"Империя сердца" - читать интересную книгу автора (Крейг Джэсмин)

Люси приветствовала своего господина, распростершись на выложенном плиткой полу и поцеловав носок его узорчатой туфли. Он занес ногу, словно раздумывая, пнуть рабыню или нет, потом ворчливо приказал ей встать. Люси осторожно поднялась, следя за тем, чтобы спина оставалась склоненной, а глаза опущенными. Хан любил, чтобы приближенные пресмыкались в его присутствии.

Хасим-хан рыгнул и поскреб свой живот. В этот момент он как две капли воды был похож на Вельзевула — верблюда Люси. Потом хан несколько минут развлекался тем, что давил на себе блох. Угомонившись, он откинулся в кресле и громко провозгласил:

— Чужестранка может сесть.

Люси решила, что она ослышалась, но в ту же секунду перед ней появился слуга, держа в руках маленький стул. Девушка робко села, ожидая в любой момент услышать рык Хасим-хана, приказывающего стражникам перерезать ей горло за невероятную наглость.

Хан оглядел ее сгорбленную фигуру с нескрываемым одобрением и хихикнул.

— Хорошо она себя ведет для англичанки, правда? — обратился он к собеседнику, находившемуся где-то вне пределов видимости Люси. — Сначала не обошлось без хлопот, но потом она, как видишь, научилась слушаться.

Густой мужской голос заметил бесцветно:

— Да уж, ваше высочество, с трудом верится, что она англичанка. Их обычное высокомерие здесь полностью отсутствует. Желал бы я, чтобы в моей стране побольше женщин вели себя подобным образом. Вы достигли невероятных успехов, Достопочтеннейший.

Хасим-хан захрюкал от удовольствия. Пока разливали в чашки охлажденный шербет, Люси рискнула бросить молниеносный взгляд на гостя. Она мало что смогла разглядеть, кроме того, что он высок и моложе средних лет. На пушту гость разговаривал свободно, но с легким акцентом, уловимым даже для Люси, чье знание языка было далеко от совершенства.

«Он иностранец, — с некоторым волнением подумала она. — Хан принимает в доме иностранца!» Неудивительно, что вся деревня с раннего утра пребывает в возбуждении. Это событие не сравнить ни с рождением двойни, ни со взбесившимся верблюдом. С тех пор как Люси два года назад попала в эту деревню, здесь не появлялся ни один чужак.

Но возбуждение быстро улетучилось, уступив место ужасному предчувствию. О Господи, а вдруг этот человек — ни о чем не подозревающая очередная жертва Хасим-хана? Неужели Люси снова обречена провести кошмарную ночь, наблюдая за приступами рвоты и судорогами несчастного, который будет молить о смерти, дабы поскорее прекратить невыносимые муки? «Господи, — мысленно взмолилась девушка, — если хан снова задумал убийство, не допусти этого!»

Голос Хасим-хана прервал ее страшные мысли:

— Ну, пенджабец, что ты думаешь о моем предложении теперь, когда увидел ее? Согласен обменять на нее твои ружья и патроны?

Скучающий голос гостя зазвучал живее:

— Я желал бы осмотреть товар, прежде чем вынести окончательное суждение.

Хан щелкнул пальцами.

— Пожалуйста, смотри.

Мужчина (из слов Хасим-хана Люси заключила, что он, должно быть, мусульманский купец из провинции Пенджаб в Северной Индии) пересек комнату и подошел к Люси. Он осторожно откинул чадру, взял Люси двумя пальцами за подбородок, запрокинул ее голову и взглянул в упор. Люси увидела темные, оценивающе глядящие на нее глаза и почувствовала, как вспыхнули огнем щеки. На мгновение купец застыл в недоуменном молчании, потом опустил ткань и, усмехнувшись, обернулся к хозяину.

— Ваше высочество изволили пошутить. Какую ценность для меня может представлять эта старая, увядшая женщина? Она даже не голубоглаза и не светловолоса, как большинство ее соплеменниц. Она ничего не будет стоить на невольничьем рынке, а меня она совершенно не привлекает.

— Я предлагаю ее тебе не для развлечений, — раздраженно заявил хан. — Отвези ее британским властям в Пешаваре. Они дадут тебе щедрую награду за ее возвращение.

— Если только сначала меня не повесят, — мрачно отозвался купец. — И вообще, кто она такая, что здесь делает?

— Она утверждает, что является дочерью одного важного чиновника, занимающего важный пост в правительстве их страны. Естественно, я не могу проверить истинность ее слов. Мои воины встретили ее в пустыне и от доброты, переполнявшей их сердца, подобрали и привели сюда, под мою защиту.

— Меня это не удивляет, о Справедливейший. Слава о вашем великодушии гремит по всему Афганистану.

Украдкой бросив взгляд на хана, Люси увидела, как он согласно кивает головой.

— Она не принесла мне ничего, кроме неприятностей, — проговорил хан, одновременно набивая рот мясом. — А я тем не менее продолжаю кормить ее, несмотря на затянувшуюся долгую зиму.

— Да, ваше высочество, ваша щедрость гораздо обильнее, чем количество мяса на ее костях.

Хан нахмурился, но, прежде чем он открыл рот, чужестранец обнажил зубы в улыбке.

— Лишь зная о вашем безграничном великодушии, Великий хан, я возьму на себя смелость заметить, что мы без труда сойдемся в цене на мои ружья и снаряжение. А вот женщина может и не представлять никакой ценности для британцев. По ее словам, она дочь важного чиновника. А что, если она — просто паршивая шлюха британского солдата? — Купец помолчал, потом продолжил уже с нескрываемой иронией: — Ведь ваши воины подобрали ее в пустыне, и мы, увы, никак не можем подтвердить или опровергнуть ее слова. А следовательно, для меня она ничего не стоит.

Глаза Хасим-хана вспыхнули от гнева. Он не ожидал, что его ложь так скоро и ловко обернется против него самого.

— Все, что ты сказал, — правда, купец. Однако, видя твою безграничную мудрость, я возьму на себя смелость заметить, что ты не в том положении, чтобы диктовать мне условия. Твои воины убиты грабителями в горах. Сам ты едва спас собственную жизнь. Более того — твое оружие (энфилдские ружья, ценность которых мы оба признаем) уже в руках моих солдат. В столь невыгодных для тебя обстоятельствах, о мудрый купец, тебе следует просто с благодарностью принять эту женщину в качестве платы.

Гость сдержанно ответил:

— О, как мудры ваши слова, Наидостойнейший, никто не мог бы лучше объяснить положение, в котором я нахожусь. Но все же я никак не могу отделаться от сомнений, теснящихся в моей голове. Если я передам женщину британским властям в Пешаваре, не случится ли так, что Ваше Высочество навлечет на себя карательный рейд их армии? Я осмелился упомянуть об этом лишь только потому, что всем известно, как умеют женщины самые простые вещи вывернуть наизнанку и ухитриться сплести целый клубок лжи и обвинений. Вдруг ей взбредет в голову заявить, что ее похитили, или еще что-нибудь столь же несуразное?

— Она ничего им не скажет. Зачем, если она желает сохранить хотя бы остатки своей чести? Кроме того, британцы слишком заняты, чтобы устраивать карательную экспедицию против такого незаметного и смиренного слуги эмира, как я. Если же они возжаждут мести, то направят ее на самого Великого эмира, да будет он царствовать вечно.

«Господи Боже, — подумала Люси. — Хасим-хан надеется натравить британскую армию на самого эмира Шерали! Неужели он переметнулся? А ведь два года назад был предан своему господину и по его приказу уничтожил британскую торговую делегацию».

Мозг девушки лихорадочно заработал. С кем же теперь заключил союз хан? Может, с русскими: их шпионы шныряют повсюду, а армия русского царя активно и успешно теснит афганцев на северной границе? Или же всего лишь с одним из многочисленных претендентов на эмирский трон?

Люси не знала, понял ли индийский торговец оружием политическую интригу, замысленную Хасим-ханом. «Скорее всего нет, — решила она, — ибо афганцы слишком уж хитры даже по европейским понятиям и то, что творится при дворе эмира в Кабуле, совершенно скрыто от глаз непосвященных».

Однако, каковы бы ни были скрытые мотивы, смысл слов Хасим-хана явно сводился к следующему: купцу следовало уяснить — если он не возьмет Люси в обмен на ружья, его просто убьют. Она снова украдкой взглянула на собеседников и увидела, как гость пожал плечами.

— Я беру эту женщину в Пешавар, — отрывисто и резко бросил он.

— Я знал, что, стоит мне хорошенько объяснить суть дела, и ты сразу же согласишься со мной, — пробурчал хан, его подбородок задрожал от удовольствия.

Люси осенило, что хан, должно быть, хочет от нее избавиться еще сильнее, чем ей казалось, иначе он ни за что бы не стерпел столь грубого ответа.

Спохватившись, купец сообразил, что допустил оплошность. Он поднялся и низко поклонился.

— Пусть мои ружья служат вам и вашим воинам долгие годы, о Величайший из Великих Правителей.

— Да будет так, — ответствовал хан. — Если будет на то воля Аллаха, ты отправишься в путь завтра с первым лучом солнца.

— Да, думаю, так будет лучше всего.

— Тебе дадут моего лучшего мула для этой женщины.

— Доброта вашего высочества безгранична. А как насчет моих лошадей?

Хан неопределенно махнул рукой.

— Ни о чем не беспокойся, — сказал он. — Доверься мне.

«Бедняга купец, — усмехнулась про себя Люси. — Ну и паршивую же сделку ты совершил. Получил меня и мула, да еще, может, своих собственных лошадей, если очень повезет. Надеюсь, мачеха возместит ему убытки и хорошо заплатит за мое возвращение домой».

Тут вдруг до нее наконец дошло. Домой! Хасим-хан действительно ее отпускает! Она судорожно сглотнула, закрыла глаза и крепко вцепилась руками в колени. Еще ни разу за долгие два года плена Люси не было так трудно сохранять молчание, но она усилием воли заставила себя сидеть на стуле как истукан — малейшее ее движение или звук могли побудить одного из мужчин переменить решение. Увидев, с какой радостью Люси идет с торговцем и как она счастлива, что купец согласился на условия сделки, Хасим-хан из вредности может и передумать, Бог его знает. У куварского хана не было обыкновения делать людей счастливыми, если этого можно было избежать.

Торговец оружием и Хасим-хан обменялись витиеватыми комплиментами в ознаменование заключения сделки. Трио музыкантов исполнило бравурный, режущий слух марш, и Хасим-хан поднялся. Он приблизился к Люси, и она немедленно упала в смиренном поклоне к его ногам.

Невероятно, но хан собственноручно поднял ее.

— Иди с миром, Дочь Далекой Земли, и расскажи людям о милости, оказанной тебе ханом Кувара.

Люси чуть не рассмеялась вслух, но тут поняла, что хан не шутит и даже не лукавит. Он совершенно искренне считал, что девушка должна быть ему благодарна. Люси запрятала подальше свои истинные чувства и стала напряженно подбирать слова благодарности. Сначала она поцеловала туфлю Хасим-хана, подавив в себе желание вцепиться зубами в его ногу, потом произнесла:

— Пусть дарует тебе Аллах столь же долгую жизнь, сколь велика твоя щедрость, Благороднейший Правитель.

Хасим-хан не принадлежал к людям, улавливающим тонкую иронию. Приняв слова Люси за чистую монету, он похлопал девушку по плечу и вздохнул, словно и в самом деле сожалел о разлуке с ней. Что ж, очень может быть. Где еще он найдет такого идеального козла отпущения для всех своих злодеяний?

— Сегодняшнюю ночь ты проведешь с купцом, — приказал хан. — Слушайся его во всем. Запомни: непокорная женщина в глазах Аллаха хуже собачьей блевотины.

После этого изысканного высказывания он отправился прочь, его танцующие мальчики выплыли вслед за ним. На пороге своих личных покоев хан обернулся и сделал знак одному из стражников.

— Покажи купцу из Пенджаба комнату, которую для него приготовили. Проследи, чтобы чужестранка пошла с ним.

Стражник поклонился, и Хасим-хан, переваливаясь на ходу, вышел из комнаты. Проворные юноши-танцоры задернули занавески, и хан со своей свитой исчез из поля зрения. Зная, какие звуки последуют вслед за этим, Люси зажала уши и быстро огляделась. Если не считать стражника и пары рабов, укладывавшихся спать прямо на полу огромной комнаты, они с торговцем оружием остались одни.

Судя по всему, это обстоятельство его не обрадовало, и, уж во всяком случае, не подогрело интереса к девушке. Он мельком взглянул на нее, и его темные брови сурово нахмурились. Пока Люси раздумывала, может ли она рискнуть заговорить, стражник жестом пригласил их обоих следовать за ним. Купец зашагал по узкому коридору, даже не удосужившись оглянуться.

Люси это ничуть не обидело. Напротив, подобное безразличие произвело на нее самое выгодное впечатление. Хан принудил купца согласиться на такую мошенническую сделку, и любой другой на его месте выместил бы злобу на девушке, жестоко избив ее. Ни стражник, ни слуги хана даже не попытались бы остановить его, и потому Люси была благодарна купцу за сдержанность. Когда он позволит ей заговорить, она постарается убедить его, что его ждет щедрое вознаграждение за ее спасение. Необходимо заставить его в это поверить, тогда, может быть, он и не бросит Люси где-нибудь в горах по дороге в индийский город Пешавар.

Стражник откинул тяжелую домотканую занавеску и обратился к гостю:

— Вот твои покои, почтенный купец. Пусть ночь дарует тебе спокойный сон, а пробуждение — свежие силы.

— В гостеприимном дворце Хасим-хана не может быть иначе, — ответствовал торговец, входя в комнату.

Он упорно не замечал Люси, и она тихонько проскользнула в угол комнаты, однако в этот раз ни его безразличие, ни что-либо еще не могло ее обрадовать. Опять эта ненавистная комната! Ее живот сжался от леденящего страха. Она побывала здесь уже дважды, и для Люси эти два раза были равны тысяче. Ибо в обоих случаях мужчины, делившие с ней эти покои, умирали.

О Господи! Люси охватила паника. Какой же надо быть наивной дурой, чтобы поверить в то, что Хасим-хан вот так запросто ее отпустит! Значит, она неверно истолковала действия хана как намерение натравить британскую армию на Шерали? Значит, индийский купец просто прибавится к списку жертв, умертвленных ее злыми чарами?

Купец пересек комнату, бросив едва заметный взгляд в сторону девушки. Его ничуть не удивило ее боязливое молчание. Женщина должна говорить, только если ее спрашивают, а рабыня всегда должна бояться. Ему, казалось, очень понравилось приготовленное в комнате угощение, и он рассыпался в щедрых похвалах. Если купцу и приходила в голову мысль о вероломстве Хасим-хана, то внешне это никак не проявлялось. Люси терялась в догадках — то ли индиец безнадежный глупец, то ли он невероятно мудр.

Стражник развернул толстый соломенный тюфяк и положил на него вышитые подушки. Потом вынул из грубо вытесанной в стене ниши два больших шерстяных одеяла и энергично их встряхнул. К счастью, они оказались совсем не ветхими и достаточно чистыми, и потому не содержали ни большого количества пыли, ни притаившихся в складках скорпионов. Люси давно научилась тщательно проверять постель, прежде чем в нее ложиться. Наконец, указав на медный кувшин с холодным чаем и поднос с различными закусками, стражник поклонился и вышел из комнаты.

Купец снял тюрбан, растянулся на тюфяке и начал расстегивать пуговицы своей стеганой куртки. Когда шаги стражника стихли, купец приблизился к выходу и осторожно отдернул занавеску. Убедившись, что никто не подслушивает, он обернулся и взглянул на Люси в упор.

— Теперь ты можешь говорить, — негромко сказал он на пушту. — Нас никто не слышит. Почему ты дрожишь? Что в этой комнате тебя так напугало?