"Закат Техномагов: Отбрасывая Тени" - читать интересную книгу автора (Кавелос Джин)

Глава 2

Солнце уже село, а маги все продолжали прибывать. Элрик стоял на равнине перед палатками. Как всегда, он присутствовал не только здесь, но и во многих других местах, наблюдал не за одним, а за многими событиями. Повсюду вокруг него планета жила и дышала. Циркулировала магма, извергались вулканы, журчала вода, жизнь дышала. Элрик отдавал Сууму самого себя, сроднившись с этой планетой. Пока жила она, жил он.

Его место силы находилось всего в паре сотен метров отсюда, под обширным кругом из каменных валунов. Какая-то часть его постоянно пребывала там, внутри тихой кельи, высеченной в скале, внутри самого Суума, связанная с планетой, отдавая ей свой живой дух. Связь осуществлялась благодаря большому фрагменту кризалиса, с которым он тренировался много лет назад. Этот фрагмент находился в самом сердце святилища Элрика, и за прошедшие годы разросся и пустил ростки глубоко внутрь планеты. Он был частью организма Элрика, но одновременно и частью самой планеты. Переплетаясь со множеством самых разнообразных устройств, он создавал место силы, которое позволяло Элрику не только ощущать свою духовную связь с домом и планетой, но и усиливать свои способности и могущество.

Там, внутри базы данных, он хранил информацию об этой планете: о ее истории и эволюции. Отсюда Элрик координировал работу массы других устройств, размещенных по всей планете, которые он совершенствовал на протяжении многих лет: устройств, которые управляли климатом планеты, направляли течение рек, рассеивали мощь землетрясений, ощущали затрагивающие Элрика изменения во Вселенной и помогали ему продвигаться в научных изысканиях.

Отсюда Элрик связывался с передатчиком сверхсветовых сигналов, расположенным на орбите Суума, который был частью обширной сети, созданной магами. Передатчики располагались вокруг планет, на которых жили маги, и в других местах, привлекших к себе их внимание, и позволяли магам связываться друг с другом на огромных расстояниях. Пользуясь энергией места силы – энергией, генерируемой его кризалисом, – Элрик на протяжении дней, месяцев, лет поддерживал действие заклинаний и записывал данные, собираемые множеством микроскопических зондов, разбросанных им по всему Сууму. Элрик постоянно отслеживал показания зондов, укрепляя свою связь с этой планетой и со всем, что на ней находилось.

На противоположной стороне планеты стадо диких таков рысью направлялось к реке Ланг. Их густые гривы блестели в лучах рассветного солнца.

На другом конце континента пустынный город Дел жарился под палящими лучами высоко стоящего солнца. Под ним, глубоко в недрах планеты, были безопасно рассеяны напряжения в планетарной коре, таким образом, было предотвращено катастрофическое землетрясение.

Ближе к Элрику приморский город Тайн погружался в сумерки. Тайн был одним из самых крупных городов Суума. Это был торговый центр, в котором процветала, в основном, морская торговля, и в меньшей степени, он являлся центром торговли с другими мирами. В единственном на всю планету космопорте царила тишина: лишь ряд мелких торговых кораблей выстроился на поросшем травой поле. Коррумпированный правитель этого города – Тур Тайнский, любивший, чтобы его называли Ваша Возвышенность, казался необычайно задумчивым, энергично пережевывая свой ужин – суфле из свуга.

В находившемся неподалеку городке Лок, который Элрик сделал своим домом, улочки были тихими, а небо над ним – ясным. Элрик повлиял на погоду таким образом, чтобы туман не мешал прибытию магов. Многие горожане вышли в поле, чтобы посмотреть на удивительные картины в небе и на садящиеся корабли. Их пригласили на сегодняшнюю ночь – ночь открытия ассамблеи. После этого ассамблея станет для них закрытой.

Спрятавшись за пологом палатки рядом с Элриком, Фа наблюдала за происходящим. Хотя из уважения к личной жизни магов Элрик не разместил в палатках ни одного зонда, он знал, что внутри палаток повара, слуги и уборщики, нанятые в Локе и Тайне, заканчивали приготовления к праздничному пиру.

Все это он узнавал моментально и наблюдал за всем одновременно. Тем не менее, за одной картиной он наблюдал постоянно, по сравнению с ней все остальные отходили на задний план. Элрик отключился от разнообразных зондов, дав себе возможность сосредоточиться на красоте происходящего здесь и сейчас.

Каждый корабль, приближаясь к месту посадки, маскировал себя какими-либо прекрасными иллюзиями. Серебряная рыба плыла среди вечерних звезд, исполняя известную арию. Парусник, оседлавший воздушные течения. Золотой дракон, из пасти которого вылетали букеты цветов. Величаво спускающаяся гигантская модель атома. Огненные колеса, движущиеся по спирали в ночной темноте. Мечтатели и ваятели, певцы и творцы.

Давным-давно их было множество. Но, тем не менее, многие из них тогда искали не знаний, а могущества и власти. Сейчас их было пятьсот, посвятивших себя познанию, красоте магии и благу. В настоящее время среди магов не было серьезных нарушений Кодекса, длительной взаимной вражды, способной привести к насилию. Несомненно, они были далеки от совершенства – эксцентричные, упрямые, ревнивые, быстро впадающие в ярость, – но никогда Элрик так не гордился ими.

Когда девять лет тому назад он был избран в Круг, его чувства по отношению к магам слегка изменились. До того момента они были его коллегами, его орденом, его кланом, его семьей. А теперь он был за них в ответе. Быть членом Круга было великой честью, но также и огромным бременем, в том смысле, какого он не мог предвидеть до этого. Прошлое магов и их будущее теперь были вверены ему. В его обязанности входило обеспечение безопасности магов, единства их ордена и поддержание в них уважения к Кодексу. Сейчас он остро ощущал эту ответственность.

Ассамблеи были важны для единения техномагов и подтверждения их верности традициям, а эта ассамблея, вероятно, будет даже более важной, чем все прочие. Элрик не мог сказать этого наверняка, потому что предзнаменования были слишком смутными, но в нем росло ощущение, что все изменяется, тихо, но бесповоротно, не только здесь, на Сууме, но и повсюду. Тьма сгущалась. Маги должны оставаться преданными своей цели и едиными духом, чтобы быть готовыми к отражению любой возможной угрозы.

И, если не возникнет никакой угрозы, он радостно посмеется над тем, каким глупцом он был.

При приземлении иллюзии исчезали, открывая взору гладкие, треугольные корабли техномагов. С помощью своих сенсоров Элрик сканировал три известные ему частоты в ультрафиолетовом диапазоне, на которых маги скрывали свои отличительные знаки. Сигналы, посылаемые на каждой из трех частот, надо было правильно скомбинировать для того, чтобы обнаружить этот знак. Такая система позволяла магам маркировать различные объекты, в том числе их корабли, знаками, которые никто, кроме них, видеть не мог. Каждый корабль был отмечен руной, представлявшей его владельца.

Маги начали выходить из своих кораблей. Они пересекали поле, чтобы поприветствовать Элрика, их путь освещали созданные им светящиеся шары, плавающие над головами.

Элрик по очереди поприветствовал каждого. Первым подошел Келл, величайший из них. Келл был из линии Вирден. Между ними не было никакой связи на генетическом уровне, но Вирден передала знания и мудрость своему ученику, а тот – своему, и так далее. Эта цепочка привела к Келлу, а теперь – к ученикам Келла. Хотя все члены Круга, как предполагалось, были равноправны, мнение Келла всегда было самым весомым, его планы одобрялись чаще остальных. Он был неофициальным лидером Круга, руководившим магами на протяжении почти пятидесяти лет своего пребывания в Круге. Это были относительно спокойные времена, когда ему удавалось поддерживать среди магов верность Кодексу.

Элрик был потрясен, заметив, как ослабел Келл. В свою лучшую пору он был силен телом и разумом: великий техномаг, живая, харизматическая личность, полная энергии, верная долгу и излучающая мудрость. Но сейчас Келлу исполнилось сто земных лет, и последние шесть лет Элрик наблюдал признаки старения. Походка Келла, когда-то уверенная и быстрая, изменилась – шаги стали медленнее и короче. Плечи сгорбились, морщинистое черное лицо было напряжено в усилии осознать события, понимание которых раньше не составляло для него никакого труда. Могущество Келла как техномага тоже должно было ослабеть, но Элрик не наблюдал никаких признаков этого. Когда корабль Келла прокладывал свой путь к поверхности планеты, его падающая звезда горела также ярко, как и всегда.

Келл всегда использовал этот символ на ассамблеях, как это делали многие другие в его честь. Келл верил, что падающая звезда была у каждой разумной расы воплощением идей магии и науки. Разве представители каждой разумной расы не смотрели вверх, гадая, что это за загадочный знак – сверкающий объект, несущийся по ночному небу? Разве не пытались потом объяснить его природу?

Келл носил простой черный балахон и короткую белую меховую пелерину поверх него. Он опирался на посох из слоновой кости с вырезанным на нем замысловатым узором. Пелерину Келл получил в качестве награды несколько лет назад от Шана с Зафрана 8. Келл служил у него советником. В знак уважения к Кодексу Келл брил голову наголо, но всегда носил бородку, подстриженную так, что она приобретала форму руны знания. За последние годы бородка поседела.

За Келлом следовали два его ученика – Элизар и Разил. Они, также как и Гален, были членами группы из пятнадцати учеников в стадии кризалиса, кому на этой ассамблее предстояло пройти посвящение в техномаги. Это были брат и сестра – оба темноволосые, с нежной кожей. Они попали к Келлу еще детьми в качестве платы за услуги: таким способом многие техномаги находили себе учеников. На них была чрезмерно яркая одежда: богатые бархатные одежды, золотые цепи и кружева, что, по мнению Элрика, не подобало ученикам. Но они жили в другом мире и были в большей степени втянуты в происходящие в галактике события. Не каждый выберет образ жизни, подобный образу жизни Элрика.

Келл обнял Элрика.

– Рад тебя видеть. Какое благоприятное время для нас обоих, не правда ли? Мы наконец-то освободимся от своих неуправляемых неучей, – выверенным жестом Келл указал на Элизара и Разил. Его голос был силен и энергичен. – А где Гален? Ты что, заставил его подсчитывать число атомов на булавочной головке?

– Нет, кое-что другое, – ответил Элрик.

– Какой воздух. Какой удивительный запах, – Келл повернулся к Элизару. – Чувствуешь? Свежий воздух.

– Разве вы не хотите рассказать ему о ящиках? – в тоне Элизара послышался намек на вызов.

Келл внешне никак на это не отреагировал.

– Конечно, – произнес он, снова поворачиваясь к Элрику. – Я захватил с собой кое-что освежающее для праздничного пира. Если хочешь, ящики в моем корабле.

– Благодарю тебя, – ответил Элрик, прекрасно зная, что находится в ящиках. – На случай, если вам захочется расслабиться, мы устроили в лагере помещение для банкета.

– У меня для тебя в запасе несколько удивительных историй, – сказал Келл.

– У меня для тебя тоже, – ответил Элрик.

Келл снова обнял его.

– Мы скоро поговорим.

Он широким шагом направился к палаткам, Элизар и Разил – за ним. Его шаги были медленнее, чем раньше.

Элрик пришел в ужас от мысли, что настанет день, когда Келл покинет этот мир. Элрик боялся не просто потерять Келла, он страшился того, что станет после этого с техномагами. Келл был тем, кто объединял их, не позволяя мелким ссорам и политическим разногласиям взять верх. Во многом орден не раскололся из-за того, что техномаги хотели быть в ордене, членом которого был Келл. Никто из Круга, включая Элрика, не обладал такой же притягательностью, как Келл. Потеря Келла грозила стать серьезной угрозой их единству. Элрик боялся, что маги могут навсегда расколоться на различные группы, и власть Круга и Кодекса будет утрачена. Такое уже случалось в прошлом, хотя в тех случаях впоследствии всегда удавалось зарастить трещины.

Элрик надеялся, что тревога напрасна. Келл мог жить и служить техномагам еще много лет, а за это время, возможно, Элизар вырастет и сможет занять место Келла.

Подошли другие члены Круга. Самой старшей среди них была Инг-Ради, которой было почти двести лет. Она была достаточно стара даже для кайтау, ее расы, но почти не выказывала признаков старения. Она протянула все свои четыре оранжевые руки ладонями вверх, положила ладони одну поверх другой и склонила голову. Потом наклонилась, чтобы в знак приветствия обнять Элрика. От ее оранжевой кожи исходило ощущение комфорта, которое чувствовалось даже сквозь балахон. Инг-Ради была лучшей целительницей из всех техномагов, и Элрик часто считал ее самой искусной из них. Она исцеляла даже там где, казалось, не было видно ран.

– Добро пожаловать, – произнес Элрик.

– Расслабься. Здесь, – она коснулась задней стороны его шеи. Мускулы расслабились, напряжение исчезло. Ее длинные узкие зрачки внимательно уставились на него.

– Ты занят. Мы поговорим позже.

– Буду рад поговорить.

Она улыбнулась Элрику.

– Я рада наконец-то увидеть твой дом. Он очень похож на тебя.

Она еще раз слегка поклонилась и двинулась дальше.

Следующей была Херазад со своим учеником Федерико. Она слыла самой либеральной среди членов Круга, и это отражалось в ее внешнем виде. Она носила элегантное сари, ее густые волосы были длинными. Пока они обменивались приветствиями, с неба спикировал золотой дракон, пронесшись над их головами. Элрик полюбовался отлично смоделированной чешуей и элегантно изогнутыми когтями. Олвин определенно внес улучшения.

Когда Элрик опустил глаза, перед ним стоял Блейлок.

– Кажется, прибыл твой друг, – произнес он.

– Кажется.

Олвин никогда не упускал случая подколоть Блейлока – самыми разными способами. Лучше всего это удавалось ему благодаря знаменитой страсти Олвина к вину, женщинам и песням.

Блейлок был единственным среди магов, рядом с которым Элрик ощущал себя прожигателем жизни. Уступая своим влиянием лишь Келлу, Блейлок верил, что аскетичный стиль жизни – единственно подобающий для техномага. На его теле вообще не было волос, он удалил даже брови, от чего его бледное лицо и высокий лоб казались впечатляюще голыми на фоне черной, сшитой точно по его голове, войлочной шапочки. Шапочка закрывала ту часть головы Блейлока, на которой могли бы расти волосы. Он считал, что сбрил все свои волосы в знак почитания Кодекса, но выглядело это признаком высокомерия. Его худая фигура в простом черном балахоне всегда, казалось, укоряла остальных магов.

Блейлок верил, что маги лишь тогда смогут обрести истинное единство с биотеком, имплантированным в их тела, когда откажутся от всех физиологических удовольствий, сосредоточившись только на своей внутренней жизни. Он проповедовал идею, что техномаги должны стать отшельниками, изолировать себя от других. Ожидая, когда же остальные техномаги проникнутся этой идеей, он и его многочисленные последователи научились накладывать заклинания, которые отключали различные центры восприятия: вкус, осязание, слух и даже зрение. Перед едой они полностью нейтрализовали свое восприятие вкуса и запаха. Если им доводилось видеть что-либо прекрасное, они отключали зрение. Блейлок внушал своим последователям, что биотек – это благословение, это ключ к основам могущества Вселенной. Цель каждого техномага, по мнению Блейлока, – достижение полного духовного единения с биотеком, а через него – со Вселенной.

Элрик испытывал уважение к его способностям, но считал, что нельзя обрести знание, отрезав себя от жизни. В самоотречении не было необходимости, достаточно было дисциплины и подчинения Кодексу.

– Да благословит тебя Вирден, – произнес Блейлок, поклонившись. Эти же слова эхом повторил его ученик – Гауэн.

– Добро пожаловать, Блейлок. Надеюсь, что это место не слишком прекрасно, чтобы доставить тебе неудобство.

– Я думаю, что от места будет меньше неприятностей, чем от людей, – ответил Блейлок.

– Если бы только мы могли закрыть глаза и сделать так, чтобы они исчезли, – сказал Элрик.

– Жду твоих инструкций по этому вопросу.

Блейлок поклонился и удалился, его ученик поспешил за ним.

Затем последовал целый поток магов. Дьядьямок плыл по небу, поджав под себя ноги, концы тюрбана извивались вокруг головы, как змеи. Маскелин каждые несколько секунд изменяла свои лицо и тело, создавая иллюзии, скрывавшие ее истинный облик. Группа последователей Блейлока прошествовала организованной, торжественной процессией. Цирцея в высокой остроконечной шляпе приветствовала Элрика разнообразием новых микрозондов, которые она собиралась предложить магам, и пригласила его поговорить на эту тему. Видимо, она намеревалась объяснить, какие усовершенствования она сделала, но сейчас было определенно неподходящее время для длительной беседы.

Кинетические гримлисы явились в виде вспышек света. Они носили мерцающие пурпурные туники и длинные белые накидки из перьев. Гримлисы представляли собой единственную группу среди техномагов, которая существовала в течение длительного времени. С тех пор, как Элрик в последний раз видел их, несколько членов этой группы отделились из-за разногласий, и несколько новых присоединились к ним. Один из них подпрыгнул и успешно исполнил в воздухе несколько кульбитов, перелетел над палатками и исчез из поля зрения. Другие демонстрировали головокружительные акробатические номера. Гримлисы изготавливали корабли, которые использовали все маги. Они были помешаны на движении, но их разработки были гениальными. После обряда посвящения они передавали ученикам корабли и обучали пилотажу.

Элрик поприветствовал многих других: одни маги носили изысканные одежды, другие – простые балахоны, третьи держали посохи, волшебные палочки или талисманы, у четвертых – обриты головы, пятых сопровождали ученики разного возраста. Ночь наполнилась цветом и жизнью, энергией и огнем.

В этом бурлящем водовороте возник чужак: в череду магов вклинился невысокий, темноволосый человек.

– Простите, что побеспокоил вас в такое суматошное время. Вы – Элрик?

В ответ на кивок Элрика он коротко поклонился, сложил руки перед собой.

– Я привез приветствие от Его Возвышенности, Тура Тайнского. Он просил меня передать, что ему очень приятно то, что ваша глубокоуважаемая группа выбрала для своей встречи его дом.

– Да-да, – ответил Элрик, наблюдая за тем, как один из крутящихся гримлисов едва не врезался в слугу, тащившего корзину, полную пирожных. Ему было не до Тура.

– Он просил меня официально поприветствовать всех вас и сказать, что гостеприимство Тура распространяется и на вас. Он шлет вам пятьдесят лучших пектов из Тайна.

Человек вручил Элрику запечатанное письмо и жестом указал на группу жителей Суума, держащих на своих плечах корзины. Они бродили среди магов, и от этого хаос только усиливался.

К раздражению Элрика, один из них уронил корзину, пекты высыпались и, пронзительно крича, разбежались в разные стороны.

– Несите их в палатки, – прокричал Элрик на их языке. – Уберите их отсюда.

– Если Его Возвышенность может предпринять что-либо полезное для вашей встречи, я уполномочен сделать это, – голос незнакомца был ровным, а речь полностью контролировалась, что было несколько необычно для не-мага.

Секунду Элрик пристально рассматривал человека. На нем был темный, хорошо сшитый костюм, на шее – кулон, темный камень на цепочке. Его манеры были почтительными, но что-то в нем беспокоило Элрика. Более того: Элрик был хорошо осведомлен о том, что происходило в Тайне, – у Тура не было ни советника-землянина, ни посла с Земли. Он быстро раскрыл письмо и бегло просмотрел подобострастное послание, стиль которого был ему хорошо знаком.

– А вы кем приходитесь Туру?

– Я – его специальный представитель, – человек еще раз поклонился и улыбнулся. – Мистер Морден.

Элрик бросил взгляд на дату в конце письма. Оно было написано всего два дня тому назад. Элрик связался со своим местом силы и отдал приказ просмотреть записи, сделанные в тот день зондом, находящимся в офисе Тура, и поискать мистера Мордена. Запись быстро обнаружилась, и Элрик увидел Мордена, разговаривающего с Туром. Было ясно, что Тур пытался увеличить свою власть, включив человека в группу своих коррумпированных приверженцев.

Сейчас Тур подлизывался к магам, собираясь попросить чего-либо взамен. В последний раз, пять лет назад, он попросил наложить заклинание импотенции на своего врага. Элрик отказался в резкой форме. Он ожидал, что у Тура еще несколько лет не будет хватать наглости попросить у него чего-либо.

Пект подпрыгнул в воздух, и гримлис врезался прямо в него: перья полетели в разные стороны. Один из юных учеников вскрикнул.

– Мистер Морден, отведите ваших помощников в палатки, – сказал Элрик, бросаясь наводить порядок.

После того как всех пектов наконец-то переловили, а гримлисов увели к дальним палаткам, подошел Олвин. На нем было разноцветное одеяние, поверх него – длинная черная накидка. С тех пор, как Элрик в последний раз видел его, седые волосы Олвина начали редеть, а морщины под глазами стали глубже.

– Когти дракона здорово получились, – сказал Элрик.

– Ты так считаешь? Меня вдохновила женщина, с которой я недавно познакомился. Прекрасное создание, но с такими длинными ногтями, – Олвин наклонился поближе. – Что, кто-то уже что-то натворил?

– Они являли собой образцы восхитительного самообладания.

– Подожди еще часок. И дай им всем чуть-чуть выпить – ну, конечно, кроме Блейлока. Мне бы очень хотелось увидеть его пьющим. Да отрастут его волосы.

Элрик улыбнулся.

– Думаю, тебе может показаться, что на этой ассамблее не хватает споров и волнений. Я же полон решимости сделать так, чтобы здесь не было кризисных ситуаций.

– И что ты будешь делать дальше, Всемогущий?

Подбежала, задыхаясь, ученица Олвина – центаврианка Карвин. Олвин опять ускользнул от нее. Она поспешно поклонилась, волосы, собранные в хвост, били ее по лицу и спине. Мешки под глазами Олвина сморщились: он пытался скрыть улыбку. Элрик знал, что он очень гордился Карвин, а наибольшей радостью для него было дразнить ее. Будучи ребенком, она своим живым умом привлекла внимание Олвина, который находился с визитом на Приме Центавра. Техномаг забрал ее с родной планеты, где, учитывая центаврианские традиции, у нее не было никаких шансов реализовать свои способности. Сейчас она, как и Гален, находилась на стадии кризалиса.

– Не хочешь ли ты на сей раз составить мне компанию – устроить какую-нибудь провокацию? – спросил Олвин Элрика.

– Не думаю, что тебе потребуется помощь.

Элрик снова задумался над тем, почему они с Олвином оставались друзьями. Олвин был другом отца Галена, а для самого Галена – эксцентричным дядюшкой. Когда Гален стал жить у Элрика, Олвин начал прилетать к ним в гости. Он и Карвин вносили в их аскетичное существование ощущение семьи. По большинству вопросов Элрик не соглашался с Олвином, одновременно уважая его. Олвин был очень предан Регуле 4 – планете, которую он сделал своим домом, так же, как Элрик – своему Сууму. А еще Олвин обладал способностью безошибочно чувствовать любое лицемерие среди техномагов и членов Круга и достаточной смелостью, чтобы регулярно и публично говорить об этом.

Олвин повернулся к полю, на котором стояли корабли.

– Ох, неприятности не заставят себя ждать, – он потер ладони.

Между кораблями по направлению к Элрику двигалась процессия. Мужчины, идущие двумя колоннами по пятьдесят человек в каждой: мускулистые, намазанные маслом и абсолютно нагие. Большинство из них несли шесты, горящие магическим огнем. В центре процессии четверо мужчин несли на своих плечах изукрашенное кресло-паланкин. В нем сидела Бурелл. На ней было такое роскошное платье из золотых чешуек, которому бы позавидовала сама Клеопатра. Ее иллюзорная прическа представляла собой поднимающийся вверх темный каскад связанных между собой золотых рыбок и звездных блесток. Глаза были подведены резкими черными линиями в стиле Древнего Египта. Она махнула им, как толпе поклонников.

Элрик считал ее мастерство исключительным. Способность мага создавать реалистичные иллюзии быстро таяла с увеличением расстояния, как и все остальные возможности. Иллюзия тела, обволакивающая мага, подобно второй коже, могла быть настолько реалистичной, что выдерживала даже самую тщательную проверку. Тем не менее, при увеличении расстояния от мага иллюзии становились грубее и выглядели все более и более неестественно. Однако рабы, стоявшие первыми в строю на расстоянии в добрых пятьдесят метров от Бурелл, с их хорошо очерченными мускулами и блестящей кожей, выглядели довольно убедительно. Элрик заметил всего лишь намек на резкие, угловатые грани и сияющие искусственные текстуры, которыми отличались большинство работ магов на таком расстоянии.

Олвин взглянул через плечо Элрика.

– Надеюсь, что Блейлок это видит.

Он повернулся назад, и его рот открылся в изумлении.

– О чем она думает? Подать себя с такой пышностью! Да это разъярит ее врагов еще больше!

Элрик промолчал. Бурелл и без того была фигурой, вызывающей серьезные разногласия. Некоторые поддерживали ее, другие осуждали за научные исследования биотека.

В дополнение к этому расхождению во мнениях, ее окружал ореол таинственности. Она еще не достигла старости, но была серьезно больна уже протяжении почти четырех последних лет и пропустила из-за болезни прошлую ассамблею. Маги болели мало, потому что их имплантанты автоматически вырабатывали микроскопические органеллы, способствующие исцелению. Маги не знали, как именно действуют органеллы, но им было известно, что микроскопические целители гораздо лучше справляются с ранами, чем с продолжительными болезнями. Тем не менее, неспособность Бурелл излечиться самостоятельно оказалась неожиданной и непонятной. Это было очень странно.

Элрик знал, что Инг-Ради предлагала Бурелл свою помощь в лечении болезни, но та отказалась. Когда он услышал, что Бурелл собирается появиться на этой ассамблее, он предположил, что она выздоровела, по крайней мере, частично. Хотя она всегда была неравнодушна к созданию при случае нагих рабов, нынешняя помпезная демонстрация намного превосходила все то, что она делала раньше. Очевидно, все это было создано для того, чтобы скрыть ее истинное состояние. Она не могла ходить.

Шедший впереди процессии раб прошел мимо Элрика с Олвином, повернул в сторону палаток. Когда Бурелл появилась перед Элриком, рабы остановились и опустили ее паланкин на землю. Она положила руки на подлокотники кресла, собираясь встать. Предупреждая ее намерение, Элрик опустился на колени.

– Моя королева.

Он взял ее руку и поцеловал. Бурелл была самолюбива, а может и чуть более, чем самолюбива.

Ее глаза округлились.

– Если бы я знала, что это вызовет у тебя такую реакцию, то я проделала бы такое лет двадцать назад, – сказала она.

– Если бы я знал, что тебе хотелось добиться от меня подобной реакции, то ты бы получила ее.

Элрик поборол побуждение использовать свои сенсоры для того, чтобы просканировать, в каком она состоянии. Среди техномагов было не принято тайно применять свои способности к другому техномагу. Если бы это основное требование этикета не соблюдалось, маги отказались бы встречаться друг с другом.

Бурелл заметила, что вокруг них собралась толпа и, отдернув руку, понизила голос.

– О том, что я должна рассказать тебе, лучше всего говорить наедине.

Она стиснула руки, лежащие на коленях.

– Я знаю, что ты занят, но это очень серьезный вопрос.

– Приду, как только освобожусь, – Элрик встал, обеспокоенный.

Бурелл произнесла громче:

– Полагаю, ты не забыл мою ученицу – Изабель.

Молодая женщина возникла рядом с Бурелл. У Изабель были светлые с рыжеватым оттенком волосы, тонкие выгнутые вверх брови, изящные руки. Она держала сверток. Изабель была дочерью Бурелл от связи с не-магом – то был другой общепринятый способ обретения учеников. Изабель сильно выросла с тех пор, как Элрик в последний раз ее видел, поскольку ни Изабель, ни Бурелл не присутствовали на предыдущей ассамблее. Он вспомнил, что Бурелл, проходя посвящение через несколько лет после него, выглядела примерно также. В те дни она была причиной многих стычек между техномагами-мужчинами.

– Да, я помню, – сказал Элрик. – Рад снова видеть тебя.

Изабель поклонилась.

– Это для меня честь. Я так восхищаюсь вашей работой.

Изабель вздохнула. Она хорошо контролировала свой голос, но, определенно, сильно нервничала.

– Я сделала это для вас. Мне хочется отблагодарить вас за то, что вы подготовили ассамблею, на которой я стану техномагом.

Она протянула Элрику сверток.

– Туда вплетены гиперпространственные течения, которые вы описали во время нашего прошлого разговора.

Элрик, поклонившись, взял сверток.

– Благодарю тебя за такой щедрый подарок.

Изабель кивнула с явным облегчением. Бурелл знаком приказала несуществующим рабам поднять ее кресло, и процессия двинулась дальше. Большую часть рабов она отправила вокруг палаток, где они могли исчезнуть, не разрушая иллюзии. Оставшиеся четыре раба внесли ее кресло в палатку. Остальные маги, споря между собой, разошлись.

С Элриком осталась Карвин – ученица Олвина. Она внезапно повернулась и обнаружила, что Олвин исчез.

– Проклятье! – выругалась она, потом обратилась к Элрику: – Извините.

Элрик сам, пока разговаривал с Бурелл, потерял из виду Олвина. Глаза Карвин впились в нагого раба, удалявшегося в обход палаток.

– Нашла!

Она побежала за ним.

Элрик остался один. Взглянул на поле, где стояли корабли. Смех и шум голосов доносились из палаток эфемерными, призрачными волнами, разносимыми порывами морского бриза. Кто-то произнес музыкальное заклинание, и басы эхом отдавались в ночи.

Снаружи все было спокойно. Воздух по-прежнему оставался прозрачным, на небе сияли звезды. В свете созданных магами шаров на мох ложились мягкие тени от кораблей. Справа от него в темноте возвышался его круг камней – твердый, надежный, прочная связь с местом, которое он любил.

Он глубоко вдохнул морской воздух. Было прохладно, как он и любил. Ночь казалась бесконечно прекрасной, этот коротенький отрезок времени, кусочек бесконечности на этой крошечной планете, затерявшейся в безбрежном пространстве. Какой бы незначительной ни была эта ночь по меркам Вселенной, ей суждено прийти только раз, и для Элрика она представляла огромную ценность.

«Надо радоваться жизни, пока могу», – подумал он. Воистину, это было великим благословением. Делая упор на дисциплину и контроль, он не сумел научить этому Галена. Радоваться жизни. Радоваться ей, пока можно.

Гален сидел в своей спальне, сгорбившись перед дисплеем. В одной руке он зажал прядь волос и раскачивался взад-вперед. Заклинания на экране превратились в неразбериху. Его мозг отключился несколько часов тому назад. Он мог сейчас думать лишь о том, как завтра утром на лице Элрика появится выражение серьезного разочарования.

Минула почти тысяча лет с тех пор, как Вирден основала Круг, и все стоящие внимания и возможные заклинания уже были открыты. В течение последних нескольких веков новые заклинания строились на основе других, они переплетались, изменялись с поразительной изобретательностью. Маги изменяли структуру заклинания, создавали различные эффекты, добавляли изящные завитушки и росчерки, отображавшие уникальность их личности.

Однако эти все усложнявшиеся заклинания нельзя было назвать оригинальными. Гален нашел по-настоящему оригинальные заклинания в истории магов: развернутый щит, открытый Гали-Гали, переход Мажу от электронного воплощения к заклинаниям исцеления. По-настоящему оригинальное заклинание должно быть равно заклинаниям великих, но изобрести такое было выше его сил.

Гален усердно изучал те великие заклинания. Трудностью, с которой сталкивался каждый маг, был перевод существующих заклинаний на свой собственный язык. Каждый маг должен открыть и развить свой собственный язык заклинаний, потому что заклинание, которое срабатывает у одного мага, может оказаться непригодным для другого. Элрик объяснял это тем, что биотек настолько тесно связан с телом и разумом индивида, что процесс создания заклинания зависит от того, как функционирует мозг техномага. Раз процесс мышления у каждого индивида организован по-своему, то маги добиваются наилучших результатов разными способами. В процессе обучения ученик учится добиваться полной ясности мыслей, и предпочитаемый образ мышления формирует его язык заклинаний. Кризалис адаптируется, чтобы соответствовать разрабатываемому языку, и, когда ученик получает биотек, эта информация передается в него через уже существующий имплантант у основания черепа.

Язык заклинаний Галена был языком уравнений. Сначала Элрик беспокоился по этому поводу. Большинство языков заклинаний были более интуитивными, более гибкими, менее рациональными. Но Гален по своей природе не был тем мыслителем, который перепрыгивает от одного к другому, интуитивно обнаруживая связь между ними. Его мышление отличалось прямолинейностью и последовательностью: каждая мысль логично и неуклонно приводила к следующей. Элрик опасался, что язык Галена будет неуклюжим и негибким. Однако, пока Элрик работал с Галеном, он видел, сколько заклинаний удалось Галену перевести на свой язык, и его опасения развеялись.

Перевод был одним из самых трудных заданий для любого мага. Лишь изучив множество заклинаний того или иного мага, Гален мог понять, как язык их автора соотносится с его собственным, а потом – перевести их. Ему удалось перевести почти все заклинания Вирден и Гали-Гали. Более или менее успешно он перевел заклинания для создания иллюзий, для летающих платформ; он мог создавать щиты, огненные шары, посылать сообщения другим магам, контролировать сенсоры, которые вскоре будут в него имплантированы, получать доступ и мысленно обрабатывать данные, получать доступ к внешним базам данных и многое другое.

Он запомнил все эти заклинания.

Но поскольку любой язык заклинаний обладал присущими ему сильными и слабыми сторонами, Гален обнаружил, что некоторые заклинания не поддаются переводу на его язык: например, заклинания исцеления. Были и другие заклинания – например, для создания щитов, – в отношении которых Гален был уверен в правильности перевода, однако результаты применения им этих заклинаний оставляли желать лучшего. Гален уже не в первый раз размышлял над тем, не подавлял ли избранный им язык заклинаний его попытки создать нечто оригинальное. Поскольку его ход мыслей был прямолинейным, его заклинания располагались по порядку – уравнение за уравнением. В рамках его языка приукрашивать заклинание не имело смысла: оно должно быть практичным и осмысленным с точки зрения применения, каждый элемент уравнения должен обладать установленными свойствами и особенностями. Как же ему открыть уравнение, каким-то образом отражающее и раскрывающее его? Он чувствовал себя неловко при одной мысли об раскрытии себя, но сейчас эта нерешительность меркла, становилась незначительной по сравнению с неизбежной необходимостью – он не имеет права разочаровать Элрика.

Гален вывел на экран другую часть текста – его переводы некоторых заклинаний Вирден. Они различались по сложности и включали в себя множество различных элементов, некоторые из них многократно использовались в заклинаниях, а другие – только единожды. Снова ему показалось, что невозможно придумать по-настоящему оригинальное заклинание, можно лишь создать что-то усложненное. Разочарованный Гален принялся перестраивать порядок заклинаний на экране. Он разместил их по принципу от простого – к сложному. Завершив перестроение, он заметил, что некоторые заклинания образовали прогрессию. Заклинание из двух элементов создавало прозрачную сферу. Заклинание, в котором к этим двум элементам прибавлялся третий, создавало сферу, наполненную внутри энергией. Заклинание в виде уравнения, где к этим трем членам добавляли четвертый, создавало шар, наполненный энергией в виде света. Еще один элемент – и получалась сфера, заполненная светом и теплом. И так далее.

Несколько заклинаний Гали-Гали продолжали ряд, усложняясь все более. Если он сумеет разобраться с последними заклинаниями прогрессии, сможет ли он придумать следующее?

Но не будет ли это тем, что делают остальные, – простым построением на основе прежних более искусных заклинаний, заклинанием, в котором нет ничего действительно оригинального? Он не знал, задумывались ли над этим другие маги: поскольку их заклинания не были уравнениями, они не состояли из различных членов. Гален знал, что Элрик действует очень просто: он просто представлял себе то, что должно произойти, и это происходило, если находилось в пределах его возможностей. Всего лишь простая визуализация для любого заклинания.

Взгляд Галена вернулся к началу списка, к заклинанию, состоящему всего из двух членов. Почему не было заклинания из одного элемента? Среди работ Вирден таких не существовало. Не было таких заклинаний и среди работ других магов, которые он к настоящему времени перевел. Большинство заклинаний состояло из множества элементов. Собственно говоря, он не смог даже вспомнить больше ни одного уравнения, состоящего только из двух элементов.

Вероятно, в заклинании должно быть более одного элемента. Но почему? Он всмотрелся в уравнение из двух элементов, являющееся началом прогрессии. Если в этой серии было первоначальное заклинание, заклинание, состоящее всего из одного элемента, то тогда из какого именно?

Первый из двух элементов был общим – он использовался не только в этой прогрессии. Гален пришел к мысли, что это был в каком-то роде стабилизирующий элемент, необходимый повсюду для равновесия, но сам по себе он не создавал ничего значительного.

Но второй элемент существовал только в этой прогрессии. По крайней мере, насколько ему было известно сейчас. Это выглядело весьма странным. Наверняка, у него было и другое применение.

Тогда этот второй элемент мог оказаться определяющей характеристикой прогрессии, и для первоначального уравнения этой прогрессии, очевидно, следовало выбрать именно его. Но что этот элемент сделает, если использовать его отдельно?

Возможно, произойдет то же самое, как в случае со вторым уравнением – возникнет прозрачная сфера. Если стабилизирующий элемент действительно не имел особого значения, то так и должно произойти. Сама по себе сфера, он обсуждал это с Элриком, была довольно странной конструкцией. Она не являлась силовым полем, как могло показаться вначале. На самом деле, она не удерживала ничего внутри и не препятствовала проникновению в нее снаружи. Она просто ограничивала участок пространства, внутри которого можно было что-либо сделать.

А если стабилизирующий элемент создавал определенный эффект, то что будет, если его убрать? Возможно, сфера не возникнет вовсе. Возможно, она будет опаловой, или будет иметь какие либо другие особенности. Или, возможно, она каким-то образом деформируется. В любом случае, это будет не слишком впечатляюще.

Гален заставил себя сделать перерыв. Он убрал дисплей, потянулся. За кругом света от лампы, стоявшей на его рабочем столе, остальная часть комнаты была погружена во тьму. В тусклом свете стены, сложенные из камня, теряли свои очертания. Грубый деревянный шкаф, тумбочка и кровать казались смутными объектами неопределенной формы.

На стене над рабочим столом в тени скрывались четыре длинные полки. Все свои работы и вещи Гален держал там. У каждой вещицы было свое место. Гален обнаружил, что не способен сосредоточиться, когда вещи оставались на рабочем столе или находились в беспорядке. На нижней полке лежали предметы, имевшие отношение к его недавним исследовательским проектам: созданные им микроскопические зонды и для сравнения – зонды Элрика и Цирцеи, инфокристаллы, на которых было записаны последние переведенные им заклинания, вещицы, которые он изобрел для создания различных небольших иллюзий. На второй полке Гален держал то, что касалось его предыдущих проектов: порошки и зелья, кристаллы и всевозможные микрочипы, предметы и любопытные вещицы. На двух верхних были его самые старые работы и другие вещи, он не был уверен, что найдет для них применение: результаты его медицинских поисков, различные примитивные изобретения. Устройство, способное воспроизводить удостоверения личности граждан двадцати трех крупнейших держав. Карта-ключ, подаренная ему Олвином на прошлый день рождения. Олвин обещал, что эта карта может открыть любую дверь.

Яркие всполохи снаружи привлекла его внимание. Он встал из-за грубого деревянного стола и подошел к окну.

Над равниной лился золотой дождь. Дождь исчез, на смену ему пришла длинная красная змея, ползущая вверх по звездному небу. Ночное празднование открытия ассамблеи. Гален оперся ладонями о холодную каменную стену, глядя в окно.

Сможет ли он стать одним из них? Достаточно ли он искусен? Змея толкнула носом звезду, та устремилась по дуге вниз. Потом рептилия свернулась в кольцо и принялась кусать себя за хвост. Символ жизни в смерти, символ возрождения. Кольцо стало сжиматься. По всему небу одна звезда за другой взрывались сверкающими цветами.

По другую сторону окна возникла темная фигура.

Гален отпрыгнул:

– Фа!

Она энергично махнула рукой и вскарабкалась в окно.

– Ты все пропустишь! Они свалились с неба. Существа, яркий свет, ленты. Прелестные картины. Они все, как Почтенный Эл. Они могут создавать светящиеся видения.

Она повернулась и встала рядом с ним, уставившись в окно. Глаза широко распахнуты, рот открыт. Облизнула верхнюю губу. Она была очарована. Но, как и большинство обитателей Суума, она понятия не имела об истинном могуществе и знаниях магов. Вероятно, она считала их мудрыми и, возможно, умелыми, но она не имела понятия о дисциплине, о нелегкой учебе, о том, сколько усилий надо было приложить, как упорно надо работать над развитием своих способностей для того, чтобы суметь достичь того, что они сейчас демонстрировали.

– Гляди! – воскликнула Фа, указывая на радугу из переплетенных между собой светящихся разноцветных полос над головой.

– Мне надо работать, – ответил Гален и вернулся к столу. Уставился на дисплей невидящим взором. Гален размышлял о том, что техномагов недооценивают не только здесь, но и повсеместно.

Элизар, который, будучи учеником Келла, гораздо больше путешествовал, на прошлой ассамблее рассказывал ему о некоторых мирах, где о техномагах совсем забыли. На других планетах память о них сохранялась лишь в легендах, в сказках, рассказываемых детям на ночь. Почти ничего не было известно о славной истории техномагов: о Вирден, создавшей орден, о Гали-Гали, уничтожившем угрозы Зрада и его службе в качестве правой руки императрицы Нарё ради обеспечения столетнего мира; о Мажу, ценой собственной жизни закрывшего гиперпространственный разлом Лау, угрожавший уничтожить миллиарды жизней.

Техномаги были советниками великих предводителей и иногда сами становились великими вождями. Они находились в самом центре важнейших событий. Они были военачальниками, изобретателями, героями, вершителями судеб. В те времена ассамблеи были местом, где не-маги выказывали свое уважение и благодарность техномагам. Целые миры праздновали начало новой ассамблеи.

Сейчас они собирались в одиночестве, в их адрес не звучало хвалебных гимнов.

Гален обрадовался, найдя на прошлой ассамблее того, кто разделял его обеспокоенность. Вступив в стадию кризалиса, они с Элизаром стали друзьями. С тех пор они регулярно обменивались сообщениями. Их объединяло желание снова сделать магов значимыми фигурами на галактической арене, вернуть им известность и уважение, которыми они когда-то обладали. Если у них не было надежд восстановить утраченные знания таратимудов, то они могли надеяться хотя бы на это.

Видимо, Элизар обладал собственным видением будущего техномагов, и Гален надеялся, что тот сможет реализовать свои идеи. Однако на протяжении прошедшего года послания от Элизара приходили все реже. В течение последних четырех месяцев Гален вообще не получал от него сообщений. Гален знал о том, что Элизар занят, и собирался поговорить со своим другом на ассамблее.

Фа ткнулась головой в его руку.

– Что ты делаешь?

– Я же сказал тебе. Я работаю.

Она вскарабкалась с мокрыми ногами ему на колени, оттуда – на стол, уселась там на корточках. Он передвинул лампу на другой край стола. Она, как всегда, взяла кольцо.

– Я же просил тебя не играть с ним, – сказал Гален.

Она надела кольцо на мизинец. Палец был достаточно толстым, чтобы кольцо отца Галена превосходно сидело на нем.

Поверхность камня казалась шероховатой, он был абсолютно черен. Камень удерживался на широком серебряном ободе креплениями в виде острых когтей. Почему-то, сколько бы Фа не обследовала его комнату, она всегда обращала внимание на это кольцо. Кольцо было единственной вещью, которую ему не хотелось видеть. Он не хотел смотреть на него, не хотел думать о нем.

– Я его не сломаю, – сказала она, помахивая пальцем взад-вперед.

– Что это такое? – она указала на уравнения на дисплее.

– То, что мне нужно сделать к завтрашнему утру, – ответил Гален.

– Это же не буквы.

– Нет, это символы, представляющие собой различные элементы наших заклинаний.

– Это заклинание?

– Да.

Может быть, если она увидит, насколько сложны заклинания, она станет больше уважать магов.

– Смотри, это заклинание состоит из двух элементов, а в этом – те же самые два и еще один.

Гален объяснял ей прогрессию, а она качала головой, глядя на дисплей.

– И что дальше? – спросила она после того, как Гален вывел последнее, самое сложное уравнение.

– Не знаю. Но, думаю, что гораздо интереснее узнать, каким будет первое уравнение? Почему нет ни одного заклинания, состоящего из одного элемента?

– Почему?

– Я не знаю.

Вероятно потому, что посредством заклинания из одного элемента не удастся ничего создать. В этом случае, оно не произведет особого впечатления на Элрика. Гален сохранил результат своих изысканий и выключил компьютер.

– Тебе разве не пора спать?

Она улыбнулась.

– А ты не должен работать?

Он снял ее со стола и опустил на пол.

– Иди. Мотай отсюда.

Она подбежала к окну, обернулась.

– Гале, ты уедешь отсюда? Когда ты, – она с трудом вспомнила иностранное слово, – пройдешь посвящение?

Он еще не задумывался об этом. Он всеми силами стремился к этому моменту. Он до сих пор не мог поверить в то, что скоро станет техномагом. Но, даже если он им станет, еще три года он будет считаться начинающим техномагом. В течение этого времени Элрик будет продолжать присматривать за ним.

– Нет, я не уеду. По крайней мере, еще некоторое время. А сейчас иди домой.

Она подняла руку и изогнула пальцы, блеснув кольцом. Гален протянул руку. Она сняла кольцо с пальца, подняла его вверх и опустила в большой передний карман своего оранжевого свитера. Подняла вверх пустые руки.

– Ничего нет. А что у тебя за ухом?

Она потянулась к уху Галена, продемонстрировала кольцо в своей руке.

– Странное место для кольца.

С такими толстыми пальцами исполнять фокусы было трудным делом, но у нее это получалось все лучше и лучше. Она тренировалась.

– Уже лучше, – сказал Гален, забрал у нее кольцо, взмахнув рукой для того, чтобы отвлечь ее внимание.

– Что у тебя самой за ухом?

– Что? – Фа крутила головой из стороны в сторону, как будто это могло помочь ей увидеть.

Гален потянулся к ее уху, создал маленький гладкий камушек. У него был целый тайник, наполненный такими штуковинами в крошечном пакетике, прикрепленном снизу к крышке его стола. Она схватила камешек, но Гален сжал руку, а когда разжал, камешка уже не было: он зажал камешек между пальцами. Снова сжал ладонь, взмахнул другой для того, чтобы отвлечь внимание Фа, а когда раскрыл – камешек опять лежал на его ладони. На этот раз Фа схватила камешек. С торжествующим выражением на лице она подбежала к окну и выпрыгнула наружу. Махнула на прощание рукой и убежала.

Гален заставил свою руку разжаться. На ладони лежало кольцо.

Он сам наблюдал за тем, как мать делала его. Она встроила в серебряный обод электрическую микросхему, создала выглядевший натуральным черный самоцвет, который на самом деле представлял собой множество слоев кристаллов, скрепленных друг с другом в соответствии с четко определенной конструкцией. Его родители были могущественными магами, очень уважаемыми, действовавшими как правая и левая руки единого существа, достигшего значительного влияния. Хотя учителем Галена был отец, в тот день его учила мать.

Кольцо было подарком матери Галена его отцу на день рождения. Основной функцией кольца было копирование содержимого всех инфокристаллов, вблизи которых оно оказывалось. Это кольцо блестело на пальце его отца в тот день, когда его родители отправились в праздничное космическое путешествие в свете полночных звезд. Галена они оставили с гостившим у них Элриком.

Элрик появился из пламени катастрофы, окруженный защитным щитом, удерживающимся вокруг него, подобно второй коже. Щит придавал его лицу холодный голубоватый оттенок. Суровые манеры и черный балахон делали его похожим на саму смерть. Позади него в воздухе плыли две лежащие фигуры, покрытые простынями – они были окружены щитом. Фигуры под простынями были неправильными, неровными, слишком маленькими. Элрик остановился перед Галеном и протянул руку. На его ладони было кольцо.

Гален сжал кольцо в руке. Часто он чувствовал, будто его жизнь началась в тот день, когда Элрик вышел из огня, а позади мага плыли тела родителей. Гален предпочитал не вспоминать о них. Он повернулся спиной к воспоминаниям, лишь их тяжесть давила на него. Гален надеялся, что воспоминания со временем станут слабее и исчезнут. Исчезнут прежде, чем ему придется взглянуть им в лицо.

Гален подошел к тумбочке, кинул кольцо в плетеную коробочку.

До него донесся звук закрываемой Элриком входной двери. Небеса больше не светились. Было уже поздно. Он не знал, каков будет эффект от применения открытого им заклинания. Он не знал, произойдет ли вообще что-нибудь. Он не хотел разочаровать Элрика. Но ему, как ученику, находящемуся на стадии кризалиса, было запрещено накладывать заклинания в отсутствие учителя.

Он подумал о том, что, по крайней мере, это заклинание было оригинальным. Оригинальным не просто потому, что, насколько ему было известно, не применялось ранее, а еще и потому, что являлось началом прогрессии, чем-то фундаментальным в техномагии. Базовым постулатом.

Даже если попытка наложить это заклинание окажется глупостью, Элрик все равно оценит его старания.

Однако Гален не мог представить, каким образом это заклинание сделает то, чего ожидал Элрик, – раскроет, выразит и наполнит самого Галена. Оно не возникло из каких-то фантазий. Оно было выведено простым, логическим путем. Возможно, его язык заклинаний был чересчур механическим для того, чтобы раскрыть его внутреннюю сущность. Гален знал, что его язык, как и он сам, был ограниченным. Ему хотелось быть лучшим учеником, чем он был на самом деле. Ради Элрика.

В любом случае он старался. Его посвящение Вирден не было тем, что требовалось Элрику. Но Гален не мог придумать ничего другого.