"АПОЛЛОН-13" - читать интересную книгу автора (Лоувелл Джим, Клюгер Джеффри)

8

Проснувшись на следующее утро после инцидента на «Аполлоне-13», Мэрилин Лоувелл думала о Чарли Бассете и Эллиоте Си, о которых не вспоминала долгое время. Как и большинство людей, связанных с «НАСА», она старалась не думать о них. Но утром во вторник 14 апреля это было невозможно.

На самом деле, нельзя было сказать, что Мэрилин проснулась четырнадцатого, так как она ночью не спала. Вторник для нее начался в 7 утра, когда она вышла из спальни, очнувшись от тревожной дремоты, в которую погрузилась всего час назад. В шесть часов Бетти Бенвеер и Эльза Джонсон подняли ее из кресла перед телевизором, где та провела почти всю ночь, отвели к лестнице и недвусмысленно объяснили, что надо немного поспать. Мэрилин возражала, говоря, что она не устала, но Эльза и Бетти напомнили ей, что скоро проснутся дети, и, если не для себя, то хотя бы ради них надо немного подремать. Мэрилин неохотно согласилась, прилегла на свою кровать, а ровно через час поднялась и вернулась в гостиную с мыслями о Бассете и Си.

Чарли Бассет и Эллиот Си погибли 28 февраля 1966 года. В тот день Мэрилин была дома, ухаживая за Джеффри, своим четвертым и, как она пообещала себе, последним ребенком, родившимся семь недель назад. Подходила к концу трудная зима, во время которой ее муж летал в космос по двухнедельной программе «Джемини-7» на предпоследнем месяце ее беременности, а репортеры сбивались с ног в попытках взять интервью у будущей матери и стоической жены. Джим вернулся перед Рождеством, сразу после которого родился Джеффри, и Мэрилин пообещала себе, что оставшиеся до наступления весны недели она проведет в спокойной обстановке. Она не могла сказать за своего мужа, но сама собиралась проводить дома как можно больше времени, ухаживая за новорожденным, прибегая к помощи няни, если атмосфера в их доме в Тимбер-Коув накалится. 28 февраля няня была на дежурстве, и Мэрилин наслаждалась моментом спокойствия во время утреннего сна Джеффри. Тогда и зазвонил телефон.

– Мэрилин, - произнес спокойный голос на другом конце линии, - это Джон Янг. Я звоню из Центра.

Мэрилин узнала бы голос Янга, даже если бы он себя не назвал. Он пришел в «НАСА» четыре года назад вместе с ее мужем и был первым из нового набора, кто прошлым мартом летал с Гасом Гриссомом на «Джемини-3».

– Как дела, Джон? - спросила Мэрилин, искренне радуясь звонку.

– Не очень. Произошло несчастье, - сказал Янг, - Это не касается Джима, - быстро добавил он, - С Джимом все в порядке. Не повезло Чарли Бассету и Эллиоту Си. Они пытались посадить свой «Т-38» в тумане в Сент-Луисе, но промахнулись мимо посадочной полосы и упали на стоянку за авиабазой «МакДоннелл». Оба погибли мгновенно.

Мэрилин медленно села. Она достаточно хорошо знала Бассетов. Чарли с женой жили неподалеку, с другой стороны от Тэйлор-Лэйк, в городке Эль-Лаго. Но Чарли был из третьего набора в программу, который шел за набором Джима, и у Мэрилин была возможность лишь пару раз поболтать с четой на приемах «НАСА». Однако Си были жителями Тимбер-Коув - всего за несколько домов от Лоувеллов. Эллиот и Джим оба были членами второго отряда астронавтов, и в последние годы Мэрилин Лоувелл и Мэрилин Си стали близкими подругами, часто обсуждая общих знакомых, а также свою нелегкую жизнь жен астронавтов. В те недели, когда Мэрилин Лоувелл сидела дома с Джеффри, Мэрилин Си была желанным гостем.

– Кто-нибудь уже рассказал Мэрилин? - спросила она у Янга.

– Нет, - сказал он, - Я об этом хотел поговорить с тобой.

– Ты хочешь, чтобы я сообщила ей, что Эллиот погиб? - спросила она возрастающим голосом.

– Нет, - сказал Янг, - Я прошу тебя о более трудном - не говорить ей. Кому-нибудь надо побыть с ней прямо сейчас, но не говорить ей, пока я не приеду и не сделаю это официально. Нам не нужно, чтобы перевозбужденные репортеры рвались к ней на порог. Помнишь, что было, когда погиб Тед Фриман?

– Да, Джон, - сказала Мэрилин, вспоминая ужас, который испытали жены астронавтов несколько лет назад, когда ходили слухи о репортерах, обивавших порог дома Фриманов ради интервью, в то время как домашние еще не знали о чем.

– Хорошо, - сказал Янг, - я ценю твою помощь.

Мэрилин повесила трубку, поднялась наверх и сказала няне, что ненадолго выйдет попить кофе с подругой. Затем она набросила пальто и медленно спустилась из дома. Когда Мэрилин Лоувелл пришла, Мэрилин Си находилась на кухне и, увидев подругу, приветливо улыбнулась и пригласила внутрь.

– А я только что собралась пойти к тебе, - сказала госпожа Си госпоже Лоувелл, - Я совсем не ждала тебя увидеть здесь.

– Все нормально, - сказала Мэрилин, - Я всегда могу сделать перерыв. Я меня есть, по крайней мере, час, пока не проснется Джеффри.

– Няня сегодня дома?

– Нет, - ответила рассеянно Мэрилин, - Я имею в виду да. Да, она дома.

Мэрилин Си странно посмотрела на нее.

– У тебя все в порядке? - спросила она, - Ты выглядишь расстроенной.

– Нет, нет. Я в порядке.

Минут двадцать женщины болтали и пили кофе. На дорожке послышался шум автомобильных покрышек, и обе женщины повернулись. Из кухонного окна была видна черная машина, подъехавшая к дому. В ней сидел Джон Янг с каким-то незнакомым человеком. Представители «НАСА» никогда не посещали дома астронавтов без предварительного уведомления, если на то не было причины. Обычно это были нехорошие причины. Глаза обеих женщин встретились и замерли. Через секунду Мэрилин Лоувелл заморгала, и в этот момент Мэрилин Си поняла, что это была за причина.

Не говоря ни слова, Мэрилин Лоувелл встала, отворила дверь и впустила посетителей внутрь. Она стояла в дверях, пока те сообщали известие. Затем она выпроводила мужчин, села рядом с подругой, обняла ее. Наконец, она сделала единственное, что могла сделать в такой ситуации подруга и жена пилота: начала звонить друзьям и женам остальных пилотов, сообщая им случившееся.

Очень скоро появились первые жены, а Мэрилин побежала к себе домой, прыгнула в свою машину и помчалась в местную начальную школу, чтобы забрать детей Си и привезти их домой до того, как новость узнает еще кто-нибудь. Когда она вернулась, дом, как и следовало ожидать, был наполнен женщинами и их неловко себя чувствующими мужьями-астронавтами, окружающими и утешающими Мэрилин Си. Мэрилин Лоувелл долго стояла сзади и наблюдала. Она не могла ничем помочь, осознавая, что сейчас приходится слышать и видеть ее подруге и соседке. Мэрилин Лоувелл, как и жены остальных астронавтов, знала, что есть только один способ узнать, что ощущает сейчас подруга. Но она не могла и подумать о том, чтобы оказаться на ее месте.

Четыре года спустя, на четвертые сутки экспедиции «Аполлон-13» она это узнала. И она страстно желала, чтобы это было не так. Безумная ночь началась вчера, когда к Лоувеллам приехали Борманы, Бенвееры, Конрады, МакКаллофы и другие сотрудники «НАСА», бросая машины, где придется - на улице, газоне или тротуаре. У Мэрилин не было возможности сосчитать всех этих людей в ее доме, но, судя по количеству полных пепельниц и расставленных повсюду чашек с недопитым кофе, не считая десятка людей, блуждающих по дому и тихо разговаривающих возле телевизора, их было около шестидесяти.

В отличие от всех друзей, соседей и офицеров по протоколу, наполняющих дом Мэрилин, думала она, есть те, кто больше всего нуждается в ее внимании, хотя в данный момент и не просит об этом - ее дети. Джеффри оказался первым из младших Лоувеллов, кого потревожила суматоха в гостиной, но Аделина Хэммак, по-видимому, утолила его любопытство, не возбуждая его беспокойства. Дочерей Лоувелла не было необходимости успокаивать, и Мэрилин была благодарна за это. Барбара Лоувелл, очевидно, поняла, что отец рискует, и, судя по выключенному свету в ее комнате, зажатой в руке Библии и решению снова уснуть, она справилась с этим сама. Мэрилин не хотела тревожить ее, так как не могла найти слова утешения. Да и младшую дочку Сюзан она не хотела беспокоить, раз та проспала всю эту утреннюю суматоху. Вскоре Сюзан сама проснется и узнает то, что известно соседям, репортерам и всему остальному миру. Мэрилин не хотела отбирать у дочки единственный настоящий сон из тех, что будут у нее в предстоящие дни.

С четырнадцатилетним Джеем следовало вести себя по-другому. В три утра Мэрилин позвонила в военную академию святого Иоанна, разбудила какого-то однокурсника из его спальни, как можно короче объяснила ему, что произошло, и попросила известить Джея о трагедии до того, как тот все узнает по радио. Мэрилин бы хотелось лично побеседовать с сыном, но она понимала, что это будет слишком тяжело для него. У юношей напускной храбрости больше, чем это необходимо, а у тех их них, кто решил стать кадетом, тем более. Если он узнает новость от матери, то почти наверняка решит проявить внешнюю твердость, которая ему сейчас не нужна. Будет лучше, если он все узнает от третьего лица и позвонит домой, где ему объяснят подробности, когда он немного свыкнется с печальной новостью. Однокурсник понял это, пообещал Мэрилин, что немедленно пойдет в комнату Джея, а Мэрилин с тех пор старалась держать одну телефонную линию свободной в ожидании звонка сына.

Был еще один член семьи, о котором следовало побеспокоиться - Бланш Лоувелл, семидесятипятилетняя мать Джима. Бланш, которая в одиночку вырастила сына, теперь была парализована и находилась в ближайшей частной лечебнице в Френдсвуде. Насколько могла судить Мэрилин, Бланш осознавала, что на прошлой неделе ее сын полетел в космос, и начинала понимать, что пунктом назначения была Луна. Было неясно, знала ли она, что он должен был высадиться на Луну или только ее облететь, что было неплохо в данной ситуации, как решила Мэрилин. Поскольку посадка отменялась, возможно, включив телевизор, Бланш и не заметит, что сын не смог прогуляться по Луне. Однако она обязательно заметит корреспондентов и их репортажи о неудачах, которые постигли его корабль. Чтобы избавить ее от тех волнений, которые испытали накануне остальные Лоувеллы, находившиеся на Земле, Мэрилин позвонила персоналу Френдсвуда и наказала им, несмотря на их возражения, убрать телевизор из комнаты Бланш, а на все ее расспросы о полете отвечать с добродушной улыбкой, что все идет прекрасно.

Теперь же, когда начался восход, Мэрилин прошла на кухню выпить чашечку кофе, которую она особенно и не хотела, и почувствовала, что в доме снова начинается суета. В окно она увидела, что то же самое творилось и перед домом. Тротуар, проезжая часть и газон вдруг заполнились людьми с блокнотами, микрофонами и телекамерами. Также приближались несколько телевизионных микроавтобусов, которые пытались найти место для парковки. Мэрилин посмотрела на все это скептически: разве это не те самые люди, которые так блистали своим отсутствием последние два дня? Разве это не те, кто прошлой ночью отказался транслировать телепередачу ее мужа, кто спрятал сообщение о предстоящем запуске на странице с погодой, кто предпочел шутки Дика Каветта репортажам Жуля Бергмана?

В кабинете прозвучал вызов по временной линии связи, соединяющей ее дом и Космический Центр, и Мэрилин услышала, как по линии что-то спрашивает офицер по протоколам. Тихая беседа продолжалась около минуты, и затем к ней в кухню прошел человек, которого она не запомнила прошлой ночью.

– Госпожа Лоувелл, - сказал он неуверенно, - это пресс-служба. С ними связались телекомпании - они спрашивают, не позволите ли вы им установить антенну у вас во дворе?

– Телеантенну? На моем газоне?

– Да-да. Они на телефоне, ожидают вашего решения. Что мне им сообщить?

Мэрилин ненадолго призадумалась.

– Ничего, - сказала она.

– Госпожа Лоувелл, мне надо им что-то сказать.

– Нет, вам не надо ничего говорить. Зато я хочу им много чего сказать.

Мэрилин вернулась обратно в кабинет и подняла трубку телефона. Офицер по протоколам следовал за ней.

– Это Мэрилин Лоувелл. Мне сказали, что телекомпания хочет установить антенну на моем газоне. Это так?

– Да, это так, - ответил голос из пресс-службы, - Вы не будете против?

– А почему они не захотели установить свою антенну вчера или позавчера?

– Понятно, - ответил голос, - Но тогда была другая ситуация.

– Чем же другая?

– Ну, полет шел прекрасно. Теперь он…, как вы понимаете, стал новостью номер один.

– Если посадка на Луну для них не является новостью, - сказала Мэрилин, - то я не понимаю, почему отказ от посадки новость. Скажите телекомпаниям, что они не поставят ни один свой инструмент на мою собственность до завершения всего полета. А если у них с этим какие-то проблемы, то пусть решают их с моим мужем. Я жду его дома в пятницу.

Мэрилин Лоувелл повесила трубку, вышла из кабинета и отправилась в кухню допивать свой кофе. До конца дня не может и быть никаких переговоров об антеннах.

В здании пресс-центра ЦУП журналистам были более радушны, но до сих пор большинство из них не получило приглашения. Фактически, пресс-служба занимала два здания. С одной стороны усыпанного гравием внутреннего двора стояло большое административное здание: с офисами для сотрудников, с подвалами и библиотеками для тысяч страниц документов и миллионов метров кинопленки, составляющих архивы «НАСА», с небольшими комнатами для пресс-конференций и презентаций. С другой стороны внутреннего двора стояло здание более длинное, но более низкое, в котором располагался зал на несколько сотен мест, где «НАСА» проводила пресс-конференции о таких значительных событиях, как решение об отправке на Луну «Аполлона-8», отбор первого экипажа, которому предстоит высадиться на поверхность, датах экспериментов, назначениях экипажей, мест высадки будущих лунных экспедиций. Здесь также проводили свои полуночные пресс-конференции такие люди, как Крис Крафт, Джим МакДивитт и Сиг Себерг, когда во время полетов случалась беда.

Во время многомесячных перерывов между полетами, когда большой зал не использовался, он превращался в экспозицию, где выставлялись бывшие капсулы «Меркурия» и «Джемини». В вестибюле располагались витрины с униформой, шлемами и прочими принадлежностями астронавтов. На время экспедиций этот музей сворачивался, и его место занимали столы с пишущими машинками для журналистов, освещавших полеты. В июле 1969 года, когда проходил полет «Аполлона-11», за ограниченное количество столов, предоставленных «НАСА», сражались 693 журналиста, имевших допуск в пресс-центр. В ноябре, полет «Аполлона-12» освещали лишь 363 журналиста, ажиотаж значительно спал, и большинству хватило мест за столами. К полету «Аполлона-13» их число сократилось до 250, и появились свободные столы.

За последние десять часов все изменилось. Начиная с первых сообщений о катастрофе, десятки телевизионных, радио и газетных репортеров, пытающихся собрать воедино отрывочные новости с телетайпов, обивали пороги Космического Центра, требуя разрешений на все конференции, которые проводило «НАСА». Офицеры пресс-службы их радушно встречали, вешали таблички с именами, снабжали наушниками и указывали на зал, где они могли рассаживаться за стремительно сокращающиеся свободные столы.

В Центре управления, в нескольких сотнях метров от большого зала, Брайан Дафф хорошо знал быстро прибывающих представителей прессы и был рад видеть их у себя. Дафф являлся директором пресс-службы, и все десять месяцев на своем посту он следовал единственному общему правилу: когда дела идут хорошо, говори прессе все, что они хотят, а когда дело плохо, сообщай им еще больше. В это утро Дафф испытывал трудности с выполнением второй части своего правила.

К всеобщему уважению знатока общения с прессой Дафф шел нелегким путем. Ранее в 1967 году он работал в пресс-службе Агентства в Вашингтоне, когда «НАСА» проводило расследование гибели Гаса Гриссома, Эда Уайта и Роджера Чаффи. Даже по оценкам самых рьяных сторонников «НАСА» ситуация с пожаром на «Аполлоне-1» была разрушительной для Агентства. Никто не мог пожаловаться на работу ученых: корабль был распилен, причины пожара установлены и приняты меры в рекордные сроки для такой сложной технической проблемы. Но, как согласилось большинство людей, «НАСА» грубо сработало в общении с прессой.

Прежде, чем корабль «Аполлон-1» успел остыть, ночью 27 января на Мысе Канаверал и в Центре пилотируемых полетов двери были закрыты, а журналистам объявили, что детальные ответы на их вопросы ожидаются лишь после того, как Комиссия по расследованию катастрофы получит возможность все изучить и установить причины происшедшего. «НАСА» быстро утвердило эту Комиссию, но от внимания каждого не ускользнуло то, что ее утверждало именно «НАСА». Самую значительную роль в катастрофе сыграли ошибки руководства Агентства, и люди же из Агентства занимались расследованием.

На этот самоконтроль пресса не отреагировала должным образом. Через несколько дней Билл Хайнс, обозреватель «Вашингтон Стар», которого «НАСА» считало индикатором общественного мнения, в одной из своих статей многозначительно спросил, почему лисы Агентства наводят порядок в своем курятнике. Подкомитет Конгресса поднял эту тему Хайнса, объявив, что расследование Агентством своих ошибок не может являться удовлетворительным и что скоро Палата Представителей проведет свои собственные слушания. Сенат даже собирался провести расследование, которое, по словам сенатора от Миннесоты Уолтера Мандейла, оценит возможную «преступную халатность» национального космического агентства.

В конечном счете, не было найдено ничего, хотя бы отдаленно напоминающее криминал, но данный эпизод сыграл свою роль. К тому времени, когда «Аполлон» восстановили и к полету был готов новый экипаж, Агентство обнаружило, что доверие народа, накапливавшееся более десяти лет, утрачено. В 1969 году Джулиан Шир, директор пресс-службы, который слишком много сделал для увеличения популярности Агентства, чтобы спокойно наблюдать, как после пожара руководство уничтожает плоды его труда, оставил свой пост, и на его место был назначен Брайан Дафф.

От Даффа требовали быстро навести порядок. С согласия своих шефов новый директор предложил, чтобы в случае будущих аварий двери «НАСА» оставались открыты и пресса без задержек получала ответы на свои вопросы. Впредь пресс-конференции должны проводиться в ближайшие часы после инцидента, где Агентство объявит все, что ему известно, и когда станет возможным сообщить еще больше. Больше всего впечатляло, что сзади зала Центра управления за стеклом наблюдательного зала будут установлены два дополнительных терминала. За ними в течение всего полета будут круглосуточно дежурить назначенные прессой репортеры, которые смогут получать все данные с любого канала, слушать переговоры руководителя полетов с операторами и передавать это остальному миру.

Дафф был доволен этими переменами, но до сегодняшней ночи - точнее, до сегодняшнего утра - он не имел возможности увидеть на деле, как они работают. До сих пор он был удовлетворен. Пресс-конференция с участием Крафта, МакДивитта и Себерга была созвана в 12:20 по хьюстонскому времени, через три часа после доклада Джека Суиджерта о проблеме в его командном модуле. Сразу после этого начали прибывать журналисты, и им быстро сообщили о времени и датах последующих объявлений. И уже к очередному такому брифингу готовился Глинн Ланни, чья Черная команда заканчивала свою смену в 8 утра.

Когда в Хьюстоне взошло солнце и конференц-зал был готов для выступления Ланни, Дафф находился в Центре управления. Как и представители СМИ, офицеры пресс-службы имели свои терминалы, при помощи которых они могли наблюдать за полетом. Но, в отличие от журналистов, их терминалы были установлены не в наблюдательном зале, а в зале Центра управления слева в последнем, четвертом ряду. Еще одним отличием была возможность не только получать данные и прослушивать переговоры, но и делать нечто большее.

На протяжении полета дежурный офицер влезал в линию связи «корабль-Земля», комментируя технические переговоры полушепотом телерепортеров матчей по гольфу. Именно в таком виде, с голосами КЭПКОМА и астронавтов, перекрывающимися комментатором пресс-службы, сигнал передавался в телекомпании и радиостанции страны. Офицеры пресс-службы выполняли эту работу задолго до прихода Даффа - фактически, с 1961 года - называясь сначала Центр управления «Меркурий», потом Центр управления «Джемини», а теперь Центр управления «Аполлон». Сегодня успокаивающий голос офицера пресс-центра был важен как никогда, и Дафф стоял позади терминала, чтобы лично проследить за этим.

– Это центр управления «Аполлон», 67 часов 23 минуты полетного времени, - звучал сегодня утром голос Терри Уайта, дежурного офицера, - Руководитель полета Глинн Ланни все еще в Центре управления, и мы не знаем, когда он сможет прерваться на брифинг. До сих пор мы приближаемся к запуску «ПК+2» в 79 часов 27 минут полетного времени, то есть около 8:40 вечера. Примерно 9 часов до потери сигнала, когда корабль скроется за обратной стороной Луны, но в настоящий момент связь с «Аполлоном-13» стабильная. Мы продолжим держать вас в курсе событий и сообщим, когда освободится руководитель полета Ланни.

Терри Уайт отключился, и на линии «корабль-Земля» возобновился шум переговоров.

– «Водолей», это Хьюстон, - был слышен голос Джека Лусмы, - Текущие данные указывают, что ваш перилуний составляет около 136 миль, так что траектория пока отличная. Все.

Сообщение Лусмы было четким и понятным, чего не скажешь о голосах с «Аполлона-13». Когда Джим Лоувелл - а может, Фред Хэйз или Джек Суиджерт, нельзя было разобрать - ответил Лусме, казалось, его голос превратился в громкие «кряки» по пути из далекого космоса.

– Привет, Хьюстон. Это «Водолей», - сказал кто-то - Повторите.

– Мы говорим, что вы держите 136 миль.

– Джек, у нас сильные помехи, - прозвучал голос с «Водолея», - Ты нас слышишь?

– Джим, тебя едва слышно сквозь шум, - ответил Лусма, - СВЯЗЬ ищет, нельзя ли что-то сделать.

– Понял, - сказал голос, очевидно принадлежавший Лоувеллу, - Ждем.

Несколько секунд продолжалась пауза, во время которой были слышны треск и шум. Затем появился голос Лусмы.

– «Водолей», это Хьюстон, - вызывал КЭПКОМ, - А сейчас стало лучше?

– Это «Водолей», - сквозь шумы послышался голос Лоувелла, - Не стало.

Линия наполнилась свистящими шумами на долгое время, пока СВЯЗЬ за терминалом во втором ряду консультировался со своей командой поддержки. Проблема, что бы ее не вызвало, была неприятной, но, конечно, не угрожала жизни. Однако за терминалом пресс-центра Даффу было нелегко. Сейчас большинство зрителей по всей стране в первый раз включили телевизоры, услышав о ночной аварии, и ухудшение связи с терпящим бедствие, теряющим энергию кораблем выглядело тревожным. Он на пару минут отключил свист и подтолкнул Уайта.

– Говори, - сказал он ему, - Повтори все, что у тебя есть. Только не молчи. Тишина звучит так, как будто корабль гибнет.

– Э-э-э, это центр управления «Аполлон», - произнес Уайт, - Мы ожидаем улучшения связи после того, как третья ступень «Сатурн-5» рухнет на лунную поверхность. Радиочастота передатчика третьей ступени создает небольшую интерференцию, но после падения она исчезнет.

Дафф улыбнулся, испытывая мимолетное облегчение. Не имело никакого значения, какое объяснение предлагал Уайт, пока он вообще что-то предлагал. Это было немного, но, по крайней мере, создавало видимость для нации - и, что более важно, для прессы - что их не держат в неведении. Неведение может обозлить прессу, а обозленная пресса может вас съесть. Дафф знал, что сегодня дружба с прессой необходима более чем когда бы то ни было.

В кабине далекого дрейфующего «Водолея» Джим Лоувелл, как и Брайан Дафф, был обеспокоен качеством связи, но по другим причинам. Несмотря на попытку проявить искренность в эфире, Терри Уайт сказал только часть правды. Действительно, третья ступень носителя «Сатурн-5», которая неслась к столкновению с Луной, чтобы заставить отреагировать сейсмографы, оставленные ранее экспедицией «Аполлон-12», нарушала работу радио «Водолея». Эта ступень «Сатурна», известная в «НАСА» как «Эс-4Б», работала на той же частоте, что и ЛЭМ. Но, поскольку лунный модуль должен был включиться и начать самостоятельный полет только после сокрушительного падения носителя, радиоинтерференция не казалась проблемой. И теперь, поскольку «Водолей» обеспечивал радиопереговоры экипажа с Землей, а «Эс-4Б» пыталась заглушить их, работая в том же узком диапазоне, связь с Землей периодически искажалась.

Что еще хуже, запасная система связи, которая могла помочь избавиться от шума, не работала должным образом. Как только посадочный двигатель был отключен после запуска для выхода на траекторию свободного возврата, «НАСА» приказала экипажу отключить все несущественное оборудование, для того чтобы сэкономить энергию для последующего запуска «ПК+2» посадочной системы «Водолея». Большая часть антенн и вторичного оборудования связи была среди систем, которыми пожертвовали, и по мере выключения тумблеров связь с Землей ухудшалась больше и больше. Как только все тумблеры были выключены, Лоувелл обнаружил, что работает только одна антенна, и для достижения лучшего качества связи он вынужден постоянно поворачивать корабль, пытаясь направить антенну на Землю.

– Хьюстон, это «Водолей», - сквозь шумы прокричал Лоувелл в наушниках Уайта, - Связь очень, очень, очень плохая. Вы меня поняли?

– «Водолей», это Хьюстон, - прокричал в ответ Лусма, - Поняли. У нас тоже шумы. Ждите, пока мы решим проблему.

– Хьюстон, это «Водолей», - снова прокричал Лоувелл, при помощи стабилизаторов поворачивая корабль на несколько градусов, - Я не могу разобрать ваши слова.

– Джим, это Хьюстон, - крикнул в ответ Лусма, - Мы едва слышим тебя. Жди.

Лоувелл засунул наушник поглубже в ухо и закрыл глаза.

– Ребята, может, кто-то из вас расслышал, что он только что сказал? - спросил он, повернувшись направо к Хэйзу.

– Едва-едва, - сказал Хэйз, - Кажется, он сказал, что не слышит тебя.

– Вот, дерьмо, - сказал Лоувелл, - Я уже догадался об этом.

– «Водолей», это Хьюстон, - вдруг проскрипел голос Лусмы в наушниках экипажа, заставив всех троих вздрогнуть.

– Слушаю, Хьюстон, - сказал Лоувелл.

– Сейчас звук кажется немного лучше. Как вы меня слышите?

– У нас все еще много шума.

– Так, у нас есть предложение, - сказал Лусма, - Рекомендуем вам включить усилитель мощности на панели шестнадцать. Все.

Лоувелл подтолкнул Хэйза, и тот нажал соответствующую кнопку. В наушниках ничего не изменилось.

– Хьюстон, это «Водолей», - вызвал он Землю, - У нас все еще шумы.

– Ладно, - сказал Лусма, - Мы попробуем улучшить связь и телеметрию временным отключением. У нас не будет контакта несколько минут. Вы, возможно, будете слышать шум в наушниках.

– Разве может быть шум сильнее, чем мы уже слышим, - сказал Лоувелл.

Лусма отключил связь, и прерывистый шум сменился громким непрерывным гулом. Лоувелл сдвинул свои наушники на несколько сантиметров вперед, чтобы не слышать это жужжание. Пауза дала командиру несколько минут на размышления, а думал он о сне. Солнце, которое только вставало в центральном часовом поясе США, здесь вовсю освещало состыкованные модули «Аполлона-13». Когда сопло двигателя ЛЭМа было направлено на Землю, солнечные лучи пробивались через командирское окно, и астронавты чувствовали себя как днем. Но стоило кораблю покачнуться на несколько градусов, и они погружались во тьму.

Эти внезапные смены дня и ночи особо не беспокоили Лоувелла. На пути к Луне система пассивного теплового контроля вращала корабль для равномерного обогрева корпуса, что приводило к мельканию солнца в иллюминаторах ЛЭМа и командного модуля. За сутки полета к Луне астронавты привыкали к этому постоянному мельканию и ложились спать, работали и отдыхали так, будто солнце снаружи корабля вставало и заходило, как дома в Хьюстоне. Полетные медики «НАСА» знали, что пока экипаж следовал обычному расписанию, его жизненные циклы останутся в норме.

Однако в семь утра во вторник эти циклы были нарушены, но в хорошую сторону. В соответствии с первоначальным планом экспедиции самое последнее время для сна должно было начаться вчера в десять вечера и закончиться примерно час назад. Даже в обычном полете никто не предполагал, что пилоты будут спать все восемь часов. Почти полное отсутствие физической нагрузки и постоянный выброс адреналина, сопутствующие космическому полету, способствовали сокращению этого времени до пяти-шести часов - все, на что могли надеяться медики. Эти пять или шесть часов, однако, являлись необходимым минимумом сна даже при нормальном полете, чтобы экипаж не наделал серьезных и, возможно, фатальных ошибок. А для экипажа не совсем нормальной экспедиции требовалось еще больше времени для отдыха.

После запуска для выхода на траекторию свободного возврата медики скорректировали расписание дня, и экипаж должен был немедленно приступить к его выполнению. Было решено, что Хэйз будет спать первым, уединившись в командном модуле на 63-часовой отметке, т.е. четыре часа утра, вплоть до 69-часовой отметки, т.е. десяти утра. «Одиссей» сам по себе не обладал запасом кислорода, достаточным даже для одного спящего человека, но открытый люк между модулями позволял перераспределить воздух из лунного модуля. Пока Хэйз будет спать, Суиджерт и Лоувелл останутся на вахте, используя это время для отключения запасной системы связи и прочего оборудования, которое укажет «НАСА». Когда Хэйз проснется, он позавтракает, посовещается с товарищами о проблемах, возникших за время его сна, и будет стоять у штурвала, пока Лоувелл и Суиджерт не удалятся в командный модуль для отдыха с 70-часовой до 76-часовой отметки. В пять вечера экипаж в полном составе вернется на дежурство для подготовки запуска «ПК+2», намеченного на 8:40.

Как только Лусма передал экипажу инструкции медиков, сразу стало понятно, что соблюдать предписанное время сна будет проблематично. Хэйз проплыл через туннель в «Одиссей» и был ошеломлен: когда экипаж покинул безжизненный модуль, температура в нем оставалась на уровне 14 градусов, но за несколько прошедших часов стрелка термометра упала еще ниже. Он просунул голову в конусообразную вершину командного модуля и обнаружил, что изо рта идет пар от его дыхания.

Униформа экипажа - трико и свитер из Бета-ткани - не была разработана для согрева тела, так как температура в командном модуле должна поддерживаться на уровне 22 градусов. Хэйз тут же обхватил себя руками и оттолкнулся в направлении кресла, чтобы забраться в спальный мешок. Однако тонкая ткань мешка предназначалась лишь для удерживания невесомых рук и ног, чтобы во время сна астронавт случайно не задел какой-нибудь переключатель. Хэйз вытащил мешок, застегнулся в нем и устроился как можно глубже в своем кресле. Но, даже укутавшись в несколько слоев ткани, он не мог заснуть от дрожи, стараясь не касаться холодных переборок корабля.

Кроме падающей температуры «Одиссея» еще беспокоил и шум. Через открытый между кораблями люк проникал не только воздух, но и звуки. Если работа вентиляционной системы ЛЭМа или периодически включающиеся реактивные стабилизаторы не разбудили спящего человека, то дело довершали громкие переговоры Лоувелла и Суиджерта, которые пытались перекричать помехи на линии связи с Землей. Хэйз, про которого в отряде астронавтов говорили, что он способен спать где угодно и в каких угодно условиях, честно боролся с шумом из люка, но, наконец, в шесть утра - за два часа до подъема - отказался от борьбы, выполз из спального мешка и проплыл через туннель в ЛЭМ.

– Что это значит? - спросил Лоувелл, взглянув на часы, когда Хэйз появился между ним и Суиджертом, опустившись через потолок «Водолея».

– Это значит, что там очень холодно, - проворчал Хэйз, протягивая руку к пищевому пакету, который ранее принес Суиджерт, и апатично открывая его, - Очень холодно и очень шумно. Вы, ребята, можете попытаться, но я бы не рассчитывал на долгий отдых.

Теперь, когда в семь утра воцарилось затишье из-за временного отключения связи с Землей, Лоувелл прикрыл глаза, и на него навалилась усталость. Он знал, что на Земле Золотая команда Джеральда Гриффина сменила Черную команду Глинна Ланни, и хотя бы немного выспавшиеся операторы принимали терминалы от уставших операторов, несших вахту на протяжении всей ночи. Даже Джека Лусму, который проработал две смены подряд на посту КЭПКОМа, наконец, сменил астронавт Джо Кервин.

Лоувелл был рад новой команде, но свежим людям Гриффина этим утром придется работать с тремя астронавтами, которые более сонные и, без сомнения, более раздражительные, чем любой другой экипаж. Лоувелл сказал самому себе, что он постарается сохранить уравновешенность, но Земля должна сделать скидку на их усталость.

– Водолей», это Хьюстон, - неожиданно проскрипел голос Лусмы ему на ухо, - А как теперь вы меня слышите?

Лоувелл вздрогнул и открыл глаза.

– Мы все еще слышим много помех, - устало сказал он, - Шум, похоже, означает, что…

– Я не расслышал последнюю фразу, Джим.

– Я-сказал-у-нас-пока-шумы, - ответил Лоувелл громко и медленно.

– У нас тоже.

– Вы хотите, чтобы мы сохраняли текущую конфигурацию оборудования? - спросил Лоувелл.

– Подождите пару минут, Джим, - ответил Лусма, - Мы оценим ситуацию.

И в этот момент, что не удивило Лоувелла, холод, помехи и неопределенный совет КЭПКОМа переполнили чашу терпения.

– Я скажу вам, что нам надо, - рявкнул Лоувелл, - Вы должны попытаться устранить эти проблемы. Если вы не передадите нам нужные процедуры, тут все накроется.

Это нельзя было назвать руганью, но в контексте прямого эфира линии связи это было пламенное обращение, которое Хьюстон заслужил. Лоувелл посмотрел на своих товарищей, и те кивнули в знак одобрения. Лусма оглянулся на людей, окружающих его терминал, и те отреагировали так же. И он и Лоувелл знали, что передача на корабль процедур дальнейших действий экипажа была именно тем, чем сейчас занимался КЭПКОМ. И оба знали, что командир это понимал. Лоувелл, как и его корабль в эту ночь, просто выпустил пар - события последних десяти часов давали для этого хороший повод.

Лусма посмотрел через плечо на Кервина, который ждал, чтобы сменить его. Он подумал, что сейчас самое время передать микрофон. Он пожал плечами, встал, выдернул штекер своих наушников и подвинул свое кресло Кервину. Кервин подключил свои наушники к терминалу, сел и приветливо, как только мог, обратился в эфир.

– Джим, - вызвал он, - как связь?

– Ну, - проворчал Лоувелл, но, почувствовав смену голоса, смягчил в ответ и свой тон, - все еще много фоновых помех.

– Хорошо, мы внимательнее отнесемся к этому, - пообещал Кервин, - но тебя мы теперь слышим превосходно.

– Я понял, - уныло произнес Лоувелл и снова закрыл глаза.

Командир больше ничего не сказал в ответ на небольшое оживление, которое внес Кервин. Если теперь канал связи чист, то это прекрасно. Но эта удача Земли, как и многие другие, была временной. Скоро, думал Лоувелл, связь снова разладится наряду с другими системами, кто его знает, какими.

Он открыл глаза и посмотрел на светло-серую гипсовую Луну, до которой оставалось меньше сорока тысяч миль и которая почти заполняла собой его треугольный иллюминатор. В соответствии с первоначальным полетным планом сегодня они должны были посадить спускаемый модуль на поверхность этого гигантского тела. Но этого, конечно, сейчас не произойдет, и, по крайней мере, для Лоувелла, возможно, не произойдет никогда. Он был над этим небесным соседом дважды и знал, что его шансы вернуться сюда малы. Его интересовало, полетит ли сюда кто-то еще, если они со Суиджертом и Хэйзом не смогут вернуться домой.

– Фреддо, - сказал Лоувелл, обернувшись к Хэйзу, - Боюсь, это может оказаться последней лунной экспедицией на долгие годы.

Поскольку микрофоны «Водолея» были включены, пессимистичное замечание командира через 200 тысяч миль попало в самое сердце Центра управления, а оттуда - ко всему остальному миру.

Глинн Ланни, который все еще был на дежурстве, отвлекся, когда Джим Лоувелл сделал свое предсказание о будущем лунных исследований. Редкий случай, чтобы во время полета человек, который ведет экспедицию, хотя бы в пол-уха не слушал переговоры КЭПКОМа с астронавтами. Но из-за сильных помех на линии связи с кораблем и большой нагрузки на директорском канале Ланни полностью доверил Кервину поддержание переговоров с экипажем. Большинство людей за остальными терминалами имели возможность слышать линию Кервина. Среди них был и Терри Уайт, дежурство которого в пресс-центре заканчивалось через несколько минут.

Уайт, наряду с остальными работниками Центра управления, а также со всей страной слышал высказывание Лоувелла и, как и любой в «НАСА», был потрясен им. Для агентства, чьим источником жизненной силы было финансирование, и чье финансирование зависело от хорошего имиджа, это было хуже, чем случайное «Проклятье!» или нечаянное «дерьмовый». Это было спокойное, хладнокровно высказанное сомнение - сомнение в экспедиции, сомнение в программе, сомнение в самом Агентстве. Для «НАСА» это было богохульством высшей степени.

Кервин, КЭПКОМ от природы, отреагировал на нечаянное публичное замечание Лоувелла самым худшим способом: он ничего не сказал. Желая не привлекать к высказыванию внимания, он позволил ему остаться без ответа. Вместо этого, однако, оно тяжело повисло в эфире, с каждой секундой молчания становясь все значительнее. Через несколько показавшихся вечностью секунд молчания Уайт нарушил тишину.

– Это центр управления «Аполлон», 68 часов 13 минут полетного времени, - сказал он, - Руководитель полетов Глинн Ланни вместе с четырьмя полетными операторами скоро появятся в главном зале пресс-центра для проведения конференции. Сопровождать Ланни будут Том Уэйчел - офицер возвратного запуска, Клинт Бертон - ЭЛЕКТРИКА, Хэл Лоуден - УПРАВЛЕНИЕ, Мерлин Мерритт - ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЕ. Дополнительным участником будет генерал-майор Военно-воздушных сил США Дэвид О.Джонс, который командует спасательными силами Министерства обороны.

Этот рассчитанный на публику рефлекс Уайта был удачным. Выбранные им слова не были лишь успокаивающей болтовней, предназначенной отвлечь внимание слушателей. Скорее, они служили своеобразной просьбой к прессе: «Будьте с нами», - как бы говорили они, - «Давайте, работать вместе. Мы слышали то же, что и вы. Мы будем рады поговорить с вами об этом. Дайте нам шанс обсудить это вместе, прежде чем выносить это на публику».

Вняла ли пресса словам Уайта, было неясно. И оставалось неясным, пока Ланни со своей командой усаживался перед собравшимися журналистами. Сейчас, однако, мысли Ланни были далеко от этого. С момента завершения предрассветного запуска для выхода на траекторию свободного возврата люди в зале Центра управления направили всю свою энергию для решения одной задачи: запуска «ПК+2», предстоявшего через семнадцать часов. Совместно с Ланни, работавшим за терминалом, Кранцем, совещавшимся со своей командой «Тигр», руководитель полета Золотой команды Джеральд Гриффин и руководитель Бордовой команды Милт Уиндлер объединили усилия, чтобы всеми правдами и неправдами сделать максимально много за неимоверно короткое время.

Последние четыре часа оба руководителя, не находящиеся на дежурстве, ходили по залу Центра управления, останавливаясь у каждого терминала, опрашивая людей и собирая любые идеи насчет предстоящего запуска двигателя лунного модуля: продолжительного и сложного запуска с тягой в 29 тонн и пристыкованным командным модулем. Дежуривших за большинством терминалов операторов Черной команды сопровождали сотрудники Золотой и Бордовой команд, которые подключались к аналогичным терминалам на протяжении всей ночи. Когда появились Гриффин и Уиндлер, они двинулись в разных направлениях: Гриффин - к операторам Золотой команды, чьи мысли и таланты он понимал больше всего, а Уиндлер - к операторам Бордовой. Иногда сотрудник Черной команды, ушей которого случайно достигал фрагмент беседы, прикрывал микрофон рукой, поворачивался и поправлял собеседников или делал им свои собственные технические предложения. Такое импровизированное совещание проходило с трех до семи часов, и когда утром во вторник операторы были готовы сменить ночную команду, Гриффин и Уиндлер набросали три различных сценария запуска «ПК+2». Как они понимали, ни один из сценариев, не был совершенным, но все же позволял экипажу вернуться домой быстрее, чем при движении по текущей траектории.

Когда Брайан Дафф планировал утреннюю пресс-конференцию, Глинну Ланни оставался еще час до конца смены, а Фрэд Хэйз встал после мучительного сна, усталые Гриффин и Уиндлер сидели в проходе перед директорским терминалом: локти упирались в колени, а головы придерживались ладонями. Их позы как бы подчеркивали, что они хоть на несколько минут желали отвлечься от окружающего шума. Сзади к ним подошел Крис Крафт и положил руки им на плечи. Мужчины обернулись.

– Ну, что у нас есть? - спросил Крафт.

Мгновение Гриффин и Уиндлер глядели на него непонимающе.

– Какова будет процедура запуска? - прояснил Крафт, - Уже известно, как мы будем его выполнять?

– У нас несколько прекрасных идей, - сказал Гриффин, - Насколько мы можем судить, есть три варианта, каждый из которых должен привести нас к цели.

– Будут ли процедуры готовы через двенадцать часов? - спросил Крафт.

– Да, они будут подготовлены.

– А вы готовы рассказать о них через час?

– Что ты имеешь в виду? - спросил Уиндлер.

– В наблюдательном зале Центра соберутся некоторые люди для обсуждения этих планов. Наша задача им доложить все, как можно подробнее.

– Какие люди, Крис? - спросил Гриффин.

– Гилруф, Лоу, МакДивитт, Пэйн - большинство этого ранга, - сказал Крафт, - Также вы, ребята, Дик, Джин и еще все, кого вы считаете нужным. Возможно, всего пара десятков людей.

Гриффин был весьма удивлен. Гилруф, конечно, это Боб Гилруф, директор Центра пилотируемых полетов. Лоу - это Джордж Лоу, директор космических экспедиций. Пэйн - Томас Пэйн, руководитель «НАСА». Собрать на обсуждение таких людей, как Дик, Крафт, МакДивитт Кранц и остальных руководителей полета, не было сложным делом: во время полета сотрудники этого ранга постоянно находились в зале управления или недалеко, обсуждая различные проблемы. Но Гилруфы, Лоу, Пэйны и прочие руководители высшего звена редко участвовали в конференциях. Это были слишком крупные фигуры, которые доверяли проведение конкретных экспедиций таким людям, как Кранц или Крафт, в то время как сами руководили всей программой целиком. Собрать их вместе на совещание в застекленном, звуконепроницаемом наблюдательном зале - одновременно, самом секретном и самом публичном помещении здания - было беспрецедентным решением. Это был совет старейшин Агентства, аналог объединенной сессии Конгресса. И это должно произойти на виду у всех операторов, которые прежде не видели стольких чинов «НАСА» в одном месте.

– Это состоится через час? - спросил Гриффин.

– Даже раньше, - сказал Крафт, - И прежде, чем оно начнется, я хочу собрать всех руководителей полета, чтобы убедиться, что мы готовы. Тащите Глинна от терминала и давайте найдем место для обсуждения.

– Кранц со своей командой «Тигр» на нижнем этаже, - сказал Уиндлер, - Ты хочешь, чтобы мы и его позвали?

– Да, - сказал Крафт, а потом передумал, - Нет. Не надо. Я не собираюсь его отвлекать без необходимости. Пусть он продолжает работать над уменьшением энергопотребления, пока идет совещание. А потом мы его пригласим наверх.

Гриффин с Уиндлером толкнули Ланни и сказали, что он нужен Крафту. Руководитель полета Черной команды сдал свой терминал помощнику, и они втроем прошли в комнату персонала поддержки. Крафт закрыл за ними дверь, сел и кивком головы указал на своих операторов, приглашая рассказать обо всем. Ланни знал ненамного больше Крафта, поэтому предоставил слово Гриффину, и тот начал рассказывать Крафту о трех вариантах запуска, процедуры которых они отработали. Крафту не надо было объяснять основы управления: он хорошо знал терминологию операторов ДИНИМИКИ и НАВИГАЦИИ, а также стоявших над ними руководителей полета. Но он хотел знать последствия каждого варианта: каковы риски, каковы преимущества и как увеличатся шансы доставить экипаж на Землю живым.

Доклад Гриффина был прямым и кратким. Крафт иногда кивал, но слушал его молча. Когда руководитель полета закончил, Крафт перешел к обсуждению, задавая вопросы, выдвигая возражения на проекты Гриффина, подвергая сомнению его расчеты, и, в целом, пытаясь предвосхитить критику, которая последует от людей в наблюдательном зале. Гриффин и Уиндлер постарались развеять сомнения Крафта, а Ланни, который многое из этого слышал в первый раз, кивал в знак согласия. Наконец, через час казавшийся удовлетворенным Крафт открыл двери и собрался подняться с присутствующими в наблюдательный зал. Однако Гриффин остановил его.

– Знаешь, Крис,- сказал он, - будет надежней, если мы пойдем не одни.

– Кто еще тебе нужен? - спросил Крафт.

– Ну, это мои офицеры ДИНАМИКИ и ВОЗВРАТА, кто просчитали все эти данные.

– Кто они?

– Чак Дейтерих и Дэйв Рид, - сказал Гриффин, - Если у меня есть выбор, я бы хотел взять своих расчетчиков.

– Иди за ними, - сказал Крафт, - И возьми еще Джина.

Крафт дождался, пока Гриффин привел Дейтериха, Рида и Джина Кранца, а потом они вместе поднялись в наблюдательный зал. Увиденное там их потрясло. Работавшие справа за пресс-терминалами журналисты, отошли, а слева молчаливо ждали десятка два людей. Некоторые заняли зрительные кресла, но большинство стояли в проходах, устроившись за спинками кресел или прислонившись к стенам. Через стеклянную стену был виден весь зал Центра управления, в котором операторы украдкой бросали взгляд на этот молчаливый совет за стеклом. Крафт не стал терять время.

– Примерно через двенадцать часов, - начал он, - необходимо выполнить запуск «ПК+2». Нашей целью будет как можно быстрее вернуть экипаж на Землю и при этом растянуть ресурсы корабля на возможно большее время. Руководители полета предоставили несколько вариантов запуска, но, так как их разработали расчетчики команды Джерри, то я попрошу его все разъяснить.

Гриффин выступил вперед и, откашлявшись, неторопливо начал описывать те процедуры, которые они поверхностно обсудили с Крафтом. Как он объяснил, и что, по его мнению, осознали присутствующие, самой большой проблемой «Аполлона-13» были не запасы кислорода или энергии, не гидроксид лития, а время. Если удастся достаточно быстро достигнуть Земли, то остальные проблемы решатся сами собой. Поэтому очевидным ответом был длительный запуск посадочного двигателя ЛЭМа на полной тяге насколько хватит горючего, чтобы максимально увеличить скорость корабля.

Но очевидный ответ - не всегда самый правильный. Полное выжигание топлива не позволит произвести последующие коррекции курса, которые могут оказаться необходимыми: кораблю предстоит пролететь свыше четверти миллиона миль, и малейшая ошибка в начальном прицеливании приведет к сильному отклонению от траектории в конце пути. На крайний случай существовала еще и взлетная ступень лунного модуля, но для запуска ее двигателя экипажу придется сбросить посадочную ступень. А ведь именно посадочная ступень несет батареи и кислородные баки модуля.

Продолжительность и сила запуска, продолжал Гриффин, определят не только остатки топлива и время полета к Земле, но и место приводнения. Выбор был ограничен: лишь некоторые из земных океанов были пригодны для посадки, и только в Тихом океане располагались спасательные суда. Три разных варианта, предоставленные Гриффином и Уиндлером, по-разному решают эти проблемы.

Первый вариант, как объяснил Гриффин, это продолжительное включение. Лоувелл должен отвести рукоятку тяги посадочного двигателя до упора и через шесть минут отпустить ее для выключения двигателя. Этот маневр, для упрощения названный Гриффином «сверхбыстрым», посадит экипаж в Тихий океан в четверг утром, через 36 часов после планируемого вечернего запуска «ПК+2». Такое раннее возвращение с запасом удовлетворяет самым пессимистичным оценкам ресурсов ЛЭМа и является привлекательным уже по одной этой причине. Но все имеет свою цену. Для этого потребуется не только потратить громадное количество топлива и приземлиться в той части океана, где у ВМФ нет кораблей: экипажу еще придется лететь до Земли без ключевой части своего корабля.

Чтобы уменьшить его массу, сделав возможным такой мощный бросок, Лоувеллу потребуется сбросить бесполезный сервисный модуль. Несомненно, продолжал Гриффин, руководители полета не питают никаких иллюзий насчет возможности восстановить работоспособность этого модуля, но, тем не менее, с неохотой готовы расстаться с ним. Как знали руководители, сервисный модуль плотно прилегает к основанию командного модуля, защищая тепловой экран, который, в свою очередь, должен защитить экипаж во время огненного входа в атмосферу. Никто и никогда не ставил эксперимент, что случится с тепловым экраном, если его оставить полтора дня на космическом холоде. А сейчас для этого уже не было времени. Дело усложняло то, что если даже стандартный тепловой экран и сможет выдержать такой холод, то на «Аполлоне-13» экран был нестандартный. Если из-за аварии, разрушившей кислородные баки, в толстом слое эпоксидной смолы экрана образовалась даже мелкая трещинка, то низкая температура безвоздушного пространства может разорвать его. И все же, подвел итог Гриффин, если окажется, что ресурсы будут поджимать, то сверхбыстрый вариант будет предпочтительным.

Следующий вариант был немного медленнее, чем сверхбыстрый. Экономя топливо, он лишь на несколько часов увеличивал продолжительность обратного полета. Самым большим преимуществом здесь являлось то, что за добавленное время Земля успевала повернуться на четверть оборота, подставив другую сторону опускающемуся кораблю. В итоге приводнение происходило в оживленной части Тихого океана. Самым большим недостатком, как и в сверхбыстром варианте, была необходимость сброса неработоспособного сервисного модуля.

Третий и последний вариант был самым медленным и наименее драматичным. Оставив сервисный модуль «Одиссея» на месте, Лоувелл включит посадочный двигатель «Водолея» лишь на четыре с половиной минуты и только часть этого времени - на полной тяге. Как и в предыдущем случае, этот более спокойный вариант позволит экипажу приводниться в удобной части Тихого океана. Однако в отличие от второго варианта приземление состоится не в полдень четверга, а в полдень пятницы - более чем через трое суток с настоящего момента и всего на десять часов быстрее, чем вообще без запуска «ПК+2». Если единственными соображениями будут тепловой экран и спасение из воды, то, заключил Гриффин, этот вариант - вне сомнений. Но если вспомнить о ресурсах корабля, то картина становится не столь идеальной.

Гриффин закончил доклад и отступил назад, давая возможность начальникам из Агентства сделать свой выбор. Тотчас же возник лес рук. Кто-то спросил, какова вероятность того, что тепловой экран разрушен? Возможно, невелика, ответил Гриффин, но если там трещина, то вероятность гибели экипажа составляет 100 процентов. Другой спросил, насколько можно растянуть ресурсы? Сейчас слишком рано судить об этом, признался Гриффин. Кранц, со своей стороны, согласился. Третий желал знать, каковы точные значения «Дельта V» и время запуска для каждого из трех вариантов? Вперед выступили Дейтерих с Ридом и пустили по кругу свои черновики, попутно объясняя значение каждой цифры.

Примерно с час люди в наблюдательном зале обсуждали варианты, в то время как Крафт со своими руководителями полета только наблюдали. Дик Слэйтон, руководитель отряда астронавтов, а, значит, их первый защитник, решительно настаивал на сверхбыстром варианте, так что вскоре к нему присоединилось еще несколько голосов. Но подавляющее большинство было за третий, самый медленный вариант. Да, проблема ресурсов стоит очень остро, но разве ей не занимается Кранц со своей командой «Тигр» и Джоном Аароном? Да, прессе и остальному миру будет трудно объяснить, почему экипаж должен провести в экстремальных условиях лишний час, не говоря уже и о лишних сутках. Но не труднее ли объяснить, почему тот же экипаж вынужден возвращаться без топлива и опуститься в ту часть океана, куда кораблям ВМФ надо нестись из последних сил?

Крафт со своими руководителями полета не вмешивались в дискуссию, но с удовлетворением наблюдали, как участники склонились к самому медленному варианту. Этот вариант предпочли они сами и надеялись, что его выберут начальники. Теперь же, когда был достигнут консенсус, Крис Крафт провозгласил решение.

– Итак, все согласились, - резюмировал он, - В 79 часов 27 минут будет произведен запуск продолжительностью четыре с половиной минуты для коррекции скорости на 260 м/сек, с посадкой в Тихий океан на отметке 142 часа. Если все пройдет удачно, «Аполлон-13» будет дома в пятницу пополудни.

Присутствующие закивали, почти одновременно встали и направились к выходу. Операторы украдкой поглядывали через плечо на расходящихся начальников, а Джеральд Гриффин повернулся к Глинну Ланни:

– Я знаю, что бы ты сказал, если бы мы здесь не договорились.