому ее лицу и поцеловал. Он хотел утешить девушку, готовый отложить в сторону все государственные дела. Война и бунт могут немного подождать; он должен заботиться и о более важных вещах.

Вспомнив, как Джеффри реагировал на ее безучастность в саду Уайтчерча, Джоанна решила не отвечать на его поцелуй. Но, к своему удивлению, она обнаружила, что такие вещи не подвластны разуму. Теплая ласка рта Джеффри разжала ее губы. Они уже трепетали от желания, кожа запульсировала от ощущения покалывания, которое было необыкновенно приятным, потом по пояснице разлилось тепло…

Джоанна со злостью отвернула лицо от Джеффри и вырвалась из его объятий.

— Тебя абсолютно не волнует, как я буду переживать И бояться, пока ты будешь убивать людей! — выпалила она.

Мучительные слова ревности, рожденные в душе Джеффри поступком Джоанны, застряли у него в горле. Он уставился на нее, приоткрыв от удивления рот. Затем медленно поднялся с кресла.

— Любовь моя! Ты никогда не давала мне повода думать, что будешь переживать за мои раны или бояться за мою жизнь.

Джоанна покраснела.

— Переживать молча — естественное состояние жены, не так ли? — спросила она, как бы оправдываясь.

Джеффри снова поборол в себе желание улыбнуться, ибо это, по его мнению, могло привести к непоправимым последствиям. Подобное заявление отнюдь не касалось большинства жен при дворе короля Джона. Почти любая из них вряд ли была бы довольна, не находись ее муж рядом с ней. Джеффри имел в виду женщин, которых хорошо знал: его мать просто пожирала глазами отца всякий раз, как видела его; Изабель, графиня Пемброкская, следила за каждым движением губ своего Вильяма, боясь пропустить хоть слово; Эла, его мачеха, несмотря на все свои жалобы и постоянные причитания, не раздумывая, бросилась бы ради графа Солсбери в огонь и в воду.

— Не вини меня в том, в чем я дважды не виноват! — взмолился Джеффри, заметив, что глаза Джоанны снова засверкали от гнева. — Я — мужчина, и рожден для войны. Ты предпочла бы видеть, как я ежусь от страха и боюсь каждого нового дня, а не встречаю врага с оружием в руках? К тому же не я придумал войны.

Джоанна опустила голову и уже не сопротивлялась, когда Джеффри снова притянул ее к себе. Джеффри прав. Она ненавидела бы его, если бы он оказался трусом. Следовательно, глупо винить его за стремления, которым он посвятил всю свою жизнь. Когда Джеффри приподнял голову девушки и приблизил к ней лицо, она с готовностью встретила его губы. Через мгновение ее руки уже обвили его шею, а губы разжались, открыв теплую гавань рта нетерпеливому языку Джеффри. Его руки скользнули вниз и обхватили ягодицы Джоанны. Он сильно прижал ее к себе, затем отпустил и снова прижал. Почти неосознанно Джоанна поддавалась ритму движений тела Джеффри, пока ее упругие, высокие груди с набухшими сосками не впились в его грудь.

Очень скоро и этого стало недостаточно. Словно по обоюдному согласию, их губы разомкнулись. Джеффри сделал шаг по направлению к кровати, повернув Джоанну так, чтобы ей не пришлось пятиться. Шаг за шагом она следовала за ним, а затем остановилась.

— Пока моя матушка и Иэн остаются в Ирландии, — прошептала Джоанна, — мы не можем соединиться, Джеффри…

— Это так много значит для тебя, Джоанна?

Она посмотрела на Джеффри глазами, затуманенными страстью.

— Не знаю… Почему мы не поженились до их отъезда? Зачем только обручились?

— Чтобы защитить себя… защитить тебя, — сказал Джеффри. — Единственная их цель заключалась в том, чтобы ты могла легко отречься от меня после нашей совместной жизни, если бы я не пришелся тебе по вкусу.

Джоанна уставилась на Джеффри, явно удивленная.

Она отнюдь не невинная скромница, какой притворялась недавно, временно живя при дворе. Она отлично знает, что в порыве страсти мужчины готовы говорить что угодно, даже лгать, только бы удовлетворить свое желание. Обычно Джеффри отличался правдивостью, но сейчас он ведет себя с ней не лучше любого другого мужчины. И это с ней?

Джоанна не могла ему доверять, но еще больше не доверяла она своему предательскому телу, в котором угасающая дрожь удовольствия еще не остыла и которое молило вернуть эти ласки.

У Джеффри слово «отречься» вызвало в голове мысли, значительно охладившие его страсть. Если он овладеет Джоанной прямо сейчас, она уже не сможет лечь с ним на брачное ложе непорочной. Утром после их предполагаемой первой брачной ночи на свадебной церемонии показали бы чистые простыни. Такой обычай преследовал цель, чтобы жених мбг отречься от своей невесты, если та оказывалась не девственницей, а доказательством ее девственности могли служить только окровавленные простыни. Джеффри, конечно, знал, что в их случае вопроса об отречении не возникнет. Но кому хочется портить репутацию своей жены? Вся ее жизнь была бы отмечена пятном позора, и Джеффри сомневался, что даже при отличном знании всех достоинств Джоанны смог бы вынести лукавые взгляды и противные намеки злых языков. Он вздохнул и разжал руки.

В равной степени охваченные страстью, страшась возобновить любовную игру, они стояли и грустно смотрели друг на друга, пока Джоанна полностью не высвободилась из объятий Джеффри. Оба ощутили, как нечто сладостное ускользает от них, и снова потянулись было друг к другу.

— Милорд, миледи, обед подан. Прошу вас! — послышался мягкий голос леди Мэри из-за двери.