"Джунгли страсти" - читать интересную книгу автора (Барнет Джилл)

Район Бинондо, Манила,

4 часа пополудни

Дом производил впечатление уже одной своей высотой. Сад перед домом окружала стена из ценного белого коралла, эта стена отделяла поместье от странной чужеземной смеси культур острова, а также служила гарантией того, что внутри сохранится заведенный хозяином идеальный порядок, который никто не сможет нарушить.

Двое железных ворот – спереди и на задворках – украшал затейливый орнамент в виде виноградной лозы, тот же самый мотив использовался для украшения решеток на высоких окнах дома. И ворота, и железные решетки, венчавшие многочисленные окна, покрывал густой слой блестящей черной краски. Ржавчина, бич этого острова, не портила ни одним пятнышком жилище посла Лару, принадлежавшего к семейству Лару из Бельведера, что в Южной Каролине, владельцев компании «Калхун индастриз», ферм Бичтри и поместья Гикори-Хаус.

За стеной из белого коралла не было места суете. Даже ветерок не шевелил темные блестящие листья миртовых деревьев, которые напоминали гордых часовых, несших службу. Лишь капли влаги поблескивали на толстых цепких плетях китайской жимолости, свисавших с кованой ограды балкона, совсем как глициния в Южной Каролине.

Двор, вымощенный ярко-красной привозной плиткой, такой же, что покрывала остроконечную крышу дома, наполнял сладкий густой аромат тропиков. Тишину нарушало постукивание, доносившееся из открытого углового окна на втором этаже. Постукивание было неторопливое, и все же в нем почему-то угадывалось нетерпение. Время от времени шум прекращался, затем возникал снова и снова, наконец неожиданно оборвался, как ножом отрезало.

Юлайли Грейс Лару уселась в кресло и подперла подбородок крепким кулачком. Хмуро уставилась на напольные часы, отсчитывавшие бесконечно долгие минуты. Стрелки показывали четыре часа дня. Девушка поменяла кулачки. Это заняло еще две секунды. Она вздохнула – из ее груди вырвался нежный, едва слышный звук, одним словом, вздох, отточенный за многие годы до совершенства выпускницами дамской консерватории мадам Деверо, Бельведер, штат Южная Каролина. На вздох ушло целых четыре секунды. Она вновь посмотрела на часы, удивляясь, как три часа могут показаться тремя годами. Но ведь действительно прошли годы, напомнила она себе, долгих семнадцать лет с тех пор, как ее отец покинул Гикори-Хаус, родовое гнездо семейства Лару, чтобы занять свой пост где-то в Европе.

Ее мать была из рода Джона Калхуна[1]. Она умерла от родов, когда Юлайли было два года, поэтому отец оставил ее на попечении пяти старших братьев и нескольких верных слуг. Она до сих пор помнила, как спустя много дней после отъезда отца она спросила своего старшего брата Джеффри, где такое место – Андорра. Он взял ее за руку и повел вниз по витой лестнице из красного дерева. Они оказались у гигантских дубовых дверей комнаты, в которую Юлайли запрещали входить – один из многочисленных запретов ей как женщине. В то время она, пятилетняя малышка, додумалась до того, что называла отцовский кабинет «запрещенная комната».

В тот день, когда брат впервые открыл заветные двери, девочка заупрямилась и осталась на пороге, теребя голубые бархатные ленточки на своих светлых косичках. Тогда Джеффри уверил ее, что она может приходить сюда, если только с ней будет кто-нибудь из братьев. Юлайли до сих пор не забыла чувство благоговейного ужаса, с которым робко последовала за братом в ту огромную, темную, отделанную деревом комнату.

В кабинете было очень душно, и ее словно окатило жаркой волной, от которой заболел живот. Юлайли несколько раз глубоко вздохнула и не успела почти ничего рассмотреть, потому что брат сразу подвел ее к большому глобусу, стоявшему рядом с массивным письменным столом. Он крутанул глобус, от чего у нее закружилась голова, потом остановил его и ткнул в маленькое розовое пятнышко, сказав, что отец сейчас там.

Она помнила, что рассматривала маленькое розовое пятнышко очень долго. Затем спросила, здоров ли отец и когда он собирается вернуться домой. Джеффри смотрел на нее несколько секунд, потом сказал, что она очень хорошенькая маленькая леди, настоящая Лару, ведь у нее такие большие голубые глаза и шелковистые светлые волосы, совсем как у их матери, и что маленьким девочкам, особенно из семейства Лару, не нужно волноваться о таких вещах. В эту самую секунду Юлайли стало совсем плохо и ее стошнило.

Джеффри так и не ответил на ее вопрос.

И в последующие годы братья старались избегать этого вопроса. И все же когда приходило очередное письмо от отца, Джеффри всякий раз приводил ее в кабинет – удостоверившись сначала, что она здорова, – и показывал цветные точки на глобусе: после Андорры были Испания, Хиджаз, Персия, Сиам, а последним местом службы была испанская колония, Филиппинские острова. Приблизительно годам к пятнадцати Юлайли перестала спрашивать, когда отец вернется домой, но так и не перестала надеяться.

Ее надежды и молитвы сбылись три месяца назад, когда в Гикори-Хаус пришло еще одно письмо. Она как раз спорила со своим братом Джедидая о том, можно ли ей одной отправиться на встречу с однокурсницами без сопровождения кого-либо из братьев – бесполезная просьба, она сама знала, но тем не менее продолжала упорствовать, чтобы убить послеполуденную скуку, – когда появился Джеффри. Джедидая тут же строго посмотрел на нее и поинтересовался, что она выкинула на этот раз.

Оскорбленная таким отношением, хотя ей не терпелось услышать, какую новость принес Джеффри, она припомнила уроки мадам Деверо и, высоко подняв голову, прошла мимо хмурого брата грациозно и торжественно. Правда, шла она недолго... Шагов через пять она совершила оплошность – зацепилась за шелковую бахрому ковра и потянулась к ближайшему предмету, чтобы удержать равновесие. В результате она упала сама и повалила курительную стойку из красного дерева вместе с чужеземными сигарами братьев и бутылкой французского коньяка пятидесятилетней выдержки.

От этого воспоминания Юлайли нахмурилась и принялась грызть ногти. Ей понадобилось три дня, чтобы убедить братьев, особенно Джеда, что она в состоянии отправиться на Филиппины, как о том просил отец в своем последнем письме. Она до сих пор помнила охватившую ее радость, когда Джеффри прочитал письмо. Отец хотел, чтобы Юлайли выехала как можно скорее.

У каждого из пятерых братьев нашлись возражения. Джеффри сказал, что она еще слишком молода. Впрочем, он был старше на пятнадцать лет и всегда относился к ней как к ребенку. Харлан заявил, что она чересчур слабенькая, Лиланд считал ее слишком наивной, а Харрисон назвал беспомощной. Но Джеффри продолжил читать письмо и отмел все их страхи, потому что отец устроил так, что ей предстояло совершить путешествие в сопровождении семейной пары по фамилии Филпотт. Это были методисты, которые отправлялись на остров Минданао, на юг Филиппин, спасать души язычников.

Юлайли пришла в восторг. Восторг исчез, как только Джед открыл рот. Хотя он и не был самым старшим – от сестры его отделяло только восемь лет, – он выделялся среди братьев красноречием. Джед заявил, что где бы она ни находилась, там обязательно что-нибудь случится. Тут же пять пар голубых мужских глаз посмотрели на пустое место, которое совсем недавно занимала курительная стойка. Потом все дружно повернулись к сестре.

Она ответила, что брат так и не простил ей тот случай, когда она в трехлетнем возрасте свалилась в высохший колодец, а его, как самого маленького и худого, спустили на веревках вниз, чтобы вытащить ее. И прибавила: несправедливо упрекать ее за то, что произошло так давно. Разногласия продолжались три дня, в основном спорили Юлайли и Джед. Он молол вздор, сравнивая ее с Пандорой, приоткрывшей свой ящик, уверяя, что где она, там и беда. Юлайли отбивалась как могла. А он твердил одно – у него есть шрамы, доказывающие его правоту. К концу субботы Юлайли не выдержала и разрыдалась. Она проплакала всю ночь.

Но Бог, должно быть, был на ее стороне, потому что воскресная проповедь избавила заплаканную Юлайли от нападок Джеда. Пастор Татуайлер выбрал именно то утро, чтобы поговорить о предрассудках – происках дьявола, которым истинный христианин никогда не поддастся. Юлайли, услышав тему проповеди, чуть было не вскочила с передней скамьи, издавна принадлежавшей семье Лару, чтобы поцеловать священника. После службы она услышала рассказ миссис Татуайлер о том, что послужило преподобному отцу источником вдохновения: в Бельведере появился хиромант из Нового Орлеана. Но Юлайли было все равно, что вдохновило священника. Проповедь совершила чудо.

И теперь, три месяца спустя, она сидела в спальне отцовского дома в Маниле и ждала, как все предыдущие годы. Она приехала на день раньше срока и не застала отца. Он оказался в провинции Кесон и должен был вернуться к полудню.

Стук в дверь оторвал Юлайли от воспоминаний. Вошла Жозефина, экономка отца, в руке у нее была записка.

– Мне очень жаль, барышня, но ваш отец задерживается.

В животе стало пусто, дыхание перехватило от внезапно нависшей духоты. Девушка хотела заплакать, но сдержалась. Она обмякла, сидя в кресле, даже ссутулилась, чего мадам Деверо никогда бы не допустила. Потом глубоко вздохнула, бросила последний взгляд на тикающие часы и занялась тем, чем была вынуждена заниматься все эти годы. Она принялась ждать.