"Граф из Техаса" - читать интересную книгу автора (Кэрол Джерина)Глава 4Комната Прескотта находилась за добрую четверть мили от центрального входа. Он следовал за Мирандой сначала по главной лестнице в восточное крыло дома, затем вдоль широкой галереи мимо нескольких десятков портретов бывших графов Сент Кеверна и, наконец, влево через лабиринт коридоров. Было ясно, что только человек, проживший в этом доме всю свою жизнь, мог определить точное местонахождение его комнаты в замке. Ему же, как новому человеку в Рейвенс Лэйере, подумал Прескотт, придется или нарисовать карту, или рассыпать хлебные крошки на всем пути к своей комнате, чтобы найти ее в следующий раз. Но вспомнив, что в доме водятся мыши, он расстался с последней идеей. Миранда открыла высокие двойные двери, и он проследовал за ней в комнату. Уже при первом взгляде на эту роскошную палату Прескотт понял, что «комната» — это слишком слабое слово для помещения таких размеров. Со всей своей мебелью оно, по его мнению, очень походило на роскошный холл или вестибюль дорогого отеля: два дивана, столы различных форм и размеров, полдюжины стульев и пара кожаных кресел, стоящих по обе стороны большого мраморного камина. Но ни в одном отеле не было изображений толстых голых херувимов, парящих среди белых облаков на небесно-голубом потолке, которых он увидел здесь. «Вот это да!» — подумал про себя Прескотт и произнес: — Это моя комната? — Да, милорд. Вообще-то он никак не мог пожаловаться на свои новые апартаменты. Они, безусловно, были роскошными. Но как здесь спать? Свернувшись клубком на одном из диванов и свесив с него ноги? Ему уже раз приходилось спать в таком положении раньше, и он на собственном опыте знал, как трудно разогнуть шею утром после проведенной таким образом ночи. Как будто в ответ на его молчаливый вопрос Миранда открыла дверь в соседнюю смежную комнату и показала ему спальню. Эта комната никак не могла сравниться по красоте с предыдущей. Нет, в действительности она даже превосходила ее. Если по потолку гостиной летали херувимы, то здесь были прекрасные нимфы с мужественными сатирами, танцующие на зеленой, усыпанной цветами поляне. Роспись так поблекла от времени и к тому же обросла таким толстым слоем пыли, что Прескотт не мог четко различить изображения, но было похоже на то, что большинство героев картины делали друг с другом просто немыслимые вещи. А кровать… Он никогда раньше не видел такой огромной кровати. По виду можно было предположить, что она весила целую тонну. Эта кровать, на массивных резных ножках была так высока, что, возвышаясь, наполовину доходила до потолка, который был четырнадцати футов высотой. Но мало того, ярды[2] драпированного тяжелого красного бархата окончательно скрывали всякого, кто находился в этой постели. — Это кровать старого графа, не так ли? — О нет, милорд. Эта комната принадлежала его дедушке. А комнаты старого графа находятся, вернее, находились в западном крыле дома. — Понятно, — Прескотту было приятно узнать, что ему не придется спать каждую ночь в той же кровати, в которой умер его двоюродный дед, и в которой покойник чуть не оказался заправленным бедной старой Эсмеральдой. Не в силах сдержаться, Прескотт опять взглянул на разрисованный потолок, и ему показалось очень занимательным то, что его прапрадедушка, отец старого графа, увлекался столь развратными картинами. Может потому, что он и сам отличался развратным поведением? И если это было так, то как к этому относилась его жена, прапрабабушка Прескотта? Одобряла ли она увлечения графа другими женщинами или просто терпела их, как большинство женщин? Если бы только эти стены могли говорить, то какие секреты о жизни предков открылись бы ему… Он заметил справа закрытую дверь и кивнул на нее головой. — А что там? — Гардеробная Вашей светлости. — Моя что? — Гардеробная, милорд. Миранда открыла дверь, и Прескотт заглянул туда. Комоды и шкафы высотой в десять футов вплотную стояли вдоль стен, покрывая каждый дюйм их поверхности за исключением окон и дверей. В центре комнаты располагалось большое зеркало в подвижной раме, стул и еще одна кровать, однако гораздо меньше той, что находилась в спальне. — А это ванная комната Вашей светлости, — сказала Миранда, открыв другую дверь. Прескотт ожидал увидеть ванную, похожую на ту, что была у него дома в Трипле, всю незатейливую обстановку которой составляли раковина с кувшином, небольшое зеркало над ней и ванна, которая всегда казалась ему слишком маленькой. Но в ванне, которая предстала перед ним сейчас, могли бы поместиться вместе с ним еще два человека. Она была настолько велика, что он мог бы плавать в ней, если бы такая безумная идея пришла ему в голову. — О Боже всевышний! Мой прапрадедушка был, должно быть, очень большим мужчиной. «Неужели моим удивлениям не будет конца?» — подумал Прескотт, когда они с Мирандой возвращались назад в гостиную. У него были отдельные комнаты для проведения свободного времени, для сна, для переодевания и для купания. А он-то думал, что техасцы любят жить на широкую ногу. Как мало знали они про англичан, которые обошли их на целую милю. — И это все, мисс Миранда, — спросил он с улыбкой, — или у вас есть еще какие-нибудь сюрпризы для меня? Она покраснела и опустила глаза. — Нет, это все из того, что можно было показать. Если, конечно, вы не желаете посмотреть апартаменты ее светлости. — Ее светлости что? — Комнаты, милорд. Они прямо рядом с вашими. — Нет, я не вижу в этом необходимости. У меня нет ее светлости. То есть, я хотел сказать, леди Сент Кеверна просто не существует. Я не женат. — Пока не женат, — пробормотала себе под нос Миранда, шурша юбками и слегка покачивая бедрами, чего, Прескотт был уверен, она никогда не делала раньше. Он еще мог терпеть этих старух, вроде Эсмеральды, сделав так, чтобы они не показывались слишком часто ему на глаза, но хорошенькие молоденькие горничные вроде Миранды и ее сестры Ровены — совсем другое дело. Они слишком соблазнительны для здорового мужчины, каким был Прескотт, а потому и слишком опасны. Его богатый жизненный опыт подсказывал быть всегда настороже с ними и сдерживать свои чувства, иначе однажды, совершенно неожиданно для себя, он может оказаться сидящим перед их папашей с приставленным ко лбу заряженным ружьем. — Мы осведомились у миссис Свит, милорд, и она заверила, что ужин будет подан ровно в восемь. Опять этот Харгривс со своим обращением к себе во множественном числе! Прескотт посмотрел на отражение своего камердинера в зеркале и в сотый раз подумал, что этот человек кого-то ему напоминает, но кого именно никак не мог вспомнить. Лицо Харгривса показалось Прескотту знакомым уже при первой встрече, когда сэр Генри представил их друг другу в Лондоне. Представил? Не стоит обманывать самого себя. Сэр Генри откровенно заставил его нанять Харгривса на место камердинера, расхваливая бывалого слугу и перечисляя его многочисленные заслуги на службе у графов, маркизов, виконтов и даже у одного герцога. Прескотту пришлось не по душе предложение сэра Генри довериться какому-то незнакомцу и передать ему на попечение все свое имущество, но его возражения были безрезультатны. Сэр Генри просто-напросто стиснул зубы — он частенько это делал, когда Прескотт спорил с ним, — и сказал, что любой уважающий себя граф никак не может обойтись без помощи камердинера. Прескотт в конце концов сдался, но не потому, что очень заботился о своем престиже, а потому, что пульсирующая вена проявилась на лбу сэра Генри, и он испугался, что она может лопнуть от чрезмерного напряжения. — Так, говорите в восемь? — отозвался Прескотт. — Ну, если вы можете ждать так долго ужина, то думаю, смогу подождать и я. Харгривс закрыл глаза и сделал медленный глубокий вдох, как будто пытаясь успокоиться. «По крайней мере, — подумал Прескотт, — это лучше, чем выставлять напоказ раздутую пульсирующую вену». — Как вы, Ваша светлость, без сомнения, уже знаете сами, нам не придется ужинать вместе, по-семейному, как раньше. Вы будете ужинать один в столовой, тем временем как мы будем есть с остальной прислугой Вашей светлости на кухне. Прескотт закончил, наконец, застегивать свой камзол и повернулся лицом к камердинеру. — Знаете что, Эд? Еще несколько недель назад я ужинал со всей семьей на кухне, как вы хотите сделать сегодня. В столовой мы ели только по воскресеньям, на День благодарения и Рождество. А одному мне приходилось это делать только тогда, когда я, бродя по дорогам, не успевал добраться до своего дома к ночи и останавливался в какой-нибудь таверне. — Но Ваша светлость уже больше не в Техасе. Теперь мы в Англии. — «Мы» знаем это, Эд. — И было бы гораздо лучше для соблюдения дистанции между нами, в соответствии с нашими положениями в обществе, если бы вы называли нас по фамилии — Харгривс, нежели по имени — Эдвард. Или, как вы говорите, Эд. — Послушай, пока меня не оседлали этим проклятым титулом, который вовсе не приводит меня в восторг и, наверное, никогда не будет приводить, я был ничуть не лучше тебя. И насколько мне кажется, я и сейчас тебя ничем не превосхожу. Да, знаю, это может звучать странно для такого человека, как ты, который всю жизнь прислуживал герцогам, принцам и им подобным, но я привык сам себя одевать. Я делаю это с раннего детства. — Но для того-то мы я состоим на службе у Вашей светлости, чтобы снять это бремя с ваших плеч, ведь у вас так много других дел. — Никаких дел! Черт! Послушай дружище, все, что я делаю с тех пор, как приехал в эту проклятую страну, это хожу с одного банкета на другой. Я рабочий человек, черт побери. Сплетничать и нести всякую чепуху за чаем с богачами вовсе не является, в моем представлении, полезным занятием. — Ваша светлость скучает? Прескотт заметил нотку удивления в голосе камердинера. — Черт побери, да, я скучаю. Я постоянно скучаю уже с того дня, как только добрался сюда. И ты умирал бы здесь с тоски, если с детства был приучен трудиться на своей земле с восхода до заката, смотреть, как твои телята вырастают в лучших в округе коров, сражаться с дождями, засухами и ворами скота, не говоря уже о вихрях, которые приходят так неожиданно, грозясь заморозить все стадо на выпасе. Дома я был полезен кому-то, кормил свою семью. Здесь я никому не нужен. Если я захочу сделать что-то сам, мне не позволят, потому что я стал джентльменом, а джентльмены ничего не должны делать. Они только отсиживают свои зады, в то время как другие работают на них. Харгривс медленно покачал головой, размышляя над словами Прескотта. — Можно мне дать совет его светлости? — Конечно, выкладывай. — Словом, имение Вашей светлости очень нуждается в… скажем, реконструкции… — Мне не надо говорить об этом. Я сам заметил его ужаснейшее состояние в первую же минуту, когда увидел этот замок. Но, если я хочу сделать Рэйвенс Лэйер таким, каким он был когда-то, то мне не обойтись простым латанием дыр. А это, Эд, дружище, значит, что нужны деньги. — При всем должном уважении, милорд, вам не следует обсуждать свои финансовые вопросы с посторонними. — Эд, но ведь ты же поднял эту тему. Я просто пытаюсь доказать тебе, что заниматься реконструкцией Рэйвенс Лэйера для меня почти неосуществимая идея. Если бы у меня были деньги, все было бы по-другому, но у меня их нет. — Вашей светлости не следует делать поспешных выводов, предполагая худшее. — Но я разорен. Я не могу попасть в худшее положение, чем то, в котором нахожусь сейчас. — Но мы только прибыли сюда сегодня днем. Мы должны просмотреть и тщательно изучить текущее финансовое положение имения. — Не хочешь ли ты этим сказать, что у меня, возможно, еще есть деньги, о которых я не знаю? — Да, такая возможность существует. В Рэйвенс Лэйере фермеры арендуют землю, не так ли? — Да. — И они платят земельную ренту. Прескотт задумчиво покачал головой. — Знаешь что, Эд, иногда тебе в голову приходят неплохие идеи. Я завтра утром первым делом просмотрю счета. — Да, милорд. И милорд…? — Что еще? — Моя фамилия Харгривс. — Да, Харгривс. Считая разговор законченным, камердинер направился к выходу. — Вам понадобится что-нибудь еще, милорд? Обед будет скоро подан. — Да, еще одно. — Слушаю, милорд? — Я знаю, ты был очень занят, распаковывая мои вещи и еще не имел возможности осмотреть замок и встретить всех работающих здесь, так что я подумал: лучше предупрежу тебя заранее. Будь осторожен и держись подальше от мисс Эсмеральды хотя бы некоторое время. — От кого, милорд? — От мисс Эсмеральды. Это одна из женщин, работающих здесь, самая старая из них. Она, должно быть, жила здесь со времен, когда мой прапрадед был мальчиком. Я уверен, миссис Свит не откажется показать тебе ее. — А что с ней такое, милорд? — Она, кажется, недолюбливает мужчин. Вообще ведет себя так, как будто находится в паническом страхе перед нами. Одному Богу известно почему, но, только взглянув на меня, она закричала, что ее насилуют. — Милорд? — Клянусь, все, что я сделал, это просто поздоровался с ней, а она издала такой дикий вопль, что у меня чуть не застыла кровь в жилах. Я чуть не выскочил из своих сапог. — О, мы понимаем. Мы постараемся избегать эту мисс Эсмеральду при любой возможности, милорд. — Смотри, Эд, будь с ней осторожен. |
||
|