"Доказательства вины" - читать интересную книгу автора (Батчер Джим)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Ритуальную магию никак не назовешь моим любимым занятием. И это не зависит от того, чего я пытаюсь добиться с ее помощью; в любом случае я ощущаю себя дурак дураком, когда мне приходится мыться, потом облачаться в белое, зажигать свечи и курильницы, петь какой-то бред и орудовать целым арсеналом свечей, жезлов, жидкостей и прочей необходимой фигни.

Впрочем, как бы я ни пыжился, все эти причиндалы и телодвижения сильно помогают в том, что касается крупнокалиберной магии: они позволяют не следить за уймой мелких деталей, которые в противном случае пришлось бы держать в голове. По большей части я не задумываюсь над визуализацией – я занимаюсь этими штуками так давно, что это у меня в крови. Все это хорошо для несложных работ, когда от меня требуется сохранять концентрацию на протяжении нескольких секунд, но для более долгого заклинания и точности требуется на порядок больше. На то, чтобы исполнить получасовой ритуал без посторонней помощи, у меня маловато умственной дисциплины, и хотя более опытные чародеи способны на такое, мало кто из них осмеливается это проделывать, когда того же самого можно добиться надежнее и безопаснее.

Я принялся собирать все необходимое для ритуала, начиная со стихий. Серебряный кубок, в который я налил вина, обозначал воду. Полый шар размером с мой кулак, в глубине которого переливались лиловые и зеленые сполохи, – землю. Огонь олицетворялся изготовленной фейри свечой из чистого пчелиного воска с фитилем из гривы единорога. Воздух – два ястребиных пера, точь-в-точь настоящие, только из чистого золота; такие можно купить в одной-единственной лавке в Норвегии, смертному владельцу которой их поставляют напрямую изготовившие их кобольды. Ну и в качестве пятой, духовной стихии сошел амулет моей матери, серебряная пентаграмма.

Следом за этим я занялся реквизитом, призванным обострять чувства. Благовония для обоняния, свежий виноград для вкуса. Осязанию служил трехдюймовый квадратик, одна поверхность которого была шелковой, а другая – из крупнозернистой шкурки. Довольно крупный опал в серебряной оправе переливался всеми цветами радуги, поддерживая ту часть заклинания, что связана со зрением. Ну и для звука я приготовил старый добрый камертон, чтобы щелкнуть по нему в нужный момент.

Разумом, телом и сердцем я занялся в последнюю очередь. Как обычно, в качестве символа разума я выложил складной армейский нож, свой старый, так сказать, ритуальный стилет. Несколько капель моей крови на чистом белом платке символизировали мое физическое тело. Для сердца я положил в чехол из серебристо-белого шелка несколько фотографий тех, кто мне дорог: моих родителей. Сьюзен, Мёрфи, Томаса, Мыша и Мистера – серого кота… точнее, тридцатифунтового самца пумы, в описываемый момент ушедшего в загул. Подумав, я добавил фотографии Майкла и его семьи.

Потом я приготовил ритуальный круг на полу. Я подмел его, сбрызнул водой, подмел еще раз, а потом вымыл дождевой водой из маленького серебряного ведерка. Затем разложил по местам принадлежности и принялся готовить себя самого.

Первым делом я зажег в ванной несколько палочек сандалового дерева и изготовленных фейри свечей и последовательно проделал положенный обряд омовения, думая при этом о предстоящей задаче. Холодная вода смывала все случайные магические энергии, что в делах ритуальных очень и очень важно: даже самая незначительная помеха может сорвать заклятие или направить его по неверному пути.

Я вылез из-под душа, вытерся и облачился в свой белый халат. Потом опустился на колени у ведущего вниз, в лабораторию, люка, закрыл глаза и принялся медитировать. Чтобы защитить ритуал от посторонних энергий, мои помыслы также должны были не уступать чистотой моему телу. Любая посторонняя мысль, тревоги, страхи или другие эмоции способны сорвать заклинание. Отрешившись от мыслей, я сосредоточился на дыхании и очень скоро чуть озяб – это замедлилось мое сердцебиение. Повседневные заботы, боль в избитом теле, тревога о будущем – все это не имело на данный момент никакого значения. Не сразу, но мне удалось настроиться на нужный лад, и когда я закончил подготовку, уже два часа как стемнело, а колени затекли от неподвижности.

Я отворил глаза, и мир вокруг меня сделался кристально ясным… правда, и осталось в нем всего ничего: я сам, моя магия и предстоящий ритуал. Подготовка вышла долгой и утомительной, а ведь я еще даже не приступал к собственно магии, но если заклятие и впрямь помогло бы мне быстрее прищучить нехороших парней, игра стоила свеч.

В доме воцарились тишина и сосредоточенность.

Я был готов.

И тут в каком-то футе от моего уха зазвонил чертов телефон.

Не уверен, что, подпрыгнув от неожиданности, я удержался от недостойных воспитанного человека междометий. Затекшие от коленопреклоненной позы ноги слушались хуже, чем стоило бы, и я оступился, едва не рухнув на диван.

– Блин! – взвыл я в бессильном отчаянии. – Блин, блин, блин!

Мыш вынырнул из блаженной дремы и, навострив уши, склонил голову набок.

– Чего уставился? – взорвался я.

Мыш распахнул пасть в добродушной ухмылке и стукнул хвостом об пол.

Я провел рукой по лицу. Телефон продолжал звонить. Я довольно давно не занимался серьезными, требующими глубокой сосредоточенности ритуалами, и уж чего-чего, а звонят мне реже редкого, и все равно мог бы и догадаться выдернуть телефон из розетки. Четыре часа подготовки псу под хвост.

Телефон продолжал голосить, и каждый звонок отдавался у меня в голове тупой болью. Чертов телефон! Чертова авария! Впрочем, я постарался мыслить позитивно: я вычитал где-то, что в моменты стресса и огорчений очень важно мыслить позитивно. Должно быть, тот, кто это написал, зарабатывал на жизнь, впаривая кому-то свой товар.

– В жопу позитивное мышление! – рявкнул я в трубку.

– Э… – произнес женский голос. – Что вы сказали?

– В жопу позитивное мышление! – повторил я, едва не срываясь на крик. – Чего вам нужно?

– А… Я, наверное, номером ошиблась. Я вообще-то хотела поговорить с Гарри Дрезденом.

Я нахмурился – голова уже включилась в происходящее, как бы мой характер ни пытайся сорвать злость, невзирая ни на что. Голос показался мне знакомым: приятного тембра, звонкий, взрослый… впрочем, угадывалась в нем какая-то нерешительность. И еще что-то странное. Выговор?

– Слушаю, – буркнул я. – Злой, как черт, но слушаю.

– О… Может, я не вовремя позвонила?

Я устало потер глаза.

– Кто это?

– Ох, – выдохнула она, словно вопрос застал ее врасплох. – Гарри, это Молли Карпентер.

– А… – пробормотал я и хлопнул ладонью по щеке, чтобы прийти в себя. Старшая дочь моего друга Майкла. «Веди себя пристойно, Гарри. Как положено спокойному, ответственному взрослому». – Извини, Молли, не узнал сразу.

– Простите, – сказала она.

Как-то странно прозвучало это «П»… уж не пьяна ли она?

– Не за что, – отозвался я и даже не слишком покривил душой. Если уж на то пошло, помеха могла обернуться и удачей. Если моя башка настолько не оправилась от аварии, что я забыл выключить телефон, не стоило и пытаться с мало-мальски серьезным заклятием. Я запросто мог остаться без головы. – Чего хотела, Молли?

– Э… – замялась она. – Я хотела… Я хотела, чтобы вы забрали меня. Типа под поручительство.

– Под поручительство? – тупо переспросил я. – В буквальном смысле?

– Ну… да.

– Ты что, в тюрьме?

– Да, – повторила она.

– О Господи, – выдохнул я. – Молли, я не уверен, что могу сделать это. Тебе всего шестнадцать.

– Семнадцать, – немного обиженно поправила она.

– Один фиг, – буркнул я. – Ты несовершеннолетняя. Тебе полагается звонить родителям.

– Нет! – выпалила она, и в голосе зазвучали панические нотки. – Гарри, пожалуйста! Я не могу им звонить.

– Но почему?

– Ну, мне разрешен только один звонок, и я уже позвонила вам.

– Если честно, Молли, порядок немного другой. – Я вздохнул. – То есть совсем другой. – Я нахмурился, пытаясь хоть немного расшевелить мозги. – Ты наврала им про возраст.

– Пришлось, а то мама с папой уже были бы здесь, – объяснила она. – Гарри, ну пожалуйста! Послушайте… дома и так сейчас неприятностей хватает. Я не могу объяснить по телефону, но если вы приедете, честное слово, я все вам расскажу.

Я снова вздохнул.

– Ну, не знаю. Молли…

– Прошу вас, – взмолилась она. – Один раз всего, и я заплачу потом и больше не буду ни о чем таком просить, честно!

По части мольбы Молли наверняка тянула на дипломированного специалиста. Ей удавалось мастерски изобразить беззащитность и надежду, отчаяние и детскую трогательность. Не сомневаюсь, чтобы обвести вокруг пальца родного отца, ей хватило бы и половины этого. Ну, другое дело, конечно, ее мать, Черити.

Я вздохнул.

– Ну почему я?

Я произнес это вовсе не для Молли, но она приняла вопрос на свой счет.

– Я не знала, кому еще позвонить, – ответила она. – Мне нужна ваша помощь.

– Я позвоню твоему отцу. Мы приедем вдвоем.

– Прошу вас, не надо, – прошептала она в трубку, и мне показалось, что отчаяние в ее голосе звучало на этот раз совершенно искренне. – Пожалуйста.

К чему оттягивать неизбежное? Когда вы, милые дамы, попадаете в беду, я всегда веду себя как последний идиот. Ну, может, и не так идиотски, как в былые годы, но все равно не так, как следовало бы, подчиняясь логике.

– Ладно, – вздохнул я. – Куда ехать?

Она продиктовала адрес участка, расположенного не так далеко от моего дома.

– Еду, – сказал я. – И давай договоримся: я выслушаю то, что ты мне расскажешь. И если мне это не понравится, я отправлюсь к твоим родителям.

– Но вы же не…

– Молли, – произнес я, постаравшись придать голосу максимум твердости. – Ты и так просишь от меня гораздо большего, чем мне хотелось бы. Я еду за тобой. Ты рассказываешь мне, в чем дело. После этого я принимаю решение, и ты делаешь так, как я скажу.

– Но…

– Это не торг, – отрезал я. – Ты хочешь, чтобы я тебе помог?

Последовала долгая пауза, потом она горестно шмыгнула носом.

– Ладно, – произнесла она, подумала секунду-другую и спохватилась: – Спасибо.

– Угу, – буркнул я, глядя на свечи с благовониями и думая о том, сколько времени я пустил псу под хвост. – Буду в течение часа.

Придется вызвать такси. Не самый героический способ спешить на выручку, но безлошадные не выбирают. Я поднялся с колен и принялся одеваться.

– Ох уж эти красотки, – сказал я Мышу.

Когда я в чистой одежде вышел из спальни, Мыш уже сидел у двери. Он поднял лапу и качнул ею висевший на дверной ручке поводок.

– Вот уж тебя красоткой не назовешь, – хмыкнул я, но все же щелкнул карабином, пристегнув поводок к ошейнику, а потом вызвал такси.