"Гром" - читать интересную книгу автора (Грейди Джеймс)Глава 25– Ты его убил? – спросила Фонг. Они сидели за столом в углу. – Я никогда никого не убивал, – ответил Джон. – Ты убил моего отца? – Нет. Пистолет и коробки с видеокассетами лежали на столике. Телевизор выключен. – Тогда кто? – спросила Фонг. – Не знаю. Лужа коки, разбитые бутылки и битые яйца, застывающие на кафеле кухонного пола. – Лучшее, что ты можешь сделать, это сесть на самолет… – Я села на самолет. Прилетела сюда. Потому что кто-то убил моего отца. Не было никакой «городской трагедии». Убийство. Мокрая работа. Предательский удар. Твое долбаное ЦРУ лжет мне… – Они не лгали тебе. – Что? – Я не могу рассказать тебе больше. – Не можешь. Дерьмо собачье! Ты не хочешь сказать мне. Скажи на милость, почему? – Моя работа. – А мой отец? А моя жизнь? Да пропади она пропадом, эта твоя работа. Она откинулась на спинку стула, прищурилась. – Как ты думаешь, много неприятностей я могла бы принести? – спросила она. – Полицейские? Газеты? Конгресс? Он кивнул: – Массу. Твой отец не одобрил бы это. – Да? Может быть, но ведь мы не можем спросить у него? Все же тон ее голоса смягчился, она опустила глаза. – Я не уеду, – прошептала она. – Если ты кому-нибудь что-нибудь расскажешь, – сказал Джон, – ты вызовешь лавину лжи и… – Меня не очень-то баловали честностью. За окном начинались сумерки. – Что это за чертова пленка? – спросила Фонг. Они просмотрели запись еще раз. – Думаю, это имеет какое-то отношение к случившемуся. – Ты думаешь? Весьма утешительно. Расскажи мне, что тебе известно. – Если я сделаю это, то подвергну тебя риску. – Я уже видела пленку. Моя невинность потеряна. – К счастью, этого недостаточно для того, чтобы дали санкцию на устранение. – Ты, должно быть, не настолько ловок, как думал мой отец. – Ты же говорила, что он не рассказывал про меня. – Когда он звонил на прошлое Рождество, сказал, что работает с хорошим парнем. – Твой отец… Фрэнк случайно обнаружил что-то. Он охотился за этим в одиночку. – Потому что он не доверял управлению. – Потому что не знал наверняка, кому он может доверять. – Даже тебе. Джон утвердительно кивнул. – А я собиралась довериться тебе. – А что посоветовал бы тебе отец? Фонг прошла на кухню, посмотрела на желтые стены. – Сбежать побыстрее и подальше. – Это самая разумная идея. Она покачала головой: – Бежать некуда. Я останусь здесь. Как он заполучил эту видеопленку? – Не знаю. – Было это… все вместе, как мы видели? – Не думаю. – Джон кивнул на полки с кассетами. – Наверное, у него была кассета, на которой была только… – Запись беседы этих двух парней. – Да. Он скопировал ее на этот фильм. – Почему именно этот фильм? – Лучший способ спрятать секрет – поместить его внутри другого секрета. – Лучший способ спрятать секрет – это поместить его среди правды, – возразила Фонг. – Что ты скрываешь? – От тебя? Ничего, кроме того, что я обязан скрывать ради твоей же безопасности. – Это дерьмовый ответ. – Это правда. – Я уже говорила… – Фонг смолкла. – Мои фотографии… не оставил в доме ни одной… – Все это ради твоей безопасности, – сказал Джон. – Твой отец понимал, что входит в район военных действий. Хотел быть уверенным в твоей безопасности. – Но я, мои фотографии… Оттого, что он снял их со стен, я сама по себе не перестала существовать. – На это тоже существует ответ. – У тебя есть ответы на все мои вопросы? – Разумеется, нет. Фонг отвела взгляд. Джон понял, что выразился не совсем удачно. – Профессионал из управления может раздобыть твои фотографии, по крайней мере старые, из персонального дела твоего отца. Кроме того, если они знали, где ты живешь, то всегда могли получить факс фотографии с твоих водительских прав, – объяснил он. – Которая и близко не похожа на меня, – сказала она. – Возможно, довольно похожа. Но независимо от этого: убрав твои фотографии из дома, он хотел создать впечатление, что ты не важна для него. И если «охотник» не имел доступа к личному делу Фрэнка, то найти твою фотографию могло оказаться для него нелегкой задачей. – Да дело не во мне, – сказала она. – Этот… фильм. Что скажешь… – Он скопировал ту запись на «неприличный» фильм, – сказал Джон, – и спрятал его с другими подобными. Он раздобыл их все для прикрытия, рассчитывая, что если кто-нибудь будет шарить в этом месте, то, возможно, найдет его «секрет», но проигнорирует его, потому что это не тот секрет, который он ищет. – Где же оригинал пленки? – Может быть, нашли те, кто побывал здесь до нас. Фрэнк, возможно, спрятал ее вместе с другими так, что они удовлетворились тем, что нашли эту, первую, пленку. Она посмотрела на мужчину, сидящего за столом в доме ее отца. – Ты знаешь гораздо меньше, чем я думала, – заметила Фонг. – Но ты знаешь, кто те двое парней на пленке и о чем они говорили? – Я не знаю… – Дерьмо! – Послушай меня: я действительно знаю совсем ненамного больше того, что мы видели на пленке. Знаю. Хотя не могу доказать. Или убедить кого-нибудь другого, не имея на руках серьезных доказательств. – Тогда испытай мое доверие. – Парень на стуле… По-моему, я знаю, кто он такой. – Кто? – Я думаю, что этот человек уже мертв и звали его Клиф Джонсон. – А кто тот, другой парень? – Думаю, это он записал пленку. Потом отредактировал ее, убрав кадры, в которые попало его лицо, после чего передал пленку твоему отцу. Я помню, что он говорил, когда мы ехали на работу. Что он начал разбираться. Что эти дни напомнили ему семьдесят второй год – год Уотергейта. Секретные записи – эта жилая комната, – не Белый дом, но… – Однако такое сравнение пришло в голову моему отцу. – Да. – Запись… – Предварительный показ, – сказал Джон, – приманка. Но не для тебя. Теперь возвращайся в Чикаго. Возьми все деньги, которые у тебя есть. Причем быстро. Купи билет на вымышленное имя и отправляйся в путешествие. Никаких кредитных карточек, никому ничего не говори. Позвони мне, когда вернешься. И тогда… – И тогда ни у кого не будет хлопот. Грязь будет твердеть на могиле отца. – Я не допущу, чтобы его смерть была напрасной, – возразил Джон. – Слишком поздно. – Фонг бесцельно бродила по гостиной. – Он очень скупо рассказывал о своей работе, но любил ее. Отец понимал, что можно делать дело и – Да. – Он любил армию. Semper fi – всегда верен. Он считал, что это то, для чего дается жизнь: быть верным. Задался целью всегда жить по справедливости, независимо… Фонг посмотрела на полки с кассетами. – Знаешь, почему он любил старые фильмы? – Нет. – Отец полагал, что, впитав массовую культуру, лучше поймет Америку. Папа всегда гордился тем, что он американец, но в последнее время иногда говорил, что теряет это ощущение. К тому же в фильмах существуют ясные линии и ясные сражения. Понятия, на которых он вырос, не такие, как в этом гнусном мире. Фонг посмотрела на занавески, закрывающие стеклянные двери. – Наш мир такой, какой он есть, – сказал Джон. – Да, – согласилась она. – Ты сказал, что управление не лгало мне. Значит, они считают, что мой отец не был убит. – Да, это так. – Значит, ты работаешь не на них и они ничего не знают про все это. Тогда кто ты такой? – Если я скажу тебе больше… – Если ты не сделаешь этого, то, стало быть, ты собираешься меня убить. Вопрос в лоб. Не увильнешь. Пуля. Реакция агентства. Клиф Джонсон, убитый в Париже. Мнимый запрос Фрэнка и поддельное письмо сенатора, которое он пустил по инстанциям. Неизвестный груз, отправленный в Кувейт, и Мартин Синклер. Люди в синем седане. Детектив Гринэ. Накладывающаяся на все это жестокая логика кризиса. Все летит в тартарары. Кроме Эммы. – Убивший моего отца должен умереть. – Ты ведь не убийца, так же, как и я. – Я могу сделать то, что должна сделать. – И потом жить с этим? – Ты о моей душе? Я не верующая. Не верю ни в монашество, ни в Будду, ни в карму, ни в Христа, ни в какого другого пользующегося шумным успехом Бога. – Это неправда. Ее губы задрожали: – Может быть, но это моя неправда. – Существует понятие справедливости, которое важнее смерти. – Я сделаю все, что смогу. И если ты не поможешь мне выяснить, что случилось с моим отцом… – Выяснить? Всего лишь выяснить? – …тогда черт с тобой. Я росла и воспитывалась, имея перед глазами пример моего отца, – сказала она. – И наверно, чему-то у него научилась. Так что не хнычь об опасности. Кроме того, черт тебя дери, я ведь уже ввязалась в это? Не надо возражать мне, что я не обучена. Я знаю про существование групп, способных работать на ощупь и подчиняющихся лишь своим внутренним законам, неизвестным окружающим. – Не могу представить, чем бы ты могла заняться, – пытался возражать Джон. – Я могу быть свидетелем. Уверена, что мой отец одобрил бы мои действия. – Почему ты не поехала в Балтимор? Она схватила свою сумку с пола и, вытащив из нее листок бумаги, бросила на стол перед ним. – Это имя старой леди и номер ее телефона. Позвони ей. Она звонила мне, сказала, что простыла, извинилась и просила приехать в другой раз. Листок лежал перед ним. – Я верю тебе, – сказал он. Она взяла листок, согнула пополам и сунула в карман его рубашки. Ее пальцы скользнули по его груди. – Тебе не следует этого делать. И кстати, почему я должна верить тебе? – Отличная мысль. – Так уже было, когда американцы пришли во Вьетнам. Посмотри, куда это нас привело. – Сюда. – Назови мне хотя бы одну причину, по которой я должна доверять тебе, если мой отец тебе не доверял. Джон вложил пистолет ей в руки. – Это было вторым секретом твоего отца. Ты получила его, ты получила его пленку. Так что ты можешь отказаться от моей помощи прямо сейчас. Но я надеюсь, ты будешь дальновидней, и доверяю тебе. – Это значит, что и я должна довериться тебе. Не очень радостная перспектива. Она оценивающе взвесила пистолет на ладони. – Я держала его в руках и не воспользовалась им. Ты предлагаешь игру не на равных. Ты готов умереть, хотя и предпочел бы быть побежденным в сражении. Не ищи легких путей. Предложи мне что-нибудь не столь тривиальное. Что-нибудь, что заденет сильней. Поделись со мной секретом. – Я уже говорил тебе… – Я имею в виду не это. Не моего отца. Я говорю о тебе. – Что? Ты хочешь знать, что я… – Ты понимаешь, о чем я. – Она посмотрела на него. – Я ведь «фифа из Лэнгли». Мне известны правила, по которым вы, агенты, играете. Даже у святых есть свои грязные тайны. У человека же вроде тебя на совести должна быть куча грехов. – И я должен поделиться одним из них с тобой? – Ты хочешь завоевать мое доверие, поделись со мной чем-нибудь ради этого. Чем-нибудь существенным. Доверься. Или ты потеряешь меня. Они сидели за обеденным столом. Джон изучал картину на стене. Она молча ждала. Он восхищался ее выдержкой. – Я говорил тебе, что я был БП. Глубоко законспирированным шпионом. – Таиланд, Гонконг, – подхватила Фонг. – Моей целью был Китай. Мое прикрытие в Гонконге было отличным, но я должен был вербовать для ЦРУ агентов для борьбы с коммунизмом. Надо сказать, что от желающих не было отбоя. После второй мировой войны Китай вплоть до конца семидесятых годов оставался закрытой страной, однако начиная с восьмидесятых ЦРУ наполнило Китай своими агентами. Дело было не только в секретных соглашениях между Штатами и Китаем, направленных на окончание войны во Вьетнаме. И на развал Советов. Дракон, великий китайский дракон, зашевелился в своей пещере. Перемены, демократия. За 1989 год я заслал из Гонконга на материк четырнадцать агентов. Двое из моих добровольцев были из Тэву – это их разведка, либералы в Тэву пытались спасти демократическое движение на площади Тяньаньмынь от уничтожения армией и сторонниками жесткой линии. – И потерпели поражение. – В конечном счете да. Но сначала… Даже в Гонконге толпы народу вышли на митинг, надеясь, что это революционное выступление в конце концов может победить историю и свободный Китай объединится в одну могучую нацию. И прочие розовые мечты. – Тебе удалось сделать что-нибудь? – Когда площадь Тяньаньмынь заполнили люди, никто – ни Лэнгли, ни китайская тайная полиция, ни Тэву – повторяю, никто не знал, какой будет развязка. Революции пишут свою собственную историю. Я был там не единственным наблюдателем. У ЦРУ есть грандиозная система ССРДСПШ – с множеством агентов. Добавь сюда еще ЭЛРАД – электронный радиоперехват, спутники-шпионы… Мы понимали, что силы не равны, – это была кровавая баня. Половина моих людей благополучно вернулась из Китая. Но нам была необходима информация. Я послал их обратно. Они доверяли мне. Я поступил как профессионал. – И потом танки смяли все, – сказала Фонг. – Моей целью был контроль нанесенного урона, сохранение противостояния. Не дать сторонникам жесткой линии объединить массы против «заокеанского дьявола». Здравый совет, хорошая политика. – И в чем состоял твой проступок? – спросила Фонг. – Я украл из «черной кассы» семьдесят четыре тысячи долларов, предназначенных для финансирования операций. Уговорил одного американского туриста уступить мне его место в туристической группе, направляющейся в Китай, и отправился туда… – Чтобы вытащить своих людей? – Деньги – это все, чем я мог им помочь. Способы связи у нас были заранее оговорены… Я послал некоторым из них сообщение. Гуйлинь – это город туристов, как китайских, так и иностранных. Некитайцы получают только жестко регламентированные туры, никаких отклонений от маршрута, только утвержденные гостиницы. Экскурсия в известняковые пещеры, на вышивальную фабрику… И прогулка на теплоходе вниз по Ли. Река, гранитные скалы вдоль берегов, как пальцы великанов, торчащие из земли. – Я видела подобные картины, – сказала Фонг. – Думала, их написали китайские импрессионисты. – Нет, они воспроизводят пейзажи с точностью фотографов, – сказал Джон. – Армия забыла запретить все экскурсии вне Пекина, или приказ был потерян, или что-то в этом роде. Один из моих агентов, так же, как и я, отправился в Гуйлинь. Он стоял у одного борта катера, когда мы плыли вниз по реке, я – у другого. Я спрятал деньги под раковиной в ванной катера. Улетел обратно в Гонконг. В конце концов двое моих людей при помощи взятки смогли бежать. – Что сказали в управлении? – Если бы китайцы поймали меня, это было бы катастрофой для политики Соединенных Штатов. Даже будучи БП, не числясь в списках оперативников, я знал массу такого, от чего ЦРУ не пришло бы в восторг, выплыви это наружу. Китайцы умеют заставить заключенного «попотеть», как никто другой. Добавь к этому растрату, потерянную профессиональную объективность, самовольную поездку, ковбойское безрассудство… Но двое наших людей благодаря мне были освобождены, поэтому мое «неповиновение» превратилось в «замечательный успех», а я получил медаль. – А что ты утаил от ЦРУ? Джон внимательно посмотрел на нее: – Ты что-то знаешь? – Я знаю тебя, – ответила она. – Одного из моих агентов звали Вэй. Мы были любовниками. Я никогда не рассказывал об этом в агентстве, потому что… Мне не хотелось, чтобы они эксплуатировали это. – Ты любил ее? Джон перевел взгляд на стол, потом опять посмотрел в глаза Фонг. – Она была великолепна. Храбрая. Ловкая. В нас было что-то общее, что было больше каждого из нас: вместе строили заговоры, доверяли друг другу, делили и горе, и радости… – Ты любил ее? – Ты можешь мне объяснить, что значит любить? Она спросила: – Что с ней случилось? – Одного человека поймали и сломали. Через него китайцы смогли выйти еще на восемь человек. Все они получили пулю в затылок. Еще о троих мы ничего не знаем. – Вэй? – Да. Никаких сомнений. – Извини. – Мое прикрытие лопнуло. Антиреформаторы победили. Китайцы выследили меня в Гонконге, у них была моя фотография. Они передали ее своим резидентам во всех странах, где у них были посольства. Они капитально обложили меня. – Ты никогда не рассказывал ЦРУ о Вэй? – Достаточно откровений. – Достаточно для тебя. – И для них. Даже с медалью вместо приговора было достаточно плохо, что я сгорел. Правда всегда может быть вывернута наизнанку, можно было представить все так, что я растратил деньги на женщину, с которой спал. Меня бы выставили агентом, бросившим родину, безответственным человеком, который потерял над собой контроль, к тому же оказался нечистым на руку и, как следствие, плохо кончил. – Они до сих пор так думают. Да еще эта ложь, которую ты придумал, чтобы покрыть себя. – Да, – сказал Джон. – И если уж конторе не удалось поймать меня, то она должна попытаться отомстить. Он посмотрел на нее. – В том, что ты рассказал, есть хоть капля правды? – Это все – чистая правда. – В таком случае ты был готов к этим неприятностям, не так ли? Он кивнул. – И теперь я часть этого, – продолжила Фонг. – Ты не оставил другого выбора. – Ладно, я принимаю тебя. Как свидетеля. Исключительно в этом качестве. Ты ничего не знаешь, никому ничего не говоришь, ни сейчас, ни потом. Ты будешь делать то, что я тебе скажу. Никаких вопросов, никаких возражений. Куда бы я ни пошел и что бы ни делал, ты беспрекословно следуешь за мной. – Надеюсь, что ты выберешь правильный путь. Она кивнула, и он осознал, что сам кивнул в ответ. – Тебе необходимо сделать кое-что прямо сейчас, – сказала Фонг. Она положила пистолет отца на стол между ними: – Научи меня пользоваться этим. |
||
|