"Очищение огнем" - читать интересную книгу автора (Марч Джессика)

ГЛАВА 19

Балтимор – Мэриленд. Январь 1977 г.

Кей внимательно следила через одностороннюю стеклянную панель за двумя молодыми людьми, сидевшими в громадных дубовых креслах. Другой мебели в комнате не было. Один юноша, типичный второкурсник в ярком лыжном свитере, держал на коленях черную металлическую коробку с циферблатом и ярко-красной кнопкой наверху. С задней стороны коробки выползал черный провод, змеился по полу и исчезал под вторым креслом.

Подняв микрофон со стойки, Кей нажала переключатель и спокойно велела:

– Дейв, поверни циферблат еще на одно деление.

Молодой человек взглянул на громкоговоритель в углу, откуда донеслась команда Кей, потом повернулся к человеку в другом кресле, лысеющему выпускнику в темном костюме с полосатым галстуком. Руки и ноги были привязаны, к запястьям и щиколоткам лейкопластырем приклеены электроды. Он не произнес ни слова, потому что по условиям эксперимента обязался молчать.

– Вы уверены? – спросил Дейв, не сводя глаз со стеклянной панели, хотя с его стороны она была покрыта зеркальной амальгамой. Голос через переговорное устройство донесся до Кей.

– Кажется, он очень тяжело перенес последний разряд, который я послал.

– Уверена, Дейв, – сказала девушка в микрофон. – Поверни циферблат еще на одно деление.

Дейв, прикусив губу, перевел циферблат чуть вправо и нажал на красную кнопку.

Тело второго мужчины мгновенно прогнулось и забилось в болезненных спазмах. Минуту спустя он откинулся на спинку кресла, очевидно, в полуобмороке, голова бессильно упала на грудь.

– Иисусе, – охнул Дейв, не сводя глаз с обвисшего на ремнях мужчины.

Кей справилась с конспектом, лежавшим перед ней на стойке, и вновь взяла микрофон.

– С ним все в порядке, Дейв. Считай я иначе, ни за что не позволила бы тебе продолжать.

Следующим шагом должны быть слова ободрения и заверения в том, что все хорошо. Через несколько секунд она попросит Дейва повернуть циферблат еще на деление, и если юноша будет противиться, напомнит, что он с самого начала согласился делать все необходимое, чтобы помочь в опытах.

Тема, выбранная Кей для дипломной работы по психологии поведения, дублировала классический эксперимент, задуманный и поставленный более пятнадцати лет назад Стенли Милгремом, социологом Йельского университета. Работа Милгрема была попыткой объяснить моральное падение человека воздействием тоталитарного контроля; преступления, подобные совершенным нацистами, чаще всего делались обычными людьми, заявлявшими в свое оправдание, что они лишь подчинялись приказу. Чтобы проверить этот критический поворотный пункт в человеческом поведении, степень, до которой врожденную мораль можно сокрушить тенденцией переложить ответственность на плечи всякого власть имеющего, Милгрем поставил эксперимент, очень похожий на тот, что проводила сейчас Кей, – один человек управляет аппаратом, с помощью которого можно посылать в другого разряды электрического тока различной силы. Исключение было в том, что все окружение было инсценировкой. Коробка в руках Дейва была чистейшей бутафорией, и «жертва» всего лишь притворялась, когда в проводах раздавалось легкое жужжание. Ничего не подозревающие участники, выбранные наугад по предложениям на доске объявлений в колледже, знали только, что участвуют в исследованиях, за что и получают деньги.

После эксперимента в Йеле, многие ученые высказали серьезные сомнения, связанные с соображениями этики, – возможно ли заставлять ни в чем не повинных людей совершать явно жестокие поступки? Но, прочитав в учебнике о трудах Милгрема, Кей была буквально потрясена. Загадка того, как и почему порядочных людей можно заставить пойти против их моральных принципов, была тесно связана с вопросами, еще с детства мучившими девушку, с тех пор как она увидела мать, «выполнявшую приказы» Харли Трейна.

Желание понять мотивы саморазрушающего поведения явилось причиной увлечения Кей психологией, которой она занималась в университета Джефферсона в Балтиморе. Хотя университет Джефферсона не входил в число старейших высших учебных заведений новой Англии, он все же славился прекрасным медицинским факультетом и факультетами естественных наук. Закончив вечернюю высшую школу в Чикаго, Кей подала заявление и была принята.

Теперь, сидя в комнате за стеклянной панелью, Кей слышала голос Дейва, доносившийся через переговорное устройство на панели управления.

– Послушайте, мне что-то не по себе. – Он нервно оглядывал выпускника, по-прежнему полулежавшего в кресле с закрытыми глазами.

– У нас договор, Дейв, не так ли? Ты сказал, что сделаешь это. Тебе заплатили. Не подводи меня…

Все фразы были взяты из заранее подготовленного сценария и предназначены для проверки пределов совести, чести, самосознания и личной ответственности.

Молодой человек беспомощно уставился в зеркальное стекло. Он воспринимал Кей как безликий голос, не связанный с каким-то определенным образом, – собственно говоря, предъявляющий нечто вроде рупора, через который передаются команды и объявления, даются приказы.

– Мне бы не хотелось продолжать, – дрожащим голосом пролепетал Дейв.

В течение всей серии экспериментов Кей привыкла встречаться с самыми различными реакциями. Некоторые подопытные субъекты отказывались подчиниться в тот момент, когда считали, что их действия приносят вред другому человеку, но большинство продолжали, и хотя их сомнения росли, они все же ни разу не уклонялись от того, что считали своим долгом, и лишь немногие совершенно не выказывали сомнений. На определенной стадии экспериментов Милгрем даже позволял испытуемым верить, что они в самом деле могут убить, если будут «подчиняться приказу», и все же было немало людей, считавшихся порядочными и высокоморальными, – даже врачей и адвокатов, которым в голову не пришло возражать.

– Это не вопрос выбора, Дейв, – запротестовала Кей. – Ты согласился.

Второкурсник нерешительно заерзал в кресле.

– Боюсь, мне придется настаивать, Дейв. Тебе придется сделать это.

Наконец Дейв взбунтовался.

– Черта с два! – завопил он, вскакивая. – Нет такого закона! Плевать мне на ваши паршивые деньги! Я с вами покончил!

Он рванулся к двери, распахнул ее и исчез. Кей старательно записала все случившееся, включая и тот факт, что испытуемый поспешил скрыться, даже не позаботившись проверить состояние партнера. Завтра она отыщет Дейва, все объяснит и заплатит за время, потраченное на эксперимент.

Через стеклянную панель Кей увидела, как выпускник медленно сел. Сунув конспект в портфель, она прошла через коридор в смежную комнату.

– На сегодня все, Джейсон, – сказала она выпускнику.

Джейсон Мен встал.

– Надеюсь, ты планируешь не слишком много подобных сеансов. Мне тоже что-то тревожно. Весьма странный эксперимент, Кей.

Они вместе направились по коридору факультета естественных наук.

– Наверное, ты прав, – согласилась Кей.

– Но зато, по-видимому, позволяет получить доказательство, что наши представления о так называемых моральных принципах весьма несовершенны, а самими принципами весьма легко поступаются.

– Ты считаешь, это действительно стоит доказывать научными экспериментами?

– Определение проблемы – первый шаг к ее решению. Может, мы слишком многое принимаем как должное, считаем, что люди в основе своей добры или инстинктивно знают, что хорошо и что плохо. Я согласна, в этом исследовании есть нечто неприятное, но самое ужасное в том, что оно вынуждает нас узнать немало отвратительного о себе. Как только мы поймем это, можно найти способы справиться с бедой, научить людей лучше понимать, что верно, а что нет. Джейсон кивнул.

– Ну хорошо, останусь еще ненадолго. Они остановились у подножия лестницы.

– Кстати, на следующей неделе приезжают гастролеры с «Хэлло, Долли!» Не хочешь пойти?

– Спасибо за приглашение, – улыбнулась Кей, – но у меня слишком много работы.

Студент не настаивал. Еще не успев попытать удачи, он знал, что эта девушка, считающаяся самой красивой в кампусе[30] была также известна тем, что отказывается от всех свиданий. Насколько знали студенты, у нее не было личной жизни – только лекции и эксперименты. Пообещав Кей, что придет на следующие лабораторные занятия, Джейсон сбежал по ступенькам.

Девушка взглянула на часы. Еще нет двенадцати. Лекция в три, первая в этом семестре из нового курса по экспериментальной психологии.

Она добралась до своего шкафчика на третьем этаже, сунула туда портфель, взяла большую хозяйственную сумку и помчалась вниз, на автостоянку. Четверть часа спустя она уже входила в одно из древних зданий из красного кирпича, расположенных в нижней части Балтимора вдоль Ист-Балтимор-стрит, где когда-то теснились бары со стриптизом. За последние несколько лет, некогда гордый былой славой город предпринял первые шаги, чтобы спасти себя от разложения, угрожавшего уничтожить всю нижнюю часть, большинство подобных заведений было закрыто. Но в доме, куда вошла Кей, первый этаж занимал бар под вывеской «У Сэсси».

Даже сейчас, в полдень, оттуда слышалась разухабистая мелодия, под которую раздевались стриптизерки. В грязный полутемный коридор выходило по трое дверей с каждой стороны. Кей подошла к средней. На панели из матового армированного стекла темнели выведенные по трафарету буквы:

«Ларри Мейер. Фотоискусство». Кей, глубоко вздохнув, шагнула через порог и оказалась в большой комнате без окон со стеклянным потолком. Повсюду хаотически расставлено фотооборудование – прожектора, отражатели, штативы, несколько предметов разномастной мебели, нагроможденные в углу. В стене две некрашеных фанерных двери. На одной было нацарапано черным фломастером:

«Темная комната. Не входить».

Над притолокой горела красная лампочка.

– Ларри! – окликнула девушка. – Это Кей. Из-за двери донесся приглушенный голос:

– Не ждал тебя.

– Знаю, но у меня часа два свободных.

– Ладно, пожалуй, смогу заняться тобой. Дай мне пару минут проявить негативы. А пока приготовься.

Кей прошла через другую дверь в захламленную грязную ванную. Сама ванна была забита коробками с фотобумагой и бутылками проявителя. На стержне для душевой занавески висела груда белья и другие костюмы-корсеты, кожаные куртки, платья с огромными, едва ли не до талии вырезами. На небольшой стойке, втиснутой за раковину, теснились туфли и шлепанцы самых разных фасонов.

Аккуратно складывая одежду в хозяйственную сумку, Кей разделась догола. Из бокового карманчика сумки достала черный парик с длинными прядями и косметический набор. Надела парик, тщательно приладила, наклеила фальшивые ресницы, подвела глаза темным карандашом, наложила коричневые тени, приглушавшие бирюзовую голубизну глаз, намазала губы розовой помадой. Потом быстро нарумянила соски, втерла немного вазелина в кончики и розовую плоть нижних губ. Наконец, завернувшись в махровый халат, вышла из ванной.

Ларри Мейер, фотограф, стоял к ней спиной, пытаясь снять длинный рулон красной бумаги, висевшей на голой кирпичной стене. Множество таких же рулонов самых разных цветов висело на многочисленных шарнирах. Они создавали фон для всех снимков Ларри. Фотограф размотал отрезок длиной ярдов в десять, закрыл им стену и часть пола и направился к груде мебели в углу.

– Думаю, можно создать викторианскую атмосферу. Попробуем этот бархатный шезлонг. Помоги мне вытащить его.

Ларри было немногим за пятьдесят: густые лохматые седеющие волосы, приятное лицо, нависающий над брючным ремнем животик, распирающий джинсовую рубашку так, что пуговицы, казалось, вот-вот оторвутся. Пока Кей помогала Ларри вытянуть шезлонг, не застегнутый халат распахнулся, но фотограф даже не поднял глаз, целиком занятый попытками вытащить шезлонг так, чтобы не посыпалась остальная разнокалиберная мебель. Потом пришлось осторожно пронести шезлонг через нагромождение фотооборудования.

Разместив «декорации» на красной бумаге, Ларри подошел к штативу с укрепленным на нем «Ролли-флексом»[31] и начал устанавливать фокус.

– Ну что ж, детка, – сказал он, – поехали! Кей сбросила халат и направилась к шезлонгу.

– Какую позу принять? Лежа, сидя, верхом…

– Импровизируй, – устало бросил фотограф. – Больше творчества.

Деньги Кей кончились после первых двух лет учебы. Как она ни старалась экономить, в душе знала, что придется искать работу – иначе колледжа ей не закончить. Кей пробовала поискать работу в кампусе, в книжном магазине, в кафетерии, но все такие места были предназначены для студентов, которым была обещана финансовая помощь при поступлении… что к Кей, конечно, не относилось.

Вспомнив о работе в «Крейтер Инн», Кей устроилась на неполный рабочий день портье в отеле в деловом районе города, но, к несчастью, нужно было слишком много работать, чтобы получить достаточное жалованье, и на посещение лекций почти не оставалось времени. Кроме того, добираться туда приходилось так долго, что Кей была вынуждена брать уроки вождения и купить надежную подержанную машину. Расходы росли. Кей пыталась работать официанткой, продавщицей, гидом в музее железных дорог Балтимора и Огайо. Но всегда возникала одна и та же проблема: как заработать достаточно денег на оплату обучения и общежития и не уставать при этом так, что дальнейшее пребывание в колледже казалось абсолютно бессмысленным.

В начале этого семестра, выбиваясь из сил, чтобы хотя бы частично заплатить за учебу, Кей поняла; необходимо немедленно что-то предпринять для увеличения заработков. Кей уже решила, что станет работать в области психологии, а для этого придется любой ценой получить образование. Нужно начать делать сбережения и в то же время ухитряться оплачивать текущие расходы. Девушка всей душой надеялась, что сумеет каким-то образом достать денег и съездить на Гавайи. Другого способа помириться с Маком не было. Письма ее возвращались не распечатанными.

И тут Кей пришла в голову естественная мысль устроиться моделью. Сначала необходимо сделать пробные снимки, нечто вроде визитных карточек, с которыми можно обходить агентства по найму моделей. Ларри Мейер был одним из фотографов, чье имя упоминалось в официальном справочнике, и когда Кей позвонила, чтобы узнать цену за маленький альбом с образцами работ, он запросил вдвое меньше остальных. С той минуты, как Кей вошла в студию, она не питала иллюзий относительно Мейера – он, несомненно, отнюдь не занимался портретными съемками в традиционной манере. Она, возможно, сразу ушла бы, но цена оказалась такой низкой, а манеры и поведение столь деликатны и неназойливы, что Кей почувствовала – этому человеку можно доверять.

Он работал быстро, и Кей снялась в различных позах и костюмах. Придя за снимками на следующий день, она была поражена их качеством и изобретательностью фотографа.

– Они действительно великолепны, – призналась она. – Думаю, что получу работу, как только смогу показать их сведущим людям.

Вчера, во время съемок, Кей объяснила Ларри что она студентка Джефферсоновского университета в поисках заработка.

– Надеюсь, – чуть оскорбленно заявил Ларри, – вы не посчитали, что если я беру дешево, значит, награжу вас кучей дерьма!

– Нет, что вы, – извинилась Кей, – просто не представляла, что они могут быть так хороши.

– Вы очень красивы, мисс Уайлер. Тому, кто не может сделать вам приличное фото, следует запретить брать в руки фотоаппарат!

Потом, почти не делая усилий изложить просьбу потактичнее, он предложил ей иной вид работы.

– Вы говорите, что нуждаетесь в деньгах на обучение. Не знаю, сколько вам нужно, и как быстро, но поверьте, настоящие модели работают целыми днями – это тяжелый труд и требует немало вложений, прежде чем окупится. Вы не получите хороших предложений до тех пор, пока не обойдете все агентства в Нью-Йорке и не сделаете пробные снимки, а как только подпишете контракт, придется иногда уезжать из Балтимора не на день-два, а на несколько недель. Ничего в этом нет страшного, если желаешь сделать карьеру модели, но из того, что вы вчера рассказывали, я понял, будто вы хотите закончить учебу. Поэтому и хотел спросить – может, согласитесь работать на меня? Конечно, таких денег, как платят самым модным моделям, я дать не могу, но и времени у вас на этой уйдет гораздо меньше. Будем снимать, когда вам удобно, так что сможете спокойно заниматься.

Он объяснил, что основной доход получает от продажи снимков обнаженной натуры в различные порножурналы или рекламные календари. Натурщиц обычно нанимали из стрип-баров, хотя теперь их становилось все меньше, но приходили порядочные молодые женщины, желавшие подзаработать в свободное время и не стыдившиеся сниматься обнаженными. Несколько последних лет одна из лучших моделей Ларри была талантливая скрипачка – студентка консерватории Пибоди, одной из самых известных в стране, основанной более столетия назад в здании, мирно соседствующем сейчас с грязными забегаловками и стрип-барами.

– Теперь она выступает в концертных залах по всей Европе, – с гордостью добавил Мейер, – и всегда одета с иголочки! Но не работай она на меня, вряд ли смогла бы окончить Пибоди.

Кей была склонна верить, что Мейер скорее хочет помочь, а не использовать ее. Хотя деятельность его считалось не вполне пристойной, однако он был талантливым человеком и к тому же казался порядочным.

– Я должна подумать, мистер Мейер, – ответила она.

– Конечно, я не тороплю. Простите, если оскорбил вас своим предложением. Вполне пойму, если хотите забыть эту часть своей биографии.

Забыть. Кей неожиданно поняла, что Мейер узнал в ней бывшую «кошечку». Не удивительно, что он наверняка видел снимки и запомнил ее, хотя прошло уже четыре года. В конце концов, это его профессия! Но она оценила деликатность фотографа – даже зная о ее прошлой работе, тот не пытался надавить на Кей. Она отправила снимки в несколько самых известных агентств по найму моделей в Нью-Йорке. Все ответили и пригласили приехать на несколько дней – без оплаты расходов, конечно. Дорога и проживание должны были обойтись в несколько сотен долларов. Но стоит ли игра свеч? Сможет ли она сделать карьеру модели?

Тем не менее, Кей села в автобус, идущий до Нью-Йорка, и отправилась туда на день, чтобы посетить одно из агентств, выразивших желание видеть ее. С первой минуты она почувствовала себя неуютно в этом огромном городе, с его куда-то спешащими толпами пешеходов, грязными серыми каньонами между высокими зданиями, потоком машин на мостовых. Уже через два часа она была на пути в Балтимор, поскольку женщина – директор агентства объяснила, что успеха можно достичь лишь в том случае, если уйти из университета и целиком сосредоточиться на карьере.

За первые три часа позирования для Ларри Мейера Кей получила двести пятьдесят долларов наличными, так что, работая всего шесть-семь часов в неделю, зарабатывала почти две тысячи долларов в месяц, что позволило оплачивать счета и начать откладывать деньги на предстоящие расходы.

При всей грязи окружающей обстановки, несмотря на крайне сомнительную, с точки зрения морали, профессию, Ларри Мейер оказался на удивление честным и порядочным человеком и платил ей значительную долю от того, что получал сам, а когда удавалось раздобыть большую сумму, честно делился с Кей. Кроме того, Ларри искренне беспокоился, что подобные занятия могут помешать и учебе или повредить репутации, и еще перед самым первым сеансом предложил изменить внешность с помощью грима и парика.

И сегодня, возвращаясь в студенческий кампус, Кей стала богаче на триста долларов. Она провела целый час, позируя на красном бархатном шезлонге, и второй – одетая только в кожаную куртку и мотоциклетный шлем с хлыстом укротителя львов в руке, и к сожалению, опоздала на вступительную лекцию нового курса по экспериментальной психологии. Поспешно усевшись в заднем ряду аудитории, Кей впервые заметила, что профессор, стоявший в центре возвышения, оказался женщиной. Это была не первая женщина-преподаватель, встреченная Кей в университете, но, несомненно, самая необычная среди женщин, сновавших по коридору университета, было принято одеваться скромно, почти небрежно, в слаксы, свитер и простые туфли, даже надевать поверх бесформенные халаты – если не для удобства и традиций, то, по крайней мере, чтобы намекнуть студентам о неуместности элегантности и шика в храме науки. Но доктор Кук была одета так, словно собиралась на деловой обед для дам высшего общества. Ее темно-розовый костюм из шелковой чесучи выглядел совсем как произведение итальянского модельера, который Кей часто видела на Александре Уайлер; юбка до колен открывала стройные ноги в бежевых кожаных туфлях на высоких каблуках. Шею обвивала двойная жемчужная нить; при каждом движении головы в ушах поблескивали золотые серьги. Каштановые, доходившие до плеч волосы были хорошо уложены с тем расчетом, чтобы выглядеть одинаково уместно в любой обстановке.

Пока Кей усаживалась, профессор прервала речь и метнула в ее сторону взгляд, явно означавший, что она не любит опозданий. Наконец доктор Кук снова заговорила.

– Обзор охватывает как историю, так и методы, начиная с первых экспериментов на животных, проводимых Фехнером и Паловым, и кончая последними работами Халла, Толмена, Б. Ф. Скиннера и других. Кроме того, мы рассмотрим другие практические применения экспериментальной психологии, а не только психотерапии, конечно, – например, ее роль в организации и обучении военных, промышленном управлении, образовании и педиатрии.

Кей вынула тетрадку и ручку и записала несколько имен, упомянутых профессором. Она никогда не слыхала о Фехнере и Толмене. После занятий нужно пойти в библиотеку и немного почитать о них.

Пока Кей писала, студент, сидевший через проход, перешел на соседнее место. Девушка мельком взглянула на молодого человека с темными, подстриженными ежиком волосами, бычьей шеей и бугристыми бицепсами, распиравшими закатанные рукава темно-синего свитера с нашитой спереди большой серой буквой Т, означавшей, что ее обладатель – член университетской футбольной команды. Он плотоядно ухмыльнулся ей и подмигнул. Кей поспешно опустила глаза, пытаясь сосредоточиться и слушать, как профессор говорит о том, что экспериментальная психология обычно предполагает сходство в поведенческих стереотипах человека и животных.

По многозначительному взгляду футболиста Кей определила, что тот наверняка видел ее фото в «Томкэте»… а может, и более недавние. Такое случалось достаточно часто, старые экземпляры журнала постоянно передавали в колледжах из рук в руки, а некоторые студенты вообще покупали и хранили все выпуски.

Из опыта прошлых столкновений Кей знала, что просто игнорировать наглеца – бесполезно, пересесть – тоже не имеет смысла: он просто поймет это как призыв начать «погоню»; как ни странно, многие мужчины считали всякое проявление безразличия признаком скрытого кокетства и приглашения к преследованию.

Через секунду на колени Кей упал сложенный листок бумаги. Она развернула записку. Он нацарапал всего три слова:

«Занята в пятницу вечером?»

«У меня есть парень», – написала Кей и передала листок футболисту.

Тот черкнул еще что-то и протянул ей. Намереваясь оттолкнуть бумажку, Кей заметила единственное дописанное слово: «вранье». Поймав раздраженный взгляд девушки, футболист «пробормотал»:

– Не ломайся, бэби, дай мне шанс.

– Пожалуйста, оставьте меня в покое! – горячо прошептала Кей и тут же подумала, что теперь он, получив отпор, отстанет и можно пересесть. Но когда она перебралась на несколько рядов ниже, он последовал за ней и сел сзади.

– К чему разыгрывать недотрогу? – прошептал он на ухо. – Получила бы гораздо большее удовольствие, если бы сыграла со мной в «умелые руки». Знаешь, как из мягкого сделать твердое?

– Отвали сейчас же, – развернувшись на сиденье, прошипела Кей и, вновь обернувшись, увидела взгляд профессора, устремленный на нее, словно осуждающий за легкомысленное поведение. Не желая ничего объяснять, Кей жестом показала, что извиняется, и снова опустила глаза в конспект.

– Экспериментальный метод, – продолжала доктор Кук, – по отношению к психологии человека это систематические попытки обнаружить условия, определяющие поведение, применяя управляющие переменные… которые…

Но шепот настойчиво полз в уши:

– Если действительно не хочешь кое-что упустить, кошечка, не очень-то задирай нос. Я видел все, что у тебя есть, но ты-то меня еще не рассмотрела! А то, что у меня имеется, прекрасненько подойдет к твоей…

Сколько раз за эти годы Кей приходилось терпеть грубые приставания мужчин заранее считавших ее готовой на все, и ей всегда удавалось овладеть ситуацией и не доводить до неприятностей, но сегодня что-то в ней взорвалось. Крепко стиснув пальцы правой руки в кулак, она изо всех сил размахнулась и врезала не успевшему выпрямиться парню прямо в глаз. Громкий треск прозвучал, как выстрел, в притихшей аудитории. Оглушенный футболист упал на спинку сиденья. Студенты начали оборачиваться, вставать, чтобы увидеть виновницу переполоха. Кей чувствовала обращенные со всех сторон удивленные взгляды. Доктор Кук пришла в бешенство.

– Вы… молодая леди! – завопила она, подвигаясь к краю возвышения. – Как ваше имя?

– Кей Уайлер.

Футболист, потирая глаз, выпрямился:

– Я всего-навсего хотел назначить ей свидание, – выкрикнул он, – и она мне вмазала!

– Я не собираюсь прерывать лекцию, чтобы разобраться, кто прав, – отрезала доктор Кук. – Убирайтесь оба отсюда, и к шести часам чтобы были в моем офисе на медицинском факультете. Тогда все и объясните. И если хотите прослушать этот курс, постарайтесь, чтобы объяснение было достаточно убедительным!

Кей как попало сунула книги в сумку и побежала по проходу, спеша уйти подальше, прежде чем жертва, невзирая на строгое предупреждение профессора, не опомнится и, подстрекаемый раненой мужской гордостью, решит отомстить.

– Какого дьявола она ожидала? – прорычал мускулистый спортсмен, кое-как втиснутый в одно из кресел напротив профессорского стола. Пока шли занятия, кожа под его левым глазом успела раздуться и приобрести цвет баклажана.

– Я хочу сказать, миллионы парней покупает этот журнал каждый месяц и вешают вклейки на стену. Что должен думать любой парень, когда смотрит каждый день на девку и знает, что та спокойно показывает свою «Киску» всем, кто…

– Мистер Фезенда, – перебила доктор Лора Кук, – здесь вам не спортивная раздевалка! Будьте добры, выражайтесь пристойным языком!

– Да, мэм!

Стиснув зубы, он злобно зыркнул на Кей.

– Скажем так: если мисс Уайлер позволяет всему свету глядеть на свое голое тело, значит, не стоит так оскорбляться, если кто-то вроде меня считает… что… неплохо бы, скажем, увидеть ее тело еще раз, в более интимной обстановке.

Профессор подняла брови.

– Мистер Фезенда, уверена, что вы видели в кино Джона Уэйна, на экране он вечно выступает в защиту угнетенных, ввязывается в драки с нехорошими парнями и убивает их. Вряд ли он считает, что подобные роли дают зрителям право вызывать его на дуэль, если он идет с семьей в ресторан. Существуют границы между реальной и экранной жизнью, и такая граница применима и к мисс Уайлер. Я, как и вы, не имею ни малейшего представления, почему она решила сняться для этого журнала. Поэтому мы имеет не больше прав делать всяческие предположения на ее счет, чем если бы она играла в кино. Надеюсь, вы меня понимаете?

– Да, мэм, – процедил футболист, – возможно, вы правы, но я все-таки считаю, что любая женщина, выставляющая себя напоказ подобным образом…

– Я вовсе не обязана еще раз выслушивать это, мистер Фезенда, – резко оборвала доктор Кук. – Ваша точка зрения достаточно ясно выражена вашими действиями. Ваше обращение с мисс Уайлер по меньшей мере непростительно; по моему мнению, ее реакция вполне справедлива, и вы обязаны извиниться.

– Это ваше личное мнение, и только ваше, не так ли, мэм? – мрачно процедил футболист, подчеркивая последние слова, желая дать понять, что профессор явно несправедлива к нему и защищает Кей, становясь на ее сторону в извечной войне полов.

– Осторожнее, молодой человек, – ощетинилась профессор. – Я собиралась всего-навсего прочесть вам нотацию, выслушать извинения и отпустить, но если собираетесь довести дело до высшей дисциплинарной комиссии, вообразив, что деканы-мужчины встанут на вашу сторону, ради Бога. Хочу только предупредить, что в этом случае вы вряд ли легко отделаетесь. Как бы не нарваться на временное исключение или что похуже!..

Футболист вскинул голову, словно взвешивая шансы на получение более «справедливого» приговора состоящей из мужчин комиссии. Наконец он опустил глаза и покачал головой.

– Извинитесь, – потребовала Лора. – Потом можете быть свободны.

Футболист повернулся к Кей и пробормотал несколько слов насчет того, как он очень сожалеет, что оскорбил ее. Потом ему позволили уйти.

– Спасибо, – сказала Кей, оставшись наедине с Лорой Кук. – Не уверена, что я полностью заслуживаю оправдания, доктор Кук. Я должна была сама справиться с этим… просто сорвалась.

– Что ж, повезло, что у вас такой хук правой. Не оглуши вы мистера Фезенду до такой степени первым же ударом, он мог бы просто разорвать вас.

– Не знала, что способна на такое, – улыбнулась Кей.

Встреча, похоже, кончилась. Кей снова поблагодарила профессора, взяла пальто и встала.

– Я провожу вас, – предложила доктор Кук, сняла с вешалки роскошное манто из рыси, и женщины вместе вышли из комнаты. Шагая по коридору, доктор Кук тихо хмыкнула.

– Красивый фонарь вы ему поставили. Эту «медаль» ему придется проносить всем напоказ не меньше недели.

Кей тоже рассмеялась.

– Знаете, ведь он футболист. Представляете, как будут издеваться над ним парни из команды!

– Конечно, я не должна говорить это, – призналась доктор Кук, – но, возможно, сама не была полностью беспристрастна. Сколько раз в своей жизни я хотела вот так же врезать какому-нибудь самодовольному сукину сыну по наглой роже.

И, по-прежнему весело смеясь, они сбежали по лестнице и направились к автостоянке.

Январский ночной воздух овеял их прохладой.

– Скажите, Кей, – спросила доктор Кук, – часто вы подвергались приставаниям с тех пор, как учитесь здесь… то есть… хочу сказать… потому что вы… как они это называют?

– «Кошечка», – подсказала Кей и пожала плечами. – За последние три года – два-три раза в неделю какой-нибудь тип обязательно привяжется! Конечно, не всегда кончается, как сегодня. Иногда просто реплика, брошенная вслед, когда я иду по кампусу, или записка, брошенная через плечо в библиотеке.

– Не могу винить вас за то, что в конце концов вышли из себя. Удивительно, как еще держались до сих пор.

Лора остановилась и пристально взглянула на Кей.

– И несмотря на все неприятности, которые вам сегодня пришлось перенести, вы не жалеете, что так поступили?

– Почему вы спрашиваете? – полюбопытствовала Кей.

– Я психолог-экспериментатор, – откровенно объяснила профессор, – и для меня естественно интересоваться причинами поступков людей, особенно когда они делают вещи, выходящие за рамки их повседневного поведения.

Кей поколебалась всего несколько минут, прежде чем начать рассказывать о том, как стала «кошечкой». Заинтересованность доктора Кук вновь всколыхнула неодолимую потребность, терзающую ее все эти годы со времени отъезда из Чикаго, потребность оглянуться, вспомнить, оценить случившееся, возможно, примириться с выбранным путем. Но, начав объяснять, как она попала в «Томкэт», Кей не смогла не рассказать всего – об Орине, бегстве от отца, поисках, приведших ее сюда и заставивших покинуть родину, самоубийстве матери. Послушав немного, доктор Кук предложила Кей рассказать обо всем за ужином и пригласила в ресторан.

Профессор уселась за руль спортивного двухместного «мерседеса», и женщины отправились в итальянский район города в модный ресторан «Сабатино». По пути и во время ужина Кей продолжала вспоминать прошлое и, воодушевленная сочувственным любопытством собеседницы, освоившись с уютом семейного ресторанчика, наслаждаясь великолепной едой и прекрасным кьянти, не стесняясь выкладывала все, что накопилось на душе. Она чувствовала себя совершенно непринужденно в обществе профессора, которая настояла на том, чтобы к ней обращались просто Лора.

Доедая последнюю ложку сабайона и жестом показывая официанту, что отказывается от третьей чашки кофе, Кей наконец со смущением сообразила, сколько успела наболтать за последние два часа.

– Ну и монолог же я закатила, – смущенно засмеялась она. – Прошу прощения, Лора.

– Не стоит. Мне ни на мгновение не было скучно. Но вы так и не ответили на вопрос, почему вдруг так взбесились?

Кей смолкла. Сначала она не могла припомнить, в чем загвоздка, но потом все неожиданно вернулось:

– Сожалею ли я о том, что позировала для «Томкэта»? – задумчиво спросила она. – Нет. Мне это было необходимо. Не демонстрировать себя, как считают все парни, а чтобы доказать, что это не такой уж великий подвиг, прост способ преодолеть страх… быть… быть такой женщиной, как я, или по крайней мере, какой я являюсь в глазах людей.

– И что это за женщина? – мягко поинтересовалась Лора.

Кей застенчиво улыбнулась.

– Сексуальная… или по крайней мере так считают. Не знаю, откуда все взялось, – я ничего не делаю намеренно, но слышала это и от мужчин, и от женщин. Все завидуют обаятельной девушке, такое счастье быть желанной, правда? Но меня всегда это беспокоило, потому что я всегда занята… ну, словом, будто мной владеет нечто, над чем я не властна и что не является частью моей души. Меня беспокоило – не подумайте, что я спятила, что это завладеет мной, как матерью, и уничтожит. Наверное, я считала, что, если смогу сделать это, сумею управлять… собственной сексуальностью.

Кей замолчала и нервно облизала губы.

– Это не слишком по-идиотски звучит? Профессор кивнула.

– Вам пришлось бы гораздо хуже, не найди вы в себе силы признать, что случившееся с вашей матерью глубоко повлияло на вас, и тревожащие проблемы по-прежнему терзали бы душу.

Наступило молчание. По взгляду Лоры Кук Кей чувствовала, что, возможно, превратилась из собеседника в объект изучения, однако за любопытством психиатра ощущалось искреннее сочувствие.

– Я по-прежнему делаю это, – выпалила Кей, – иначе не смогу заплатить за учебу.

– В самом деле?

Лора старалась говорить бесстрастно, но не сумела скрыть удивления.

– И много платят?

– Лучше, чем за любую другую работу, и сколько угодно времени остается для занятий.

Кей уже пожалела о своей неуместной откровенности, но не могла различить и тени неодобрения на лице женщины.

Лора улыбнулась, как бы почувствовав смущение Кей. – Довольно необычный способ для молодой девушки платить за учебу. Но опять, многие ли обладают истинным даром и соответствующим темпераментом для подобной работы? Правильно это или нет?.. На это я отвечу, когда буду знать – вы используете это занятие, чтобы выжить, или наживаются на вас? Скорее всего, проблема именно в этом!

Но Кей хотела знать, услышать не просто профессиональное суждение психиатра, а личное мнение Лоры Кук.

– Сказали бы вы то же самое своей дочери?

– У меня нет дочери. Но если бы и была, думаю, что я считала бы точно так же.

Волна облегчения затопила душу Кей. Она почему-то была уверена, что дружба с этой умной доброжелательной женщиной сыграет большую роль в ее жизни, намеревалась завоевать хорошее отношение Лоры к себе. Собственно, Лора Кук была чем-то вроде матери, такой, какую всегда хотела иметь Кей.