"Час Предназначения" - читать интересную книгу автора (Гарднер Джеймс Алан)

Глава 3 ОПОРА ДЛЯ СМЕЮЩЕЙСЯ ЖРИЦЫ

Каппи нырнула, а когда появилась снова, лицо ее было намного чище, и она снова держала в руке мое копье. Положив его на берег, она выбралась из ручья и села рядом, с ее одежды ручьями текла вода.

Несмотря на мужскую одежду, сейчас она определенно была женщиной; темные соски отчетливо просматривались сквозь мокрую ткань рубашки. Я представил себе, как ощупываю их пальцами, прикасаюсь к ним губами, и внезапно меня охватило такое желание, какого уже не было много месяцев. После того как Господин Недуг был повержен, мне страстно хотелось отпраздновать победу.

– Каппи… – начал я.

– Нет.

– Ты даже не знаешь, что я собирался сказать.

– Это же и так ясно. – Каппи направилась к валявшемуся ножу и подняла его. Какая у нее замечательная походка – по-мужски энергичная и по-женски изящная! – Когда тебе хочется потискаться, – продолжала она, – твой голос всегда звучит одинаково, а на лице появляется идиотское выражение. Или ты так представляешь себе лукавую улыбку?

– Да что с тобой? – не выдержал я. – Полчаса назад ты распевала «Наша любовь наполнит нас», а теперь будто изо льда сделана. Не говоря уже о том, что нарядилась в одежду своего папаши. Ты случайно не курила дурман-траву со Смеющейся жрицей?

– Нужно идти домой, предупредить людей, – сказала она, заправляя рубашку в штаны.

На ее носу засохла полоска грязи. Я злился на Каппи, но мне отчаянно хотелось очистить ее нос поцелуями.

– Сегодня канун Предназначения, – напомнил я. – Нам нельзя возвращаться в поселок. Мы должны пребывать в уединении.

– Расставляй приоритеты, Фуллин, – бросила она. – На болоте появились нейт и ученый, и ты не собираешься ничего сообщить людям?

– Людям можно будет сказать, – согласился я. – Потом. После. Пойдем полежим.

– Можешь заниматься этим со своей проклятой скрипкой, но не со мной.

Бросив на меня яростный взгляд, она подняла копье и побежала. Бег ее был плавным и легким – так бегают воины. Я открыл было рот, собираясь потребовать, чтобы она меня подождала, но вовремя остановился. Каппи, скорее всего, не стала бы ждать, а для мужчины, если женщина ему не подчиняется, подобное означало потерю лица. В конце концов я крикнул: «Только не сломай мое копье!», но недостаточно громко для того, чтобы она услышала.

Теперь у меня не оставалось выбора, кроме как возвращаться в Тобер-Коув, будь то канун Предназначения или нет. Если Каппи появится там, а я нет, старейшины скажут, что я послал женщину, чтобы принести известие, на которое мне не хватило смелости самому. Не говоря уже о том, что она наверняка изложит все случившееся по-своему, и далеко не обязательно это будет соответствовать действительности. В конце концов, Каппи была одержима дьяволом, о чем я постоянно забывал.

Но я знал, как следует поступать с дьяволами. Взяв скрипку нейт под мышку, я направился в сторону поселка.


Вскоре я пожалел о том, что позволил Каппи уйти с копьем, – каждый камень, попадавшийся мне на пути, казался мне каймановой черепахой. Я подумал было о том, чтобы постукивать по камням смычком, но не мог решиться на подобное, отчетливо представляя, как зубастые челюсти с хрустом сокрушают хрупкое дерево и конский волос. Я пытался убедить себя в том, что это не мой смычок, но от этого мне не становилось легче. Что поделаешь, музыканты – впечатлительный народ.

Я начал обходить каждый подозрительный камень, который мог бы оказаться затаившейся черепахой, и в итоге сошел с тропы, которая вела прямо к Тобер-Коув. Никто не мог бы сказать, что я заблудился, – я выдерживал направление, ориентируясь по сухому дереву, возвышавшемуся над камышами посреди болота, – но когда наконец добрался до леса, где черепах уже не было, то оказался вдалеке от исхоженных троп.

Расстояние от поселка до любой части леса можно измерять возрастом людей, использующих эти места в качестве убежища. Самые маленькие дети строят свои крепости среди деревьев неподалеку, лишь бы их нельзя было заметить с башни здания Совета. Становясь постарше, они забираются дальше, в поисках свалок Древних и разрушенных зданий, которых, по их мнению, никогда не видел никто из тоберов. Парочки подростков проникают еще дальше, чем их болтливые братишки и сестренки, где на подстилке из колючих еловых веток они читают друг другу любовные стихи и рассказывают истории о привидениях – лучшее приворотное зелье, известное четырнадцатилетним. Убежища ребят постарше – уединенные лужайки, где они размышляют о том, насколько несправедлива жизнь, и рассказывают друг другу, как все будут сожалеть, если найдут их болтающимися в петле на ветке старого дуба. Вскоре большинство из них возвращаются на места любовных утех, но некоторые со временем отдаляются все больше, пока их связь с Тобер-Коувом не прерывается и они не оказываются в глубине полуострова, в городах на Юге.

Избегая черепах, я забрался в самую глушь, часть леса, знакомую лишь отшельникам и случайным охотникам. Однако это все еще была земля тоберов, и отчетливо выделяющаяся тропа вела назад, в сторону поселка. Несомненно, она должна была вскоре привести меня в более знакомые места.

Я едва успел пройти двадцать шагов, когда заметил в лесу слева от меня желто-оранжевый отблеск костра. Здравый смысл подсказывал избегать его – ни один одинокий путешественник не заходил столь далеко от главной дороги. Вероятнее всего, это был какой-то беглец из Фелисса. Ежегодно в наших лесах скрывались несколько воров и убийц; Гильдия воинов выслеживала их и отправляла за вознаграждение обратно. Это было выгодное дело – в течение пятнадцати лет деньги, полученные за головы преступников, полностью покрывали расходы на содержание рыбной палатки Тобер-Коува на осенней ярмарке в Вайртауне.

При мысли о том, что я могу встретиться с преступником так скоро после недавней драки, у меня внутри все перевернулось. С другой стороны, Каппи уже добралась до поселка и изложила свою версию происшедшего. Вероятнее всего, она изобразила меня не в лучшем свете – а люди в поселке настолько завидовали моим успехам, что рады были бы любому поводу для того, чтобы смотреть на меня свысока. Конечно, я мог попытаться как-то объяснить, почему я явился домой так поздно. И рассказ о встрече с неизвестным разбойником послужил бы достаточным оправданием.

Стараясь производить как можно меньше шума, я положил скрипку под кустом и начал пробираться сквозь заросли к костру. Вскоре я услышал треск горящего дерева, достаточно громкий для того, чтобы заглушить любые производимые мной звуки. Мне удалось подобраться совсем близко, и я, – выглянув из-за поваленной ели, увидел перед собой освещенную поляну.

Костер был разложен на краю одной из многочисленных известняковых плит, часто встречающихся в наших лесах. В его ярком свете я увидел Смеющуюся жрицу – старую Литу, скорчившуюся на ржавой железной скамейке. В лесу полно подобных вещей – вся эта территория когда-то была природным парком Древних, и они, судя по всему, любили украшать природу скамейками.

Лита была одета в зеленое, в седых волосах виднелись ромашки, а с пояса свисали сухие стручки. Она сидела, закрыв лицо руками; треск костра заглушал все прочие звуки, но по тому, как вздрагивали ее плечи, я понял, что она плачет.

Никому на свете не хочется спрашивать плачущую женщину: «Что случилось?» Ты пытаешься убедить себя в том, что она тебя еще не видела и можно уйти до того, как тебя заметят. Но настоящий мужчина всегда проявляет сочувствие, как бы ни тяжело было притворяться, будто тебя действительно волнуют чужие слезы.

Глубоко вздохнув, я произнес:

– Привет, Лита, как дела?

Она закричала. Вернее, лишь коротко вскрикнула – вряд ли я успел ее всерьез напугать. И тем не менее приложила руку к груди и пошатнулась, словно намеревалась лишиться чувств. Что за наигранное поведение!

– Это всего лишь я.

– Фуллин! – простонала она. – Ты меня до полусмерти напугал!

– Все в порядке, – кивнул я и добавил, чтобы ее успокоить: – Красивое у тебя платье.

Она посмотрела на меня так, словно намеревалась вцепиться мне в горло, но затем улыбнулась.

– Это моя одежда ко дню солнцеворота. Нравится?

– Стручки очень даже к месту, – одобрил я с умным видом. – Просто и со вкусом. – «Что бы еще сказать?» О том, из-за чего она плакала, я в любом случае спрашивать не собирался – у меня просто не хватило бы терпения выслушивать какую-либо горестную историю. – Прекрасная ночь, верно? И нет такой жары, как на прошлой неделе.

– Возможно, будет жарче, – заметила Лита.

– Думаешь?

– Сегодня солнцеворот, – сказала она, переходя на хорошо знакомый тон, которым всегда рассказывала всевозможные истории. – Вершина лета, когда Господин День в самом расцвете сил, а Госпожа Ночь увядает. Ты знаешь, что это значит?

– У Госпожи Ночи есть время на то, чтобы привести в порядок свою коллекцию драгоценных камней?

(В течение дня Госпожа Ночь обшаривает землю в поисках драгоценных камней, которые она затем обрабатывает и вывешивает на небе в виде звезд.)

– Это время церемонии солнцеворота, – сказала она. – Время танца, который склоняет чашу весов вновь в пользу Госпожи Ночи. Иначе день становился бы все длиннее и жарче, пока не наступил бы момент, когда солнце вообще бы не зашло и земля бы воспламенилась.

– Да, в этом не было бы ничего хорошего. Отец Каппи рассказывал мне об орбитах планет, их вращении, наклоне оси и так далее, но сейчас было не слишком подходящее время для того, чтобы обсуждать вопросы небесной механики, особенно после того, как Лита перестала плакать. Самое то – похлопать ее по плечу и уйти, прежде чем она вспомнит, что в первую очередь было причиной ее слез. Я осторожно коснулся ее плеча.

– Удачной церемонии. Я, пожалуй, пойду.

– Подожди, Фуллин… мне нужен мужчина.

Я удивленно посмотрел на нее.

– Ничего такого, – усмехнулась она. – Танец солнцеворота должен исполняться женщиной и мужчиной. Священная двойственность – я ведь учила тебя этому.

Если она меня этому и учила, то тогда я был женщиной. В мои женские годы случилось много такого, чего я не мог вспомнить, будучи мужчиной… или, вернее, много такого, запоминанием чего я себя попросту не утруждал. В годы, когда я был женщиной, моя мужская душа крепко спала в Гнездовье, и пытаться вызвать в памяти воспоминания моего женского «я» равносильно попыткам вспомнить сновидение. Тем не менее Лита нуждалась в поддержке.

– О да, священная двойственность, – пробормотал я. – Мужчина и женщина.

– И мне нужен ты как мужчина. – Положив ладонь мне на плечо, она пристально смотрела на меня туманными зелеными глазами. – Пожалуйста.

Наша Смеющаяся жрица знала мужчин еще лет за сорок до моего рождения. Уступить ей я не считал проявлением слабости, кроме того, я мог сказать Совету старейшин, что действительно спешил домой с новостью о чужаках, однако мне пришлось задержаться, чтобы помочь жрице провести церемонию. К тому же Лита смотрела на меня так, будто намеревалась вновь разрыдаться, если я скажу «нет».

– Что мне делать? – вздохнув, спросил я.

– Танцевать, – ответила она. – Это просто. Найди немного листьев и вплети их себе в волосы.

Я посмотрел на землю, затем на окружавшие нас ели и сосны.

– Иголки подойдут?

– Это тоже листья.

Я подобрал горсть рыжих гниющих иголок и снова вздохнул – потребовались бы недели, чтобы полностью вымыть их из моих волос. Стараясь не морщиться, я высыпал мусор себе на голову и пригладил ладонью.

– Этот танец надолго? Мне нужно назад в поселок.

– Я думала, у тебя канун Предназначения, – сказала Лита. – Разве оно не завтра?

– Кое-что случилось.

– Кое-что, касающееся и Каппи тоже?

Я осторожно взглянул на нее.

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что я хотела, чтобы Каппи исполнила в этой церемонии роль мужчины, – ответила Лита. – Она даже позаимствовала одежду у своего отца, чтобы соответственно выглядеть.

Что ж, одна тайна разрешилась. Я вспомнил, как одевался в мужское платье, будучи девочкой-подростком. Тогда я пряталась за дверцами шкафа и вздрагивала при каждом шорохе, но все же надела костюм целиком – штаны, рубашку, куртку, плащ. Встав наконец перед зеркалом, полностью одетая, я чувствовала себя и мужчиной и женщиной одновременно… Да, я была восхищена увиденным, ощущением тяжести куртки на моей груди. Легко понять, как женщиной, одетой в мужскую одежду, может овладеть дьявол; однако я была достаточно сильна для того, чтобы этому сопротивляться, но Каппи – нет.

Я почувствовал, как от воспоминаний о моем тайном грехе во мне нарастает возбуждение, и попытался поскорее отвлечься.

– Если двойственность настолько священна, – сказал я, – насколько правильным будет использовать Каппи в роли мужчины?

– В любой церемонии внешний вид намного важнее реальности. – Лита пожала плечами. – И Каппи хотела принять в ней участие. Действительно хотела.

– Игнорируя канун Предназначения?

– В дополнение к нему, – поправила Лита. – Всего лишь на час или около того. – Она бросила на меня взгляд, словно размышляя, стоит ли говорить больше. – Суть в том, – наконец тихо сказала она, – что девушка, которая хочет стать следующей жрицей, просто обязана нарушить некоторые правила. В особенности странные правила Патриарха, касающиеся ночного бдения накануне Предназначения.

– Каппи? – переспросил я, не веря своим ушам. – Следующая Смеющаяся жрица?

– Почему бы и нет?

– Потому что… потому что…

Я не мог сказать ей этого прямо, но женская религия – не более чем мешанина из глупых ритуалов. Патриарх терпел ее лишь потому, что желал избежать враждебных настроений среди женщин. Он часто говорил, что женская религия его забавляет и звание Смеющейся жрицы значит для него не больше, чем звание городского пьяницы или местного дурачка. В течение многих лет поселок гордился своими жрицами и любил их, но сейчас любовь сменилась формально-уважительным отношением.

Каппи не могла поступить столь неразумно. Во всяком случае, для меня в этом не было ничего хорошего. Да, я не собирался оставаться с ней после Предназначения, но все равно пошли бы разговоры и пересуды.

– Каппи не подходит для подобного занятия. Разве больше никого нет?

– Я и так чересчур с этим затянула. Доктор Горалин… – Лита откашлялась. – Горалин посоветовала мне начинать приводить свои дела в порядок. А по традиции следующую жрицу выбирают из ближайших кандидатов на Предназначение. Так что я могла выбрать только Каппи. Или тебя.

– Тогда почему ты выбрала ее, а не меня?

– А ты бы согласился?

– Ни за что!

– Вот и ответ. – Лита наклонилась над джутовым мешком, лежавшим на земле, и достала из него красный пояс, украшенный звериными когтями – от громадного желтого медвежьего когтя с обломанным концом до серого коготка, который мог бы принадлежать мыши или синице. – Не двигайся, – сказала она и повесила пояс мне на плечо.

Она немного повозилась, пытаясь получше расположить когти. Я затаил дыхание, чувствуя себя не вполне комфортно от ее близости и от того, что она воспринимала меня как куклу. Мне не нравилось, когда женщины столь сосредоточивались на моей одежде, – создавалось впечатление, будто одежда настоящая, а я – нет. Чтобы снова привлечь к себе ее внимание, я спросил:

– Если тебе требовалось выбрать преемницу, почему ты так долго ждала?

На меня пристально смотрели водянистые глаза.

– Однажды я уже выбрала себе преемницу… Но ничего не вышло.

– Почему?

– Она хотела использовать свое положение для того, чтобы настоять на определенных переменах. Я пыталась убедить ее, что быть жрицей – это духовный пост, а не политический, но Стек не стала меня слушать.

Стек? Так-так…

– Если этот пост находится в надежных руках, он может быть и политическим, – послышался голос за моей спиной. – Ты слишком боишься раскачать лодку, Лита.

Голос не был ни мужским, ни женским. Я вздрогнул и обернулся.

– Спасибо, что позаботился о моем инструменте, – кивнула нейт, поднимая скрипку, которую я оставил в кустах.

Рыцарь тоже был здесь, и оба они стояли позади ели, за которой я до этого прятался.

– «Так мы с тобой на Кипре», – сказал рыцарь. – Отелло, акт второй, сцена первая. Здесь, конечно, всего лишь Кипарисовая топь, хотя Шекспир имел в виду остров Кипр. Так что это просто каламбур. И, должен отметить, довольно забавный.

Мы тупо уставились на него. Наступила долгая тишина.

– Ну да, конечно, – наконец пробормотал он. – Вам просто завидно, что вы сразу об этом не подумали.