"Империя алмазов" - читать интересную книгу автора (Браун Джеральд)

ГЛАВА 19

Вечером следующего после ограбления дня Чессер, Марен и Уивер с удовольствием вспоминали совместное приключение. Особенно забавными и ободряющими были признания, что под внешним спокойствием и храбростью скрывались вполне человеческие чувства, начиная от страха и кончая чем-то близким к панике. Только Марен в этом не призналась. Правда, со смехом вспомнила, как они с Чессером в спешке забыли дома пистолеты. И это после такой подготовки! Уивер сказал, что он свой прихватил. Засунул за ремень под форменным комбинезоном «Марилебон». И испытал из-за него кучу неудобств.

К этому времени они еще не знали о смерти Уотса. Чессера так и подмывало ему позвонить, узнать, как все прошло. Не потому, что беспокоился, поверили Уотсу или нет. Просто ему страшно хотелось услышать, как воспринял ограбление Мичем. Чессер живо представил, как того немедленно хватил апоплексический удар.

К счастью, по здравом размышлении, Чессер не позвонил Уотсу. К счастью, потому что Коглин уже установил круглосуточное прослушивание домашнего телефона Уотса с идентификацией голосов. За последние пять лет Коглин сделал записи голосов всех, кто хотя бы раз звонил в Систему. Опознать Чессера им было бы относительно легко.

Еще Чессеру хотелось позвонить Мэсси. Тщеславие убеждало его сообщить Мэсси приятную новость – тем более что за нее Чессеру полагалось пятнадцать миллионов, – но он помнил категорическое требование Мэсси: не звонить.

Они легли рано. Чессер не мог уснуть.

Он убеждал себя, что теперь-то должен быть доволен. Ведь пятнадцать миллионов долларов, в сущности, его – разве нет? Нет, отвечал он сам себе. Точнее, у Чессера было двенадцать миллиардов. Он попробовал было втолковать это Марен, но она спала без задних ног, а сонное бормотание вместо ответа его не устраивало. Чессер лежал в темноте и пытался разобраться во всем сам, перескакивая от миллионов к миллиардам и обратно. Он страшно устал, тело требовало сна, но поглощенный противостоянием двух чисел мозг бодрствовал, ввергнув Чессера в состояние, близкое к наркотическому опьянению, когда фантазии становятся неотличимыми от реальности. В конце концов реальность победила, и в начале четвертого утра его тело и мозг соединились, дав ему отдых в забытьи.

Он проспал все утро и не заметил, как встала Марен. Сив принесла ему теплые лепешки с маслом, ирландский бекон и записку: Марен ушла обедать к Милдред. Чессер представил себе, как с ними вместе обедают все эти Блателла германика.

По лестнице спустился Уивер. Он был готов к отъезду, опять в костюме преподобного Путо – за исключением единственной детали: благожелательного выражения лица.

– Кофе? – спросил Чессер.

Уивер отказался, но взял у Чессера с тарелки пол-лепешки и два ломтика бекона. Немного муки просыпалось на черную сутану.

– В котором часу у тебя самолет? – поинтересовался Чессер.

– В три пятнадцать.

– Я тебя отвезу.

– Да нет, парень, я сам. Нечего тебе возиться.

– Мне по дороге.

– Ну ладно.

Чессер вспомнил про миллион Уивера. Он с самого начала не хотел, чтобы Уивер работал на них задаром. Он спросил об этом.

– Дело в шляпе, – ответил Уивер. – Сегодня поутру подтвердили.

Стало быть, деньги Уивера уже спокойно лежат в его банке в Африке.

– Ощущаешь себя миллионером? Вместо ответа Уивер спросил:

– Что ты сделаешь со своими?

– Еще не решил, – солгал Чессер. Ни с того ни с сего ему пришло в голову, что он не выслал экс-жене Сильвии алименты за этот месяц. Теперь он мог выплатить ей сумму целиком и сорвать эту удавку раз и навсегда. Сильвии бы это не понравилось. Чессер не помнил себя рядом с ней. Она заказывала карандаши с их инициалами и рассылала рождественские открытки с семейным фото. Она никогда не болела – наверно, потому Чессер на ней и женился. Конечно, были и другие причины, но сейчас это казалось ему самым приемлемым оправданием.

– Ладно, двинулись, – сказал Уивер, подбирая с Чессеровой тарелки последний ломтик бекона. Чессер решил, что Уивер идет попрощаться с Сив и Бриттой, но он не стал их разыскивать. Просто взял чемодан и пошел к машине.

По пути в аэропорт «Хитроу» Уивер был в приподнятом настроении. Он болтал без умолку, смеялся и вспоминал прежние деньки. Чессер подумал, что разительная перемена в нем объясняется тем самым миллионом. Хочет того Уивер или нет.

На подъезде к аэропорту Уивер сказал:

– Не провожай меня, высади где-нибудь тут.

Чессер свернул на автостоянку. Она была далеко от входа и почти безлюдна. Уивер с чемоданом вылез из машины. Чессер не знал, попрощается он или так и уйдет, не оглянувшись. Уивер поставил чемодан на мостовую, наклонился к машине и с улыбкой протянул Чессеру руку.

Чессер постарался ответить ему тем же.

– Спасибо.

– Не собираешься в Африку? – спросил Уивер.

– Не знаю. Может быть.

– Передай привет Марен. Не успел с ней попрощаться. Чессер кивнул.

– Удачи, святой отец.

– Ступай с миром.

Уивер захлопнул дверцу машины, поднял чемодан и зашагал к аэропорту. Чессер смотрел ему вслед. К вечеру Уивер уже будет дома. Впрочем, какой это дом. Сам себе Чессер тоже представлялся изгнанником.

Он развернул машину и выехал из аэропорта. Его путь лежал на юг, в сторону имения Мэсси. Возле городка Хиндхед он свернул с шоссе А-2 и нашел ярко-красную телефонную будку. Он позвонил Мэсси.

Слуга ответил, что Мэсси нет дома.

Чессер назвался.

Трубку взял Мэсси.

Чессер представил себе его лицо.

– Надеюсь, вы звоните не просто так, – сказал Мэсси.

– Я в телефонной будке, – сообщил Чессер. – Нас не могут подслушать.

– В чем дело?

Поколебавшись мгновение, Чессер произнес:

– Все сорвалось.

Мэсси не проронил ни слова. Чессер ждал недовольства и упреков, но не услышал даже дыхания Мэсси.

– Ничего не вышло, – сказал Чессер. – Мы были почти у цели.

– Очень жаль.

– Да.

– Расскажите мне все по порядку.

Рассказ у Чессера был наготове, почти правдивый – за исключением небольших деталей в конце. Он уже собирался перейти к этим деталям, но тут Мэсси перебил:

– Приезжайте ко мне на выходные. И Марен возьмите с собой.

В словах Мэсси Чессеру почудилось подозрение. Меньше всего ему хотелось встречаться с ним лицом к лицу. Он сказал первое, что пришло ему в голову:

– Мы уезжаем в Шотландию.

– Сколько вы там пробудете?

– Дней десять, не меньше.

– Что ж, приезжайте, когда вернетесь.

Чессер прислушался к тону Мэсси и решил, что тот как-то чересчур спокоен. Он сказал:

– К счастью, никто из нас не попался.

– Так что же, вы не попытаетесь еще раз? Похоже, Мэсси поверил его рассказу.

– Нет! Только не сейчас, – живо возразил Чессер, притворясь испуганным.

– Нам с вами не очень-то везет в совместных делах, мистер Чессер.

– Ну, не совсем так.

– Похоже, вы специалист по неудачам. Чессер покорно вздохнул.

– Боюсь, Система нам не по зубам, Мэсси положил трубку.

Чессер все-таки сказал «до свиданья».

Он убеждал себя, что Мэсси купился на его ложь. Но не был до конца уверен. Ведь Мэсси потерял на этом деле добрых два с половиной миллиона.

Чессер повесил трубку и, успокаивая совесть, сказал себе, что на состоянии Мэсси потеря миллионов никак не отразилась, оно, скорее всего, за это время даже возросло. Чессер снова задумался, зачем Мэсси надо было грабить Систему. С самого начала он чувствовал, что причина лежит гораздо глубже мести за проект «Прибрежные воды». На это намекал и сам Мэсси. Сначала Чессер подозревал, что Мэсси подбирается к рычагам управления Системой. Но по зрелом размышлении понял, что ошибается. Лет десять-двадцать назад это было бы возможно, но никак не теперь. Мэсси перевалило за семьдесят, забот ему хватает и со своими миллиардами – ему незачем брать на себя новую ответственность, да еще за такую огромную и сложную структуру. Почему же Мэсси так стремится завладеть этими двадцатью миллионами карат?

Потому что хочет поставить памятник своему могуществу. Памятник, долговечнее всего того, что можно воздвигнуть за деньги или добиться каким-нибудь красивым альтруистическим жестом. Альтруистические жесты забываются. В лучшем случае вашим именем назовут улицу или площадь. Мир гораздо дольше помнит тиранов.

Мэсси решил, что алмазы дадут ему шанс устроить последнюю, прощальную демонстрацию своего могущества. Он намеревался наводнить алмазами рынок. Годовой спрос на них составляет примерно три миллиона карат. Следовательно, лишние двадцать миллионов резко обесценят алмазы, переведут их в категорию полудрагоценных камней. Уникальное и незабываемое шоу. В минуту разорятся владельцы огромных состояний. Удар почувствует каждый обладатель хотя бы одного драгоценного камешка. Мэсси рассудил, что лучше войти в историю человеком, уничтожившим алмазы, чем раствориться во тьме времени, подобно какому-нибудь Озимандии.

Открыв намерения Мэсси, Чессер окончательно оправдал собственное поведение. Он сказал себе, что устранение Мэсси со сцены только послужит на благо человечеству.

И совесть умолкла.

Чессер вышел из телефонной будки и пошел вдоль по улочке Хиндхеда. Завернул в магазинчик и купил первую же подходящую ему вещь: дешевый рюкзачок из искусственной кожи с застежкой-молнией. Еще он купил полфунта ирисок, которые немилосердно липли к зубам и воняли хлоркой. Чессер подосадовал, что большинство вещей на свете хуже, чем кажется на первый взгляд, и на ходу выбросил пакет с конфетами из окна машины.

Он затормозил у начала проселочной дороги, ведущей в песчаный карьер. Дождавшись, пока шоссе опустеет, свернул на нее. Подъезжая к карьеру, он увидел, как солнце переливается на огромной груде камней. Придумать бы какую-нибудь маскировку.

Но сперва он, черпая полными горстями, заполнил рюкзачок. Получилось фунтов десять. Потом пошел к вагончику, отыскал ржавую лопату и насыпал поверх алмазов песка.

На обратном пути в Лондон он размышлял, как бы, не выдавая себя, сообщить Мичему свои условия. Обдумав и отвергнув добрую сотню сложных планов, он остановился на одном – хорошем и простом. Он затормозил на углу Риджент-стрит и купил по два экземпляра всех лондонских газет.

Марен была дома. Она сидела в ванной перед кварцевой лампой. Волосы неряшливо зачесаны наверх, на лице – маска из розовой глины, которая ярче выделяла глаза, ноздри и губы. Чессер знал, что у Марен депрессия: только в подавленном состоянии она снисходила до экспериментов над собой. А подавлена она была в основном от скуки. Чессер подумал, не рассказать ли ей о перемене планов прямо сейчас. Он опустился на краешек биде и долго сидел молча, просто глядя на нее. Она была нагая.

Потом рассказал ей все. Включая разговор с Мэсси – слово в слово.

Пока он говорил, она старалась сдержать мимику, чтобы не повредить маску. Но в конце концов не выдержала. Губы дрогнули в улыбке, глина растрескалась. Марен засмеялась и воскликнула:

– Милый, вот здорово!

Она тут же забыла про маску и кинулась к нему, чтобы поцелуем выразить свое одобрение. Чессер не удержал равновесия и случайно нажал на какую-то кнопку биде. Струей ударила вода и щедро омочила ему брюки.

Марен расхохоталась и смыла маску. Чессер снял брюки. Она помогла ему вытереться и принесла халат.

От подавленности Марен не осталось и следа. Оба принялись обсуждать детали Чессерова плана. Ее особенно восхитило, как он придумал связаться с Мичемом.

– Гениально! – похвалила она, и Чессер нескромно согласился.

Марен сразу же осудила требования, которые собирался выдвинуть Чессер.

– Тебе в самом деле все это нужно? – спросила она.

– Конечно.

– На кой черт?

– Для разнообразия, – раздраженно ответил он.

– Да ты только представь…

– Представил.

– Ты просто вредничаешь.

– Ничего подобного, Понимаешь, я всегда хотел владеть чем-нибудь осязаемым.

– Я осязаемая.

– У меня никогда не было цели в жизни.

– Но, милый, она у тебя есть. Очень славная цель.

– Ни черта. Отродясь не понимал, куда меня несет.

– Ну так что? Пойдем вместе?

Чессер благодарно кивнул.

– Значит, ты ничего не обдумал толком? – Еще как обдумал.

– Тогда почему хочешь надеть себе на шею такое ярмо? Зачем они тебе?

– Кто – они?

– Ценности. Я имею в виду настоящие ценности – внимание, обязанности, время. Ехать туда, ехать сюда, посетить того, сего… Вдруг тебе захочется совсем другого? Хочешь – и не можешь. Умереть, какая скука!

Со своей обычной прямотой Марен попала в точку. С одной стороны, Чессер очень ценил преимущества личной свободы, тихую, беспечную жизнь – и доводы казались ему логичными. Но, с другой стороны, Чессеру хотелось признания, славы, известности. И он заподозрил, что Марен уговаривает его из личных побуждений.

– Назови это самоуважением, – сказал он.

Она закатила глаза.

– Не могу же я всю жизнь оставаться на последних ролях!

– Да почему нет?

– Мужчина должен работать, иметь какую ни на есть цель, – выкрикнул он. Банальная фраза заставила его поморщиться.

– А как же мы?

– Это совсем другое.

– Нет. Здесь тоже есть над чем потрудиться. Полный рабочий день. Беда в том, что ты следуешь правилам, которые больше не применимы. По крайней мере, к нам.

Чессер представил, что сказал бы на это его отец. Он бы в любом случае не одобрил, Успех, добытый вымогательством, – хуже неудачи.

Марен продолжала:

– Ты же знаешь, чего добивается в жизни большинство людей. Ничего. А потом вспоминают прошлое и рвут на себе волосы – да только поздно.

– Не забудь, что деньги на достижения есть далеко не у всех.

– Наверно. Но даже те, у кого они есть, обычно ничего не достигают, – сказала она. – Ладно, если ты решил окончательно, так и скажи.

Ее слова походили на ультиматум, но, выбирая между Марен и чем бы то ни было, Чессер всегда отдавал предпочтение ей.

Он собирался потребовать от Системы передачи в его единоличное владение новейшей и перспективнейшей шахты в Намакваленде. Плюс часть акций от каждого из главных держателей, дающая ему членство в совете директоров.

– Хорошо, – сказал Чессер. – Что бы ты потребовала?

– Не знаю. Пожалуй, просто выкуп.

Чессер обрадовался этому слову. Выкуп ассоциировался у него с похищением – а похищение его совесть приняла бы легче, нежели вымогательство.

– И какой выкуп?

– Чтобы ради него стоило возиться.

Теперь Чессер пожалел, что не придерживался первоначального плана, не вернул алмазы Мэсси в обмен на пятнадцать миллионов долларов. Сейчас он был бы уже свободен. Злясь на себя за то, что усложнил дело, он произвольно увеличил сумму и сказал:

– Пятьдесят миллионов.

На том и порешили.

Они составили письмо с требованием выкупа. Тщательно подбирая слова. Из газет, которые купил Чессер. Самой подходящей оказалась «Таймс». В ней было все, что они хотели сказать. Отыскав нужные слова, они попросту обвели их красным фломастером и проставили порядковые номера. С первого по сорок шестой. Оставалось только прочесть их по порядку.

«Ваши алмазы у нас. Можете получить их назад за пятьдесят миллионов долларов. Если не согласитесь, мы выбросим алмазы на рынок и собьем цену. Пусть в полночь пятого июля часы на башне Виктории пробьют тринадцать раз. Этим вы подтвердите свою готовность сотрудничать, и мы пришлем дальнейшие инструкции».

Затея с башенными часами принадлежала Марен. Она показалась ей более оригинальной, чем простой ответ через газету. На взгляд Чессера, идея отдавала дешевым драматизмом, но он не прочь был заставить Мичема лишний раз попотеть. К тому же в самом требовании нарушить ход знаменитых старинных часов, Биг-Бена, крылось нечто бунтарское и вызывающее. Учитывая любовь британцев к аккуратности, это было бы наверняка первым и последним случаем в истории.